"Так и знал", - подумал Киллиан, пытаясь угадать, что у нее на душе. Если письмо Аурелии и сумело спровоцировать грусть, Клара это отлично скрывала. Но не было и убедительных доказательств того, что она по-настоящему счастлива за своей ослепительной улыбкой.
- Как вы себя чувствуете?
Клару удивил вопрос:
- Хорошо, а что такое?
- Не знаю, кажетесь серьезной.
- Это потому что ты меня не привык видеть по вечерам, - ответила Клара. - Я устаю на работе.
На самом деле Киллиан более чем привык видеть ее по вечерам. Вечером, ночью, ранним утром - в любое время дня. Но признаться в этом он не мог, поэтому ничего не ответил. Клара улыбнулась и вошла в лифт.
Киллиан остался в сомнениях по поводу ее истинного настроения. Судя по внешнему виду, она не подходила ни под один вид несчастных людей в его умственной классификации. Но и такого счастья, как в другие моменты, она не излучала.
- Здесь тоже все в порядке, - крикнул лифтер, - можем включать второй лифт.
- Точно? - спросил Киллиан. Теперь, когда Клара вернулась домой, он не спешил. Главная цель была упущена, оставались второстепенные. Он подумал, что, если не запускать сейчас оба лифта, у жильцов будет ощущение, что хозяйка затопленной квартиры нанесла им больше вреда. - Вы уверены, что нет никакого риска? Я бы на вашем месте не брал на себя такую ответственность… Не лучше ли подождать до завтра?
У техника сомнений не было.
- Но вы же не на моем месте! Воды там нет, кабели в порядке, все безопасно.
- Точно?
В 21:50, к неудовольствию Киллиана, оба лифта заработали в обычном режиме, и техник, подписав квитанцию, попрощался с ним и отправился решать очередную проблему где-то неподалеку.
- Хорошо работать в городе, где много таких высоких зданий… - Он улыбался. - Лифты всегда…
- Вы это уже говорили, - оборвал его Киллиан.
Оставшись один, он понял, что никогда не видел вестибюль таким грязным. Он решил не откладывать дела на завтра и, скорее не из скрупулезности, а чтобы отвлечься, набрал ведро воды и прошелся тряпкой по всему полу, уничтожая следы пожарных. Он вымыл весь холл, лестницу и площадку пятого этажа. Дверь квартиры 5Б была на месте, и консьерж, поправив одежду и волосы, нажал на кнопку звонка. Он хотел спросить хозяйку, как она справляется, может ли он помочь, действительно ли повреждения такие серьезные. Но женщина, очевидно, была не способна провести ночь в разрушенной квартире и куда-то уехала.
Если существует судьба, то Киллиану было предписано провести эту ночь в одиночестве. В 22:30 он сидел в своей подвальной квартирке и остолбенело смотрел в монитор ноутбука: Клара так и не ответила на письмо Аурелии. У Киллиана пропал аппетит. Больше всего его поразило, что Клара днем заходила в свой профиль на "Фейсбуке", отвечала на самые тривиальные сообщения и даже вывесила на "стене" видеозапись с какой-то вечеринки, на которой она выглядела вполне счастливой. Он ничего не понимал. Как могло получиться, что она осталась глуха к такому душераздирающему признанию?
Он не стал есть, но ужин не пропал; Киллиан хотел быть уверенным, что хотя бы крысы, которые весь день просидели в коробке, не обманут его ожиданий. Он пересадил их в коробку побольше, налил воды и поделился половиной своего ужина, в основном ветчиной и сыром. Вопреки его ожиданиям, грызуны нервно обнюхали кусок эмменталя, но не притронулись к нему, а на мясо, наоборот, набросились, сначала самый крупный крысенок, потом двое других, поменьше. Они обгрызли кусок по периметру, постепенно добираясь до центра.
Вторая половина ужина предназначалась насекомым. Безусловно, тараканы были не такими капризными… В коробке их было около пятидесяти (по крайней мере, за это количество он заплатил два доллара шестьдесят центов). Он чуть приоткрыл крышку, и этого было достаточно, чтобы одна из тварей выскочила наружу и быстро забегала по всей комнате. Он попытался поймать таракана живьем, но тот был неуловим, и после нескольких попыток пришлось его раздавить. Теперь к войне, которая развернется в квартире 8А, были готовы только сорок девять солдатиков, но если они будут так же быстры, как их погибший собрат, главнокомандующий останется доволен. Он осторожно и очень быстро приоткрыл крышку, кинул в коробку кусок сыра и немного ветчины и снова закрыл, не оставив ни малейшего шанса на побег. Солдаты получили свой ужин.
Он с любопытством решил заглянуть и в коробки с мошками; очень осторожно открыл первую, чтобы туда попало хоть немного света. Но осторожность оказалась излишней, в коробке не было никакого движения. На дне лежал абрикос без косточки, внутри которого шевелилась желеобразная белая масса. Личинки.
Он поставил коробки с плодовыми мошками возле батареи, в самом теплом месте, как его научил продавец в зоомагазине.
Зря он боялся провести ночь в одиночестве. Киллиан посмотрел на часы в 23:56, и это было последнее, что он запомнил, прежде чем провалиться в глубокий сон. Изможденное тело требовало отдыха.
8
Как бывало каждое утро, он проснулся от писка будильника в наручных часах. Спокойного пробуждения Киллиан не знал с самого детства; что бы ни происходило накануне, был ли повод для беспокойства или его не было, он всегда просыпался в страхе, задыхаясь. Сердце колотилось. Он повернулся, чтобы посмотреть на спящую Клару, и только тогда осознал, что находится не в квартире 8А.
Киллиан проспал больше четырех часов подряд, но усталость никуда не делась. Сильная усталость. Матрас его кровати был узким, тонким и не таким удобным, как у Клары. В трубах, проходящих по потолку, вечно шумела вода, и сейчас, в тишине спящего дома, когда все чувства были обострены, этот звук казался невыносимым. Но это было не единственной причиной его подавленности. Клара, как наркотик, обеспечивала его радостью, желанием жить, но одновременно очень утомляла его разум, а эта усталость передавалась и телу.
Он поднялся, застелил постель и, сам того не замечая, постарался уничтожить все признаки своего присутствия. Только закончив наводить порядок, он понял, что это было ни к чему. Он надел верхнюю одежду и новые ботинки на желтой подкладке.
Сначала в вестибюль, чтобы взять метлу. Потом на крышу.
Киллиан быстро поднялся и выглянул наружу. В лицо ударил ледяной ветер. Он вновь закрыл дверь: он не пойдет на крышу, сегодня это не нужно. У него слишком много причин, чтобы постоять под струями горячей воды и приготовиться к новому, весьма увлекательному дню.
В пять утра он уже принял душ, надел темные джинсы и белую футболку. Крысы возбужденно бегали по своей коробке из угла в угол. Они съели всю ветчину и немного сыра. Он заглянул и в коробку с тараканами - там тоже все было в порядке.
Оставшийся до начала работы час он решил посвятить прогулке по городу. Надев темное пальто, шерстяной шарф и шапку, закрывающую уши, он вышел на улицу, покрытую легким белым одеялом. Шел снег. Киллиан держал в руках деревянную коробку, которая обычно хранилась в ящике стола его привратницкой будки.
Он направлялся на другую сторону парка, к берегу Гудзона. Река Ист-Ривер была ближе, но он шел к своему, особому месту, недалеко от пристани на Семидесятой улице. Заброшенные причалы для маленьких лодок напоминали о чем-то старинном, о готической архитектуре старых городов. Бары и кафе были закрыты, и казалось, что праздник давно окончился и уже ничего не осталось от былой радости и счастья.
Он легко перелез через заборчик и подошел к самому краю причала; река была покрыта льдом, но, к счастью, не полностью. Всего в нескольких метрах от его ног была проталина.
Киллиан открыл ящик и в очередной раз изучил его содержимое. Пачка конвертов, подписанных одним и тем же почерком и адресованных мистеру Самуэльсону. Подвеска, потерянная мексиканской домработницей, с фотографией ее улыбающихся детей. Еще один кулон, с жемчужиной. Очки с диоптриями в золотой оправе и другие очки, солнцезащитные. Мужская кожаная перчатка. Собачий ошейник с именем "Элвис", выгравированным на медальке.
Один за другим, предметы из деревянного ящика исчезали в воде. Письма задержались на поверхности на несколько секунд, прежде чем погрузиться в темную пучину.
Этот ритуал Киллиан повторял без определенного графика. Все зависело от того, сколько ценных вещей у него накапливалось. Когда он был уверен, что утрата каждой из этих вещей может стать причиной чьей-то печали и, что еще важнее, эти предметы нельзя использовать так, чтобы нанести еще большую боль, он топил их в реке.
В принципе, их можно было уничтожать как угодно - выбрасывать в решетку канализации, в шахту лифта, в унитаз, - но этот берег, на углу Семидесятой улицы, был особенным местом, одновременно романтичным и очень естественным. Он бросал дорогие кому-то вещи в Гудзон уже много лет, начав это делать задолго до нынешней работы. Если бы не течение, там, на дне, уже скопился бы небольшой клад.
В 6:45 Киллиан сидел на рабочем месте, в униформе и фуражке. Тротуар был очищен от снега, калитка открыта, на полу - никаких следов грязи, лифты работали, как обычно. Все вернулось к нормальному жизненному ритму и порядку.
День начинался монотонно, медленно и скучно. Желание побыстрее подняться в квартиру Клары, захватив вчерашние покупки, наталкивалось на препятствие в виде спокойного, флегматичного ритма текущих дел. Небольшое оживление вносили только старики и старушки, которым было интересно лишний раз обсудить потоп, произошедший накануне. Складывалось впечатление, что остальные уже и забыли о катастрофе, случившейся в квартире 5Б, настолько медленно и скучно тянулся этот день.
Появились специалисты из страховой компании, вместе с хозяйкой затопленной квартиры.
Киллиан не видел ее глаз, но, судя по темным очкам от Шанель, они были заплаканными и опухшими или по крайней мере покрасневшими.
- Доброе утро. Как вы?
Женщина, озабоченная только оценкой страховщиков, не услышала консьержа и не ответила ему.
Она быстро вошла в лифт, кусая ногти. Вслед за ней шли два эксперта, в деловых костюмах, с серьезными лицами.
Пробыв наверху чуть меньше часа, страховщики спустились вниз. Они о чем-то шутили между собой, но, увидев консьержа, замолчали; разговор возобновился только на улице.
Чуть позже вышла хозяйка. Она перебирала кнопки мобильного телефона, не решаясь позвонить. Киллиан изобразил беспокойство:
- Что сказали? Очень плохо?
Она прошла мимо, не взглянув на него.
- Если я могу чем-нибудь помочь…
Она наконец подняла взгляд и поблагодарила его рассеянным кивком. Потом приложила телефон к уху и вышла на улицу.
Киллиану так и не удалось понять, что сказали оценщики, но это не влияло на его мнение о вчерашнем событии. Покроет ли страховка все, часть или ничего - это не имеет значения, его действия уже возымели успех. Он повторял это про себя, снова и снова, чтобы запомнить и использовать потом, когда снова начнется депрессия. "Ты это сделал, Киллиан, и хорошо сделал".
Во время перерыва на обед он выяснил, что дно крысиной коробки покрылось пометом, еда, оставленная тараканам, съедена только наполовину и потемнела, а Клара так и не ответила своей подруге Аурелии.
"Какого черта ты не отвечаешь?" Уже два дня Клара молчала, и он не мог себе представить, что творится у нее в голове. Один из вариантов - девушка усомнилась в подлинности сообщения. Киллиана очень тревожила такая возможность, но он не слишком верил в нее. Должно быть что-то еще, какое-то объяснение, которое пока просто не приходит ему в голову.
Вечером, когда пришли уборщицы и его рабочий день закончился, он отправился к сеньорам Лоренцо. Там, по крайней мере, можно отвлечься и на какое-то время перестать думать о Кларе.
Когда он вошел в спальню Алессандро, мальчик отвел взгляд в сторону.
- Ты злишься, что я вчера не пришел?
Когда они остались наедине, он объяснил - наврал, - что причиной его отсутствия стала женщина из квартиры 5Б. Он подробно рассказал, что произошло в квартире из-за посудомоечной машины, тайно "подрегулированной" его руками.
- Представь, какое у нее было лицо, когда она вошла в дом! Я этого никогда не забуду.
Алессандро слабо улыбнулся. Он уже забыл о своей обиде и был готов к сотрудничеству.
Киллиан помог ему встать. На стене мелом была сделана отметка, указывающая место, куда Алессандро удалось дойти двумя днями ранее. Он подсчитал, сколько оставалось до цели, до окна спальни.
- Смотри, - сказал Киллиан, отсчитывая шаги. - Ты уже прошел четверть комнаты. Это не так уж плохо. Прежде чем закончится зима, мы это сделаем. Ты это сделаешь! Правая нога.
Тренировка началась.
Несмотря на желание и полную отдачу Алессандро, ему приходилось очень тяжело. Чтобы сделать шаг длиной в пять сантиметров, нужно было прикладывать огромные усилия. Киллиан, чтобы заставить мальчишку двигаться, пытался его разозлить:
- Мир несправедлив, Але, и ты это знаешь лучше других, ты получил очень сильный удар. Давай подвинь эту проклятую ногу.
Тело Алессандро дрожало от напряжения. Лицо покраснело от прилива крови.
- У тебя самая хреновая жизнь, какую я могу себе представить, и не только потому, что спинной мозг поврежден. Тебя окружают ужасные люди. Тебе вообще ни в чем не повезло. Правая нога. Давай!
Дрожь усилилась, мальчик застонал, словно животное. Он сжал челюсти, и было слышно, как скрипят его зубы.
- Девушка тебя бросила, друзья не приходят. Эти бедные провинциалы, твои родители, даже не осознают, что у тебя мозг работает. Давай, правая нога! Или я тебя положу обратно в постель.
Наконец мальчику удалось продвинуть правую ногу на несколько сантиметров. Алессандро остановился и тяжело задышал, пытаясь восстановить силы.
- И каждый день будет хуже, неважно, что говорят врачи. Каждый день будет хуже. Мы с тобой это знаем. Чем раньше ты дойдешь, тем лучше. Однажды меня не будет рядом, чтобы помочь. Левая.
Алессандро посмотрел на него. Он знал, что Киллиан говорит все это, чтобы заставить его двигаться, но одновременно наслаждается своей властью, своими возможностями.
- Она опять здесь? - Киллиан с улыбкой посмотрел на фотографию в рамке, которая стояла на комоде у кровати. На фото здоровый, улыбающийся Алессандро обнимал симпатичную блондинку. - Кто поставил? Твоя мать, да?
Мокрый от пота, Алессандро сосредоточился на своей левой ноге.
- А мамочка знает, что эта шлюха, пока ты тут мочишься в памперсы, спит с половиной факультета?
От напряжения Алессандро снова задрожал.
- Она тебя поддерживала, когда ты раздробил все кости? Что она сказала? "Прыгай, милый, прыгай… Всегда вперед, дорогой!" - об этом Киллиан знал от приятеля Алессандро, ставшего свидетелем трагедии. Он рассказал это брату мальчика, тот передал отцу, а отец - консьержу. Киллиан обожал эту тему. - Левая нога. Она ни разу не приходила тебя навестить, да?
Снова гортанный, животный стон. Нижняя губа, прикушенная зубами, треснула, из нее брызнула кровь.
- Я знаю, она не приходила… Я же сижу внизу весь день. А такую телку я бы заметил…
Алессандро выдавил крик и шагнул вперед левой ногой. Ожидая похвалы, он поднял глаза на Киллиана. По подбородку текла кровь.
- И что это за триумфальный вид? Ты прошел всего двадцать сантиметров… Смотри, сколько еще осталось! Правая нога!
Так продолжалось еще полчаса. Киллиан повторял, по-разному расставляя акценты, как бессмысленна и жалка жизнь больного. Алессандро удалось пройти дальше, чем в прошлый раз. Но с каждой минутой усталость накапливалась, и юноша становился все более пассивным, апатичным. Наконец силы его покинули. Он перестал дрожать, лицо расслабилось, и взглядом, полным бессилия, он попросил о пощаде.
- Больше не можешь?
Алессандро закрыл глаза. Он действительно больше не мог. В этот раз он и так превзошел собственные возможности. Знаками, из последних сил, он попросил, чтобы Киллиан уложил его в постель. В ответ раздался шквал ругательств, но безрезультатно. Не осталось ни сил, ни желания. Алессандро, бледный как мел, попробовал пошевелить губами и рухнул на пол.
Он иссяк.
Киллиан наклонился к мальчишке и внимательно, серьезно смотрел на него.
- Алессандро, ты хочешь положить этому конец? Хочешь двигаться дальше, до конца?
Больной закрыл глаза и не открывал их. Теперь это был не знак согласия, а единственный способ избежать взгляда консьержа.
- Ты этого хочешь? - закричал Киллиан. Он внезапно почувствовал необъяснимую злобу и пальцами раскрыл веки Алессандро, заставляя его смотреть. - Все зависит от тебя. Дойди до этого проклятого окна и покончи с этим!
Визит, до этого протекавший как обычно, начинал приобретать особое значение для них обоих.
Алессандро смотрел на него с выражением, которого Киллиан раньше не видел. Он просил сострадания. Он хотел, чтобы его пожалели не из-за сегодняшней усталости, а из-за всего, что сделала с ним жизнь. Он посмотрел на Киллиана, на окно, снова на Киллиана. Тот сразу его понял:
- Ты хочешь, чтобы я тебя туда отнес и покончил с этим?
Мальчик быстро закрыл и открыл глаза. Консьерж замолчал. Он сел рядом и положил руку ему на плечо.
- Прямо сейчас? - мягко спросил он.
Алессандро подтвердил.
Теперь наступила очередь Киллиана закрыть глаза. Он молча размышлял примерно минуту, а когда открыл глаза, Алессандро продолжал смотреть на него в ожидании.
- Не знаю, поймешь ли ты… Но я всегда воспринимал наши отношения как историю лягушки и скорпиона. - Взгляд Алессандро выражал полное непонимание. - Сейчас поймешь… Я расскажу.
Мальчик, несмотря на бурю, происходящую у него внутри, попытался сосредоточиться.
Скорпионы привлекали Киллиана уже много лет, с тех пор как в школе, на уроке биологии, он узнал, что это смертельно опасное паукообразное ведет одинокую жизнь, а в случае опасности, не в силах противостоять более мощному хищнику, вонзает ядовитый шип в собственную спину. Это было еще до того, как он начал играть в смертельную "русскую рулетку". Киллиан мгновенно почувствовал симпатию к существу, способному без сомнений расстаться с жизнью, когда она потеряла смысл. Позже он прочитал басню Эзопа, главным героем которой было то же животное, и окончательно утвердился в своем мнении. Между ними была связь: скорпионы разделяли жизненную философию Киллиана.
Тихим, спокойным голосом, как отец, который рассказывает сказку своему сыну, он начал рассказ:
- Один скорпион, который не умел плавать, оказался на маленьком островке, когда сильно разлилась река. Он увидел лягушку, которая проплывала мимо, и попросил, чтобы она его спасла и отвезла на берег. "Неужели ты думаешь, что я сделаю такую глупость?" - спросила его лягушка. - Алессандро смотрел с интересом, ничего не понимая, но ожидая, что в конце концов он получит желаемое. - "Я тебе ничего не сделаю, - убеждал ее скорпион, - ведь, если я тебя ужалю, я сам утону и умру". И тогда лягушка, поверив ему, решила сделать доброе дело и позволила скорпиону залезть ей на спину. Все шло хорошо, но посреди реки лягушка почувствовала, что ее очень больно ужалили, и она поняла, что скорпион вонзил ей в шею свое жало. "Но… зачем ты это сделал? Ведь мы оба умрем!" На что скорпион, погружаясь в воду, ответил: "Мне жаль, но я не смог удержаться. Такова уж моя природа…" - Киллиан посмотрел на Алессандро: - Теперь понятно?