- Так, может, хватит проверять? Маразм, может, у старухи?
- Вы ж сами нам голову и отвернете, - осмелев, сказал Жуков. - Поди, не ответь на сигнал гражданина…
- Отвернем, если глупо ответите. С головой надо отвечать, - и нам и старухе, - а людей от дел отрывать стоит ли? И так мы время ценить не умеем, сколько его попусту тратим, а каждая минута имеет товарную стоимость. Так что оставим версию старухи про запас. Что еще?
- Выяснены имена всех пропавших без вести.
- Сколько их?
- Трое.
- "ДСК" по инициалам есть?
- Нет. Пропали Лазарев, Мишин и Курдюмов. Ни одного Сергея и Дмитрия среди них нет.
- Ну и что?
- Работаем.
- А как дела у науки? Что-нибудь с пальцев убитого получить можно?
- Пока нет. По формуле Пирсона пришли к выводу, что покойник был невысок ростом - сто семьдесят один сантиметр, обувь носил сорокового размера. Никаких характерных признаков, свидетельствующих о личности убитого или роде занятий, установить не удалось.
- Пока не удалось или совсем не удалось?
- Совсем не удалось, - ответил Жуков. - Эксперты бьются с пальцами, может быть, удастся вытянуть на дактилоскопию…
- Думаете, был судим?
- Думаю, товарищ полковник. Иначе откуда флотская форма, если никто из моряков не пропадал?
- Думаете, подбросил убийца, чтоб нас с толку сбить? Возможно такое?
- Поскольку Загибалов работает на бойне, знает, как расчленять туши и был дважды судим, позволяет предположить, что его навещал человек именно с уголовным прошлым.
- Когда получили данные, что он по профессии раздельщик туш?
- Перед началом совещания.
- Чего ж с этого не начинали? - раздраженно спросил Костенко, поднимаясь.
- Если б с этого мы начали, кончать было б нечем, - ответил Жуков, тоже раздраженно. - И два чемодана у него стоят, от того самого гостя.
- Прокуратуру поставили в известность?
- Прокуратура в обыске отказала.
- До того, как вы установили там чемоданы?
- До.
- Сейчас должна дать санкцию. Едем к ним, думаю, выпросим.
- Дай-то господь, - ответил Жуков, пропуская Костенко перед собой.
3
- Погодите, Загибалов, погодите… Я про Фому, а вы про Ерему, - Костенко поморщился, неторопливо закурил. - Вы мне толком ответьте: чьи это чемоданы и что в них лежит?
- Так я ж десятый раз отвечаю: чемоданы моего дружка по колонии, вместе чалились, а что в них - не знаю.
- "Дружок", "не знаю"… Это ж детский лепет, Загибалов, вы кодекс изучили не хуже меня… Как дружка зовут?
- Не знаю.
- Как же вы с ним общались, с дружком-то?
- Так кличка у него была.
- Какая?
- Нескромная.
- Здесь женщин нет.
- Матерная была кличка.
- Значит, как зовут его - не знаете?
- Не знаю, как перед богом - не знаю.
- А в чемоданах что?
- Откройте да посмотрите.
- Товарищ полковник, - Жуков стоял на пороге комнаты, - вы в коридорчик выгляньте. А ты сиди, сиди на месте, Загибалов, сиди и не прыгай.
Костенко вышел в коридор, где стояли понятые и еще три милиционера.
- Вот, - сказал Жуков, - кровь, товарищ полковник. И на полу, и на обоях. Кровь, чтоб мне свободы не видать.
- Хорошо говорите, - усмехнулся Костенко. - Красиво.
- Так ведь всю жизнь с урками… Иной раз жене говорю, словно на этап отправляю: "Шаг влево, шаг вправо считаю побегом". Так что прошу простить. Обрадовался я, поэтому и заговорил приблатненно: кто б стал на эти бурые пятна внимание обращать - кухня на то и есть кухня, чтоб в ней мясо разделывать.
- Давайте-ка вырежем кусок обоев, товарищ Жуков, - сказал Костенко. - И выпилим эту часть кадки - на ней тоже вроде бы кровь, а?
- Нет. Не кровь, - убежденно сказал Жуков. - Это у нас с Кавказа привозили гранатовый сок, все на нем помешались, чтоб пищу заправлять, потому как витамин. Я его цвет от крови сразу отличу.
- Значит, выпиливать кадку не будем?
- Не надо, товарищ полковник, и так дел невпроворот… А вот здесь… Ну-ка, ножку стола поднимите… Еще выше… Новиков, помоги, чего рот разинул?! Нагнитесь, товарищ Костенко, ко мне нагнитесь… Вот здесь кусок пола выпилить надо - это уже точно: кровушка.
Вернувшись в комнату, Костенко сел рядом с Загибаловым, придвинулся к нему, тронул за колено - тот неторопливо отодвинулся:
- Не надо, полковник, вы мне дружбу не вяжите, все равно не ссучите.
- Неумно отвечаете, Загибалов, потому как раздраженно - с одной стороны, а с другой - страх в вас вижу. А боятся только те, кто чувствует за собою вину.
Загибалов странно усмехнулся, сокрушенно покачал головою:
- Иные с рождения страх чуют, с кровью передалось.
- Историей увлекаетесь?
- А чего ей увлекаться-то? Куда ей надо, туда и пойдет, не жизнь, а сплошная автоматическая система управления.
Тут пришла очередь Костенко усмехнуться - он начал испытывать интерес к этому громадному человеку, в маленьких стальных глазах которого была видна мысль, как он ни старался играть дурачка - тюремная, видимо, привычка; вторая натура, ничего не поделаешь: дурачку порою живется легче, особенно в трудных ситуациях.
- Чемоданы не вскрывали, Загибалов?
- Не имею привычки в чужой карман заглядывать.
- Хорошая привычка, - Костенко обернулся и попросил милиционера, стоявшего на пороге: - Пригласите, пожалуйста, понятых.
В чемодане было барахло: поношенная кожаная куртка, ботинки, носки, две пары брюк, меховая безрукавка. В кармане этой-то безрукавки Костенко и нашел профсоюзный билет на имя Дерябина Спиридона Калиновича. ДСК.
Костенко поднял глаза на Загибалова:
- В какое время Спиридон от вас ушел?
- Ночью.
- Зачем скрывали, что знаете его имя?
- А я и…
- А я и… - передразнил его Костенко. - Откуда он приехал?
- Не знаю.
- И фамилии не знаете?
- Ну Дерябин.
- А молчали…
- Я-то завязал, а он, может, в бегах.
- "Может" или наверняка?
- Про такие вещи впрямь не говорят, ждать надо, пока сам решит открыться.
В комнату заглянул Жуков:
- Товарищ полковник, вас Москва требует.
Костенко поднялся:
- Я скоро вернусь, Загибалов. Подумайте, может, есть резон самому сказать правду. Это не милицейские фокусы - это закон: признание облегчает участь.
- Слыхал, - ответил Эагибалов. - Как же, как же…
- Когда жена придет с работы?
- У ней сегодня вечерняя смена, поздно придет.
- Адрес какой?
Жуков, усмехнувшись, откликнулся:
- Мы знаем, товарищ полковник.
4
Из Москвы звонил Тадава.
- Владислав Николаевич, - сказал он, - я посидел в нашем музее и откопал два любопытных документа.
- Давайте, - ответил Костенко, закуривая.
- Первый документ военной прокуратуры: в марте сорок пятого года в районе Бреслау, в нашей прифронтовой зоне был обнаружен мешок с расчлененным туловищем. Головы не было, как и в нынешнем эпизоде. Около места преступления нашли морской бушлат и бескозырку. На внутреннем ободке бескозырки полуисчезнувшие буквы, которые давали возможность предположить, что образовывали они имя и фамилию убитого.
- Записываю.
- Первая буква просматривалась явственно - "М". Затем пропуск двух или трех букв, затем "и", потом предпоследняя буква - либо "п", либо "к". Скорее "н", хотя тут со мной не соглашаются.
- Немного, а?
- Все же есть первая буква.
- А имя?
- Странное.
- Диктуйте.
- Заглавную понять нельзя. Вторая и третья - "и", "ш".
- Миша? Гриша? Никифор?
- Почему "Никифор"?
- Никита - если уменьшительно.
- Нет, не выходит. Предпоследняя буква "н".
- Значит, "Мишаня" или "Гришаня", - убежденно ответил Костенко. - Начинайте копать всех пропавших "Михаилов" и "Григориев". Как я понимаю, дело так и повисло?
- Совершенно верно, Владислав Николаевич.
- Из улик ничего не осталось?
- Остались два пальчика. Я заново поднял все архивы: ни до войны, ни после Победы человек с такой дактилоскопией не проходил.
- Но обстоятельства по почерку похожи: Бреслау и Магадан?
- Очень.
- Фронт в марте сорок пятого был уже в Германии…
- Именно так…
- Засадите пока что в компьютер имеющиеся буквы, попробуйте получить предположительный ответ. Наверное, получите семьдесят, сто вариантов имен и фамилий. Свяжитесь с военным архивом - вам подскажут, как убыстрить поиски по Бреслау. Это интересное сообщение. Что по второму вопросу?
- Второй документ на Загибалова. Я запросил колонию, где он отбывал срок. Среди полученных данных - пока еще приблизительных - я уцепился за тот факт, что он был мясозаготовителем…
- То есть - как?
- Начальник колонии отправлял его во главе бригады охотников в тундру, осенью и весной, когда не было подвоза по суше, зыбь, даже вездеходы не проходили, - отрабатывать лицензию на оленей. Он был хозяином фирмы, что называется: и охотником, и раздельщиком. Кличка у него была "Загни и отчлень".
- Не понимаю…
- От слов "расчленять", Владислав Николаевич.
- Фамилии людей из его бригады не установили?
- Почему же? Установили.
- Дерябина среди них не было?
- Это - помощник его. Спиридон Калинович Дерябин, по кличке "Простата".
- Запросите всех его родных и знакомых: где он сейчас находится и кто видел его в последний раз?
- Уже запросил. Мать в частности.
- Ну?
- Последний раз он написал ей в октябре, сообщил, что освободился, скоро приедет в гости. С тех пор писем не было, сам не появлялся.
- Откуда писал?
- Из Магадана. Обратного адреса нет, "до востребования".
- Спасибо. Очень интересно все это. Спасибо еще раз.
5
…Заглянув к прокурору с предварительными данными экспертизы - там его уже ждал старший следователь Кондаков, - Костенко в дом Загибалова не поехал, а попросил шофера отвезти на фабрику, где работала его жена.
…В кабинет начальника отдела кадров вошла маленькая, красивая женщина с большими, широко поставленными серыми глазами - это было главным во всем ее облике, именно глаза организовывали лицо, делали его мягким, доверчивым, открытым.
"Где же я ее видел? - подумал Костенко. - Странно, я ее недавно видел".
Вспомнил: при входе на фабрику, на стене, была Доска почета. Портрет женщины был третьим справа во втором ряду.
- Здравствуйте, - ответила женщина, и зрачки ее расширились, отчего глаза из серых превратились в прозрачно-зеленые. - Что-нибудь случилось?
- Это я хочу спросить, что случилось, когда к вам приезжал Спиридон? - огорошил ее неожиданным вопросом следователь Кондаков.
"Ничего врезал, - отметил Костенко, - без игры, силки не ставит, сразу карты на стол, молодец".
- Какой Спиридон? - растерянно спросила женщина.
- Мужнин поделец, - лениво и всезнающе сказал Кондаков, всем своим видом показывая, что ложь он слушать не намерен, ибо все ему наперед известно.
- А ничего не случилось. Посидели, выпили…
- Ночевал Спиридон у вас?
- Нет, ушел.
- Когда?
- Ночью.
- К кому?
- А я почем знаю?
- Друзья у него в Магадане есть?
- Не интересовалась, - ответила женщина.
Начальник отдела кадров кашлянул в кулак:
- Загибалова, ты ударница коммунистического труда, не говори лжи.
- Он красивый? - спросил Костенко.
Женщина покраснела:
- У меня свой мужик есть.
- Это я понимаю, - согласился Костенко, - просто интересуюсь вашим мнением.
- Да так, из себя видный, - ответила женщина, - глаза цыганские, жгучие такие…
- Да при чем тут глаза? - включился начальник отдела кадров. - Ты опиши, внешние признаки дай…
"Не нужны нам внешние признаки, - досадливо подумал Костенко. - Экий ведь стереотип мышления, насмотрелись "знатоков" и мнят себя юристами. Мне важно, чтоб она про глаза Спиридона рассказала, про его запах - женщина на запах локаторна, некоторые мужчины вкусно пахнут - чуть-чуть горького одеколона, даже "шипр" сойдет, коли с водою, - и сила, у нее особый, свой запах, не расчлененный еще химиками на составные части. Ладно, пусть он ее отвлечет, тоже не вредит, сплошные "кошки с мышками", сам себе противен делаешься, не человек, а Макиавелли. Хотя Федор Бурлацкий доказал, что Макиавелли - совсем не так плохо. Что ж, каждому политику свое время, разумно".
- Внешне я не опишу, - продолжала между тем Загибалова, - у него родинок никаких не было, одна только маленькая на щеке, возле морщинки…
- Это хорошо, что про родинку помните, - включился Костенко, - но тут что-то не вяжется у нас с вами: родинка родинкой, а отчего друг ушел ночью в никуда? Ни друзей нет, ни знакомых, такси не сыщешь, до города пять верст, мороз…
- Пьяный был, поэтому и ушел. Пьяному мужику невесть что в голову взбрести может…
- Это верно, - сразу же согласился Кондаков, - но только зачем уходить, а чемоданы оставлять? И полгода за ними не возвращаться? Сколько денег было в чемоданах?
- Много, - ответила женщина, нахмурившись, - он пачки три вытащил, по карманам рассовал…
- Это когда муж его провожать пошел?
- Нет, это когда они выпивать начали.
- А когда у них драка началась? - спросил Костенко тихо.
Женщина снова вспыхнула:
- Не было у них драки. Поспорили промеж собой - и все…
- Загибалова, не говори ложь, - снова посоветовал начальник отдела кадров, - товарищ полковник прилетел из Москвы.
- А если бы я был отсюда - врать можно? - усмехнулся Костенко.
Женщина опустила лицо в маленькие, красивые, хоть и в машинном масле, руки.
- Набедокурили - вот и отвечай, - снова прорезался кадровик. - Нечего, понимаешь…
- Вы мужа подозреваете? - спросила Загибалова.
- В чем? - Кондаков подался вперед. - В чем мы его можем подозревать?
- Ничего я не знаю! Не знаю! - заголосила вдруг женщина высоким голосом, и этот плач странно диссонировал со всем ее обликом - вполне современная женщина, молодая, даже в рабочей ее одежде был вкус, современный вкус, а здесь был вопль - так мужиков на войну деревенские бабы провожали.
- Вас сейчас отвезут в прокуратуру, - сказал Костенко, - и допросят. Советую говорить правду. Ждите здесь, за вами подойдет машина.
6
- Загибалов, этот гражданин - старший следователь прокуратуры, Кондаков Игорь Владимирович.
- Значит - сажаете?
- Сажаем, - согласился Кондаков.
- Произвол, - сказал Загибалов. - Прежним временем пахнет.
- Ознакомьтесь с экспертизой, Загибалов, - сказал следователь Кондаков. - Следы крови на мешковине, в которую был завернут труп, и кровь с обоев на вашей кухне относятся к одной группе.
- Чего, чего?!
- Читать умеете? - спросил Костенко.
- Если напечатано - умею.
- Напечатано, - Костенко протянул Загибалову несколько страничек с машинописным текстом.
- Вы, конечно, слыхали, что на трассе, неподалеку от вашего дома, обнаружили расчлененный труп?
- А у Коровкиной тещи бык околел… Мне-то что?
- Какой бык? - не понял Кондаков. - При чем тут теща?
- Это я выражаюсь так, гражданин следователь. У каждого человека своя должна быть система обращения… Нашли труп - хороните. Меня зачем тянуть не по делу?
- Загибалов, - негромко сказал Костенко, - или вы отпетый злодей, или чистый в этом деле. Вы меня послушайте внимательно, вы меня только не перебивайте, вы помолчите, покуда я стану говорить. Кровь на мешке, где лежал убитый, и кровь на кухне - одной группы. Это улика, Загибалов. На расчлененном трупе есть татуировка - ДСК. Вашего подельца звали Дерябин Спиридон Калинович. Это вторая улика.
- Косвенная. - Загибалов с потугом зевнул и задумчиво спросил: - А третье что есть?
- Третьего не дано, - усмехнулся Костенко.
- Про это мы проходили, - сказал Загибалов.
- Где? - поинтересовался Костенко.
- В камере пахан был… Философ… Он - просвещал… Кому там и не дано третьего, а вы меня без этого самого-то третьего не сломите.
- Есть третья улика, - снова включился Кондаков и положил на стол заключение эксперта. - Неизвестный убит и расчленен человеком, имеющим навыки в этой работе…
- Убивать, что ль?
- Расчленять, - пояснил майор Жуков. - Не надо себя так держать, Загибалов… Положение твое сложное, я бы на твоем месте подумал серьезно, как отвечать…
- Вы бы на моем месте ходили на свободе. А поскольку я чалился, чтоб вокруг не случилось, все равно буду под подозрением. И думать мне нечего. Это вам надо думать и доказывать. Мне - на нарах лежать.
- Откуда кровь на кухне? - спросил Костенко.
Загибалов долго молчал, потом растер лицо мясистой ладонью и ответил:
- Бабу бил. Банкой по темени, чтоб со Спиридоном не гуляла.
- С Дерябиным? - спросил Жуков.
- Ну… Я его встретил, как брата, вина купил, а он потом к бабе полез под подол. А та - вроде бы и не ей под подол лезут. Ему - на порог, от позору, а ее - воспитал.
"…Сначала мужчины сидели в комнате и пили. Я слыхала на кухне, что муж настойчиво советовал что-то "отдать власти", а неизвестный, с цыганскими глазами только смеялся. Когда я вошла со сковородкой, на которой была жареная картошка с луком и салом, при мне мужчины ни о чем не говорили, только пили. Потом неизвестный стал оказывать мне внимание, а муж его за это выгнал, а меня избил на кухне, за что я на него не обижена. Сколько денег спрятал в карманы неизвестный, точно сказать не могу, но в толстых пачках были сторублевые бумаги. С моих слов записано правильно.
Загибалова Р. П."
РЕТРОСПЕКТИВА-II
Ночью Кротов почувствовал на своем плече чью-то руку.
Проснувшись, он не сразу открыл глаза. Несколько мгновений раздумывал, что бы это могло значить, - годы службы в диверсионной группе РОА приучили ко всякого рода неожиданностям, немецкая тюрьма - тоже, а здесь и вовсе концлагерь, всего можно ждать.
"Вчера вроде б все было в порядке, - быстро думал он, - да и вся неделя прошла нормально. А что я сказал Рыжему? Я сказал, что погибать надо с музыкой, а лучше не погибать, а обзавестись. Он спросил, что значит "обзавестись", и в глаза мне не смотрел, поэтому я сказал, что обзавестись надо ножами, чтоб большевиков резать тогда, когда патроны кончатся. Может, они мне сейчас клеить станут, что я клеветал на экономическую мощь рейха? Отвечу, что я имел в виду патроны в моем мешке, а не на заводах Германии".
Он сыграл испуг, взметнулся на койке, но рука еще сильнее сжала его плечо: над ним стоял офицер в черном.
"Ну, точно, сейчас поволокут, - понял он. - Где ж я что мог ляпнуть-то, а?"
- Одеваться? - спросил Кротов шепотом.
Черный кивнул:
- Только тихо, чтобы не разбудить соседей…
И вышел из блока.
…В комнате лагерного коменданта было трое: тот, в черном, один в форме зеленых СС и один в штатском. Штатский заговорил на хорошем русском: