– Ведут в большой зал, предлагают питье, бутерброды. Начинается оформление документов. Удостоверение новых репатриантов выдают прямо в аэропорту. Одно на семью – это тоже необычно. Он с родителями подходят к столу, за которым сидит молодой человек, садятся и процедура начинается. У них это заняло сравнительно мало времени. Семья из трех человек, фамилия простая, служащий быстро пишет ее справа налево древнейшими на земле буквами. Оформляет документы, выдает удостоверение родителям, объясняет, что обычный паспорт они получат в отделении
– Министерства внутренних дел уже там, где будут жить, и вот они уже граждане Израиля. У соседнего столика – их новые друзья. Познакомились в самолете, даже уже успели подружиться: страшновато все-таки начинать все сначала, без языка, а так вроде есть с кем поделиться и посоветоваться, почувствовать, что не только ты барахтаешься, пытаясь выплыть. Новые знакомые дали телефон родственников, у которых собирались жить первое время, – мобильных тогда еще не было. Конечно, одна видимость – потом они потеряли друг друга из виду, хотя Саша с их сыном еще долго общались по телефону, – но успокаивает. У новых знакомых процедура явно затягивается: народу больше и фамилию из 11 букв переводят уже два сотрудника. Они тоже получают документы, даже номера близкие.
– Стоп. Вот оно.
– Дан, есть одна мысль, – неуверенно произнес Алекс.
–
– Всего одна? – мрачно спросил босс. – Давай выкладывай. У меня так вообще ни одной нет.
– Шварц не может поселиться в гостинице: там надо регистрироваться, а он в розыске, – начал Левин.
– Спасибо, просветил, – огрызнулся старший инспектор.
– По той же причине не будет снимать квартиру, – хозяин потребует паспорт, может попросить гарантийный чек или еще чего-нибудь, – продолжил Алекс, не обращая внимания на поведение Дана. Он понимал, как тому сейчас тошно. – Не пойдет он и в сомнительные номера или комнаты.
– Там опасно, такие ночлежки не для молодого человека, интеллигентного вида, с баулом, набитым огромными ценностями.
– И где он? – безнадежно в сотый раз спросил Шапиро. – У него родных здесь нет, более или менее знакомых мы проверили.
– Он может быть у знакомого человека, которому доверяет, но с которым давно не общался, то есть, которого мы, по его представлению, вычислить не сможем. Он же прекрасно понимает, что полиция проверит всех, с кем он сталкивался в последнее время. Я думаю, скорее всего, это девушка.
– По себе судишь, – несмотря на тяжелую ситуацию, Дан не смог удержаться от шпильки.
– Умение поставить себя на место преступника – главная добродетель сыщика, – нравоучительно произнес Левин и продолжил: – и по себе тоже. Он ведь почти мой ровесник и дважды соотечественник. Так вот – надо ее найти, вернее, вычислить.
– Каким образом? – уныло поинтересовался босс.
– Это может быть человек, репатриировавшийся с ним в одно время, скорее всего, они прилетели вместе, одним самолетом, – медленно произнес Алекс.
– Почему ты так думаешь? – удивленно спросил Дан.
– Толком я тебе объяснить не могу. Просто я прикинул ситуацию на себя, вспомнил наш первый день, общую растерянность: чужая страна, языка не знаешь, родных нет, знакомых тоже. Тоскливо, хочется быть уверенным, что ты не один такой, перекинуться словом. Мои родители в самолете познакомились с несколькими семьями, потом перезванивались. По мере обустройства пути разошлись, и они друг друга из вида потеряли, но ведь уже столько лет прошло. А Шварц всего два года как приехал. Конечно, многое зависит от характера человека – может, он нелюдим, но попробовать надо.
– А почему девушка?
– А ты бы в такой ситуации предпочел старуху?
– Алекс, ты гений! Попробуем у Арика получить список пассажиров,
– прилетевших из Санкт-Петербурга одним рейсом со Шварцем, а через Министерство внутренних дел выясним, кто получал документы в аэропорту в этот день.
– Дан, ты все-таки не очень рассчитывай, ведь это все мои домыслы, – попытался остудить пыл начальника Алекс, но старший инспектор только отмахнулся.
– Он снова был воплощением энергии и решительности. Быстро разогнал всех сотрудников с наказом добыть срочно необходимые данные и немедленно начать проверять всех, не исключая глубоких стариков и старух. Сам стал звонить в аэропорт своему приятелю с просьбой раздобыть список пассажиров, прилетевших два года назад в Тель-Авив из Санкт-Петербурга одним рейсом со Шварцем. Арик, уже давно переставший чему-либо удивляться, обещал все сделать в ближайшее время. Шварц, конечно, мог приплыть и пароходом из Одессы, но такой вариант был маловероятен.
– Списки обработали быстро. Выявили две подходящие кандидатуры: Ирина Шульгина, двадцати четырех лет, проживает в Иерусалиме с родителями, работает медсестрой в поликлинике и Юлия Ваксберг, двадцати девяти лет, проживает в Хайфе одна, работает служащей в банке.
– Юлия, – вынес вердикт Алекс. Шапиро удивленно поднял брови.
– Ты явишься в дом девушки, живущей вместе с родителями, с баулом и просьбой пожить месяц-другой-третий? – ответил на безмолвный вопрос Левин.
– А в чем проблема? Я жил у Алоны некоторое время – пока мы искали квартиру на съем, и ее родители ничуть не возражали. Потом мы съехали, конечно, и года через два поженились.
– Вот она – разница в ментальности, – тяжко вздохнул Алекс, – не понять тебе загадочную русскую душу. Прими как данность.
– Хорошо, хорошо, пусть будет Юлия. Поезжай в Хайфу, а в Иерусалим я отправлю Рони.
– Звонок от Алекса прозвучал на следующий день.
– Здесь он.
– Видел Шварца? – напрягся Дан.
– Нет.
– Так почему ты решил…
– Девушка со мной знакомиться не желает.
– И??? – оторопел Шапиро.
– У меня проколов не бывает, – хмыкнул помощник. – Занята она. Домой торопится. Полные сумки тащит, – телеграфным стилем продолжил он доклад. – Одной столько не съесть.
– Может, гостей позвала?
– Может. Я проверю, – отбарабанил Алекс и отключился. Через некоторое время телефон Дана снова ожил.
– Нет гостей. Сами все трескают. Меня бы пригласили. Целый день на одних булках с водой живу.
– Ты Шварца видел?
– Угу. Силуэт в окошке.
– Жди. Сейчас пришлю подмогу. Сам не суйся – этот парень уже человека убил, ему терять нечего, – распорядился старший инспектор и первый раз за последние несколько дней улыбнулся.
Глава 13
– И снова неподвижное лицо, маска спокойствия и мечущиеся руки, будто пытающиеся успокоить одна другую. Теребят край рубашки, ерошат светлые волосы. Надменно поглядывая на Шапиро, задержанный произносит речь о полицейском произволе, о попрании демократии в Израиле и о преследовании выходцев из бывшего Советского Союза.
– Алексу стало скучно. Он незаметно зевнул и перестал слушать пламенные речи. Мысли потекли в другую сторону. Он не мог понять, почему люди, готовые лизать ботинки любому американскому чиновнику, лишь бы получить вид на жительство за океаном, или кланяться и стараться завести дружбу с раздатчиком обедов в бесплатной столовой в Германии – лишь бы получить еще одно яблоко, так ненавидят страну, которая приняла или готова принять их без всяких условий, только
– на основании записи в метрике. Принять целыми семьями, невзирая на старость и болезни дедушек и бабушек, отсутствие, подчас, нормальной специальности у среднего поколения, выдать пособие на жизнь – конечно, не заокеанское, но жить можно, лечить, заботиться как сможет. Инспектор внезапно вспомнил разговор на автобусной остановке двух дам среднего возраста. Уверенные, что кроме них никто в Израиле по-русски не говорит, они громко обсуждали свои болезни, потом разговор плавно перешел на воспоминания о прошлом.
– Ах, – стенала дама № 1, – когда я вспоминаю, как мы жили в Омске, я плачу. Не поверите – плачу. Все, буквально все было!
– Она переставила сумку на колесиках, своими раздувшимися боками напоминавшую Алексу его любимого спаниеля после удачного набега на ужин, предназначенный для всей семьи. Из сумки торчал рыбий хвост и свешивались несколько бананов.
– А какие театры, выставки! Я не вылезала с них!
– Алекс фыркнул: "Не вылезала с них", – вот это образец русского языка. Дамы подозрительно покосились на него, но парень сделал вид, что внезапно заинтересовался рекламой какой-то невероятной туши для ресниц.
– А здесь, – понеслась дальше любительница культуры, видимо, сев на любимого конька, – где вы видели здесь интеллигентных людей? Только эти – она кивнула на мужчину в шортах и легкой рубашке, застегнутой по случаю жары на одну пуговицу.
– Мужчина удивленно поднял брови, не в состоянии понять, почему на него указывает незнакомая женщина и на всякий случай отошел подальше.
– Квартира какая осталась! – продолжала жаловаться дама. – Кухня 8 метров, санузел раздельный.
– Вы ее не продали? – перебила дама № 2, которую, очевидно, совершенно не интересовал метраж омской квартиры.
– Нет, – ответила собеседница.
– Так возвращайтесь обратно в Омск, – озвучила дама № 2 единственно логичное решение, пришедшее в голову после трагического монолога дамы № 1.
– Собеседница поперхнулась и посмотрела на свою приятельницу подозрительно, как будто та предложила ей прогуляться голой по проезжей части.
– Как это вернуться. У меня мама болеет очень, врачи здесь. Пенсию она получает.
– Дальнейшее Алекс не услышал – подошел его автобус.
– Тряхнув головой, он вынырнул из своих мыслей и стал слушать сольное выступление Шварца.
– Старший инспектор, слышавший во время расследований еще и не такое, терпеливо и молча ждал, пока оратор выдохнется, что произошло довольно скоро. Наступила очередь Дана. Он не стал подниматься к вершинам ораторского мастерства, а сухо предъявил Шварцу улики. Увидев драгоценности, найденные в квартире у Юлии, задержанный заявил:
– Это не мое. Драгоценности принадлежат Юлии Ваксберг. Алекса передернуло от отвращения.
– Допустим, – спокойно согласился старший инспектор, – но как объяснить отпечатки ваших пальцев на них?
– Она давала мне их посмотреть.
– Левин приказал себе дышать носом и успокоиться.
– Откуда у скромной служащей банка старинные вещи огромной ценности?
– Спросите у нее. Я не интересовался. Может, привезла из России.
– Экспертиза обнаружила на них следы пыли, идентичные частичкам пыли из тайника в доме Сары Бакар.
– Я не знаю никакой Сары, как вы там сказали…
– Бакар. – спокойно закончил Дан и продолжил: – В ее доме, в районе Неве-Цедек, год назад вы хотели снять квартиру.
– Возможно, я художник, и искал живописные места. Надеюсь, это не преступление?
– Нет, это не преступление. А вот следы крови Сары Бакар на подошве вашего ботинка – это следы преступления. Вы их не заметили, иначе бы выбросили эту пару обуви, а наши эксперты более внимательны. Вот заключение экспертизы.
– Я не умею читать на иврите.
– А говорите бойко. Впрочем, это не важно. Если хотите, мой помощник вам переведет. Или пригласите русскоязычного адвоката – ваше право. А пока хочу сказать вам еще одну вещь: старая женщина защищалась и сумела оцарапать
– убийцу. Частички именно вашей кожи обнаружены под ее ногтями. Это тоже отражено в протоколе экспертизы – сможете потом убедиться с помощью переводчика, а пока поверьте мне на слово.
– Вот тут Шварц сломался. Израильская демократия была забыта, надо было защищать не ее, а свою шкуру. Художник умоляюще посмотрел на инспектора и забормотал:
– Я не хотел… У меня и в мыслях не было убивать ее… Я хотел только взять принадлежащее мне!
– Это вы будете объяснять суду, – сухо проговорил Шапиро, – а меня интересует не психология, а детали преступления.
–
– Я все расскажу, все! Вы поймете, я не хотел…
– Рассказывайте!
– Игорь – это уже в Израиле он стал Игалем – родился в обычной еврейской семье среднего достатка. Жили они в подмосковном городе, родители работали на единственном тогда еще действующем предприятии. Мать, Елена Борисовна, – бухгалтером, отец, Григорий Ефимович, – инженером по технике безопасности. Времена были веселые – середина 80-х годов. "Перестройка, перекличка, перестрелка", – как любили говорить тогда граждане бывшей семьи народов. Предприятие медленно, но верно загибалось, денег в семье становилось все меньше и меньше, да и те стремительно обесценивались. Елена Борисовна пыталась расшевелить мужа, заставить его что-то предпринять, – она не просто чутьем ощущала скорый крах фабрики, но и как бухгалтер, разбирающийся в финансовых документах, имела все основания тревожиться. Глава семейства вяло отмахивался, предпочитая полулежать на диване и смотреть по телевизору заседания всевозможных Верховных Советов, горячо соглашаясь и споря с ораторами, пересказывая жене содержание прений. Разумеется, в один, далеко не прекрасный день фабрика закрылась. Работники, в основном, женщины среднего возраста, оставшись на улице, подались в Москву: мыть полы у разбогатевших, невесть на чем, нуворишей, продавщицами в ларьки, выраставшие, как грибы на навозе, в переходах, на вокзалах, просто посреди центральных московских улиц, официантками в забегаловки – от одного запаха, исходящего из этих заведений, хотелось перебежать на другую сторону улицы.
– Мать Игоря была моложе, кроме того, обладала востребованной специальностью – она смогла устроиться бухгалтером во вновь открывшееся заведение, пышно именующее себя "Молодежный центр по организации досуга проблемных детей и подростков". Чем именно занималась организация с такими возвышенными целями, Игорь, которому едва исполнилось в ту пору девять лет, конечно, не знал. Помнил только, что однажды мама прибежала с работы жутко испуганная, заперлась с отцом на кухне и долго что-то ему рассказывала, всхлипывая и сморкаясь. На этом ее трудовая деятельность в бухгалтерии закончилась. Пришлось срочно продавать небольшую квартирку – буквально за гроши – и перебираться к бабушке в Москву.
– Немного успокоившись и видя, что муж по-прежнему не может или не хочет ничего делать, чтобы вытащить семью из нищеты, в которой они оказались, женщина махнула на него рукой и, договорившись с такой же товаркой по несчастью, поехала "челноком" в Китай, вложив в это предприятие деньги, полученные от продажи квартиры. Дома был жуткий скандал, который Игорь помнил по сей день. Григорий Ефимович орал на жену, не стесняясь в выражениях. Он считал, что деньги надо потратить на еду – хватит на некоторое время, а там, глядишь, все снова изменится, вернется советская власть, заработает полуразвалившаяся фабрика, и он с торжеством вернется на свое место инженера по технике безопасности, предварительно отобрав проданную квартиру у "этих торгашей".
– На этот раз попытка выбраться из ямы оказалась довольно удачной. Женщины купили место на рынке и начали торговать жуткими тряпками "от Версаче", "от Гучи", "от Дольчи с Габаной". Приходилось, правда, вставать в четыре утра, прыгать от холода на морозе, самим таскать тяжеленые баулы, но зато в доме появились деньги, нормальная еда и даже достаточно приличная одежда – мать привозила из Китая и неплохие вещи, правда, только для семьи. Там можно было купить и приличную одежду, но совсем по другой цене.
– Потом все опять рухнуло – киоск сожгли вместе с товаром, хотя мать регулярно платила "крыше". Сказали – электропроводку замкнуло, но, скорее всего, приложили руку конкуренты из ларька напротив. Разбираться не стали, видимо, они заплатили "крыше" больше. Пришлось начинать все сначала.
– Так и жили, как на качелях: вниз – вверх. Период достатка сменялся жесткой
– экономией, потом опять жизнь налаживалась. Мать постарела и подурнела, отец их оставил, женился второй раз и отбыл с новой женой за океан к ее сыну. Игорь занимался в художественной школе – способности у него обнаружились еще в детстве, учителя прочили ему большое будущее. Окончив десять классов, решил поступать в высшее художественное учебное заведение. Вопрос с армией был решен заблаговременно путем очень больших денег.
– Узнав о планах сына, Елена Борисовна пришла в ужас. Начались слезы и мольбы пожалеть ее – она больше не могла торговать, сил не было, и мысль, что придется теперь еще много лет содержать сына, взамен отбывшего мужа, приводила ее в панику.
– Конечно, – пыталась достучаться она до Игоря, – у тебя есть талант, но живопись – слишком специфическая область, нужно быть выдающимся художником, иметь огромные связи, необыкновенную пробивную силу. Возможно, я в этом ничего не понимаю, но одного таланта мало. Что ты будешь делать, закончив учебу? На что жить? Я не могу больше стоять на рынке.
– Все образуется, – отмахивался сын так же, как много лет назад отмахивался муж. – Зачем перспективное планирование?
– Игорь настоял на своем. Елена Борисовна махнула рукой, дала ему все деньги, имеющиеся в доме, только попросила больше не рассчитывать на ее материальную помощь: у нее на руках была еще ее мать – больная старуха, которой требовался постоянный уход и дорогие лекарства.
– Учиться он уехал в Санкт-Петербург. Ему надоела постоянная опека матери, ее жалобы на здоровье, нехватку денег, безмерно раздражала бабка, небольшая квартирка, пропахшая лекарствами и болезнями. Парень посчитал, что, уехав в другой город, он уедет от всех этих проблем. Действительно, с родными он виделся редко, приезжая иногда на каникулы. Мать звонила, он звонил ей, но звонки эти были, скорее, данью вежливости: "Как дела? – Спасибо, нормально. – Что у тебя? – Все по-прежнему. – Бабушке привет. – Целую". Деньгами мать все-таки немного помогала, но это была капля в море его потребностей. Пришлось выкручиваться самому. Приторговывал по мелочам наркотиками, давал уроки рисования скучающим обеспеченным дамочкам – как проходили уроки, он предпочитал не распространяться.
– Учеба закончилась. Игорь получил диплом. Непонятно было только, что с ним делать. Продажа картин всеядным туристам давала ничтожные гроши, которых едва хватало на съемный угол в коммунальной квартире на окраине Санкт-Петербурга. На большее, он уже это понял, рассчитывать не приходилось. Не было умения пробиваться, расталкивая локтями окружающих, не было имени и связей в художественной среде. Даже уроки рисования для богатых дам как-то незаметно сошли на нет.
– Возвращаться в Москву и выслушивать упреки матери: "Я же тебе говорила!" – одна мысль об этом приводила в содрогание. Положение все ухудшалось. Он уже задолжал приличные суммы, и кредиторы требовали возвратить деньги.
– По хорошо известной схеме ему предложили погасить долги взамен небольшой услуги: передать кое-что по нужному адресу. Выбора не было– пришлось согласится. Всю дорогу он дико нервничал, вздрагивал от каждого скрипа вагонной двери. Но все обошлось. Поклявшись себе, что последний раз взялся за такое поручение, он немного успокоился и решил навестить родных.
– Знакомый подъезд встретил его неизбывным кошачьим запахом, к которому примешивались ароматы щей из прогорклой капусты, прокисшего пива, мусоропровода.