Через несколько секунд – хотя для Виктории, потерявшей ощущение времени, прошла целая вечность – снаружи раздался спокойный голос.
– Вы, должно быть, заперли свою дверь изнутри, госпожа Сандерс. Откройте ее.
– Где господин Бергман? – набросилась она на появившегося в дверях стюарда.
– Насколько я знаю, у него 31-я каюта.
– Тогда позовите его!
– Как вам будет угодно. Что я должен ему сказать?
– Что он должен прийти. Что мне это очень нужно. Что Дирк сейчас на корабле и кто-то запер его в подвале.
Невозмутимый и спокойный стюард уже много лет проработал на круизном судне и к причудам и странностям пассажиров давно привык.
– Полагаю, господин Бергман сейчас занят на съемках, – осторожно ответил он.
– Мне все равно. Он должен прийти. Скажите ему, что здесь происходят ужасные вещи.
– Хорошо, госпожа Сандерс, – стюард поклонился и быстрыми шагами стал удаляться по коридору.
Виктория даже не думала запирать дверь. Она устало прислонилась к дверному косяку и смотрела вслед мужчине. Ее тошнило, она чувствовала головокружение. Ей казалось, что весь мир крутится вокруг нее с бешеной скоростью.
Вдруг перед ней словно из ниоткуда возник Конрад.
– Что случилось, Вики? – спросил он и помог дойти женщине до дивана. – Ты заболела?
– Дирк был здесь. Они заперли его в каком-то подвале, и мы должны его найти, Конрад.
– Да, конечно, мы его найдем, – ответил он.
Она дала ему уложить себя на диван и укрыть пледом. Ей было приятно, когда он провел ладонью по ее горячему лбу.
– Может, тебе принести стакан сока или чашку кофе?
– С удовольствием, но у нас сейчас нет на это времени. Сначала мы должны найти Дирка. Они заперли его, а он звал на помощь.
Конрад размышлял несколько секунд, какой вариант общения выбрать: либо продолжать говорить бессмысленные утешающие слова, либо сказать правду. Он предпочел второй вариант.
– Наш Дирк мертв, – сказал он тихо. – Наверное, он приснился тебе, Вики. У тебя жар. Сейчас надо в первую очередь заняться твоим здоровьем. Я позову врача.
– Нет! Я не больна, и мне не нужен врач. Мы должны помочь Дирку.
– Вики… Мне не нравится тебе об этом напоминать, и я не хочу снова причинить тебе боль. Наш мальчик мертв, ты это знаешь. Кроме того, на корабле нет никакого подвала.
– Ну, может, машинное отделение или что-то в этом роде. Дирк ведь еще такой маленький, он толком и говорить не научился.
– Дирк даже не знал, что такое подвал, – жестко ответил Конрад. – Очнись, Вики, ты что, все еще спишь?
От нежных прикосновений его прохладных рук ей стало немного легче.
– Ты действительно думаешь, что мне это привиделось?
– Да. И я не понимаю, почему ты спишь средь бела дня? У тебя такой горячий лоб. Тебя должен осмотреть врач.
– Доктор Баумгартнер? А он разве тоже здесь?
– Он нет, но на корабле наверняка есть судовой врач. Что с тобой происходит, ты можешь объяснить?
– Я уже не знаю, – жалобно ответила Виктория. – В голове так все перемешалось. Меня так тошнит, и какая-то усталость… Я перед этим выпила снотворную таблетку. Обычно она помогает.
– Таблетку? Ты до сих пор глотаешь эту дрянь? Эльза рассказала мне, что ты периодически пытаешься себя отравить. Я попросил ее по возможности предотвращать это твое увлечение таблетками.
Виктория слабо улыбнулась:
– Она так и делает. Иногда она прячет мои лекарства и дает мне максимум по одной таблетке.
– Сколько ты сегодня приняла?
– Всего одну. Ты можешь спросить у Эльзы, она сама мне ее дала, потому что мне было так скверно.
– А сейчас у тебя вообще в голове все перемешалось. Пожалуйста, Вики, не занимайся ерундой и выкини эти лекарства.
– Ты беспокоишься обо мне, Конрад? – вдруг спросила она.
– Конечно.
– Ты перед этим сказал, что разговаривал с Эльзой. По какому поводу?
– Мы говорили о тебе. Каждый по-своему, но мы тебя любим и хотим тебе только хорошего. В каком-то смысле мы твои союзники и были ими все годы с момента нашего расставания. Надежность Эльзы стала для меня большим облегчением. Она сама была рада, что смогла хоть с кем-то открыто поговорить. Мы с ней не так часто видимся и обычно не болтаем о пустяках.
– Ты не считаешь пустяком, что мы здесь встретились?
– Совсем нет. Я даже рад нашей встрече и надеюсь, что она сможет что-то изменить. Но утром ты сказала, что боишься меня и хочешь развестись.
– Я, правда, так сказала? – она закрыла глаза и потерла рукой лоб. – Конрад, я об этом совершенно не помню. Все как будто стерлось. Кто-то мне сказал, что ты хочешь жениться на молоденькой девчонке.
– Ерунда. Ты точно не в себе. А как насчет твоего желания снова выйти замуж?
– Моего? Замуж? – Виктория села и с тревогой посмотрела на мужа.
– Мне сказали, за какого-то мексиканца.
– Мексиканца? – женщина на секунду задумалась. – Ты имеешь в виду Витторио Лопеса? Так он не из Мексики, а из… откуда же? Откуда-то из Южной Америки, кажется, из Бразилии.
– В данном случае это не играет абсолютно никакой роли.
– Лопес – симпатичный пожилой господин, настоящий кавалер, – сказала Виктория. – Ему уже за семьдесят, и он такой галантный…
– Ты хочешь выйти замуж за семидесятилетнего старика?
Виктория впервые за день улыбнулась и погладила кончиком пальца его по щеке:
– Не делай такое мрачное лицо.
– Ты думаешь, мне должно нравиться, что ты собираешься выйти замуж за старика? Тебе это настолько необходимо? Богатство так много значит для тебя?
– Лопес женат, – ответила Виктория удивленно. – У него очаровательная жена, она была с ним в Мюнхене. И я познакомилась с двумя их дочерями. Или это были их внучки?
– Вики, ты бредишь. Я сейчас позову врача, так будет правильнее.
– Нет, не правильнее. Ты должен остаться со мной и держать меня за руку. Тогда я смогу хотя бы уснуть.
– Спи, моя дорогая, – его голос звучал хрипло. Конрад не знал, что думать по поводу странного поведения Виктории. Но оставлять ее одну он не хотел.
Он все еще любил ее, несмотря ни на что. Но что же случилось с Вики? Что ее так изменило?
* * *
Гости, собравшиеся за большим праздничным столом в ресторане лайнера, не смогли скрыть своего удивления, когда Виктория Сандерс и Конрад Бергман пришли на ужин вместе. При этом они выглядели как счастливая пара. Виктория была восхитительна в зеленом облегающем платье с глубоким вырезом. Ее волосы были собраны в виде короны и украшены ниткой жемчуга. Других украшений на Виктории не было, даже кольца.
Именно это отличало актрису от ее соперницы Габриэлы Донат. Та все еще не могла смириться с тем, что играла теперь вторые роли, а все крупные роли доставались Виктории. Габриэла напоминала рождественскую елку и с ног до головы была увешена украшениями.
Молодость и формы Марен Виланд подчеркивали бусы из полудрагоценных камней, орхидеи в волосах и золотое платье.
Многим присутствующим было сложно определить, какая из двух женщин – а подразумевались Виктория и Марен – в этот вечер привлекательнее. На Габриэлу Донат внимания никто не обращал, так же как и на исполнительниц нескольких небольших ролей. Вообще численный перевес в этом фильме был на стороне мужчин.
– Очевидно, вы предпочтете танцевать со своим мужем, Виктория, – слегка раздосадованно заметил исполнитель главной роли Арнольд Хувер. – При этом мы должны быть главными персонами вечера.
– С каких это пор ты стал таким официальным, Арнольд? Я думала, мы друзья.
– Бергман выглядит так, будто готов выцарапать мне глаза.
Конрад улыбнулся, хотя это далось ему нелегко. Он и вправду предпочел бы весь вечер провести с Викторией:
– Большому кораблю – большое плавание. Мы собрались здесь в честь исполнителей главных ролей, так что я охотно уступаю Викторию вам.
– Охотно? – с насмешкой спросил Хувер.
– Да, а я составлю компанию Марен. Ее тетя настоятельно просила меня присмотреть за ребенком. Кстати, вы знаете, что Эльза Райнер считает всех актеров потенциальными совратителями?
– Ты помирилась с Бергманом? – спросил Хувер, когда они остались наедине.
– Да, забудь все, что я тебе говорила о своем муже.
"Надеюсь, это не очередное заблуждение, – подумал Хувер, наблюдая за Бергманом, который танцевал с Марен. – Это вообще не мое дело, но с Викторией что-то происходит. Вдруг Норберт Фрезе рассказал правду? Наркотики меняют личность".
В любом случае, в этот вечер Виктория блистала и привлекала всеобщее внимание. Она смеялась, танцевала, была мила и любезна.
Казалось, она снова влюбилась в собственного мужа. Большинство присутствующих это удивляло, особенно если учесть все слухи вокруг брака Сандерс и Бергмана.
Ольмерта тоже посетило нехорошее предчувствие, когда Виктория и Конрад в разгар ночи исчезли.
– Разрази меня гром, если мне это нравится, – проворчал он своему ассистенту Фрезе. – Я никак не мог повлиять на распределение ролей, и для меня стало настоящим шоком, что они оба оказались здесь. Затем я подумал, что они повзрослели и будут вести себя как здравомыслящие люди. Сначала холодное приветствие, и вдруг раз – два голубка. Фрезе, все идет не так.
– До меня дошли слухи, что она сидит на наркотиках. Мы можем только надеяться, что она разом не перечеркнет все наши планы.
– Этого еще не хватало, – режиссер повернулся и посмотрел на танцующих гостей. – Разумеется, этой Райнер здесь нет. Да и как иначе, она ведь всего-навсего костюмерша Виктории. Вы должны с ней поговорить, Фрезе.
– Зачем?
– Она наверняка знает, что происходит.
– А вы знаете даже костюмерш наших звезд?
– Всех нет, но Эльзу Райнер я знаю. Кажется, я знаю ее уже целую вечность, но история началась всего лет пятнадцать назад. В те годы Райнер считалась очень хорошей актрисой, а Виктория только начинала карьеру. По неизвестным мне причинам они подружились. Все предвещали Эльзе большую карьеру, но в результате несчастного случая она лишилась ноги и была вынуждена носить протез. О карьере актрисы можно было забыть. Через пару лет я ее случайно встретил – к тому времени она стала личным костюмером Виктории. Мне показалось тогда странным, что она не обозлилась и не отчаялась, а наоборот, была даже очень рада, что стала "опекать" Викторию.
– Вы знаете, что Марен Виланд приходится госпоже Райнер племянницей?
– Без понятия. Конечно, маленькая Виланд не конкурентка Виктории. Но Эльзе Райнер тогда можно только посочувствовать. Ей приходится пасти двух овечек.
– Да уж, овечка! Марен кажется прожженной бестией!
– Она и должна быть такой, чтобы иметь успех в профессии. Но меня это не интересует, речь идет только о Виктории. Выясни этот вопрос, Фрезе.
– Да, я сделаю это, – пообещал молодой человек, хоть понятия не имел, что конкретно от него требуется.
* * *
На следующее утро у Виктории начинались съемки. Огромные волны постоянно мотали корабль. Днем было хмуро и так темно, что можно было снимать ночные планы.
Операторам пришлось привязывать себя, чтобы не терять равновесие. Шторм на море планировался, но не при таких высоких волнах. Все бы предпочли отсидеться в своих каютах, но Ольмерт был непреклонен:
– Мы снимаем, даже если каждого из вас мутит!
– Он просто палач, – произнес Хувер, стоявший с Викторией на палубе. – И я должен в такую погоду объясняться тебе в любви?
– У тебя нет другого выбора, – рассмеялась Виктория.
На Виктории и на Арнольде под одеждой были надеты широкие пояса с крепкими тросами. При правильной постановке камеры они были незаметны для зрителя, но весьма успокаивали актеров.
– Выслушай меня, Элизабет, – произнес Арнольд умоляющим тоном, как того требовала роль. Он стоял позади отвернувшейся от него Виктории. – Это не то, о чем ты думаешь…
Он не успел договорить фразу до конца, потому что его прервал крик.
Все разом посмотрели на Викторию, которая после очередного удара волны не удержалась на ногах и упала на палубу. Она попыталась зацепиться за ограждение, но не удержалась и заскользила к краю борта. В глазах актрисы читался неописуемый ужас.
– Идиот! – заорал Ольмерт на крепкого парня, стоявшего рядом. – Тяни за трос, иначе ее сдует за борт!
– Трос порван!
Режиссер в растерянности смотрел на конец троса, который парень держал в руках.
– Помогите Виктории! – заревел он в свой мегафон. – Она в опасности.
Матрос, который держал трос Арнольда Хувера, вдруг дернул за него и перестарался. Актер тоже не удержался на ногах и навзничь упал на палубу. Началась жуткая неразбериха. Но Арнольд, по крайней мере, был в безопасности.
Виктория все еще цеплялась за поручни. Ее лицо под намокшей огромной шляпой уже нельзя было узнать. Один из статистов попытался ей помочь, добрался до нее и протянул руку. Но женщина скользила по мокрой палубе все дальше от него. Кто-то бросил ей веревку, но ветер отнес ее конец далеко за борт.
Вдруг сквозь толпу растерянных и нерешительных людей протиснулся мужчина в водонепроницаемой куртке.
– Потерпи немного, Вики, – крикнул Конрад. – Я вытащу тебя.
Он схватился за канат, прикрепленный к установленной на палубе декорации. Именно его безуспешно пытались кинуть Виктории. Он быстро обвязал его вокруг себя, подергал, проверяя на прочность, и пополз по мокрой палубе к жене.
– Держись, моя маленькая. Я вытащу тебя, со мной ты будешь в безопасности.
– Я знаю, Конрад.
Для двоих человек длины и прочности каната было недостаточно. Мужчина дополз до Виктории, схватил ее одной рукой, а другой стал медленно отвязывать от себя канат. Он не хотел отпускать Викторию и поэтому был очень ограничен в движениях. Наконец он протянул конец каната под руками женщины, крепко обвязал его вокруг нее и крикнул матросу:
– Вытягивай ее, только осторожно и медленно!
Сам Конрад остался у края, держась за ограждение; ему нужно было отдышаться. Лишь когда Виктория оказалась в безопасности, он медленно пополз на четвереньках в сторону декораций. В какой-то момент он поскользнулся и ударился головой. Из раны на лбу не переставая текла кровь.
– Он ранен! – закричал кто-то пронзительно. – Помогите же ему!
Никто не сдвинулся с места.
Когда Конрад дополз до съемочной группы, Марен со всхлипываниями бросилась к нему.
– Оставь эти глупости, – напустился на нее Фрезе. – Бергману нужна сейчас не глупая суета, а сухая рубашка.
Виктории на палубе не оказалось. Заботливая Эльза Райнер увела ее в каюту и приготовила ей горячую ванну. Конрад, узнав, что Виктория в безопасности, ушел в свою каюту, чтобы переодеться.
Он был в одной рубашке, когда Марен ворвалась к нему и бросилась на шею.
– Я так боялась за тебя! – запричитала она. – Так ужасно боялась. Почему ты подверг себя такой опасности?
– Я что, должен был бросить Викторию на произвол судьбы?
– С ней бы ничего не случилось, – заметила Марен обиженно.
– Это весьма странная трактовка ситуации, но это мы сейчас не будем обсуждать. Я бы хотел переодеться.
– Пожалуйста, – она села в кресло.
– Виктория и Фрезе разыграли комедию, – сказала девушка через некоторое время.
– Я не понимаю тебя, – Конрад как раз натягивал через голову сухой свитер.
– Ты разве не заметил? – произнесла она язвительно. – У Виктории под накидкой была еще тонкая нейлоновая веревка, а другой ее конец держал в руках Фрезе. Но никто не обратил на нее внимания, когда порвался более толстый трос.
– Ты опять говоришь ерунду.
– Можешь спросить у тети Эльзы.
– Не понимаю, как мог порваться такой толстый трос, – размышлял вслух Конрад, не вникая в слова Марен.
– Да ведь он был разрезан.
Конрад повернулся к Марен и посмотрел на нее, как на привидение:
– Разрезан? Кем и для чего? Меня не было, когда съемки начались, я пришел только тогда, когда услышал крики.
– Я не хочу никого обвинять…
Марен дерзко рассмеялась. Конрад схватил ее, затряс, как куклу, и потом снова бросил в кресло:
– Что тебе известно? Что ты видела? Если кто-то намеренно разрезал канат, то это покушение на убийство.
– Да не было никакого покушения, я же тебе сказала. У Фрезе была в руках другая веревка. Я не понимаю, чего он хотел этим добиться.
– Я должен поговорить с Ольмертом.
Не обращая внимания на Марен, Конрад стремительно вышел из каюты.
Марен медленно поднялась с кресла и внимательно осмотрелась. Затем она взяла небольшой предмет из вазы на ночном столике и положила его себе в карман. С довольным лицом она вышла из каюты.
* * *
Виктория куталась в мягкий пушистый халат и пила крепкий чай, который только что подала ей Эльза.
– Вам несказанно повезло, – сказала костюмерша с таким лицом, что Виктория насторожилась.
– Это действительно было настолько опасно? – задумчиво спросила она. – Я могла держаться и точно знала, что мне кто-нибудь поможет. Ведь там было много людей.
– Да они все трусы. Вот если бы у меня была нога, – она постукала по протезу, – я бы вам помогла. А теперь Бергман может строить из себя героя.
– Я рада, что он снова рядом со мной, – улыбнулась она мечтательно. – Думаешь, Ольмерт решит продолжать сегодня съемки?
– Исключено. Все ваши платья в ужасном состоянии. Их можно привести в порядок лишь к завтрашнему дню. С гардеробом Хувера то же самое.
– Мне показалось странным, что трос порвался, – размышляла Виктория вслух. – Я так испугалась.
– Трос не порвался.
Виктория вопросительно посмотрела на Эльзу.
– Нет? Я точно знаю, что трос вдруг ослаб…
– Таки и есть, и поэтому вы оказались в смертельной опасности, которой вам, к счастью, удалось избежать. Вероятно, убийца предполагал, что вы в панике не сможете сориентироваться, или что волна будет достаточно сильной, чтобы вас смыло за борт.
– Убийца? – Виктория растерянно посмотрела на Эльзу.
Костюмерша испуганно прикрыла рукой рот:
– Простите, я не должна была этого говорить.
– На что ты намекаешь? – вспылила актриса. – Скажи уже, наконец, что произошло.
– Кто-то перерезал трос.
На какое-то время в каюте воцарилась тишина.
– Кроме Арнольда Хувера со мной рядом никого не было, – произнесла она. На ее лбу проступила испарина.
– Нет, нет, это никак с ним не связано. Это кто-то сделал заранее. Я видела эту веревку, когда она скользила у матроса в руках, – гладкий разрез с парой торчащих ниток. Веревка так не рвется. Перед съемками ее кто-то так ловко надрезал, что она выглядела целой. При первом же резком рывке она лопнула.
– Но кто мог это сделать?
– Кто-то, кто вас ненавидит.
– А у меня есть враги? – удивилась Виктория.
– Ну, два врага сразу приходят на ум. Во-первых, Габриэла.
– Габриэла Донат? Я едва ее знаю. Но у нас с ней нормальные отношения. Я всегда считала ее дружелюбной женщиной.
– Она в отчаянии. Ее лучшие дни давно позади. И если бы вас не стало, то режиссеру пришлось бы волей-неволей отдать ей вашу роль.