Его дружно поддержали и принялись трясти кошельками. Николай с Юрием внесли взнос в общий котел - сыпанули мелочь в консервную банку, стали в пару с Фомой и Максом и затеяли легкую перепасовку. С каждым ударом и прыжком Николай ощущал, как к нему возвращалась утраченная свежесть: ноги привычно пружинили от земли, а кисть все точнее ложилась на мяч.
Первая партия началась ни шатко ни валко. Простенькие подачи чередовались с ударами накатом, но, когда счет перевалил за семнадцать, игра пошла всерьез. Никто не хотел уступать, и концовка партии прошла в упорной борьбе. Не жалея локтей и колен, Николай "рыбкой" нырял за "мертвыми" мячами. Юрий тоже поймал кураж, и когда выходил к сетке, то двойной блок не спасал соперников от его пушечных ударов.
К середине второй партии команды "зарубились" по-настоящему. Болельщики тоже завелись и едкими репликами подливали масла в огонь борьбы. "Старики" - Фома и Макс, в свое время игравшие во втором составе ЦСКА, тряхнули стариной и доказали, что настоящее мастерство не пропьешь и не прогуляешь. Концовку партии они вытащили на "зубах". В третьей и четвертой команды обменялись победами, а пятая партия напоминала качели. Попеременно то одни, то другие выходили вперед. Все решили два коварных удара Макса по блоку. Но Николай и Юрий не расстроились проигрышу - игра прошла в удовольствие. После нее, смыв пот и грязь, друзья-соперники всей компанией двинули в бар с многообещающим названием "Зайди и оттянись".
Для оттяжки там имелся незатейливый набор: пиво, водка и отменная селедка. Сдвинув столики, они заняли дальний угол. Фома, не дожидаясь команды, разлил водку по рюмкам. С общего согласия роль тамады взял на себя Дубровин и предложил тост: "За крылатый мяч, который нас объединил!" Его охотно поддержали, потом в руках Макса появилась гитара, и компания дружно затянула любимую песню:
Команда молодости нашей!
Команда, без которой мне не жить…
Николай подпевал Максу и от счастья чувствовал себя на седьмом небе. Он напрочь забыл о Перси и предателе Литвине. Они - Юра, Фома, Макс, колючка Николаша - Дубровин, молчун Жорик и другие, объединенные бескорыстным духом волейбольного братства, стали для него настоящей отдушиной. Рядом с ними в любимой игре он на время забывал о проблемах, а из сердца уходила горечь неудач.
Песня следовала за песней, и вскоре в баре звучали только их голоса. За соседними столиками притихли. Человеческое тепло и чистое, ничем не замутненное чувство товарищества, которое исходило от этих крепких, жизнерадостных парней, невольно передалось окружающим, и даже в оловянных глазах вышибалы затеплился огонек. Под дружные аплодисменты друзья-волейболисты покинули бар.
У Николая слегка кружилась голова и не столько от взятых на грудь литров пивка для рывка, сколько от опьяняющего чувства свободы. Личина предателя Литвина, которую ему пришлось носить последнее время, затрещала по всем швам и разлетелась в клочья. Он снова стал самим собою и снова был среди своих. На станции метро "Водный стадион" пути друзей разошлись. Николай, доехав до "Театральной", перешел на "Охотный ряд" и покатил до конечной.
Мерное покачивание вагона быстро убаюкало. Вырвала Кочубея из дремы, вцепившаяся в плечо грубая рука. Он открыл глаза, взглядом скользнул по брюкам мышиного цвета и остановился на хищной физиономии милиционера. Тот, поигрывая дубинкой, приценивался к нему. Внешность кавказца: тонкий с горбинкой нос, жгуче-черные глаза, темные, слегка вьющиеся волосы и "букет" от пива, казалось, не оставляли Николаю шансов уйти от милицейского наката.
- Ну ч-е, джигит, сам пойдешь или домкратом поднять? - процедил милиционер, а заплясавшая в его руках дубинка недвусмысленно говорила, что последует дальше.
С Николая слетели остатки дремы, и в груди поднялась мутная волна гнева.
- А ты что, эвакуатор? - с вызовом ответил он.
- Чего-о? Эвакуатор?
- Че-о?! Ах ты, чурка! Я тя щас построгаю! - взорвался милиционер и взмахнул дубинкой.
Николай не дал ей опуститься, перехватил руку и, прижав его к стенке, с презрением бросил:
- Дровосек хренов, читать умеешь?
Тот опешил.
- Я тебя по-русски спрашиваю, читать умеешь?
- Н-у, - промычал милиционер, и в его медвежьих глазках промелькнула тень тревоги.
Не столько внушительный вид Кочубея, сколько уверенный тон подсказывали ему: вместо навара он нарвался на серьезный облом. Николай, продолжая гвоздить его презрительным взглядом, достал из кармана "красную корочку" с золотым теснением "ФСБ" и сунул под нос. Физиономия милиционера пошла бурыми пятнами, а глаза воровато забегали.
- Предупреждать надо! - выдавил из себя он.
- А ты не хами! - отрезал Николай и, перебросив сумку за плечо, направился к выходу.
В нем все кипело от негодования, и только вечерняя прохлада остудила гнев. На остановке было пустынно, он не стал ждать маршрутку и через лесопарк направился к дому. Время было позднее, и Николай, чтобы не потревожить хозяев - двоюродную сестру матери и ее мужа, тихо открыл дверь и проскользнул в коридор.
В квартире не спали, из кухни доносились громкие голоса. Муж тетки Павел Иванович был явно не в духе. В банке, где он работал в службе безопасности, ожидалось очередное сокращение, и ему в свои пятьдесят два года рассчитывать на то, что очередная управленческая метла минует его, не приходилось. Для молодых да ранних, с волчьей хваткой "новых хозяев жизни" отставной подполковник был всего лишь "пережитком прошлого". Двадцать семь лет в погонах, из которых пятнадцать пришлись на службу в военной контрразведке, и не где-нибудь, а в "солнечном" Забайкалье, в их глазах ничего не стоили.
Николай тяжело вздохнул и, избегая трудного разговора, прошел в свою комнату. Скрип двери не укрылся от тонкого слуха тетки. Она выглянула из кухни и окликнула:
- Коля, ужинать будешь?
- Спасибо, Наталья Ивановна, я поел.
- Не с того ты начал! Иди посидим, Коля! - позвал Павел Иванович, и его суровое лицо показалось из-за плеча жены.
- Тебе уже хватит, Паша! А он голодный. С этой службой скоро на Кощея будет похож, и что я скажу матери? - посетовала Наталья Ивановна.
- Ему таким по службе положено. Опера и волка ноги кормят! - сурово отрезал Павел Иванович.
- Гляди, тебя она больно накормила! Столько лет в Забайкалье отбухал, и что?
- Как что? Быстро же ты забыла!
- Было бы что помнить: "Дровяшка", "Оловяшка", - зимой мерзнешь, а летом от жары дохнешь и…
- Замолчи! - оборвал супругу Павел Иванович и, поиграв желваками на скулах, желчно заметил: - Если забыла, так я напомню: забудь вернуться обратно - вот что такое Забайкальский военный округ! А мы вернулись и не на "кудыкину гору", а в Москву!
- В Москву! И что толку? Пять лет по чужим углам мыкались, пока свой у черта на куличках не получили!
- Другие и того не имеют, - буркнул Павел Иванович.
- И много ты поимел? Твой дружок, Вовка, в училище балду бил, а сегодня заправками управляет, а ты со своим красным дипломом в охранниках ходишь. А все мы - контрразведка!
- Замолчи! Не тронь это! - взорвался Павел Иванович.
- Гордый! Я сама Вовку попрошу, пусть тебя пристроит.
- Наталья Ивановна? Павел Иванович? Ну, зачем вы так? - пытался погасить скандал Николай.
В кухне воцарилась гнетущее молчание, которое нарушили горестные всхлипы. Утирая слезы, Наталья Ивановна причитала:
- За что же нам такое? Паша, он же всю жизнь честно служил! В банке тоже старается, а его на улицу. Господи, за что же нам такое наказание?
- Перестань! Перестань, Наташа! Все образумится, никто меня не гонит, - утешая жену, Павел Иванович проводил ее из кухни, возвратившись, прошел к холодильнику, достал бутылку водки и предложил:
- Ну что, Коля, выпьем?
- Наливай, дядь Паша! - махнул рукой Кочубей и подсел к столу.
Павел Иванович разлил водку по рюмкам, поднял свою и, помедлив, с горечью произнес:
- Пью не с горя, какое тут горе? Ну, выгонят с работы, с голоду не помрем. Пенсия, хоть грошовая, у меня и у Наташи есть. Квартира - сам видишь - жить можно. Дети устроены. Мне за державу обидно! Батя ее от Гитлера спас, а я просрал!
- Вы-то в чем виноваты, Павел Иванович? Ее без вас развалили, - пытался как-то смягчить боль старого контрразведчика Николай.
- Виноват? Развалили? Да что вы, молодежь, знаете об этом? Какое там на хрен ЦРУ! Своих сволочей хватило! Этих иуд - Меченного и второго, водкой калеченного, за то, что они натворили, мало повесить. Гады! Сначала армию в дерьмо втоптали, потом КГБ помоями облили, чтобы народ против нас настроить, и под шумок свои грязные делишки творили. Памятник Дзержинскому на Лубянке стоял! Лучшего в Москве не было! Так нет же, снесли! И как? Петлю на шею, и сдернули! Суки! Хотели показать, что с тоталитарным прошлым, а точнее, с нами покончили. Бог им судья, а свинья - товарищ! Выпьем, Коля, за военную контрразведку, там всегда были настоящие мужики! Как, еще остались?
- Остались! - заверил Николай.
- А с армией что сделали? Как посмотришь "ящик", так жить не хочется. Там взорвалось, там потонуло.
- Тяжело, но держится. Новая боевая техника пошла, учения начали проводить.
- Техника, учения - это, конечно, хорошо. Наша армия не на железе, а на духе держится. Как с ним?
- Жив еще.
- Значит, устоим. А то на этих эффективных менеджеров надежды нет. Они только о своем кармане пекутся. Жареным запахнет, так в Лондон чухнут. Слава богу, не на них Россия стоит. Ладно, наливай! - предложил Павел Иванович.
Николай налил водку в рюмки, и Павел Иванович произнес тост:
- За настоящих мужиков! Пока они есть, остальное приложится.
- За них! - поддержал Николай.
Павел Иванович размяк, взгляд смягчился, и снова потянулся к бутылке.
- Дядь Паша, мне хватит. Завтра надо быть как огурчик.
- Тебе виднее. Тогда спать! - не стал настаивать он, и они разошлись по комнатам.
Николай не стал распаковывать спортивную сумку, забрался в постель и уснул крепким сном. В половине седьмого он был на ногах, умылся, позавтракал и выехал на службу. В восемь сорок пять вошел в кабинете, там уже находился Остащенко, и вместе поднялись в приемную Сердюка.
В ней было непривычно тихо. Секретарь Галина Николаевна Раевская поигрывала пальцами на клавиатуре ноутбука.
- Доброе утро, Галина Николаевна! - дружно приветствовали они.
- Здравствуйте! О, Коля, давно что-то не видела тебя? Куда ты пропал? - поинтересовалась Раевская.
- Спецзадание, - не стал распространяться Кочубей.
- Правда? А какое?
- Так оно у него на лице написано, - язвительно заметил Остащенко.
- О чем ты, Юра? - терялась в догадках Раевская.
- А что, разве незаметно?
- Не-т.
- А вы присмотритесь: в глазах - оловянный блеск, а лицо - ни одной мысли.
- Юра, да что ты такое говоришь? - возмутилась Раевская.
- Это не я, это в армии говорят: "Как надену портупею, так тупею и тупею". Наш карьерист, наплевав на умное лицо, бросил контрразведку и подался в войска. Лавры маршала не дают ему покоя.
- Коля и армия? - и Раевская театрально всплеснула руками.
- А куда деваться, Галина Николаевна? Такие интеллектуалы, как Остащенко, уже достали, - отшутился Николай.
- Вот так на чужом горбу… - договорить Остащенко не успел. Зазвонил телефон прямой связи с Сердюком. Раевская подняла трубку и ответила:
- Да. Здесь. Оба.
Николай с Юрием догадались: речь идет о них, и подобрались.
- Хорошо, Анатолий Алексеевич, постараюсь к десяти, - пообещала Раевская и объявила: - Заходите, ребята, он ждет.
- Как у шефа настроение? Под какую руку лучше не попадать? - спросил Кочубей.
- Коля, тебе это не грозит, - с улыбкой ответила Раевская.
- Конечно, в любимчиках ходит, - хмыкнул Остащенко и уточнил: - Шеф, один?
- Нет. Гольцев с Писаренко.
- Значит надолго, - заключил он и вслед за Кочубеем вошел в кабинет.
В нем сразу стало тесно. Богатырские фигуры Сердюка, Гольцева и Писаренко, тоже далеко не хиляка, казалось, занимали все свободное пространство.
Поздоровавшись, Сердюк внимательным взглядом пробежался по Николаю, потом Юрию и спросил:
- Как отдохнули, друзья?
- Спасибо, хорошо, - поблагодарил Николай.
- А машину что, так рано отпустили? - полюбопытствовал Сердюк.
- Да, решили не барствовать, - первым ответил Юрий.
- Барствовать? На тебя, Остащенко, что-то не очень похоже.
Тот пожал плечами и кивнул на Кочубея. Сердюков перевел на него взгляд. Николай смотрел на него невинными глазами. Генерал насторожился, решил до конца прояснить ситуацию и потребовал:
- Ну, хватит тень на плетень наводить. Николай, что случилось?
Не столько вопрос, сколько тон задел за живое Кочубея, и он с вызовом ответил:
- Товарищ генерал, мне как, устно или рапортом, доложить?
- Прямо-таки рапортом! А что, есть о чем?
- Докладываю: никаких катушек не раскручивали и по огуречным грядкам не шатались. Порочащие связи имели, но в них замечены не были.
- Стоп, стоп! - Сердюк остановил его и предупредил: - Коля, не лезь в бутылку.
Тот все еще продолжал кипятиться:
- Выполняя ваше указание, товарищ генерал, я полностью отдался волейболу.
- Анатолий Алексеевич, если бы только он один, так меня еще пристегнул к нему, - пожаловался Остащенко.
- Ладно, волейболисты, пошутили и хватит! Присаживайтесь! - пригласил их к столу Сердюк.
Кочубей с Остащенко заняли места лицом к стене, известной в отделе как "сердюкова стена". Она напоминала Музей ракетно-космической техники: макеты ракет, пусковых установок - от первых королевских и до последних "тополиных" - выстроились грозными батареями на полках. В этой экспозиции нашла отражение более чем 50-летняя история РВСН и тесно связанного с ними отдела военной контрразведки, которым генерал Сердюк бессменно руководил последние десять лет. Отдельный стенд занимали фотографии предателей, шпионского снаряжения и разработчиков, потративших месяцы, иногда годы, чтобы разоблачить их.
Замыкал этот фоторяд большой цветной снимок. На нем Сердюк в окружении инженеров и военных наблюдал со смотровой площадки за стартом ракеты. Власть и ответственность наложили на него свой отпечаток. В строгом прищуре глаз и затвердевшем подбородке читались воля и решительность. В крепко стоявших на бетонке ногах и широком размахе плеч чувствовались уверенность в себе и основательность в решениях. Кочубей отвел от нее взгляд и виновато посмотрел на живого из плоти и крови хозяина кабинета. Тот пододвинул к себе рабочую тетрадь с пометками и открыл совещание:
- Товарищи, подведем первые итоги операции "Мираж". Виктор Александрович, ты готов к докладу?
- Да! - подтвердил Гольцев.
- Материалы оперативно-технического наблюдения по Перси и тем, кто прикрывал явку у тебя на руках?
- Получил два часа назад.
- Успел изучить?
- В общих чертах.
- Готов доложить?
- Да, но без деталей.
- С деталями потом. Каков общий вывод?
- Если коротко: после завершения явки посольская наружка вела Николая до станции метро "Парк культуры", а там наблюдение было снято. Вывод: ему поверили, - заключил Гольцев.
- С окончательными выводами торопиться не будем, - предостерег Сердюк и продолжил опрос: - А что Перси?
- После того как скинул в посольскую машину нашу посылку, заметно расслабился.
- Еще бы, с таким шпионским грузом ему пятнашка светила, - с сарказмом произнес Писаренко.
- Не кажи гоп, Василий Григорьевич, операция только началась, - напомнил Сердюк и снова обратился к Гольцеву: - Что было дальше?
- Возвратившись в "Пекин", Перси окончательно расслабился. В номере прямо из бутылки выпил виски.
- По-нашенски. Если так дальше пойдет, то скоро вербовать можно будет, - хмыкнул Писаренко.
- Снимал стресс, - сделал вывод Сердюк и обратился к нему: - Василий Григорьевич, а что говорят твои "умные головы"? Меня прежде всего интересует момент, когда Перси зацепился за голос Николая.
Писаренко открыл папку и, склонившись над заключением экспертов, принялся монотонным голосом зачитывать: "По объекту Инспектор. Специалисты, изучив видеоматериалы, на основании всестороннего анализа рефлекторно-двигательных функций…"
- Стоп, стоп, Василий Григорьевич! Ты меня, конечно, извини, - остановил его Сердюк и попросил: - Давай без научных выкрутасов, а по существу. Ответь на вопрос: Николая раскусили или нет?
- Если по существу, то нет!
- Значит, работаем дальше. И здесь на первый план выходит деза для ЦРУ, а это уже чисто твое направление работы, Виктор Александрович.
- К сожалению, Анатолий Алексеевич, мы свои возможности уже исчерпали, дальше без помощи ракетчиков и науки на самом высшем уровне не обойтись, - посетовал Гольцев.
- Тем более надо торопиться. Поэтому, бери Николая и поезжай к командующему, - распорядился Сердюк.
- К командующему? Так это вроде не мой уровень, Анатолий Алексеевич?
- Виктор Александрович, с уровнями разберемся! Американцы ждать не станут, пока мы тут раскачаемся! Я позвоню командующему, и он вас примет. Основное содержание операции перед ним не раскрывать - нам нужна помощь только в информационном плане. Ты понял, Виктор Александрович?
- Так точно!
- По возвращении доложишь о результатах! - потребовал Сердюк.
- Есть! - принял к исполнению Гольцев и поднялся из-за стола.
К нему присоединился Кочубей. Они спустились вниз, там уже ждала дежурная машина, и выехали в Главный штаб Ракетных войск стратегического назначения. Час пик в столице закончился, и им понадобилось немного времени, чтобы добраться до закрытого городка ракетчиков. Телефонный звонок Сердюка командующему сработал. В сопровождении дежурного по управлению они прошли в приемную. Генерал-полковник Николай Соловцов принимал доклады командующих ракетными армиями, и Гольцеву с Кочубеем пришлось ждать их окончания.
Воспользовавшись паузой, Николай с живым интересом изучал на стендах историю Ракетных войск стратегического назначения. Его взгляд привлекла портретная галерея тех, кто держал палец на "ядерной кнопке". Фамилии известных маршалов Москаленко, Неделина, Крылова, Толубко и Сергеева говорили сами за себя. Сегодня она находилась в руках генерала Соловцова. Выпускник Ростовского военного училища, он начинал службу не на "штабном паркете", а в "окопах". От "а" до "я" прошел все армейские ступеньки в дальних сибирских гарнизонах. Став командиром дивизии, в "чистом поле" поднял ее с "колышка". В годы лихолетья сумел сохранить боеспособность подчиненных ему частей. В 2002 году на его плечи лег груз огромной ответственности за масштабную модернизацию ракетных войск. И Соловцов, несмотря на тяжелейшее финансовое и материальное положение, выполнил эту важнейшую государственную задачу. Он был последним из той великой плеяды, кто стоял у истоков создания ракетно-ядерного щита страны. Все это вызывало чувство глубокого уважения к командующему, и Николай мысленно приготовился к встрече с убеленным благородными сединами и жуковским медальным профилем генералом.