"Довольно! Не валяй дурака и успокойся. Господи, да она же просто преподаватель археологии и не первый год живет здесь. Скорее всего дело в каких-то обычных формальностях. Надо отдать ей телефон, она отправится на свою встречу, а ты успеешь вернуться в отель как раз вовремя, чтобы посмотреть фильм с Джоном Стюартом".
Но подобные рассуждения ее не успокоили.
Она чувствовала: происходит нечто весьма серьезное.
И хотя Миа не очень хорошо знала свою мать, в первую же минуту их встречи в баре она интуитивно угадала в ее голосе и во всем поведении какую-то скованность и принужденность.
Вообще говоря, существование между ними такой сильной связи даже удивительно, ведь Миа с трех лет росла в семье сестры матери Аделаиды и ее мужа Обри. Они жили в Наханте, на крошечном островке к северу от Бостона, который соединяла с материком шоссейная дорога. Девочка виделась с матерью только во время Рождества, когда та приезжала в гости, или летом, когда мать забирала ее с собой на раскопки.
Вскоре после рождения девочки в Багдаде Эвелин поняла: растить ее в этой стране будет чрезвычайно тяжело. На Ближнем Востоке относились недоброжелательно, мягко говоря, к одинокой матери, да и политическая ситуация оставляла желать лучшего. Миа исполнился годик, когда в результате очередного государственного переворота к власти пришел Саддам Хусейн и установил кровавую диктатуру. Ирак порвал дипломатические отношения с Сирией, а перестрелки на границе с Ираном в 1980 году привели к войне, длившейся десять лет. Правда, Эвелин не трогали, так как новые власти гордились ее раскопками. Но условия жизни становились все хуже, и вскоре она улетела в Каир.
В Египте Эвелин встретили с распростертыми объятиями и сразу предложили огромное жалованье. Проблему представляли школы и система здравоохранения. Первый год жизни в Египте Эвелин разрывалась между работой и домом, пытаясь обеспечить дочке нормальные условия жизни, хотя и отдавала себе отчет: рано или поздно ей придется что-то предпринимать. Но когда в стране разразилась эпидемия холеры, Эвелин поняла: трехлетняя девочка подвергается смертельной опасности. Медицина находилась в ужасающем состоянии, каждый день умирали сотни детей, и Эвелин обязана была перевезти Миа в более надежное и спокойное место.
Эвелин не допускала и мысли, чтобы навсегда уехать с Ближнего Востока. Ее сестра Аделаида поставила ее перед трудным выбором. У нее с мужем был только один ребенок, девочка пятью годами старше Миа. Супруги страстно мечтали завести еще одного ребенка, но в результате осложнений после родов у Аделаиды больше не могло быть детей. Когда в тот год Эвелин приехала к ним на Рождество, они как раз подумывали взять ребенка из детского дома. И однажды вечером, сидя с сестрой перед окном и любуясь на пушистый снег, засыпавший пляж перед домом, Аделаида решилась и попросила сестру доверить ей воспитание Миа. Они были заботливыми и обеспеченными супругами - оба преподавали в колледже, - и Эвелин знала: в их семье Миа обретет любовь, покой и уют.
Супруги сдержали свое слово, и их дом стал для Миа родным. Она посещала колледж и, как это часто происходит, повзрослев, отдалилась от матери.
И тут вдруг подвернулся финикийский проект.
Исследование ДНК, чем занималась Миа, тесно связано с изучением древних скелетов историками и археологами. В проекте участвовали двое местных специалистов по истории финикийцев, но большую часть необходимых сведений она черпала у Эвелин. Так что с первого дня ее пребывания в Бейруте между ними установились прочные взаимоотношения, характерные скорее для друзей, чем для матери с дочерью.
Миа и рада была бы придать этим отношениям более теплый, родственный характер, но мать оказалась заядлым трудоголиком. И хотя Эвелин проявляла к жизни окружающих свойственный исследователю пытливый интерес, по характеру она оставалась довольно сдержанной и замкнутой. Миа унаследована от матери привлекательную внешность, но была куда более открытой и доверчивой - на взгляд Эвелин, даже чересчур доверчивой. И поначалу Миа нашла мать слишком сухой и отчужденной и решила, что если между ними сложатся хорошие деловые отношения, то и это уже хорошо. Но после нескольких поездок в районы отдаленных раскопок и пары ужинов с аракой в горных хижинах, Миа с радостным удивлением обнаружила - в деловитом и расчетливом экскаваторе, какой представлялась ей Эвелин Бишоп, бьется горячее сердце.
И сейчас это горячее человеческое сердце по неизвестным причинам преследовали какие-то люди.
Стараясь успокоиться, Миа сосредоточила взгляд на дороге. На какое-то мгновение она потеряла "мерс" из вида, затем он вновь появился впереди, отделенный от нее несколькими машинами, среди которых первым за ним следовал черный "БМВ".
Такси Эвелин обогнуло Ринг и направилось в сторону центра. Власти не жалели средств на восстановление разрушенного за время гражданской войны сердца старого города, и теперь в нем на каждом шагу встречались торговые пассажи и рестораны. "Мерседес" и "БМВ" мчались по улицам, как вдруг такси Миа застряло в плотном потоке на перекрестке, где скопились машины, двигавшиеся в трех разных направлениях, и она оказалась отрезанной от матери.
Миа как безумная умоляла и понукала водителя, который с трудом выбирался из пробки, задевая бампером другие машины. Сопровождаемые проклятиями и угрозами, они с трудом выбрались на свободную дорогу.
Однако по мере приближения к пешеходной зоне движение становилось еще более плотным, и им пришлось сбавить скорость. Миа увидела, как примерно в ста ярдах впереди Эвелин вышла из такси и пропала в толпе.
- Вон там, это она! - возбужденно закричала она, но тут же сникла, сообразив, что стоит в пробке. Между ней и Эвелин простиралось целое море крыш застопоренных машин, остановленных одним-единственным регулировщиком с внешностью библейского Моисея, в то время как с обеих сторон поперечной улицы хлынули сотни машин.
Миа пыталась найти просвет, куда они могли бы прорваться, и вдруг увидела, как андроид и его приятели вылезают из "БМВ", застрявшего в той же пробке, и протискиваются между машинами, направляясь следом за Эвелин. Вокруг кишели толпы людей - из-за страшного зноя здесь принято обедать в девять, а то и позже, а в такой мягкий октябрьский вечер все устремлялись в пешеходную зону с множеством ресторанов, открытых почти до утра. Миа оказалась перед необходимостью срочно принять решение. Одно дело - догонять Эвелин, находясь в относительной безопасности салона автомобиля, пусть и с довольно бестолковым водителем. И совершенно другое - догнать мать пешком и, возможно, привлечь к себе внимание ее преследователей.
Но могла ли она раздумывать?
Сунув водителю десять долларов - американские доллары являлись в Бейруте самой предпочтительной валютой, - Миа с отчаянно бьющимся сердцем выскочила из такси и стала зигзагами пробираться между вплотную стоящими машинами, надеясь, что дурное предчувствие ее обмануло, и лихорадочно соображая, как быть, если оно окажется верным.
Глава 6
С самого появления Фаруха в Забкине у Эвелин буквально голова пухла от множества вопросов. Верный своему слову, нервно затягиваясь сигаретой, он уже ждал ее у башни с часами, находившейся в центре на площади Этуаль.
Этой башне возрастом больше ста лет суждено было стать свидетелем жестокой гражданской войны, и она чудом уцелела, хотя стояла на печально известной Зеленой линии, отделявшей Западный Бейрут от Восточного. Почти пятнадцать лет ушло на то, чтобы тщательно восстановить каждый зубец замечательного образца турецкого зодчества, и вот она возвышается над городом, где вновь бурлят злоба и ненависть. На башне трепещут ливанские государственные флаги и транспаранты с антивоенными лозунгами, а ее фундамент покрывают граффити, изображающие ужасы недавней бойни.
Фарух выбрал удачное место для встречи. Площадь так и кишела людьми. Одни восхищенно замирали перед устремленной в высоту башней, другие направлялись в рестораны или магазины, третьи уже возвращались домой с покупками или увлеченно болтали по сотовым телефонам, не замечая ничего вокруг. В такой толпе легко затеряться, а именно это ему и требовалось. Плюсом было и то, что на краю площади располагалось здание парламента, вокруг которого расхаживали вооруженные солдаты.
Как только Эвелин подошла, он сразу погасил сигарету и, настороженно взглянув через ее плечо, повел ее от башни на одну из шумных торговых улиц, лучами разбегавшихся от центра.
Обойдясь без обмена приветствиями, Эвелин сразу спросила:
- Фарух, объясните же мне, что происходит? Почему вы считаете, что Хаджи Али погиб из-за всего этого? Что с ним случилось?
Фарух остановился на тихом углу у закрытой торговой галереи. Повернувшись к Эвелин, он дрожащими пальцами извлек и закурил очередную сигарету. Он помрачнел, подавленный тяжкими воспоминаниями.
- Когда Абу Барзан - мой приятель из Мосула, - когда он в первый раз показал мне предметы, которые пытался продать, я сразу подумал про вас - из-за этой рукописи с уроборос. Остальное… Там, конечно, были очень интересные вещицы, но я знал - вы не захотите связываться с таким делом. Но должен вам сказать, что другие вещи очень ценные, а я уже сказал: мне нужны деньги, чтобы навсегда убраться из этой проклятой страны. Я пытался связаться с некоторыми из моих клиентов, которые… скажем так, были не слишком разборчивы, но их оказалось не так много. Поэтому я попросил Али тоже поспрашивать его клиентов. У него другие клиенты, они не задают вопросов… И я очень торопился, мне нужно было найти покупателя раньше, чем это сделает Абу Барзан, хотя бы мне и пришлось поделиться своей долей с третьей стороной, вроде Али. Половина лучше, чем ничего, а если бы Абу Барзан продал их раньше меня, я остался бы с носом. Так вот, я обо всем рассказал Али и отдал ему фотокопии снимков, которые передал мне Абу Барзан. - Фарух горестно покачал головой, словно упрекая себя за ужасную ошибку. - Фотокопии всех картинок.
Фарух крепко затянулся, как будто хотел успокоиться, прежде чем перейти к самой тяжелой части рассказа.
- Уж не знаю, кому он их показывал, а только он пришел ко мне меньше чем через неделю и сказал: у него есть покупатель, который берет всю партию по предложенной цене. Сразу всю партию! Я хотел исключить из нее книгу с уроборос - я помнил, как вас интересовали любые вещи с этим символом, и думал: из-за нее вы согласитесь помочь мне продать остальное или хотя бы найти мне работу в Бейруте. Поэтому я велел Али сказать покупателю, что он может получить все вещи, которые он видел на снимках, кроме книги, но в возмещение мы дадим ему небольшую скидку. Али согласился. Это было вполне разумное контрпредложение, ведь две алебастровые статуэтки стоят гораздо больше, чем мы просим за всю партию, а что касается книги… Я решил - они обойдутся и без нее. - Он с трудом сглотнул. - Здорово же я ошибался!
Примерно неделю от него ничего не было слышно. Потом как-то утром мне позвонила его жена. Она была в ужасном состоянии и рассказала, что к нему в лавку заходили какие-то мужчины, не иракцы. Она думает, они были сирийцами и, может, даже… - Фарух потер лоб, как будто даже само слово вызвало у нее сильную головную боль. - Может, даже из мухабарата.
Мухабарат.
На Ближнем Востоке каждый знал это слово, и все произносили его только шепотом. Сама Эвелин узнала его одним из первых, когда появилась в Бейруте много лет назад. Буквально оно обозначало "информация", "сообщение", но в этом смысле его давно уже не употребляли. С тех пор как оно стало кратким обозначением тайной полиции, безжалостных "осведомителей", без которых не может обойтись ни один тиран. Не сказать, чтобы подобные агентства международной разведки являлись редкостью на Ближнем Востоке. В тревожный и жестокий новый мировой порядок XXI столетия почти все страны - за исключением разве что Лихтенштейна - спокойно обзаводятся ими, и все они обращаются со своими жертвами с неподражаемой жестокостью, перед которой безумные приемы Айвара Бескостного кажутся детскими забавами.
- Двое вошли в магазин поговорить с ним, а ее туда не пустили, - с горечью продолжал Фарух. - Потом она услышала крики. Они допытывались у него, где находится коллекция. Они несколько раз ударили его, потом вытащили на улицу, запихнули в машину и увезли. Просто взяли и увезли! Сейчас такое часто случается в Ираке, но ведь это дело не связано с политикой! Перед тем как они уехали, жена Али подслушала, что они говорили о каких-то снимках. Я понял - речь шла о фотокопиях, которые я дал ему. Они были покупателями, ситт Эвелин, точнее, представителями настоящего покупателя. Один из них сказал другому: "Ему нужна только книга. Остальное мы можем и сами продать". Только эта книга, ситт Эвелин. Понимаете?
Эвелин почувствовала, как к горлу подступает тошнота.
- И они убили его?
Фарух помолчал, затем с трудом заговорил:
- Его тело нашли в тот же вечер, оно валялось в канаве у дороги. Оно было… - Он покрутил головой и едва слышно произнес: - Они пытали его электродрелью.
- И что вы сделали?
- А что я мог сделать? Али ничего не знал про Абу Барзана. Я не говорил ему, кто продает эту коллекцию. Хотя я давно уже его знаю, но сейчас такие тяжелые времена, мы живем в постоянном страхе, всего боимся… Стыдно признаться, но я не настолько доверял ему, чтобы рассказать про Абу Барзана, боялся, как бы он не столковался с ним за моей спиной.
Эвелин поняла, куда он клонит.
- Значит, Али мог сказать им только про вас.
- Вот именно. Поэтому я и сбежал. Как только закончил разговор с женой Али, я сразу собрал вещи и ушел из дома. У меня оставались там кое-какие деньги - мы все держим деньги дома, банкам уже не доверяем. Немного денег, но их должно было хватить, чтобы уехать из Багдада и дать взятку на пограничной заставе. Ну вот, я забрал деньги и убежал. Я спрятался у одного моего друга и, когда в тот же вечер нашли тело Али, точно понял, что они меня ищут, я решил убежать из страны. Я ехал на автобусе, платил водителям грузовиков, которые меня подбрасывали, - словом, ехал на всем, что только мог найти. Сначала добрался до Дамаска - это было надежнее, чем через Амман, и ближе к Бейруту, куда я и хотел попасть, чтобы встретиться с вами. Я спросил в университете, и мне сказали, что вы на весь день уехали в Забкин. Я не мог ждать, мне нужно было поскорее увидеться с вами.
Эвелин не хотелось задавать ему вопрос, который она просто не могла не задать. Несмотря на ужас, который вызвала у нее постигшая Али судьба, и ее глубокое сочувствие к Фаруху - не только из-за теперешних проблем, но и за весь кошмар, который ему пришлось пережить за последние несколько лет, - она не могла изгнать из головы изображение на снимке.
Она постаралась сдержать свои чувства.
- А что с книгой? Вы ее видели? Знаете, где она находится?
Фарух нашел ее вопросы естественными.
- Когда Абу Барзан зашел ко мне, я попросил его показать мне коллекцию, но ее при нем не было. С такими вещами ходить рискованно. На дорогах полно блокпостов и военных. Думаю, он держит их дома или в своем магазине - словом, в каком-нибудь надежном месте. Ему нужно будет только один раз достать ее, когда у него найдется покупатель, и перенести через границу в Турцию или Сирию, скорее всего в Турцию, ведь это недалеко от Эль-Мосула, чтобы не таскаться с ней по Багдаду.
- Но как она у него оказалась? - не унималась Эвелин. - Он не говорил, где он ее достал?
Фарух молчал и смотрел Эвелин за спину, и вдруг глаза его испуганно округлились. Он схватил ее за руку:
- Нам нужно уходить! Скорее!
До Эвелин не сразу дошел смысл его слов. Ей показалось, будто она слышит не относящийся к ней разговор, не предназначенный для нее, который она просто случайно услышала. Затем она медленно, почти автоматически повернула голову, следуя за его встревоженным взглядом, и увидела двоих крепко сбитых мужчин, тех самых, которых заметила у подножия холма в Забкине. Они с силой протискивались сквозь толпу, крепко сжав губы под густыми черными усами, их цепкие сощуренные глаза казались черными щелями на бесстрастных лицах с тяжелыми челюстями. Мужчины направлялись прямо к ним.
Затем Фарух дернул ее за руку, чуть не вывихнув ей плечо, и они побежали по улице сквозь толпу безмятежно прогуливающихся.
Глава 7
Сдерживая волнение, Миа осторожно пробиралась сквозь бурлящую в торговой галерее толпу, выискивая мать и в то же время стараясь не привлекать к себе внимания окружающих. Несколько драгоценных секунд ушло у нее на то, чтобы выбраться из лабиринта автомобилей и обогнуть застрявший "БМВ", и к тому моменту, когда она достигла пешеходной зоны, андроида и его сообщников уже не было видно.
Вскоре она оказалась в конце галереи, и ей ничего не оставалось делать, как покинуть относительное укрытие под колоннами и выйти на площадь, идущую под легким уклоном к башне с часами. Чувствуя выступивший от волнения пот на ладонях, Миа осторожно пробиралась между столиками с весело болтающими посетителями, вытягивая шею в попытке увидеть мать или ее преследователей.
Неожиданно для себя оказавшись на открытом месте, она вздрогнула, увидев в ста ярдах впереди свою мать, разговаривающую с каким-то человеком. В следующее мгновение ее охватило чувство огромного облегчения: Эвелин явно с тем самым человеком, о котором говорила ей, значит, все в порядке. И вдруг этот человек схватил Эвелин за руку, и они опрометью бросились бежать.
Стремительность его реакции ошеломила Миа. Быстро оглядев площадь, она заметила андроида с сообщниками примерно на полпути между собой и Эвелин, которые не бежали, но шли так быстро, как могли, стараясь не привлекать к себе внимания.
Страх, какого она ни разу не испытывала за всю свою жизнь кабинетного ученого, пронизал ее и приковал к земле. Она хотела позвать на помощь, но не видела рядом ни знакомых, ни полицейских, да и некогда было рассуждать.
Усилием воли подавив страх, она заставила себя сдвинуться с места и устремилась за матерью и ее спутником.
Фарух и Эвелин бежали через пешеходную площадь, лавируя между людьми, не думая, куда бегут, время от времени испуганно оглядываясь на своих неутомимых преследователей и стараясь от них оторваться.
- Стойте, Фарух! - наконец взмолилась измученная Эвелин. - Вокруг полно народу. Здесь они нам ничего не сделают.
- Им на это наплевать! - не замедляя шага, кинул ей Фарух.
Не исключено, он рискнул бы искать спасения у солдат, охраняющих парламент, но когда он заметил выслеживающих его двоих типов, они уже отрезали их от солдат.