Фантом - Николай Лузан 20 стр.


- Боря, мы в Абхазии или где? - был неумолим Папба и, разлив вино по стаканам, поднял тост: - За друзей! - а когда они выпили, предложил: - А теперь одну партию в бильярд на столе товарища Сталина!

- С удовольствием, но в другой раз, - отказался Кочубей.

- Николай, зачем себе отказывать?

- Коля, быть здесь и не сыграть на бильярде Сталина - грех! - поддался искушению Остащенко.

- Ладно, только блиц! Разбивает хозяин! - согласился Кочубей.

Тимур выставил на стол биток, склонился над бортом и легким, изящным движением закрутил "рыжего". Шар, вскользь коснулся пирамиды, стремительно прокатился по столу и нырнул в левую лузу.

- Мастерский удар! - похвалил Остащенко.

- Да, Юра, нам с тобой тут ловить нечего, - согласился Кочубей и бросил взгляд на часы.

До отлета самолета оставалось всего два часа. С трудом отбившись от предложения Тимура пропустить еще по стаканчику афонского вина, они покинули бильярдную. Он проводил их до машины и в последний момент ухитрился запихнуть им бутыль вина.

Давно уже скрылась за густой зеленой стеной дача Сталина, а в памяти Николая и Юрия все еще звучали слова Тимура: "Я жду вас, ребята! В Абхазии есть все для сердца и души!"

С грустью они покидали этот опаленный войной райский уголок земли, оставляя в нем частичку своего сердца и унося в душе те искренние человеческое тепло и доброту, что нашли в Тимуре, Кавказе и Аттиле. На их долю выпали тяжкие испытания, обернувшиеся потерями близких и друзей, но они не очерствели и не озлобились. Им и тысячам других абхазов, русских и армян, выстоявших и победивших в недавней войне, уже не были страшны ни власть, ни слава, ни богатство. Испив до дна чашу поражений и побед, они теперь твердо знали, что священные слова "Родина" и "Друг" стоят дороже, чем все золото остального благополучного и сытого мира.

Глава одиннадцатая
Отстранение от дел и "непревзойденный" результат

В шестнадцать двадцать авиарейс Сочи - Москва приземлился в аэропорту Внуково, Кочубей с Остащенко в числе первых ступили на трап. Весна снова вернулась в столицу, и о былом ненастье напоминали лишь поблескивающие в лучах солнца лужи на бетонке. Пять дней командировки, проведенных в Абхазии, пролетели как один день, и хорошее настроение, с каким они возвращались на службу, не подпортило даже то, что им так и не удалось добыть доказательств шпионской деятельности Стельмаха. Это уже было дело начальства - оценивать результаты их работы, и оно не заставило себя ждать. Зазвонил сотовый телефон Кочубея.

- Здравствуй, Коля, вы где? - с этого начал разговор Гольцев.

- В аэропорту. Грузимся в машину. Быстроног тут столько…

- Мне сейчас не до Быстронога! Немедленно на Лубянку! - оборвал Гольцев.

- Обоим? - уточнил Кочубей.

- Да!

- Виктор Александрович, а может, я один доложу, Юре с "Белорусского" полтора часа до дома добираться.

- Я, кажется, ясно сказал - оба! - категорично отрезал Гольцев.

- Коля, чего это он так? - спросил Остащенко.

- А черт его знает?! Какая-то муха укусила, слушать даже не захотел, - не мог понять такой спешки Кочубей.

- Товарищ подполковник, с двадцать восьмого усиленный режим службы, - напомнил водитель.

- А-а, понятно! С Абхазией про все на свете забудешь, - вспомнил о наступающих майских праздниках Юрий.

На выезде из аэропорта и по дороге в Москву яркие плакаты напоминали о том, как в цветущем и ликующем мае сорок пятого в поверженном Берлине русский солдат поставил победную точку в самой кровавой войне двадцатого века. По-особенному предпраздничная атмосфера ощущалась на Лубянке. Несмотря на то что рабочий день подошел к концу, во внутреннем дворе царила деловая суета: выездные ворота не закрывались, дежурные машины с оперативными группами одна за другой уносились в город и, вгрызаясь в автомобильную лаву, под надрывный вой сирен прорывались к месту очередного тревожного вызова. В самом здании, в коридорах стоял тревожный гул голосов, а в кабинетах раздавались требовательные звонки.

Угрозы террористов Басаева и Умарова "превратить девятого мая Красную площадь в одну братскую могилу" были не пустым звуком. Накануне на подходах к столице оперативно-розыскные группы ФСБ и МВД перехватили двух шахидок-смертниц с полным боевым снаряжением. Чуть раньше в районе Балашихи на заброшенной даче был обнаружен тайник с взрывчаткой. Третьи сутки шел розыск затаившейся в ближайшем Подмосковье крупной группы боевиков. Она, по разведданным ГРУ, после специальной подготовки на тайных базах в Панкисском ущелье Грузии просочилась через границу и в любой момент могла нанести удар.

Поднимаясь по лестнице и ловя на своих загорелых и вызывающе свежих лицах грустные взгляды коллег, Николай с Юрием чувствовали себя без вины виноватыми и в кабинет Гольцева вошли, уже не помышляя об отгуле. Его посеревшее от усталости лицо и осипший голос заставили их подтянуться.

- Виктор Александрович, разрешите доложить о результатах командировки и приступить к работе? - бодро произнес Кочубей.

Тот вяло пожал им руки и мрачно обронил:

- Не мне, Коля, а Сердюку и немедленно!

- Не понял? Я ему все утром из Сухума сообщил? - удивился Кочубей.

- Это у него спрашивайте. Он мне уже телефон оборвал.

- А что стряслось? - не мог понять такой спешки Остащенко.

- Не знаю, Юра! Не знаю! Он ничего не говорит. Давайте, ноги в руки и бегом на седьмой этаж! - поторопил Гольцев.

Кочубей с Остащенко переглянулись - на Сердюка это было не похоже, и, теряясь в догадках, поднялись к нему. В приемной царила непривычная тишина. Секретарь Раевская, склонившись над компьютером, набирала очередную докладную после правки генерала.

- Здравствуйте, Галина Николаевна? - дружно поздоровались они.

- Ой, ребята! Как вы загорели! - с улыбкой встретила она.

- Еще недельку, и на негров были бы похожи, - пошутил Юрий и, выложив на стойку пакеты с сушеной хурмой, чурчхелой, предложил: - Угощайтесь, эликсир здоровья и молодости из солнечной Абхазии.

- Зачем, ребята? И так много!

- Берите, берите! Мы целый мешок привезли, на весь отдел хватит, - заверил ее Кочубей и поинтересовался: - Как шеф? С какой руки лучше подходить?

- Какая тут рука, Коля, - погрустнела Раевская. - Последний час никого не принимает, только и спрашивает про вас.

- Вот так всегда. Стоит уехать, и сразу всем нужен, - хмыкнул Юрий.

- С чего бы это, Галина Николаевна? Орденов мы вроде еще не заслужили? - в тон ему произнес Кочубей.

- Ой, не знаю, Коля. До обеда все было нормально, а потом будто подменили, - посетовала она и поспешила зарыться в бумаги.

- Чего гадать, сейчас узнаем! - Остащенко решительно постучал в дверь и, переступив порог, спросил: - Разрешите войти, товарищ генерал?

- Заходи! - голосом, ничего хорошего не сулящим, ответил Сердюк.

Вслед за Юрием Кочубей вошел в кабинет, стрельнул настороженным взглядом по нахохлившейся в кресле фигуре и сник. Сердюк не предложил присесть и когда поднял глаза, то внутри Кочубея екнуло.

- Разрешите доложить, товарищ … - но закончить фразы ему не удалось.

- Доложить?! За вас уже доложили! - и, наливаясь гневом, Сердюк рявкнул: - У тебя что, от водки башку совсем снесло?!

- Какая водка!? О чем вы, товарищ генерал?

- Это не я говорю! Это ГРУ пишет, как ты с Остащенко пол-Сухума разнес!

"ГРУ? Пол-Сухума"? - догадался Кочубей, откуда дует ветер, и попытался объясниться:

- Извините, товарищ генерал. Дело в том, что…

Но Сердюк не хотел ничего слышать и сорвался на крик:

- Устроили дебош в кабаке! И с кем?! С объектом проверки! Вы хоть понимаете, чем это пахнет?!

- Товарищ генерал! Прошу выслушать…

Но Сердюка было не остановить - он рвал и метал. Остащенко даже не пытался открыть рта и понуро смотрел в пол. Он представлял, какую "телегу" могли накатать на них гэрэушники, а если она еще прокатилась по самым верхам, то это был полный аут. Судя по реакции Сердюка, так оно и вышло. Разнос "на большом ковре" читался на лице рассвирепевшего генерала.

- Авантюристы! Это же надо такое дело завалить! Прогремели до самого директора! - бушевал он.

- Директора? - потухшими голосами повторили Николай с Юрием.

- Вы же у нас самые крутые! Чего вам какой-то Сердюк или Градов! Вам подавай самого директора…

- Товарищ генерал! Анатолий Алексеевич, дайте хоть слово сказать? - пытался объясниться Кочубей.

- Хватит! Уже так сказали, что весь департамент трясет! Рапорта на стол! - сказал как отрезал Сердюк.

- Когда? - звенящим от напряжения голосом спросил Кочубей.

- Сейчас! Писать и ничего не замыливать! Все до мельчайших деталей!

- А кому они нужны, если за нас все написали, - огрызнулся Юрий.

- Помолчи, Остащенко! Тоже мне поручик Ржевский. У тебя что, мозги от водки высохли! - рыкнул Сердюк и распорядился: - Даю час! Писать, все как было в той чертовой "Басме"!

- "Басле", товарищ генерал, и Коля здесь не причем! Это я виноват, - вступился за друга Юрий.

- Решения принимал я, мне и отвечать! - не стал прятаться за его спину Остащенко.

- Виноват! Не виноват? Решения? А где ваши головы были, когда их принимали?! - кипятился Сердюк и, махнув рукой, отрезал: - Тоже мне герои! Хватит друг дружку выгораживать! Идите и пишите!

В приемную Остащенко и Кочубей вышли совершенно раздавленными. Сердюк, который редко когда повышал голос, сегодня был на себя не похож. Видимо, их дела были настолько плохи, что им уже рисовались самые мрачные картины будущего. Раевская участливо посмотрела на их убитый вид и робко предложила:

- Ребята, может, по чашечке кофе?

- Лучше по стакану водки, - буркнул Юрий, вслед за Николаем прошел в пустой кабинет и, захлопнув дверь, дал себе волю: - Вот же сволочи?! Сами, как свиньи, "Распутина" лакали, а нас подставили. Если это Вадим, то сволочь он последняя? Знал бы, так размазал бы гада по стене.

- Юра, какая разница, кто? Теперь надо думать, как отмыться, - терзался Николай.

- Отмоют! А потом под зад коленом, - мрачно обронил Юрий.

- С чего ты взял?

- Про рапорта я, что ли, придумал?

- Речь шла про Стельмаха и "Баслу".

- Хрен редьки не слаще! Вот же заразы! Там вроде замяли, а тут все вылезло?! - сокрушался Остащенко.

- Вот же дурак! Надо было сразу доложить, - казнился Кочубей.

- А что бы изменилось? Все равно бы телегу накатали.

- Накатать бы накатали, но откат был бы другой, и Сердюка бы не подставили. А тут…

- Да, Алексеевичу сейчас не позавидуешь, генерала и мордой по "батарее". Таким я его еще не видел. С должности может слететь, а нас уж точно в шею погонят! - заключил Остащенко.

- Юра, кончай накручивать, и без того тошно! Если разобраться, то операцию мы не завалили. Ну, морды набили, зато не дали Стельмаху выйти на американцев и сбросить информацию. Тебя он не расшифровал и все принял за чистую монету. То, что его дружка за американца приняли, ну, с кем не бывает, - искал оправдания Кочубей.

- Действительно, а что мы такого сделали? Как говориться, проявили разумную инициативу, - вторил ему Юрий.

- Это начальству решать. Нам бы сейчас грамотно отписаться, - и, тяжело вздохнул, Николай сел писать рапорт.

За соседним столом, пыхтя, как паровоз, и через слово поминая "доброжелателей", Остащенко выдавливал из себя букву за буквой. К исходу второго часа терпение у Сердюка иссякло, он появился в дверях и с раздражением бросил:

- Вы что, книгу пишите?

- Рапорт в деталях, - осмелев, ответил Кочубей.

- Даю еще пять минут, а потом ко мне! - без прежнего ожесточения распорядился генерал и ушел к себе.

Вымучив из себя последние предложения, Юрий и Николай, как на Голгофу, побрели в кабинет. Сердюк встретил их холодным взглядом, кивнул на стулья и буркнул:

- Садитесь! Показывайте, что написали!

Кочубей положил рапорт на стол и, пока генерал читал, пытался по лицу понять его реакцию. Оно оставалось непроницаемым, как маска, и только, когда он перешел к рапорту Остащенко, на нем проявились первые эмоции. Хмыкнув, он спросил:

- Остащенко, он так и сказал, что с таким, как ты, в разведку пойдет?

- Товарищ генерал, я что, не понимаю, кому пишу. Зачем мне лишнее накручивать, - обиделся тот и, помявшись, добавил:

- Правда, это было после второго или третьего стакана. Точно не помню, к чему лишние детали.

- Детали, говоришь? - повторил Сердюк и с ожесточением бросил: - На деталях как раз и горят такие "орлы", как ты.

- Извините, товарищ генерал, но в той ситуации, чтобы зашифроваться, другого выхода не оставалось. И потом…

- Зашифроваться?! Помолчал бы лучше! - оборвал его Сердюк и потянулся к трубке телефона.

Ответил помощник Градова и соединил с ним.

- Георгий Александрович, докладываю: изучил рапорта Кочубея и Остащенко, выслушал их самих. Слов нет, наломали они дров, но расшифровки перед Штабистом не допустили. Ситуация складывается иначе, чем она изложена в ориентировке ГРУ… Нет, не было никакого пьяного дебоша… Возникла нестандартная ситуация со Штабистом, и они, как могли, локализовали ее… Нет, не герои! Я им уже все высказал… Почему не доложили сразу?.. Посчитали ситуацию штатной.

- Тоже мне нашлись счетоводы! По таким делам и так топорно работать. А если бы произошла расшифровка? - рокотал в трубке голос Градова.

- Но ее не произошло, Георгий Александрович! Они отсекли Штабиста от американцев, - пытался защитить подчиненных Сердюк.

Подобный оборот дела, похоже, смягчил гнев Градова, и его вопросы теперь уже касались хода проверки самого Штабиста. Сердюк оживился и лаконично отвечал на вопросы:

- Нет, информацию с винчестера еще не вытащили… Специалисты активно работают. Обещают завтра-послезавтра закончить и представить расшифровку… - Хорошо, доложу отдельно… Есть! Сейчас буду!

Кочубей и Остащенко, поняв, что речь об их увольнении уже не идет, приободрились и благодарными глазами поглядывали на Сердюка. Тот нахмурился, положил трубку и ворчливо заметил:

- Рано радуетесь, - и распорядился: - Ждите! Я к Градову!

- Товарищ генерал, вы уж извините, что так вышло, - повинился Кочубей.

- Хотели как лучше, но кто знал, что так выйдет, - вторил ему Остащенко.

- Ладно, сделанного не воротишь, будем вместе отмываться, - смягчился Сердюк и, положив рапорта в папку, отправился на доклад.

Николай с Юрием остались в приемной и, дожидаясь его возвращения, не находили себе места. Те двадцать минут, что Сердюк провел на докладе у Градова, казалось, никогда не кончатся. И когда он появился, то грустное выражение его лица сказало друзьям все. Швырнув папку на стол, генерал сухо объявил:

- Вы оба временно отстранены от оперативной работы!

- Отстранены? - потеряно произнесли оба виновника.

- Еще раз повторяю, вре-мен-но, пока не завершится служебное расследование.

- И сколько ждать? - потухшим голосом спросил Кочубей.

- Не знаю!

- Выходит, отвоевались. Кому прикажете сдать дела, товарищ генерал? - с горечью произнес Остащенко.

- Дела?! - и Сердюк снова сорвался на крик: - Ишь, чего захотел? Бумажку на тебя накатали - и сразу лапы вверх! Паникер!

- Я не паникую, товарищ генерал, но когда тебя обкладывают, то…

- Тоже мне медведь нашелся! Выбросьте дурь из головы и марш к себе!

- Есть! - уныло ответили офицеры и покинули кабинет Сердюка.

Он устало откинулся на спинку кресла. За долгие годы его службы случались неудачи, но, чтобы они сыпались одна за другой, такого еще не было. Оноприенко, Литвин, Митров, а теперь, похоже, и Стельмах оказались пустышками. Четыре месяца упорной работы, затраченные силы и немалые средства, все ушло, словно в песок. За это время оперативной группе так и не удалось приблизиться к Гастролеру ни на шаг - он по-прежнему оставался недосягаем.

С таким положением дел не могли мириться ни Градов, ни директор, слишком высока была цена упущенного времени. Неуловимый Гастролер действовал где-то рядом, а он, генерал Сердюк, был бессилен помешать ему. Схватка с ним пока больше напоминала бой с тенью, и тень в очередной раз вышла победителем. Громкий скандал, произошедший с Остащенко в злополучной "Басле", мог стать последней каплей, переполнившей чашу терпения Градова и директора. Сердюк не хотел даже думать о том, что ждало Кочубея, Остащенко и его самого. В глубине души, несмотря на допущенные промахи, он не осуждал их действий. В той ситуации они нашли, пожалуй, единственно правильный выход, но это уже предстояло решать директору, а ему с подчиненными ничего другого не оставалось, как использовать последний шанс - разоблачить Гастролера.

Последним в списке подозреваемых был подполковник ГРУ Григорий Дудинец. Он будто почувствовал опасность и залег на "дно". Опытный агентурист, не один год поработавший в Германии под "колпаком" немецкой контрразведки, он не понаслышке знал, как она действует, и умело прятал следы. Ни на выездах на Украину, ни на каналах связи с ЦРУ, ни на подозрительных контактах с иностранцами Дудинец не засветился. Его отношения с профессором М., разработчиком в области автоматического управления космическими объектами, имели вполне житейскую основу. Оба в свое время, но в разные годы заканчивали один и тот же второй факультет Харьковского высшего военного командно-инженерного училища. Семь лет назад через общего знакомого они познакомились на рыбалке и с тех пор по выходным пропадали с удочками на реках и озерах.

Работавший по нему Писаренко испробовал весь арсенал оперативных средств, но так и не сдвинул проверку с мертвой точки. Поэтому, узнав о возвращении группы Кочубея из Абхазии, он через пару минут был уже в кабинете Сердюка.

- Это - Стельмах, Анатолий Алексеевич? Что на него получили? - с порога набросился с вопросами Писаренко.

- Получили, и еще как, - буркнул тот.

- Не понял, что значит еще как?

- А то, Василий Григорьевич, получили по самое не могу, - и, не вдаваясь в подробности, Сердюк рассказал о том, что произошло в Абхазии.

- Да, дела хуже некуда, не отпишешься, - заключил Писаренко.

- Отпишемся, если Гастролера найдем!

- Легко сказать, если на прицеле остался один Дудинец, и на того ничего нет. Одно слово - профессионал, следов не оставляет.

- Профессионал не профессионал, дело не в нем, а в нас - плохо работаем!

- Извините, Анатолий Алексеевич, я с вами не соглашусь! Наружка за ним все ноги истоптала. Круглые сутки слушаем каждый его вздох. Просмотрели дома и на службе все что можно. И ничего!

- Сам же сказал: профессионал, значит улики, я уж не говорю про шпионское снаряжение, у себя хранить не станет! - заявил Сердюк и достал из сейфа стопку документов. Сверху лежала аналитическая схема, пестревшая разноцветными стрелами, кружками и квадратами, на ней выделялись фамилии Стельмаха, Оноприенко, Митрова, Литвина и Дудинца. Четыре цепочки, содержащие факты "за" и "против" шпионской версии, заканчивались жирными красными крестами. В пятой, и последней, с фамилией Дудинца стоял большой вопрос. Их взгляды сошлись на ней, и Сердюк, тяжело вздохнув, сказал:

- Василий Григорьевич, если в ближайшее время мы не ответим на этот вопрос, то на него будут отвечать другие.

- Не лучший для нас вариант, - заключил Писаренко.

Назад Дальше