- Я бы сказал, похоронный. Надо искать нестандартные ходы. Взять Дудинца, сам понимаешь, можно только на железном факте сбора секретов.
- Четыре месяца только тем и занимаемся, и никакого толка!
- А потому что зациклились на профессоре и рассчитываем, что Дудинец будет его "доить", а у них одни разговоры о рыбалке и хоккее.
- Но других источников, через которые он бы получал информацию по "Тополю", не просматривается.
- Плохо смотрим или не в том месте!
- Я таких мест не знаю. Осталось залезть в душу Дудинца, а там потемки! - в сердцах произнес Писаренко.
Сердюк с сочувствием посмотрел на него, отложил в сторону аналитическую схему и прошелся по кабинету. Из всех подозреваемых Дудинец, вне всякого сомнения, являлся самым крепким орешком. За его спиной был не один год оперативной работы, и, чтобы его раскрыть, требовался неординарный ход.
- Василий Григорьевич, а если нам обострить ситуацию вокруг Дудинца? - предложил он.
- Что есть варианты? - оживился Писаренко.
- Да, вывести на новый источник информации.
- А смысл, если со старым ничего не получается?
- Думаю, что есть! Давай пойдем от обратного. Предположим, ЦРУ завербовало его, - продолжал размышлять Сердюк, - а раз так, то, вероятно, поставило задачу по получению дополнительных, уточняющих разведданных.
- Хорошо! Но тогда почему молчит наша разведка? С декабря ни одной ориентировки! - недоумевал Писаренко.
- Раз молчит, то это означает одно: в ЦРУ оценили Гастролера как важного разведисточника и закрыли по нему всю информацию. Поэтому нам надо рассчитывать только на собственные силы, - заключил Сердюк и, подумав, предложил: - Необходимо заинтересовать американцев сверхважной связью Гастролера. Например, офицером Генштаба?
- А что, хорошая идея! - согласился Писаренко.
- Но нужен надежный исполнитель.
- Не проблема. Найдется такой и не один.
- Отлично! Через него подбросим Дудинцу "убойную" наживку о результатах последних испытаний по "Тополю", сделаем акцент на технологических недостатках, и тогда американцы с него не слезут.
- Анатолий Алексеевич, а генштабиста будем вводить в проверку Дудинца через профессора напрямую или втемную?
- Только втемную! Профессор хоть и нормальный мужик, но знать лишнее ему ни к чему. А исполнителя надо подобрать такого, чтобы с ракетчиком говорил на одном языке.
- Не проблема. В Генштабе их хватает.
- В таком случае, Василий Григорьевич, ищи человека, - подвел итог обсуждения Сердюк.
Весь следующий день Писаренко, а вместе с ним начальник первого отделения майор Юрий Байдин и старший оперуполномоченный Виктор Салтовский провели за тем, что от корки до корки перелопатили сотни личных дел офицеров из нескольких управлений Генштаба, имевших прямое или косвенное отношение к теме "Тополь", и остановились на двух кандидатурах - полковнике К. и подполковнике Л. Оба не только активно участвовали в программе "Тополь", но и были знакомы с профессором М.
Окончательный выбор Писаренко сделал в "пользу" полковника К. Тот не понаслышке знал о работе контрразведки и в прошлом не раз ей помогал. Другим и немаловажным обстоятельством, предопределившим этот выбор, было то, что К. два месяца назад вместе с профессором М. участвовал в испытаниях на космодроме "Плесецк". С этим предложением Писаренко отправился к Сердюку. Тот поддержал его без всяких оговорок и поручил Гольцеву принять участие в подготовке встречи К. и профессора М. Предлогом для нее должно было послужить приглашение профессора к проведению экспертизы материалов, касающихся последних испытаний ракеты "Тополь-М". Известный своей независимостью и малосчитавшийся с армейской субординацией, он тем не менее вряд ли бы проигнорировал приглашение из Генштаба. Дальнейшее развитие контакта зависело уже от того, насколько убедительно К. сумеет сыграть отведенную ему роль в сценарии генерала Сердюка.
Поздним вечером в двух шагах от Генштаба на конспиративной квартире Писаренко встретился с полковником К. Тот с полуслова понял, что от него требуется. На следующий день профессор М., проявив завидную пунктуальность, в шестнадцать часов появился в Генштабе и был приятно удивлен встрече с К. Разговор между ними начался с воспоминаний о недавней командировке на полигон в "Плесецк", а потом перешел на тему последних испытаний ракеты "Тополь-М". И здесь профессор показал себя знатоком своего дела. За дискуссией незаметно подошел к концу рабочий день, и в просторные коридоры Генштаба из кабинетов выплеснулись толпы суровых полковников и генералов. Подхваченные этой стремительной волной, профессор М. и полковник К. оказались на Гоголевском бульваре.
Вечер выдался погожий. В воздухе, напоенном свежестью молодой листвы и ароматом распустившейся сирени, ощущалось дыхание приближающегося лета. Веселый гомон детворы и жизнерадостный смех, доносившиеся с игровых площадок и из летних кафе, быстро заставили их забыть о службе. Они нашли свободный столик, и за рюмкой водки разговор перешел на близкие для каждого военного темы - охоту и рыбалку.
Заядлый рыбак, а когда-то и охотник, профессор с ностальгией вспоминал об охоте на медведя во время командировки на Камчатку, с жаром рассказывал о рыбалке на Байкале. Закончилась встреча тем, что они договорились провести ближайшие выходные на озерах под Переславлем-Залесским - там у К. в приятелях оказался местный егерь. Его предложение не нарушать классический русский вариант "на троих" профессор энергично поддержал и, как на то рассчитывал Сердюк, предложил взять в компаньоны Дудинца. Оперативная комбинация, задуманная в кабинетах Лубянки, получила практическое развитие.
В пятницу после службы все трое на машине полковника К. выехали на рыбалку. Дудинец оказался легким в общении и вскоре был на короткой ноге с К. - к Переславлю-Залесскому они подъезжали друзьями. Маленький и уютный городок, раскинувшийся на берегах живописнейшего озера, остался в стороне, и через пару километров впереди, за деревьями, маняще блеснул слабый огонек. Лес быстро редел, за ним таинственно серебрилась в лунном свете безмятежная гладь озера. Они выехали на опушку и остановились у бревенчатой избушки.
Егерь Дмитрич не подвел, был трезв и копошился на берегу под летним навесом. Оттуда потягивало сладковатым дымком костра и запахом ухи. Дудинец и профессор, разгрузив багажник, принялись готовить снасти, но Дмитрич, сославшись на то, что клев начнется не раньше четырех, уговорил сесть за стол. Двойная уха оказалась наваристой, и под нее незаметно ушла бутылка водки.
Дудинец размяк, и К. не составило большого труда подвести разговор к главной теме. Сам того не подозревая, профессор стал его активным помощником. Задетый за живое тем, что в последнее время был незаслуженно отведен от участия в работах по программе модернизации РВСН, он костерил на чем свет стоит засевших в штабах "солдафонов", для которых главное - звонко щелкнуть каблуком и в срок доложить "наверх". Полковник поддакивал, не забывал подливать водку и, когда, казалось, что тема исчерпала себя, а профессор устал ругать своих тайных и явных врагов и вскользь упомянул о предстоящих корректировках в программе разработки "Тополь-М", Дудинец как клещ вцепился в него с вопросами.
Оперативная комбинация ""Крот" в "Аквариуме"" дала первый результат - подозрения в отношении Дудинца получили конкретное подтверждение. На следующий день на стол Писаренко легла подробная докладная о результатах "рыбалки". После обеда с ней уже знакомился Гольцев. Он внимательно вчитывался в каждую ее строчку, взвешивал все "за" и "против" шпионской версии, выдвинутой против Дудинца. Стук в дверь отвлек его от этого занятия.
В кабинет вошел Кочубей. Гольцев в душе сочувствовал ему и Остащенко, но ничем помочь не мог и, чтобы они совсем не раскисли, загружал рутинной работой. Оформление допусков и перелопачивание старых отчетов по контрразведывательному обеспечению американских инспекций, работавших на российских ракетных базах и арсеналах - это все, чем на время разбирательства он мог их занять.
Кочубей остановился перед столом, бросил тоскливый взгляд на Гольцева. Тот пожал плечами и он, положив на стол отчет, развернулся к двери.
- Постой, Коля! - остановил его Гольцев.
Кочубей вопросительно посмотрел на него.
- Коля, я тебя понимаю. Для настоящего боевого опера глотать архивную пыль - наказание хуже некуда. Потерпи еще, скоро все закончится.
- Когда?
- Думаю, недолго осталось.
- Сколько?
Гольцев пожал плечами.
- Виктор Александрович, я понимаю, на Штабисте мы с Юрой прокололись, но бумажки ворошить - это не наше дело! Дайте любую оперскую работу! - взмолился Кочубей.
- Дам, но позже.
- Что, не доверяете?
- Ты что такое городишь?! - возмутился Гольцев.
- Ладно, Виктор Александрович, я все понял, разрешите идти? - и, махнув рукой, Кочубей вышел из кабинета.
Служебное расследование длилось уже три недели, и ему не видно было конца. Все это время Николай с Юрием прозябали в тесном кабинете, до потолка заваленного отчетами по иностранным инспекциям. Глотая архивную пыль, они штудировали их, чтобы вычислить разведчиков из РУМО и ЦРУ среди технарей, переводчиков, заместителей и руководителей американских инспекционных групп, прошедших через российские ракетные базы и арсеналы. Конца этой работы не было видно. А разговор с Гольцевым перспективу возвращения к оперативной работе делал все более туманной. В мрачном настроении Николай возвратился в архив и, скрипя зубами, принялся "выжимать" очередной отчет, чтобы загнать "фактуру" в компьютер. Но все эти "смиты", "брауны" и "роузы" проваливались сквозь память, как через дырявое решето. Он в сердцах швырнул на полку очередной том, и, не дожидаясь окончания рабочего дня, ушел со службы, и в шесть вечера был у центрального офиса "Вест Бридж Компани". Из его дверей пестрыми бабочками одна за другой выпархивали стройные, длинноногие бизнесвумен и вальяжно - лощеные бизнесмены. Шло время, а Татьяна все не появлялась, он набрал ее номер.
- Коля, я сейчас! - ответила она.
Это "сейчас" растянулось еще на добрых десять минут. И когда она появилась в дверях, он забыл о всех неприятностях, и щемящая приятным томлением сердце волна захлестнула его.
- Прости, Коля, у шефа задержалась! - извинилась Татьяна.
- Ну и зверь же он. Таких убивать надо! - беззлобно прошелся Кочубей по ее начальству.
- Зверь, но нежный и ласковый, - отшутилась Татьяна.
Ревнивое чувство к "зверю" кольнуло Николая, и он не удержался от упрека:
- Из-за этого ласкового все наши планы полетели!
- Тогда действуем по-моему! - предложила Татьяна.
- Это по какому?
- Едем в гости!
- В гости? К кому?
- Ко мне.
- А может, в другой раз, - замялся Николай.
- Что, испугался? Но я же тебя не в загс тащу.
- В загс? Да хоть сейчас!
- А я согласна! Но сначала тебя родители попытают.
- Меня?! За что?
- Есть за что, Коля. Странный ты какой-то военный: все что-то скрываешь, все что-то не договариваешь. А может, ты двоеженец? - кокетничала Татьяна.
- Я, двоеженец?! С чего ты взяла? - смешался Кочубей.
Это была их не первая встреча, но Николай, сам не зная почему, не решался рассказывать о своей службе в контрразведке. Всякий раз, когда Татьяна затрагивала этот тему, уводил разговор в сторону.
- А то, что каждый раз шуточками отделываешься. Это что, страшная тайна? - допытываться она.
- Да, военная!
Татьяна обижено поджала губы и с вызовом сказала:
- Знаю я ваши тайны, а еще лучше военных!
- Каких еще военных?! - снова кольнуло Николая ревнивое чувство.
- А вот не скажу!
- Скажешь! Я хоть и не Отелло, но… - и он сделал страшное лицо.
Она рассмеялась и с гордостью заявила:
- Не напугаешь! У меня папа полковник!
- Полковник?
- Да! Поэтому, пока не поздно, признавайся!
- Сдаюсь! Только пусть не наказывает, - улыбнулся Николай и, не удержавшись, прихвастнул: - Я до него чуть не дотягиваю.
- В каком это смысле?
- Я подполковник.
- Правда? А я думала, лейтенант, - продолжала поддразнивать Татьяна.
- Лейтенанты тоже на улицах не валяются.
- Подполковник как-то лучше. И все-таки, Коля, где ты служишь?
- А страшно не станет?
- Ой, я так хочу напугаться! - и Татьяна всплеснула руками.
- В ФСБ, - решил больше не таиться Николай.
- В ФСБ?! Честно?
- Честнее не бывает.
- Ой, как интересно! Так ты что, ловишь шпионов?
- Пока подлавливаю.
- Ладно, не прибедняйся, - не поверила Татьяна и, посмотрев на Николая совершенно другими глазами, сказала: - Я думаю, вы с папой быстро сойдетесь. Он от Штирлица и Мюллера просто без ума.
- Куда мне до них, - поскромничал Николай.
- Ну, почему же? Ты молодой и, наверно, перспективный?
- Такая перспектива, как у Мюллера, меня никак не устраивает, - поспешил Николай откреститься от его мрачной славы.
Татьяна заразительно рассмеялась. И ее смех окончательно растопил тот горький осадок, что оставался у Кочубея на душе после разговора с Гольцевым. Легкое беспокойство вернулось к нему, когда они поднялись в квартиру Татьяны. Семья заканчивала ужин. На шум в прихожей первой выглянула сестра Елена и, стрельнув любопытным взглядом в Николая, скрылась в комнате. Оттуда донеслись возбужденные голоса, и в коридор вышла мать, а за ее спиной возникла внушительная фигура отца.
Знакомство с суровым "черным" полковником из Главного штаба сухопутных войск для Николая прошло гладко. Тот свою лейтенантскую службу тоже начинал на Северном Кавказе, и через пять минут они говорили на одном языке. Семья Татьяны приняла Николая за своего, и когда он покидал квартиру, то чувствовал себя так, будто побывал дома.
На следующий день унылые стены "душегубки", где ему с Юрием приходилось отбывать "карантин", уже не казались столь мрачными, а пожелтевшие отчеты по американским инспекциям - столь скучными. Пожалуй, впервые за последние дни в Кочубее проснулся живой интерес к этой рутинной работе. Компьютер весело потрескивал под руками, глотая одну за другой фамилии, фотографии и данные на американских инспекторов. За час работы он успел "процедить" два отчета и принялся за третий.
Материалы, поступившие из отдела ФСБ по Йошкар-Олинской ракетной дивизии, мало чем отличались от остальных. Николай привычно набрал на компьютере список американских инспекторов, потом отсканировал фотографии и крупным планом "разложил" их по алфавиту. Покончив с ними, принялся выжимать из отчетов все, что прямо или косвенно могло свидетельствовать о том, что инспектор не только занимался работой по договору, но и, пользуясь обстоятельствами, пытался шпионить.
Первым в списке проходил руководитель инспекционной группы подполковник Майер Кевин Ли. Судя по его послужному списку - Москва, Ташкент, Киев - и знанию русского языка, это был стреляный воробей, и если не являлся кадровым сотрудником военной разведки - РУМО, то более чем вероятно принадлежал к ее агентуре. Предположение Николая подтверждалось и данными отчета. Как Ли ни старался остаться в тени, местные контрразведчики зацепили его, и "шпионский" реестр подполковника пополнился новыми фактами.
На его заместителе военном моряке Галлахере Лоуренсе Кристофере Кочубей внимание не задержал. Последний отчет ничего нового к тому, что было получено на него ранее, не добавил. Галлахер относился к типичной категории "рабочей лошадки" - чистым технарям, которые, собственно, и выполняли всю черновую работу в инспекциях, а при случае прикрывали разведчиков.
Инспектор Блю Мэтью Брайен выходец из знойной Калифорнии не смог укоротить свой горячий темперамент и "засветился" на том, что взял пробу грунта перед ангаром с ракетной пусковой установкой. Этого ему показалось мало и, когда инспекция покидала ракетную базу украдкой, через окно в автобусе, попытался срисовать в блокнот систему охраны боевой стартовой позиции и антенное поле.
Следующим в списке оказался инспектор-новичок Дэвис Уильям Скотт. Держался он осторожно, куда не надо не лез и за время инспекции ничем себя не проявил. Николай собрался было перейти к следующему - Давиду Брауну, но что-то заставило его остановиться. Взгляд задержался на фотографии Скотта. С нее смотрел лет сорока пяти - пятидесяти тертый калач.
"В пятьдесят начинать простым технарем в инспекции, не поздновато ли?" - задумался Кочубей, но не это обстоятельство привлекло его внимание, а лицо Скотта.
В нем было что-то неуловимо знакомое. Но что? Николай готов был поклясться, что раньше видел это лицо. Но где, когда и при каких обстоятельствах? Он напряг память, и из разрозненных деталей начинал вырисовываться смутный образ. Казалось, еще одно, последнее усилие, и образ материализуется. Но глаза, брови, подбородок никак не хотели складываться в одно целое и в последний момент рассыпались. Собрав все снимки, на которых был заснят Скотт, Кочубей принялся лихорадочно тасовать их как карточную колоду.
- Что, Коля, родственника ищешь? - хмыкнул Остащенко.
- Погоди, Юра, не сбивай!
- С чего?
- Не могу зацепиться. Кажется, одну из этих рож я уже где-то видел.
- Какую?
- Эту, - Кочубей бросил на стол фотографию Скотта.
- Рожа как рожа, ничего особенного, - пожал плечами Юрий.
- Дело не в ней, а…
- Поройся в старых отчетах.
- К инспекциям он не имеет отношения… Е-мое?! Так это же! Нет! Этого не может быть?! - воскликнул пораженный Кочубей.
Юрий хлопал глазами и ничего не мог понять. С его другом творилось что-то непонятное. Он взлетел над креслом и, потрясая над головой фотографией, как нанайский шаман, волчком закружился в диком танце.
- Коля, что с тобой?!
- Юра! Юрик! Я знаю, где искать Гастролера!
- Что? Что ты сказал?
Но ответа Остащенко так и не расслышал. Кочубей схватил фотографию Скотта, выскочил в коридор и помчался к Гольцеву. Юрий бросился вслед за ним. Вихрем они пронеслись по коридорам и ворвались в кабинет Гольцева. Тот разговаривал по телефону и, недовольно покосившись, с раздражением бросил:
- Коля, в чем дело? У нас что, пожар?
- Круче! Александрович! Я знаю, кто Гастролер! - выпалил Кочубей.
- Что-о?! - телефонная трубка выпала из руки Гольцева.
- Разрешите посмотреть дело на Литвина! - торопил Николай.
- Литвина?! Зачем? Вы по нему не работаете!
- Там ответ: кто Гастролер!
- Коля, я понимаю, но…