Потом она сказала: "СПРАЙ для выпечки".
Потом снова загорелось только одно слово - СПРАЙ.
- Ты что будешь пить? - спросил Клинг.
- Виски с лимонным соком, - сказала Клэр.
- Коньяку не хочешь?
- Попозже, может быть.
К столику подошел официант.
- Что-нибудь выпьете, сэр? - спросил он.
- Виски с лимонным соком и один мартини.
- С лимонной корочкой?
- С маслиной, - сказал Клинг.
- Благодарю вас, сэр. Не желаете ли ознакомиться с меню?
- Принесите его, пожалуйста, после того, как мы выпьем наши напитки. Ты не против, Клэр?
- Да, конечно, - сказала она.
Они сидели и молчали. Клинг смотрел в окно.
Загорелось "СПРАЙ для жарки".
- Клэр?
- Да?
"СПРАЙ для выпечки".
- Жаль, что фильм оказался плохим, да?
- Берт, пожалуйста, не надо.
- Этот дождь… и этот мерзкий фильм. Я не хотел, чтобы все обернулось именно так. Я представлял себе…
- Я знала, что все будет именно так, Берт. Я пыталась тебя разубедить, ведь так? Разве я не отговаривала тебя? Разве не говорила, что я самая скучная девушка на свете? Для чего надо было так настаивать, Берт? И вот теперь я чувствую себя как… как…
- Не нужно себя укорять, - сказал он. - Я хотел только предложить… чтобы мы начали все заново. Прямо сейчас. Отбросив все… все, что было раньше в нашей жизни.
- Зачем, зачем это нужно?
- Клэр, - сказал он ровным тоном, - что с тобой случилось?
- Ничего.
- Тебя здесь нет. Ты все время куда-то прячешься. Где ты?
- Что?
- Где ты…?
- Прости, пожалуйста. Я не думала, что это так заметно.
- Очень заметно, - сказал Клинг. - Кто он?
Клэр пристально посмотрела на него.
- Знаешь, а ты более проницательный полицейский, чем я предполагала.
- На это не нужно большой проницательности, - сказал он. В его голосе угадывалось огорчение, как будто согласие Клэр с его предположением неожиданно лишило его всякого желания продолжать с ней борьбу. - Я вовсе не имею ничего против прошлых увлечений. Многие девушки…
- Здесь дело не в этом, - прервала она его.
- Так бывает со многими девушками, - продолжил он. - Либо парень их бросит без видимой причины, или любовь угаснет, как случается иногда…
- Здесь - совсем другое дело! - вскрикнула она резко, и когда он взглянул на нее через стол, ее глаза были полны слез.
- Послушай, я вовсе не хотел…
- Берт, прекрати, пожалуйста. Я не хочу…
- Но ты же сама подтвердила, что парень был. Сама…
- Хорошо, - ответила она. - Хорошо, Берт. - Она прикусила нижнюю губу. - Хорошо, хорошо, был парень. И мы любили друг друга. Мне было семнадцать - как Джинни Пейдж - ему девятнадцать. Мы как-то сразу подружились с ним… ты, наверное, сам знаешь, как бывает в жизни? Вот и с нами так случилось. Мы строили планы на нашу жизнь, большие планы. Мы были молодые, сильные, и мы любили друг друга.
- Что-то я… я не понимаю, - сказал он.
- Его убили в Корее.
На другой стороне реки загорелась "СПРАЙ для жарки".
Вот и слезы. Это были горькие слезы, которые сначала с трудом пробивались сквозь плотно сжатые веки, потом ручейками стекали по ее щекам. Ее плечи вздымались и падали - она сидела неподвижно со сжатыми пальцами рук на коленях и молча плакала. Никогда еще он не видел такого искреннего горя. Он отвернулся. Ему неудобно было смотреть не нее. Некоторое время ее тело содрогалось от рыданий, потом слезы прекратились так же неожиданно, как полились, и ее лицо очистилось и просветлело, как улица, омытая внезапным летним ливнем.
- Извини, - сказала она.
- Не извиняйся, пожалуйста.
- Мне давно надо было выплакаться.
- Да.
Официант принес напитки. Клинг поднял бокал:
- За начало новой жизни, - произнес он.
Клэр смотрела на него изучающим взглядом. Прошел довольно большой промежуток времени, прежде чем она потянулась за бокалом. Она подняла его и, прикоснувшись к бокалу Клинга, сказала:
- За начало, - и разом выпила весь виски.
Потом она посмотрела на Берта так, как будто видела в первый раз. Слезы придали блеск ее глазам.
- Это может… может занять некоторое время, Берт, - сказала она. Ее голос, казалось, доносился откуда-то издалека.
- У меня времени в запасе сколько угодно, - сказал он. Потом, как бы испугавшись, что она посмеется над ним, добавил:
- Все, что я до сих пор делал в жизни, Клэр, так это ждал, что ты появишься в моей жизни.
Казалось, она вновь сейчас заплачет. Он потянулся через стол и положил свою руку на ее.
- Ты… ты очень хороший человек, Берт, - сказала она таким высоким и сбивчивым от волнения голосом, который обычно предшествует слезам. - Ты хороший, ты добрый, ты нежный, и к тому же ты довольно красив, ты знаешь об этом? Я… я считаю тебя очень красивым.
- Это ты еще не видела меня с прической, - сказал он с улыбкой, пожимая ей руку.
- Я не шучу, - сказала она. - Ты всегда думаешь, что я только и делаю, что отшучиваюсь. Но это совсем не так… Я на самом деле очень серьезный человек, поверь.
- А я знаю.
- Ах, Берт, Берт, - сказала она, положив свою руку на его, образуя, таким образом, на столе маленькую пирамидку из трех сложенных рук. Ее лицо вдруг стало очень серьезным:
- Спасибо тебе, Берт. Большое тебе спасибо.
Он не знал, что говорить. Он одновременно чувствовал себя и смущенным, и глупым, и счастливым, и значительным, как будто вдруг прибавил в росте.
Она вдруг перегнулась через стол и поцеловала его. Это был мимолетный поцелуй, когда губы встречаются лишь на мгновение. Она быстро села обратно на свое место. Казалось, она была не совсем уверена в себе, как перепуганная девочка на первой вечеринке.
- Ты… ты должен проявить терпение, - сказала она.
- Обещаю.
Как из-под земли вдруг возник официант. Он улыбался. Потом покашлял из вежливости.
- Я подумал, - мягко предложил он, - может быть, будут уместны свечи, сэр? Леди будет выглядеть еще краше при свечах.
- Леди и без свечей выглядит прекрасно, - сказал Клинг.
Официант, казалось, был несколько расстроен.
- Но…
- Но свечи необходимы, обязательно, - закончил Клинг. - Как можно обойтись без свечей!
Официант засиял в улыбке.
- Разумеется, сэр. Очень верное замечание, сэр. А затем вы закажете обед, я правильно понял, сэр? У меня есть, что вам посоветовать, сэр, когда вы будете готовы. - Он на время умолк, расплываясь в улыбке. - Прекрасный вечер, не правда ли, сэр?
- Удивительный вечер, - ответила Клэр…
Теперь один в ночи, он сидел в своей комнате, пытаясь убедить себя, что она не умерла. Блики света бродили по мебели. Ведь только днем он с ней разговаривал. Она рассказывала ему о своем новом бюстгальтере. Нет, не может быть, чтобы она умерла. Она еще полна жизни. Она по-прежнему Клэр Таунсенд.
Но ее больше нет.
Он продолжал тупо смотреть в окно.
Все его тело онемело. Он продрог и не чувствовал пальцев рук. Если бы он постарался ими пошевелить - они бы не подчинились. Он неуклюже сидел на неудобном стуле и смотрел сквозь окно на мириады городских огней, поеживаясь от холода, который он ощущал внутри, несмотря на теплый октябрьский бриз. Легкие колыхания штор не вызывали в нем никакого чувства, кроме холодной пустоты, которая тяжелым льдом сковала все органы его тела. Он не мог пошевелиться, не мог заплакать, не мог ничего почувствовать.
Она умерла.
Ну, нет, сказал он себе и попробовал раздвинуть в улыбке уголки губ; нет, не говори глупостей: Клэр умерла? Не говори ерунду. Я же вот только днем с ней разговаривал. Она позвонила мне в дежурку, как всегда. Мейер подшучивал над нами. Там был Карелла - он может подтвердить. Он все помнит. Она позвонила мне, и оба они были рядом, поэтому я знаю, что это мне не приснилось. А если она мне звонила, значит, она была жива, разве не так? Простая логика. Если она мне звонила, значит, она жива. Карелла там был. Он может подтвердить. Спросите Кареллу. Он вам скажет. Он вам скажет, что Клэр жива.
Он вспомнил, как недавно разговаривал с Кареллой за обедом в закусочной. За окном шел дождь, окна были залиты дождем, и в помещении создавалась атмосфера уюта и доверия. За дымящимися кружками кофе они сначала обсудили дело, которое расследовали, потом, поддавшись влиянию этой доверительной обстановки, располагающей к ведению дружеских разговоров, Карелла спросил:
- И когда же ты собираешься жениться на этой девушке?
- Она сначала хочет получить свой диплом, - сказал Клинг.
- Почему?
- Откуда мне знать? Может она хочет быть более защищенной в жизни. Она прямо помешалась на учебе.
Ну, получит она этот диплом. Что потом? Пойдет в аспирантуру?
- Возможно, - пожал плечами Клинг. - Послушай, я прошу ее выйти за меня замуж при каждой нашей встрече. Но ей сначала нужен диплом. И что мне делать? Я люблю ее. Я не могу послать все к черту.
- Да, думаю, не можешь.
- Не могу, - Клинг немного помолчал. - Знаешь, что я хочу тебе сказать, Стив?
- Что?
- Как бы мне удержаться от того, чтобы не трогать ее до свадьбы. Понимаешь, мы не должны… ну, понимаешь, моя хозяйка смотрит косо всякий раз, когда я привожу Клэр к себе в комнату. Потом я должен сломя голову везти ее домой, потому что ее отец - человек самых строгих нравственных принципов. Меня удивляет, как только он согласился оставить ее одну на этот уик-энд. Но я имею в виду вот что… черт возьми… зачем ей нужен этот диплом, Стив? Я хочу сказать… я бы хотел… хотел оставить ее в покое до тех пор, пока мы не поженимся, но я просто не могу этого сделать. Я хочу сказать, что мне остается только ждать и быть с ней рядом. А у меня во рту пересыхает, когда я вижу ее. Это так должно быть да?… ну, неважно, я не хотел бы, чтобы ты подумал, что я лезу тебе в душу.
- Да, так бывает, - сказал тогда Карелла.
Она жива - заключил Клинг.
Конечно же, она жива. Она занимается, чтобы получить свой диплом. Она проходит практику в социальной службе. Вот, например, сегодня по телефону она сказала мне, что слегка задержится: "мне нужно подобрать кое-какие материалы".
"Искусство брать интервью: принципы и методология", вспомнил он.
"Стереотипы культуры", вспомнил он.
"Здоровое Общество", вспомнил он.
Она умерла, подумал он.
НЕТ!
И тут он выкрикнул это слово, разорвав тишину комнаты. Крик, как взрывной волной, сорвал его со стула и поднял вверх.
- Нет, - снова сказал он, на этот раз тихо, потом подошел к окну, приложил голову к шторе и посмотрел вниз на улицу, ища глазами Клэр. Она должна бы уже прийти. Уже почти… а который час? Который час? Он знал ее походку. Он узнает ее за целый квартал, как только она выйдет из-за угла: белая блузка, как она и сказала, и черная юбка - да, он узнает ее сразу. Он вдруг вспомнил про бюстгальтер: как он выглядит? Он снова улыбнулся, мягкая штора ободряюще поглаживала его щеку, огни рекламы с ресторана напротив мигали и попеременно освещали его лицо то красным, то зеленым цветом.
Интересно, почему она задерживается, подумал он.
Ну, потому что она мертва, и ты прекрасно это знаешь, подумал он.
Он отвернулся от окна и подошел к кровати. Он взглянул на пустую кровать, затем, не видя ничего, подошел к туалетному столику - он был завален всякой всячиной - и поднял щетку для волос. Он увидел на зубчиках несколько запутавшихся черных волосков и положил ее на место. Он посмотрел на часы и не увидел времени.
Была почти полночь.
Он снова подошел к окну и снова выглянул на улицу, ожидая ее.
К шести часам утра он уже знал, что она не придет.
Он уже знал, что никогда ее больше не увидит.
Глава 5
Полицейский участок похож на маленькое государство в государстве. По штату в нем служат сто восемьдесят шесть патрульных полицейских и шестнадцать детективов в следственном отделе. Патрульные и детективы знакомы между собой и ведут себя примерно так же, как люди в маленьком городке: есть близкая дружба, есть шапочное знакомство, случаются небольшие распри и интриги, бывают и сугубо деловые отношения. Все полицейские, работающие как на территории участка, так и в конторе, безусловно, знают друг друга не только в лицо, но часто и по имени, даже если им ни разу не приходилось работать вместе над одним делом.
Утром, к семи сорока пяти, когда уже сменились треть патрульных и трое детективов в следственном отделе, на всем участке не было ни одного полицейского, будь он в форме, как патрульные, или в гражданской одежде, как детективы, который бы не знал, что в книжном магазине на Калвер-авеню убили девушку Берта Клинга.
Большинство полицейских не знали даже, как ее зовут. Ее облик представлялся ими смутно, однако, они наделяли его чертами реального человека - своей собственной жены или возлюбленной. Воображение полицейских рисовало образ девушки из плоти и крови на основе ассоциаций с их близкими людьми. Самым важным было то, что она была девушкой Берта Клинга, и что она была мертва.
- Клинг? - спрашивал кто-нибудь из патрульных. - Это который?
- Девушка Клинга? - спрашивал кто-нибудь из детективов. - Не может быть! Серьезно?
- Да, паршивое дело, - говорили другие.
Полицейский участок - это маленькое государство в государстве.
Полицейские 87-го участка - как патрульные, так и детективы осознавали одно - Клинг был одним из них. Среди них были патрульные, которые знали его исключительно как "белобрысого быка", сидящего в конторе и отвечающего на вызовы, в то время как они несут на себе все бремя службы. Но случись им встретиться с ним в официальной обстановке, они обратились бы к нему "сэр". Были и другие, которые помнили Клинга еще по службе патрульным, когда он вместе с ними снашивал казенную обувь, но которые до сих пор остались патрульными и завидовали его чудесному продвижению по службе, считая, что этому счастливчику просто повезло распутать убийство. Были и детективы, которые считали, что из Клинга вышел бы гораздо лучший торговец обувью, чем детектив. Другие детективы считали, что Клинг незаменим при расследовании определенных дел, так как благодаря сочетанию таких качеств, как мужская прямота и мальчишеская непосредственность, он мог "расколоть" преступника или добиться ответов от самых упрямых свидетелей. В среде осведомителей ходило мнение, что Клинг - скряга. А среди проституток, курсирующих по Ла Виа Де Путас, находились такие, которые тайком поглядывали на Клинга и признавались, что такого копа они бы были готовы обслужить и бесплатно. Некоторые владельцы магазинов полагали, что он слишком строго интерпретирует городское законодательство, относящееся к уличной торговле с лотков. Мальчишки, проживавшие на территории участка, знали, что Клинг посмотрит сквозь пальцы, если они откроют летом пожарный гидрант, но может оторвать голову, если поймает кого-нибудь за баловством с наркотиками, даже с самой безобидной травкой. Кое-какие полицейские, занимающиеся регулированием уличного движения, за спиной называли его "блондинкой". В собственном отделе расследований был один детектив, который терпеть не мог читать отчеты Клинга, потому что тот отвратительно печатал на машинке и делал массу орфографических ошибок. Еще один - по фамилии Мисколо, из канцелярии, подозревал Клинга в том, что тому не нравится его кофе.
Но, несмотря на все это, полицейские 87-го участка и многие жители, проживавшие на территории участка, считали Клинга своим.
Нет, не было, конечно, речей, писем и открыток с выражениями глубокой скорби, понимания и соболезнований, оборотов типа "ваша утрата - это наша утрата" и всякой другой чепухи в таком роде. Ведь, по совести, утрата Клинга была лишь его утратой, и они это знали. Клэр Таунсенд для большинства из них было не более чем простым именем девушки. Но Клинг был полицейским. А любой полицейский на участке знает простую вещь: Клинг - часть нашей команды, или клуба, и никому не позволено расхаживать по городу и безнаказанно обижать членов клуба или близких им людей.
И вот, обмениваясь мнениями по поводу этого преступления, но никак не сговариваясь и не обсуждая какие действия должен предпринять каждый, чтобы помочь раскрытию дела, полицейские вдруг обнаружили за собой некую странность, которая случилась с ними 14 октября. 14 октября все они на участке перестали быть полицейскими. Не подумайте, что кто-то пошел и сдал свой полицейский жетон или табельное оружие - ничего такого драматического не случилось. Но что значит быть полицейским на 87-м участке? Это значит уметь выполнять одновременно множество обязанностей, другими словами, - быть полицейским 24 часа в сутки. Четырнадцатого октября полицейские 87-го участка по привычке вышли на работу, которая как обычно состояла в профилактике правонарушений и предотвращении преступлений. С виду все выглядело буднично. За исключением одной особенности.
Они продолжали арестовывать бандитов и наркоторговцев, мошенников и насильников, пьяниц, наркоманов и проституток. Они боролись, как могли с бродяжничеством и попрошайничеством, пресекали подпольные тотализаторы, разгоняли притоны и нелегальные сборища, ловили лихачей-водителей, проезжающих на красный свет, пресекали войны между бандами. Они спасали кошек, малолетних детей и женщин, чьи каблуки застревали в уличных водосточных решетках. Они переводили школьников через дорогу. Они делали все абсолютно так же, как всегда. За исключением одной особенности.
Особенность эта заключалась в том, что их повседневные обязанности, вещи, которые они привыкли делать каждый день и называть своей работой, - все это превратилось в хобби. Можно назвать это увлечением или как угодно, но несли они свою службу добросовестно, порой даже лучше, чем обычно. Теперь они стали щепетильней выполнять свои обязанности, прикрываясь отработкой тех досадных мелочей и незначительных правонарушений, которые всегда занозой сидят в заднице любого полицейского. Но, по совести говоря, они использовали эти мелочи для работы над делом Клинга. Никто не называл это дело делом магазина "Книголюб", или делом Клэр Таунсенд, или делом о бойне в книжном магазине, или чем-то в этом роде. Для них это было делом Клинга. С самого утра, когда начался их рабочий день, и до самого его завершения они активно работали над этим делом - прислушивались, высматривали и выжидали, не подвернется ли что-нибудь по этому делу. Несмотря на то, что официально для расследования этого преступления было выделено только четыре человека, на охоту за убийцей из книжного магазина вышли все двести два полицейских, работающих на участке.
Среди этих полицейских был Стив Карелла.
Прошлой ночью он добрался домой лишь около полуночи. В два часа ночи, потеряв надежду заснуть, он позвонил Клингу.
- Как ты, Берт?
- Нормально, - ответил Клинг.