- То, что он не рассказал, пожалуй, указывает на некоторую сомнительность цели поездки, - заметил Роот. - Он не упомянул о ней ни девушке, ни Отто Мейеру, которому чуть раньше тем же днем помогал разбираться с яхтой.
- Он даже не сказал ему, что собирается в Диккен? - спросила Морено. - Я имею в виду, этому Мейеру.
- Нет, - ответил Юнг. - Только то, что должен уйти около половины пятого, поскольку у него имеется еще кое-какая работа.
- Работа? - переспросил Рейнхарт. - Он употребил именно это слово?
Юнг кивнул:
- Мы довольно сильно прижали Мейера. Да, он назвал это работой. Вне всякого сомнения. Как бы то ни было, он покинул ангар возле Грейтсенхрахт сразу после половины пятого. Они возились с какой-то отделкой каюты и собирались продолжить на этой неделе. Яхта там довольно шикарная… восемнадцать метров, шесть коек… панели из тика, шкафчик для бара и все такое. Мейер, конечно, отъявленный мошенник, но с бумагами у него все в порядке, не наш клиент.
- Больше он ничего толкового не выдал? - спросил Рейнхарт.
- Ни черта, - ответил Роот.
Юнг с сожалением пожал плечами. Рейнхарт вздохнул.
- Отлично, - сказал он. - В общем, как с козла молока. Что у нас есть еще?
Ответ он уже знал, но все же обвел присутствующих взглядом, постаравшись принять оптимистичный вид.
- Адресная книжка, - произнес в конце концов де Брис.
- Именно, - поддержал Ренхарт. - Схватываешь на лету, как обычно. Как там идут дела?
Де Брис развел руками, едва не задев кончик подбородка Роота.
- Поосторожнее, семафор, - возмутился Роот.
Боллмерт нервно хихикнул.
- Идут как по маслу, - невозмутимо принялся объяснять де Брис. - В книжке значатся сто сорок шесть частных лиц, около пятидесяти организаций и тому подобное. Плюс около десятка записей не разобрать… там все перечеркнуто, разная мазня и так далее. Вероятно, он пользовался книжкой лет шесть-семь, во всяком случае, так думает его подружка, хотя она и знакома с ним только три года. Пока что ей удалось вспомнить тридцать пять человек, завтра начнем их проверять.
- А есть ли среди их общих знакомых такие, кто не значится в книжке? - поинтересовался Юнг.
Де Брис помотал головой:
- По большому счету, нет. Он явно был дотошный. Например, парень, с которым они познакомились на вечеринке всего несколько недель назад, там записан.
- Хм… - произнес Рейнхарт. - Значит, ты хочешь сказать, что среди этих имен обязательно есть убийца?
- Если это кто-то из их знакомых, то шанс очень велик, - ответил де Брис.
- Хорошо, - сказал Рейнхарт. - Возьми себе в помощь Морено, Краузе и Боллмерта, и смотрите у меня, ничего там не пропустите. Общайтесь с глазу на глаз и записывайте каждую беседу на магнитофон, помните, что пустой болтовней по телефону тут не обойтись. И составьте вопросник… я хочу на него предварительно глянуть. Какое у них алиби на вторник и так далее… никаких мягких подходов. Ясно? Это, черт возьми, пока единственное, что у нас есть.
- Предельно ясно, - отозвался де Брис. - Я ведь не идиот.
- Иногда это плюс, - пробурчал Рейнхарт. Закурил трубку и выпустил на собравшихся несколько клубов густого дыма.
- А подружка? - спросил Юнг. - Нам, пожалуй, надо еще разок с ней побеседовать. О последних днях - чем они с ним занимались и тому подобное.
- Разумеется, - ответил Рейнхарт. - Это я беру на себя. Роот и Юнг, вам придется опять отправиться в ресторан, по крайней мере, Рооту это будет по вкусу. Завтра дадим в прессу сообщение о розыске всех, кто был во вторник в Диккене. Это всегда что-нибудь да дает… раз уж мы не можем копать вглубь, придется копать вширь.
- Золотые слова, - заметил Роот. - Хотя главная рыба, если не ошибаюсь, обычно плавает довольно глубоко.
- Верно, - поддержал Боллмерт, который родился чуть ли не прямо на траулере, но решил, что сейчас об этом упоминать не стоит.
На несколько секунд воцарилось молчание, комиссар продолжал выпускать дым, остальные смотрели.
- Надо бы выдвинуть хоть какую-то гипотезу, как вы считаете? - высказался де Брис. - Почему его убили?
Рейнхарт откашлялся.
- Я выдвину ее, как только получше разберусь с прошлой неделей, - пообещал он. - Молодой Ван Вейтерен собирался встретиться с кем-то в Диккене, вероятно, планировал срубить немного деньжат, и, судя по всему, не продажей рождественских газет. Это все, чем мы сейчас располагаем.
- А его надули, - вставил Роот.
- Тот, с кем он встречался или кто-то другой, - добавил Юнг.
- А этот парень, у которого он одолжил машину? - поинтересовался Боллмерт.
- Его мы, вероятно, можем отбросить, - подумав две секунды, ответил Рейнхарт. - Он сидит в тюрьме, и, насколько нам известно, они не общались в течение нескольких месяцев. На побывку домой его из тюрьмы тоже давно не выпускали.
- За что он сидит? - спросил Роот.
- Много за что. В частности, за ограбление и незаконный ввоз людей. Незаконное хранение оружия. Четыре года. Ему осталось приблизительно два с половиной.
- О’кей, - согласился де Брис. - Его мы отбрасываем. Что-нибудь еще? Я голоден, ничего не ел с прошлой недели.
- Я тоже, - поддержал Роот.
Рейнхарт положил трубку в пепельницу.
- Только еще одно, - серьезно заявил он. - Я вчера разговаривал с комиссаром и пообещал ему, что мы это раскроем. Надеюсь, все понимают чрезвычайную важность этого дела? Помните то, о чем я говорил вначале. Мы обязаны с этим справиться. Обязаны! Уяснили?
Он оглядел собравшихся.
- Я уже говорил, что мы не идиоты, - заметил де Брис.
- Все образуется, - сказал Роот.
"Хорошо иметь уверенную в себе команду", - подумал Рейнхарт, но ничего не сказал.
Ван Вейтерен остановился на юго-западном углу узкой продолговатой площади Окфенер Плейн. Содрогнулся и засунул руки поглубже в карманы пальто. Огляделся. До субботы он не знал, что Эрих жил именно здесь - или, может, догадывался? Ведь этой осенью они дважды встречались: один раз - в начале сентября, второй - чуть более трех недель назад. Несмотря ни на что… - подумал он, пытаясь нащупать в кармане машинку для скручивания сигарет, - несмотря ни на что, он все-таки немного общался с сыном. В последнее время. Принимал его у себя дома, и они разговаривали как цивилизованные люди. Что-то сдвинулось с мертвой точки; неясно, что именно, - смутно и натужно, но все-таки что-то наметилось… Эрих рассказывал и о Марлен Фрей - правда, насколько ему помнилось, не называя ее по имени, - и наверняка упоминал о том, где они живут, почему бы и нет? Он просто забыл.
Стало быть, живут здесь… или жили. Почти в самом центре Старого города, в обветшалом доме девятнадцатого века, покрытый копотью фасад которого он сейчас разглядывает. На третьем этаже, почти на самом верху; окно за маленьким балкончиком с заржавевшими перилами слабо светилось. Ван Вейтерен знал, что она дома и ждет его; живая подруга его умершего сына, которую он никогда не видел. Он осознал - с внезапной и неодолимой силой, - что не сможет себя превозмочь. Не сможет заставить себя сегодня позвонить в эту облупившуюся дверь.
Он посмотрел на часы. Дело шло к шести, начавшая спускаться на город темнота показалась ему промозглой и враждебной. В воздухе чувствовался запах серы или фосфора - Ван Вейтерен не узнавал его, воспринимал как нечто чужеродное. Вокруг было разлито предчувствие дождя, но в это время года до него всегда недалеко. Он зажег сигарету. Опустил глаза, словно от стыда или от чего-то другого, известного ему одному… заметил на противоположном углу площади кафе и, докурив, направился туда. Взял темное пиво и уселся у окна, из которого все равно ничего не было видно. Уткнулся головой в ладони и стал вспоминать прошедший день.
Этот день. Третий день, когда он проснулся с сознанием того, что его сын мертв.
Сперва час в букинистическом магазине, где он все объяснил Кранце, и они перепланировали график работы на эту неделю. Относился он к старому Кранце неплохо, но им явно никогда не стать больше чем деловыми партнерами. Конечно, нет, тут уж ничего не поделаешь.
Затем еще один визит к судмедэкспертам, теперь уже вместе с Ренатой и Джесс. Он остался ждать их за дверьми холодильной камеры. Посчитал, что увидеть мертвого сына один раз вполне достаточно. Так же думал он и сейчас, отпивая глоток пива… только один раз, есть картины, которые не стираются в памяти ни временем, ни забывчивостью. Воскрешать их не требуется - ведь они не умирают. Когда женщины вышли, Джесс выглядела собранной, сжимала в обеих руках по носовому платку, но держалась.
Рената явно по-прежнему ничего толком не воспринимала, и он задумался над тем, какими таблетками она накачивается и в каком количестве.
Еще был краткий разговор с Меуссе. Они оба справились с ним не слишком успешно. У Меуссе глаза были все время на мокром месте, чего с ним обычно не случалось.
Чуть позже он познакомил Джесс с Ульрикой. Проблеск света во мраке; встреча прошла просто замечательно. Всего полчаса в гостиной у них дома за бокалом вина и салатом, большего не требовалось. Дело, как уже говорилось, не в словах и не в них самих… между женщинами существует нечто такое, чего ему не дано понять. Между некоторыми женщинами. Когда они прощались в прихожей, он чувствовал себя почти лишним - настолько, что смог даже улыбнуться, невзирая на горе.
Потом он позвонил Марлен Фрей и договорился о встрече. Говорила она относительно разумно и пригласила его заходить в любое время после пяти часов. Она будет дома и очень ждет встречи с ним. Сказала, что у нее для него кое-что есть.
Ждет встречи? Кое-что?
И вот он сидит здесь в такой нерешительности, что ноги кажутся ватными. Почему?
Он не знал. Знал только, что сегодня ничего не получится, и, допив пиво, попросил разрешения позвонить. А потом стоял в немного припахивающем мочой закутке между мужским и женским туалетами и звонил живой подруге своего умершего сына, чтобы объяснить, что у него возникли затруднения.
Можно ли ему зайти на следующий день? Или через день?
Можно. Но ей было трудно скрыть разочарование.
Да и ему тоже, когда он, покинув Окфенер Плейн, двинулся под дождем в сторону дома. Разочарование и стыд.
"Я уже больше не разбираюсь в самом себе, - думал он. - Речь ведь не обо мне. Чего я боюсь, чем я, черт возьми, занимаюсь?"
Но он пошел прямо домой.
Рейнхарт проснулся оттого, что Уиннифред шептала его имя, положив ему на живот холодную руку.
- Ты собирался убаюкивать дочку, а не себя, - сказала она.
Он зевнул и в течение двух минут пытался потянуться. Потом осторожно выбрался из узкой кроватки Джоанны и вышел из детской в гостиную. Опустился на диван, где на другом конце, прикрывшись одеялом, уже полулежала жена.
- Рассказывай, - попросила она.
Он задумался.
- Дьявольски и трехглаво, - произнес он. - Да, иначе не скажешь. Хочешь бокал вина?
- Думаю, да, - ответила Уиннифред. - А дьявол, как известно, трехглав уже у Данте, значит, все правильно.
- Во времена Данте женщин, которые слишком много знали, сжигали на кострах. Красного или белого?
- Красного. Нет, это было позже Данте. Ну?
Рейнхарт поднялся, пошел на кухню и вернулся с двумя бокалами вина. Снова сел на диван и принялся рассказывать. За все время рассказа она его ни разу не перебила.
- А в чем трехглавость? - спросила она, когда он закончил.
Прежде чем ответить, Рейнхарт допил вино.
- Во-первых, у нас нет ни малейшего понятия о том, кто это сделал, что всегда плохо.
- Знакомо, - вставила Уиннифред.
- Во-вторых, жертвой является сын комиссара.
- Ужасно, - согласилась Уиннифред. - А в-третьих?
Рейнхарт снова задумался.
- В-третьих, он, вероятно, был в чем-то замешан. Если мы найдем преступника, то, скорее всего, выйдем на какой-нибудь криминал с участием Эриха Ван Вейтерена. Опять. Вопреки утверждениям его подруги… а такое ведь едва ли согреет сердце отца, как тебе кажется?
- Понятно, - кивнула Уиннифред, вертя в руках бокал. - Да, тройная неприятность. А насколько точно, что там криминал? Ведь это совсем не обязательно?
- Точность в таких делах вещь относительная, - перебил Рейнхарт и постучал себя пальцем по лбу. - На сигналы отсюда глаза закрывать не следует. Вдобавок… вдобавок он хочет лично разбираться с преступником, если мы его найдем. То есть комиссар. Черт подери!.. Впрочем, я его, пожалуй, понимаю.
Уиннифред ненадолго задумалась.
- История не из приятных, - сказала она. - Неужели бывает еще хуже? Звучит так, будто все это чуть ли не специально подстроено.
- Он обычно именно так и говорит, - заметил Рейнхарт.
11
Призыв полиции о помощи в "диккенском" деле появился во всех основных газетах Маардама во вторник, ровно через неделю после убийства, и к пяти часам дня позвонили десять человек, заявивших, что они посещали "Траттория Комедиа" в интересующий полицию день. Принимать информацию выделили Юнга и Роота, которые сразу отмели шестерых звонивших как "второстепенных" (термин Роота), поскольку они плохо подходили по срокам. Оставшиеся четверо, по их словам, находились в ресторане в промежуток между 17.00 и 18.30, и весь квартет любезно согласился тем же вечером явиться в полицию для допроса.
Первым оказался Руперт Пилзен - пятидесятивосьмилетний директор банка, проживавший в Диккене на аллее Веймар и забегавший в "Тратторию" во вторник немного посидеть в баре. Только маленький стаканчик виски и одно пиво. Приблизительно с четверти шестого до без четверти шесть. В ожидании, пока жена приготовит ужин; он объяснил, что иногда позволяет себе такое после тяжелого рабочего дня. Когда остается время.
Он сдвинул очки на лоб и внимательно изучил фотографию Эриха Ван Вейтерена. Объяснил, что никогда прежде того не видел ни в "Траттории", ни где-либо в другом месте, и бросил многозначительный взгляд на наручные часы. "Наверное, запланировал новое заслуженное посещение бара, которое теперь срывается", - подумал Юнг.
Не заметил ли он чего-либо другого, что могло бы оказаться им полезным?
Нет.
Не запомнил ли он чьих-нибудь лиц?
Нет.
Сидели ли в баре еще люди?
У Пилзена появились морщины - мелкие на лбу и глубокие на двойном подбородке. Нет, пожалуй, он все время сидел в одиночестве. Хотя… под конец подошла какая-то женщина. С короткой стрижкой, около сорока лет, похожая на феминистку. Уселась за стойку и заказала рюмку спиртного. Сидела довольно далеко от него, насколько ему помнится, с газетой. Это все.
- Будь там второй бар, она бы наверняка села там, - прокомментировал Роот, когда директор Пилзен вперевалку вышел из кабинета на подгибающихся ногах. - Ах ты, жирный буржуй.
Юнг хмыкнул:
- Такими становятся, когда есть большие деньги и нет никаких интеллектуальных интересов. С тобой было бы то же самое. Будь у тебя деньги…
- Зови следующего, - скомандовал Роот.
Следующих оказалось двое. В кабинет вошли супруги Шварц, которые жили не в Диккене, но навещали там знакомого для деловых переговоров. Каких именно - они не уточнили. На обратном пути в город они задержались в "Траттории", чтобы поесть, - они иногда позволяют себе подобную роскошь. В смысле - поесть в ресторане. Не именно в "Траттория Комедиа", а в ресторане вообще… особенно теперь, когда им больше не надо ходить на службу. Так уж повелось. Правда, не чаще раза в неделю.
Обоим было около шестидесяти пяти лет, и оба сразу узнали Эриха Ван Вейтерена, стоило Юнгу показать им фотографию. Он сидел и ел - обычную пасту, если фру Шварц правильно запомнила, - за столиком в нескольких метрах от них. Сами они ели рыбу. Атлантическая тюрбо, если точнее. Да, молодой человек сидел в одиночестве. Он расплатился и вышел из ресторана приблизительно в то же время, как им принесли десерт. Где-то в начале седьмого.
Были ли в ресторане еще посетители?
Только молодая пара в глубине зала. Они пришли прямо перед шестью часами и, наверное, тоже заказали дешевую пасту. Оба. Они еще сидели за столиком, когда супруги Шварц закончили ужин. Около половины седьмого.
Что-нибудь еще заслуживающее внимания?
Нет, а что бы это могло быть?
Не заметили ли они кого-нибудь в баре?
Нет, от их столика бара видно не было.
Сидел ли там кто-нибудь, когда они направлялись к выходу?
Возможно, а может, и нет. Хотя да, невысокий господин в костюме, точно. По правде говоря, чуть темнокожий… возможно, араб. Или индеец или что-то в этом роде?
Роот заскрежетал зубами. Юнг поблагодарил и пообещал - по настоятельной просьбе фру Шварц, - что они приложат все усилия к тому, чтобы убийца в самое ближайшее время оказался за решеткой.
Ведь это так ужасно. В Диккене, да и вообще. Помнят ли они ту проститутку, которую несколько лет назад приколотили к стене гвоздями?
Да, помнят, но большое спасибо, настало время приглашать следующего "детектива от общественности".
Ее звали Лизен Берке. Ей было лет сорок, и она сидела в баре "Траттория Комедиа" приблизительно с без четверти шесть до половины седьмого. Почему она там сидела, Лизен Берке объяснять не стала - она ведь, черт возьми, имеет право выпить рюмочку где угодно, если у нее возникло такое желание.
- Разумеется, - согласился Юнг.
- И даже две, - подтвердил Роот.
- Вы узнаете этого человека? - спросил Юнг, показывая ей фотографию.
Она три секунды рассматривала снимок и четыре качала головой.
- Он сидел за одним из столиков в ресторане, между…
- Это его убили? - перебила она.
- Точно, - ответил Роот. - Вы его видели?
- Нет. Я читала газету.
- Ага, - произнес Роот.
- Ага? - переспросила Лизен Берке, всматриваясь в Роота поверх очков восьмиугольной формы.
- Кхе-кхе… Были ли в баре еще посетители? - спросил Юнг.
Она оторвала взгляд от Роота и задумалась.
- Пожалуй, двое… да, сперва там торчал жирный тип, похожий на директора, но он ушел. Потом появился мужчина другого сорта. С длинными волосами и бородой. Пожалуй, еще в темных очках… походил на рок-музыканта. В общем, мачо. Развратник.
- Вы с ним разговаривали? - спросил Юнг.
Лизен Берке презрительно фыркнула.
- Нет, - ответила она. - Естественно, нет.
- А он не пытался с вами заговорить? - поинтересовался Роот.
- Я читала газету.
- Вы поступили абсолютно правильно, - сказал Роот. - В кабаках не следует пускаться в разговоры с незнакомыми мужчинами.
Юнг бросил на коллегу многозначительный взгляд, и тот замолчал. "Черт, - подумал Юнг. - Почему его не отправят на курсы дипломатии?"
Лизен Берке поджала губы и тоже уставилась на Роота, будто тот был необычайно коварным собачьим дерьмом, в которое она вляпалась и теперь никак не может отцепить от подошвы. Дерьмом кобеля, вне всяких сомнений. Роот закатил глаза.
- Как долго он сидел? - поинтересовался Юнг. - Этот развратный рок-музыкант.
- Не помню. Пожалуй, не очень долго.
- Что он пил?
- Представления не имею.
- Он, во всяком случае, покинул бар раньше вас?
- Да.
Юнг задумался.