27
За первую половину четверга Морено с Юнгом побеседовали ровно с дюжиной врачей, включая трех женщин, - в основном, чтобы не вызывать подозрений.
Подозрений относительно того, что полиция подозревает именно мужчин. Или, по крайней мере, одного из них.
Предлогом для расспросов служило получение сведений об убитой медсестре Вере Миллер. Общее впечатление. Отношения с пациентами и коллегами; все, что могло как-то способствовать созданию целостного образа. Особенно в части ее профессиональной деятельности.
Насколько Морено и Юнг могли судить, все врачи откровенно рассказывали то, что знали о сестре Миллер. Одни знали ее лучше, другие, естественно, меньше, поскольку им приходилось с ней общаться гораздо реже. Мнения и впечатления оказались совершенно единодушными. Вера Миллер была великолепной медсестрой. Компетентная, доброжелательная, любящая свою работу - и умеющая найти подход к каждому пациенту, что является настолько важным, что можно лишь пожелать, чтобы подобным качеством обладали все работающие в здравоохранении.
"De mortuis…", - подумала Морено. Мысль возникла чисто автоматически, но казалась едва ли подходящей в данном случае. Сестру Миллер просто-напросто любили и ценили. Никакого предположения относительно того, кто мог иметь причину, чтобы таким - или каким-то иным - образом ее убить, ни у кого не возникало. Даже намека на предположение.
Не возникло его и у Морено с Юнгом, когда, закончив расспросы, они уселись обедать в ресторане корпуса А. Даже намека на намек.
Они покончили с необычайно сытным блюдом из пасты в самом начале второго и решили, что имеет смысл подождать Эдиту Фишер в отделении 46. Ей предстояло выйти на работу в два часа - после двух с половиной суток отдыха, который она провела со своим приятелем в неизвестном месте. О приятеле они знали только, что его зовут Арнольд. Когда Юнг утром, после неимоверных усилий, наконец сумел связаться с фрекен Фишер, та не захотела объяснять, где они были и чем занимались.
Не то чтобы его это особенно интересовало, но тем не менее.
- Вероятно, они ограбили банк, - заявил он Морено, - но нам наплевать, с нас уже и так хватит. В любом случае, к Вере Миллер это не имеет отношения.
Морено ненадолго задумалась, потом согласилась.
С них, действительно, и так достаточно.
Эдита Фишер оказалась молоденькой блондинкой и выглядела приблизительно так, как обычно выглядит медсестра в американском телесериале. Не считая разве что небольшого косоглазия, но, по крайней мере, Юнг нашел его очаровательным.
Она была явно смущена тем, какого наделала шума. Покраснела и несколько раз попросила прощения еще до того, как они успели усесться в светло-зеленом помещении, предоставленном в их распоряжение для бесед с врачами благодаря заботам суровой заведующей отделением. Обычно оно использовалось исключительно для бесед с родственниками, когда умирал кто-нибудь из пациентов, сообщила она: зеленый цвет, считается, обладает успокаивающим эффектом.
- Господи! - воскликнула Эдита Фишер. - Тут и говорить-то не о чем. Совершенно не о чем. Вам, как я понимаю, рассказала Лиляна?
Юнг признался, что данная тема всплыла во время одной из его бесед с Лиляной Милович.
- Почему ей не хватило ума держать язык за зубами? Ведь это лишь пустяк, мы просто сидели и болтали, - возмутилась Эдита Фишер.
- Если бы все держали язык за зубами, мы бы не поймали многих преступников, - заметил Юнг.
- Что это за пустяк? - спросила Морено. - Раз уж мы все равно здесь.
Эдита Фишер еще немного посомневалась, но чувствовалось, что она расскажет. Юнг обменялся взглядом с Морено, и оба воздержались от дальнейших вопросов. Достаточно было подождать. Подождать и посмотреть на успокаивающий зеленый цвет.
- Дело было больше месяца назад… почти полтора.
- В начале ноября? - уточнила Морено.
- Примерно. Думаю, я никогда так не плакала, как когда услышала о том, что Веру убили. Это так ужасно, она была настолько веселым и живым человеком… просто нельзя представить, что подобное может случиться с кем-то, кого ты так хорошо знаешь. Кто это сделал? Наверняка какой-нибудь сумасшедший?
- Мы пока не знаем, - ответил Юнг. - Но в этом-то мы и должны разобраться.
- А вне работы вы тоже общались? - спросила Морено.
Эдита Фишер тряхнула кудрями;
- Нет, но она была замечательной коллегой, спросите остальных.
- Мы уже спрашивали, - сказал Юнг.
- В начале ноября? - напомнила Морено.
- Да, конечно, - вздохнула Эдита Фишер. - Но вы должны понимать, что тут и говорить-то не о чем. Лиляна любит все преувеличивать… она не плохая, просто иначе не умеет.
- Расскажите, - попросил Юнг. - Мы обычно бываем в силах отличать важное от несущественного. Но для этого нам надо знать как можно больше.
- Разумеется, - сказала Эдита Фишер. - Извините. Ну, просто Вере тогда пришлось поехать в Румфорд.
- В новую больницу Румфорд? - уточнила Морено.
- Да, туда требовалось перевезти одну пациентку. Такое иногда случается. Женщину с эмфиземой легких, в Румфорде лучше аппаратура. Мы иногда кого-нибудь к ним перевозим, а иногда они к нам…
- Звучит разумно, - согласился Юнг.
- Да, разумно. Вера сопровождала эту женщину и осталась в Румфорде на полдня. Чтобы убедиться, что пациентка хорошо себя чувствует… ощущает, что о ней заботятся, и так далее. Вера за этим всегда тщательно следила, поэтому ее и считали такой хорошей сестрой. Когда она ближе к вечеру вернулась обратно, мы как раз пили кофе, и я стала над ней подтрунивать. Спрашивала, почему она так надолго задержалась, уж не из-за какого ли красивого врача в Румфорде… потому что там есть такие.
Эдита Фишер снова засмущалась и заерзала на стуле.
- Во всяком случае, значительно моложе наших, - добавила она. - Ну, и тогда Вера ответила: "Ты попала не в бровь, а в глаз".
- Не в бровь, а в глаз? - переспросила Морено.
- Да, она засмеялась и сказала: "Ты попала не в бровь, а в глаз, Эдита". Только и всего, и я не знаю, ответила она шуткой на шутку или там было нечто большее. Господи, неужели вы так долго ждали только ради этого?
- Хм… - произнес Юнг. - Мы привыкли ждать, так что не волнуйтесь.
Морено размышляла, записывая что-то в блокнот.
- А вы как думаете? - спросила она. - Как вы расценили слова Веры Миллер? Не бойтесь ввести нас в заблуждение, лучше скажите, каким было ваше спонтанное впечатление.
Эдита Фишер прикусила губу, посмотрела на лежавшие на коленях руки и заерзала:
- Мне показалось, что это было нечто большее, - в конце концов сказала она. - Да, я вспоминаю, что действительно так подумала.
- Вам известно, что она была замужем? - спросил Юнг.
- Конечно.
- Но вам не кажется невероятным, чтобы… что она встретила в Румфорде врача, перед которым не устояла?
"Не устояла? - подумал он. - Я выражаюсь, как второразрядный артист. Наплевать". Эдита Фишер пожала плечами.
- Не знаю, - сказала она. - Откуда мне знать, ведь это были просто слова… и то, как она их произнесла…
- А больше это никогда не всплывало? - спросила Морено. - Например, еще каким-нибудь таким намеком?
- Нет, - ответила Эдита Фишер. - Ничего подобного. Поэтому-то я и говорю, что это пустяк.
Юнг ненадолго задумался.
- Ладно, - сказал он. - Спасибо за желание нам помочь. Можете приниматься за работу.
Эдита Фишер поблагодарила и вышла. Юнг встал, сделал два круга по комнате и снова сел.
- Ну? Вот и все. Что ты думаешь? - спросила Морено.
- Думаю? Я, по крайней мере, знаю, что станет нашим следующим заданием. Сотня новых врачей. Работы хватит до Рождества… впрочем, надо радоваться, что нам не придется сидеть сложа руки.
- Это слова настоящего полицейского, - сказала Морено.
28
Когда он выходил из отделения банка на Кеймер Плейн с 200 000 гульденов в карманах, часы показывали без двадцати три. Заявив, что хочет получить все наличными, он встретил слегка удивленные взгляды. Речь идет о покупке яхты, объяснил он, эксцентричный продавец захотел получить деньги именно таким образом. Иначе продавать отказывается.
Интересно, купились ли они на это. Может, да, может, нет. Все едино, без разницы. Главное, что он получил деньги. Когда придет время начинать выплачивать заем, его уже здесь не будет. В какой именно точке мира он окажется, пока неясно. До передачи денег оставалось всего двенадцать часов, а у него еще не было стратегии.
"Я чересчур спокоен, - подумал он, садясь в машину. - Перебрал таблеток, это меня отупляет".
Домой он поехал обычной дорогой. Вчерашняя мягкая погода не изменилась, и он двигался с непривычно низкой скоростью, поскольку сообразил, что, возможно, в последний раз совершает этот путь. Который проделывал тысячи раз… да, должно быть, тысячи. Он переехал в кондоминиум вместе с Марианной пятнадцать лет назад и теперь намеревался его покинуть. "Поистине, самое время", - думал он.
Поистине.
Возможно, именно из-за низкой скорости и ощущения, что совершает последнюю поездку, он и заметил мотороллер.
Обыкновенный красный мотороллер стоял припаркованным перед одним из подъездов многоквартирного дома, совсем рядом с его собственным кондоминиумом. На самом деле, всего метрах в двадцати пяти от его собственного дома.
Красный мотороллер.
Мысль поразила его, словно молния. Мотороллер.
Мотороллер.
Он, как всегда, припарковался на въезде в гараж. Вылез из машины и медленно пошел обратно по улице. Мысли фейерверком разрывали голову, и ему пришлось собрать все силы, чтобы не остановиться и начать пялиться на сверкающий в лучах слабого солнца мотороллер.
Он прошел мимо. Дошел до киоска и купил газету. Еще раз миновал магическое двухколесное транспортное средство и вернулся к своему дому. Бросил взгляд через плечо и обнаружил, что может видеть мотороллер с той позиции, где находится. От въезда в гараж. Он быстро прикинул и затем проверил, так же ли хорошо видно из машины.
Оказалось, нет - поначалу, но когда он сдал машину назад и развернул, то смог без проблем вести наблюдение, сидя на водительском месте. Он вспомнил, что у него есть бинокль, и сходил за ним.
Снова сел в машину, но, прежде чем начать караулить всерьез, вылез обратно и еще раз прогулялся к киоску. Купил две бутылки пива, к которым не собирался притрагиваться; на обратном пути приостановился перед многоквартирным домом и запомнил регистрационный номер.
Потом уселся в машину с биноклем в руках. В течение сорока пяти минут сидел, караулил и пытался выбросить из головы сомнения. Проверить выводы, пришедшие в голову за какие-то несколько секунд и казавшиеся железными, точно аксиома.
Все сходилось. В тот вечер мимо проезжал мотороллер, направлявшийся в сторону Бооркхейма. Он уже вычислил, что шантажистом должен быть кто-то, знавший его раньше, знавший, кто он такой… значит, ответ прост: это кто-то из соседей. Не из тех, с кем он ежедневно здоровается - он вообще здоровается только с живущими по обе стороны от него, с господином Лантбергом и семейством Клюме.
Значит, кто-то из многоквартирного дома.
В доме всего три этажа. Вероятно, не более десяти - двенадцати квартир. Три подъезда. И красный мотороллер возле ближайшего к его собственному дому.
Ясно как день. Бооркхейм - район небольшой, и все друг друга знают. По крайней мере, в лицо. Он сомневался в том, что здесь есть еще мотороллеры. То, что он прежде не видел этот - или не обращал на него внимания, - связано, наверное, с тем, что владелец обычно парковался позади дома. Он понял, что противник не знает о том, что транспортное средство может его выдать; иначе просто невероятно, чтобы тот проявил такую небрежность именно сегодня, поставив мотороллер прямо у него перед глазами.
Сегодня. Когда осталось несколько часов.
Он посмотрел на часы. Около четырех. Осталось одиннадцать часов.
Почувствовал, что руки покрываются гусиной кожей.
Почувствовал, что вот теперь у него появляется стратегия.
Итак, сорок пять минут. Столько времени он сидел в машине, ждал и планировал. Затем появился владелец. Владелец красного мотороллера. В бинокль его лицо, казалось, было буквально в метре от его собственного. Угрюмое, довольно обычное лицо. Примерно его возраста. Он узнал его.
Один из сотрудников больничной мастерской по изготовлению протезов. Ему подумалось, что он с ним даже разок разговаривал, но они никогда не здоровались.
Его имени он не помнил. Ну и не надо. Стратегия выстраивалась с рекордной быстротой. Гусиная кожа не проходила.
Поначалу ужин с Марлен Фрей получился довольно напряженным. Ван Вейтерен уловил ее волнение, уже когда открывал ей дверь, а его неловкие попытки заставить ее чувствовать себя желанной гостьей едва ли улучшили ситуацию.
Ульрика, возможно, преуспела в этом отношении чуть больше, но лед по-настоящему треснул, только когда Марлен Фрей внезапно расплакалась за супом.
- Черт возьми! - всхлипывала она. - Я думала, что сумею с этим справиться, но ничего не получается. Простите меня.
Пока она ходила в ванную, Ван Вейтерен выпил два бокала вина, и Ульрика смотрела на него с озабоченным видом.
- Мне так его не хватает, - призналась Марлен Фрей, вернувшись обратно. - Я понимаю, что вам тоже, но от этого не легче. Я так без него тоскую, что, похоже, начинаю сходить с ума.
Она уставилась на Ван Вейтерена наскоро замытыми глазами. Не найдя ничего лучшего, он тоже неотрывно смотрел на нее, потом обошел вокруг стола и обнял ее. Сделать это оказалось не совсем просто, поскольку она сидела, но, обнимая ее, он почувствовал, как у него внутри что-то отпустило.
Сжатая рука ослабила свою хватку и растворилась. "Как странно", - подумал он.
- Господи, - произнесла Ульрика. - Подумать только, что между людскими сердцами порой бывает такое расстояние.
Марлен снова расплакалась, но на этот раз ей хватило возможности высморкаться в салфетку.
- Я чувствовала себя такой одинокой, - объяснила она. - А вас я почти боялась.
- Он не так страшен, - заверила Ульрика. - Я замечаю это все больше и больше.
- Хм… - хмыкнул Ван Вейтерен, успевший уже вернуться на свое место. - Ваше здоровье!
- Мне ведь предстоит родить его ребенка, - сказала Марлен. - Это кажется совершенно невероятным, и я не представляю, что будет потом. Мы ведь не рассчитывали на то, что заниматься ребенком одному из нас придется в одиночестве. - Она глубоко вздохнула и попыталась улыбнуться. - Простите меня. Мне просто очень тяжело. Спасибо вам за то, что вы меня обняли.
- Господи, - пробормотал Ван Вейтерен. - Черт подери. Ваше здоровье. Я обещаю позаботиться о вас. То есть о вас и о ребенке. Хм…
- А как же иначе, - возмутилась Ульрика Фремдли. - Доедайте суп, вас ждет еще мясо.
- А ваши родители? - осторожно поинтересовался он часом позже. - Они вам как-то помогают?
Марлен покачала головой:
- Они алкоголики. Мать, конечно, пытается, но это едва ли можно назвать помощью. Надеюсь, вы мне верите, когда я говорю, что выбралась из этого дерьма… потому что это правда. Мы выбрались вместе, Эрих и я. Хотя иногда кажется, что стоит лишь немного приподняться, как сразу получаешь новый удар.
- Жизнь - весьма переоцененная штука, - заметил Ван Вейтерен. - Хотя чем позже это поймешь - тем лучше.
Марлен посмотрела на него, слегка приподняв брови.
- Да, - согласилась она. - Наверное, так и есть. Эрих говорил, что вы не особый оптимист, но мне вы все равно нравитесь. Надеюсь, так будет и дальше.
- Разумеется, - сказала Ульрика. - У него немного мрачный юмор, тут вы совершенно правы. Еще кофе?
Марлен помотала головой:
- Нет, спасибо. Мне пора. Я бы хотела тоже пригласить вас, но вы же знаете, как я живу… хоть печку мне и наладили.
- Приходите сюда на Рождество, - пригласил Ван Вейтерен. - И на Новый год. По возможности оба раза… и так далее.
Ульрика засмеялась, а Марлен улыбнулась. Он стал быстро прикидывать, когда ему в последний раз удавалось привести в хорошее расположение духа двух женщин одновременно. Пожалуй, прежде такого вообще не случалось. Когда они уже стояли в прихожей, Марлен вдруг кое о чем вспомнила.
- Ну да, конечно, - сказала она. - Записка…
- Какая записка? - спросила Ульрика, помогая ей надеть куртку.
- Я нашла записку, - пояснила Марлен, - когда на днях прибиралась. Эрих вечно оставлял повсюду записки… с указанием времени, именами, телефонными номерами и тому подобным.
- Вот как? - произнес Ван Вейтерен, и заметил, что в одну секунду превратился в полицейского.
- Полицейские просмотрели все бумаги, на которых Эрих в последние недели что-нибудь записывал, но эту они не нашли. Она лежала под подставкой на кухне. Я поняла, что запись довольно поздняя, поскольку там еще есть информация о работе, которой он занимался в один из последних дней…
- А что там есть еще? - спросил Ван Вейтерен.
- Только фамилия, - ответила Марлен Фрей. - Келлер.
- Келлер?
- Да, Келлер. Фамилия, конечно, довольно обычная, но я не знаю никого с такой фамилией… и в адресной книжке ее тоже нет. Это, собственно, все. Вы думаете, мне следует позвонить в полицию и сообщить о находке?
Ван Вейтерен задумался.
- Позвоните, - посоветовал он. - Келлер… Келлер… Нет, я такого тоже не знаю. Но все же позвоните им… звякните Рейнхарту, им требуется любая возможная помощь. У вас есть его номер?