- Да, Кристина, знаю. И хочу понять, что же произошло на этот раз. Герр Хаузер что-то с тобой сделал?
- Нет… Господи, нет! Как я уже говорила, я герра Хаузера вообще практически никогда не видела. Он всегда был на работе, когда я приходила убирать, а деньги оставлял мне в конверте на тумбочке в коридоре. Он ничего мне не делал. Никогда.
- Тогда что же случилось, Кристина? Если ты не убивала герра Хаузера, то почему тебя застали за уборкой места преступления?
- Там было столько крови! Столько крови… Повсюду. И это сводило меня с ума. - Кристина помолчала, затем продолжила. Ее голос хоть и подрагивал, но становился все тверже, словно она постепенно обретала уверенность. - В то утро я, как обычно, приехала, чтобы убрать в доме герра Хаузера. У меня есть ключи, так что я открыла дверь. И как только вошла в квартиру, поняла - что-то случилось. А потом я нашла… Потом я нашла эту штуку.
- Скальп? - уточнил Фабель.
Кристина молча кивнула.
- Где он был? - спросила Мария.
- Он был пришпилен к двери ванной комнаты. Чтобы ее отмыть, ушла бездна времени.
- Минуточку, - вмешался Вернер. - Во сколько ты пришла в квартиру герра Хаузера?
- В восемь пятьдесят семь. В восемь пятьдесят семь утра. - Отвечая, Кристина терла кончиком пальца столешницу. - Я никогда-никогда не опаздываю. Можете проверить по моим записям.
- Значит, после того как нашла скальп, ты положила его в пакет и стала мыть дверь? - спросил Вернер.
- Нет. Сперва я зашла в ванную комнату и обнаружила герра Хаузера.
- Где он был?
- Между ванной и туалетом. Полусидел… как бы…
- Ты хочешь сказать, что он уже был мертв? - спросила Мария.
- Да. - Глаза Кристины наполнились слезами. - Он там сидел, а с головы у него была содрана кожа… Это было ужасно…
- Так, - вмешалась Сюзанна, - передохни и успокойся немножко.
Кристина шмыгнула и кивнула. Она рассеянно лизнула палец и снова принялась тереть то же место на столешнице, словно старалась убрать пылинку, которую не видел никто из присутствующих.
- Это было ужасно… - продолжила она наконец. - Ужасно. Как кто-то мог сотворить такое с человеком? И герр Хаузер всегда казался мне таким милым… Как я сказала, он почти всегда был на работе, когда я приходила убирать, но когда мы с ним пересекались, он был очень дружелюбным и вежливым. Я не понимаю, почему кто-то сотворил с ним такое…
- А вот чего не знаем и не понимаем мы, - перебила Мария, - так это почему кое-кто, обнаружив место убийства, предпочел не сообщить в полицию, а начать уборку… и в результате уничтожить все основные улики. Если вы невиновны, Кристина, то зачем старались убрать следы преступления?
Кристина продолжала тереть невидимое пятнышко на фанерной поверхности стола. Затем заговорила, не поднимая глаз:
- Мне сказали, я была в состоянии аффекта, когда убила Раухе. В моей голове что-то замкнуло. Я ничего в этом не понимаю, но точно знаю, что в тюрьме какое-то время была сумасшедшей и едва не потеряла разум полностью. Из-за того, что Раухе со мной сделал. Из-за того, что я сделала с ним. - Она подняла голову. Ее лицо стало напряженным, глаза покраснели от слез. - У меня начались приступы паники. Очень сильные. Куда хуже, чем сегодняшний. Мне казалось, я задыхаюсь, что меня душит воздух, которым я дышу. Словно все мои страхи, все, чего я когда-либо боялась, и весь тот ужас, через который меня заставил пройти Раухе, обрушились на меня разом. Когда такое произошло впервые, я подумала, что у меня инфаркт… и обрадовалась. Подумала, что избавлюсь от этого ада. В тюрьме меня держали под наблюдением на случай попытки самоубийства и направляли на сеансы к психиатру. Мне сказали, я страдаю от сильного посттравматического стресса и навязчивого невроза.
- И какую форму принял невроз? - поинтересовалась Сюзанна.
- У меня развилась сильная фобия насчет загрязнений… грязи, бактерий. И особенно со всем, что связано с кровью. Из-за этой фобии у меня прекратилась менструация. Большую часть срока в тюрьме я провела, болтаясь между больницей и камерой. Меня могло выбить из колеи все, что угодно. Приступы паники делались все более сильными, и в конечном итоге меня окончательно засунули в тюремную больницу.
- А чем тебя лечили? - спросила Сюзанна.
- Амилтриптилином и хлордиазепоксидом. Потом амилтриптилин отменили - он слишком сильно на меня действовал. А еще были сеансы терапии, они очень помогли. Если вы читали мое дело, то знаете, что меня выписали довольно быстро.
- Значит, терапия помогла? - уточнил Вернер.
- И да, и нет… Мне стало лучше, и я могла справиться с собой. Но действительно выздоравливать я начала, когда меня выпустили. Меня направили в специальную клинику здесь, в Гамбурге. Туда, где лечат фобии, неврозы и тревожное состояние.
- "Клинику страха" доктора Минкса? - спросила Мария.
- Да… Туда. - Кристина явно удивилась.
Повисла пауза, поскольку все ждали, что Мария продолжит задавать вопросы, но она лишь пристально смотрела на Кристину спокойными серо-голубыми глазами.
- Доктор Минкс сотворил чудо, - продолжила та. - Он вернул мне мою жизнь. Помог собраться.
- Должно быть, лечение было и впрямь эффективным. - Вернер откинулся на спинку стула и улыбнулся. - Ведь ты стала уборщицей. В смысле, это же значит, ты ежедневно встречаешься со своим худшим страхом буквально лицом к лицу.
- Именно так! - Кристина вдруг оживилась. - Доктор Минкс научил меня сражаться с моими демонами. С моим страхом. Сначала потихоньку, мелкими шажками, но постепенно благодаря доктору Минксу я все больше и больше имела дело с тем, что могло вызвать панику.
- Погружение… - кивнула Сюзанна. - Объект, вызывающий страх, становится привычным.
- Совершенно верно. Именно так доктор Минкс это и называл. Он сказал, я могу научиться контролировать и подавлять мою фобию, постепенно уменьшая и побеждая ее. - Было очевидно по манере изложения, что Кристина использует несвойственный ей лексикон, усвоенный от доктора. - Он показал мне, что я способна контролировать хаос и привести мою жизнь в порядок. Причем все шло настолько хорошо, что в конечном итоге я стала уборщицей. - Она замолчала, и весь ее энтузиазм внезапно испарился. - Когда я вошла в квартиру герра Хаузера… Когда увидела герра Хаузера… мне показалось, что весь мой мир рушится. Я будто снова очутилась в моей старой квартире, когда я… - Кристина не договорила. - Но доктор Минкс учил меня, что я должна сохранять контроль над собой. Говорил, я не должна позволять прошлому или страхам управлять мной, определять, кем я могу стать. Доктор Минкс сказал, я должна ограничивать то, чего боюсь, и таким образом обуздывать страх. Там была кровь. Очень много крови. И мне казалось, что я балансирую на краю пропасти. Было чувство, будто я буквально в шаге от помешательства. Мне требовалось взять себя в руки любой ценой. Нужно было справиться со страхом, прежде чем он овладеет мной.
- И ты принялась за уборку. Ты это хочешь сказать? - спросил Вернер.
- Да. Сперва кровь. На это ушло много времени. Потом все остальное. Я не позволила ему победить. - Кристина снова потерла невидимое пятнышко на столе. В последний раз. Решительно. - Разве вы не видите? Хаос не победил. Я сохранила самообладание.
19.10. Полицайпрезидиум, Альстердорф, Гамбург
После допроса команда провела совещание. Кристина Драйер оставалась главной подозреваемой, и ей предстояло провести в камере ночь, но было совершенно ясно: ни один из детективов не был уверен в ее виновности.
Закрыв совещание, Фабель попросил Марию задержаться.
- Мария, у тебя все нормально? - спросил он, когда они остались одни. На лице Марии одновременно отразились смущение и нетерпение. - Просто ты не очень активно выступала.
- Откровенно говоря, шеф, на мой взгляд, говорить было особенно нечего. Думаю, стоит подождать результатов экспертизы и вскрытия. Хотя Кристина Драйер уничтожила практически все улики.
Фабель задумчиво кивнул, затем спросил:
- Откуда тебе известно об этой "Клинике страха", куда она ходила?
- О ней довольно много писали, когда она открылась. Была статья в "Абендблатт". Таких лечебниц больше нет, и когда Кристина Драйер сказала, что ходила в "Клинику страха", я сразу поняла: речь идет об этом заведении.
Если Мария и скрывала что-то, то по ее лицу Фабель ничего прочитать не смог. И поймал себя на том - и далеко не впервые, - что его выводит из себя эта ее холодная сдержанность. Он полагал, что после всего, через что им довелось пройти вместе, он все же заслуживал ее доверия. Ему жутко хотелось встряхнуть ее и прямо в лоб спросить, какая, черт побери, у нее проблема. Но, как человек зрелого возраста и определенного воспитания, Фабель привык подавлять внезапные всплески эмоций. Иными словами, он применял для решения проблем более консервативные методы. И это также означало, что частенько в глубине его души бурлили страсти. Фабель не стал развивать тему и не упомянул, что его беспокоит поведение Марии. Не стал спрашивать у нее, как повлиял на ее жизнь пережитый ужас. И уж тем более не стал произносить вслух имя чудовища, чей призрак иногда, в такие мгновения, как сейчас, вставал между ними. Василь Витренко.
Витренко вошел в их жизнь как призрачный подозреваемый при расследовании одного убийства и весьма ощутимо повлиял на каждого члена команды. Витренко, украинец, был бывшим офицером спецназа и умел обращаться с инструментами смерти так же ловко, как хирург с инструментами для спасения жизни. Он использовал Марию как отвлекающее звено, чтобы сбежать. Бессердечно оставил ее жизнь висеть на волоске, вынудив Фабеля отказаться от преследования.
- Что ты думаешь, Мария? - наконец нарушил паузу он. - О Драйер, я имею в виду… Как, по-твоему, она это сделала?
- Очень даже возможно, что она опять свихнулась. Может, она просто не помнит, как убила Хаузера. Может, уборка места преступления смыла из ее памяти сам факт преступления. А может, она говорит правду. - Мария помолчала. - Страх иногда заставляет нас совершать странные поступки.
20.00. Мариенталь, Гамбург
В конце концов, это было именно то, чему доктор Гюнтер Грибель посвятил большую часть своей жизни. Как только он увидел бледного темноволосого молодого человека, у него возникло чувство узнавания, инстинктивное понимание, что это лицо ему знакомо.
Только вот этот юноша был Грибелю вовсе не знаком. В процессе беседы стало ясно, что прежде они не встречались. И все же ощущение узнавания не покидало Грибеля, а вместе с этим ощущением и твердая, непоколебимая уверенность, что он вот-вот вспомнит нечто важное. Как только он сможет совместить это лицо с соответствующим местом и временем, все встанет на свои места. А еще сильно мешал острый взгляд юноши: его глаза жгли доктора как лазерные лучи.
Они прошли в кабинет, и Грибель предложил гостю что-нибудь выпить, но тот отказался. Было что-то странное в том, как этот молодой человек передвигался по дому. Создавалось впечатление, будто каждый его шаг был заранее рассчитан и тщательно выверен. После небольшой неловкой заминки Грибель жестом предложил гостю сесть.
- Благодарю вас зато, что согласились меня принять, - произнес молодой человек. - Приношу извинения за несколько невежливый способ знакомства. Я никоим образом не хотел помешать вам отдать дань уважения вашей покойной супруге, но совершенно случайно мы с вами оказались в одном месте в одно время, как раз когда я уже собирался звонить вам, чтобы договориться о встрече.
- Вы сказали, что вы тоже ученый? - спросил Грибель скорее для того, чтобы предотвратить неловкую паузу, чем из любопытства. - И в какой области?
- Она некоторым образом связана с вашей сферой деятельности, доктор Грибель. Я поражен результатами ваших исследований, особенно в области изучения того, как травма, полученная человеком, может отразиться на его далеких потомках. Или на его наследственной памяти, накапливаемой поколение за поколением. - Молодой человек положил руки на кожаные подлокотники кресла, посмотрел на свои ладони, потом на кожаный подлокотник, словно любуясь. - Я тоже некоторым образом искатель истины. Истина, которую я ищу, быть может, и не столь универсальна, как то, что ищете вы, но мои интересы относятся к той же области. - Он поднял взгляд на Грибеля. - Однако причина, по которой я здесь, не профессиональная, а личная.
- В каком смысле личная? - Грибель снова попытался вспомнить, где и когда мог встречаться с этим юношей или кого он ему напоминает.
- Как уже объяснил вам при нашей встрече на кладбище, я ищу ответы на некоторые тайны моей собственной жизни. Меня постоянно преследуют воспоминания, которые никак не могут быть моими. Воспоминания о жизни, прожитой не мной. Именно по этой причине меня так интересуют ваши исследования.
- При всем моем уважении, вынужден сказать, что мне уже доводилось слышать такое прежде. - В голосе Грибеля явственно сквозило раздражение. - Я не философ. И не психиатр. И уж совершенно точно не какой-то там квазигуру вроде представителей "Нью эйдж". Я ученый, исследую научные реалии, и согласился поговорить с вами не для того, чтобы разбираться с загадками вашей жизни, а лишь из-за того, что вы сказали о… Ну, о прошлом. Из-за имен, которые вы назвали. Откуда вы знаете эти имена? И с чего вы взяли, что те люди, которых вы упомянули, имеют какое-то отношение ко мне?
Губы молодого человека раздвинулись в широкой, холодной и лишенной всякой радости улыбке.
- Кажется, прошло так много времени, да, Гюнтер? Целая жизнь. Ты, я и все остальные… Ты пытался идти вперед… Построить новую жизнь. Если, конечно, мещанскую пошлость, которую ты тщательно скрываешь, можно назвать жизнью. И все это время ты пытался делать вид, что прошлого не было.
Грибель сосредоточенно нахмурился, напрягая память. Даже голос был ему знаком. Эти интонации ему уже доводилось когда-то слышать прежде.
- Кто вы? - спросил он наконец. - И что вам надо?
- Прошло так много времени, Гюнтер. Вы все ощущали себя в полной безопасности в этой вашей новой жизни, верно? Полагали, будто все осталось в прошлом. Оставили в прошлом и меня. Но вы все построили свою новую жизнь на предательстве. - Юноша небрежным жестом обвел рукой кабинет Грибеля. - Ты всегда много времени отдавал исследованиям. Искал ответы. Ты сказал только что, будто ты ученый и исследуешь научные реалии. Но я знаю тебя, Гюнтер. Ты отчаянно ищешь ту же истину, что и я. Хочешь заглянуть в прошлое, узнать, в какой степени оно влияет на нас. Но за все эти годы ты не особенно далеко продвинулся, Гюнтер. А вот я - да. У меня есть те ответы, что ты ищешь. Я сам - этот ответ.
- Да кто вы, к черту, такой?! - снова повторил Грибель.
- Гюнтер, Гюнтер… Ты уже знаешь, кто я… - На губах юноши по-прежнему сияла застывшая холодная улыбка. - Только не говори мне, что не узнал. - Он встал и достал из стоявшего на полу рядом с ним кейса большую бархатную скатку.
20.50. Позельдорф, Гамбург
Фабель устал как собака. Первый день на работе после отпуска неожиданно оказался изнуряющим и тяжелым. Фабель чувствовал себя так, словно пытался сдвинуть с места огромный булыжник и это высосало из него всю энергию.
Сюзанна ушла на встречу с подругой, с которой договорилась поужинать в городе, и получалось, что этот вечер Фабель проводил в одиночестве. Перед уходом из Полицайпрезидиума он позвонил дочке Габи, живущей со своей матерью, и поинтересовался, не хочет ли она перекусить с ним, но у девочки уже были другие планы на вечер. Габи спросила, как прошел отпуск, и они немного поболтали, а потом договорились увидеться на неделе. Обычно разговор с дочерью поднимал Фабелю настроение - был в ней эдакий веселый пофигизм, которым отличался и Лекс, брат Фабеля, - но невозможность встретиться с ней сегодня еще больше испортила ему настроение.
Готовить Фабелю не хотелось. Ему хотелось побыть среди людей, так что он решил поехать домой освежиться, а потом пойти куда-нибудь поужинать.
Вот уже семь лет он жил в квартале от Мильхштрассе, в небесспорно считавшемся престижным районе Ротербаум. Квартира Фабеля представляла собой перестроенный мезонин в большом доме конца XIX - начала XX века. Старый особняк перепланировали внутри, разбив на несколько стильных апартаментов. К несчастью, достижения немецкой экономики в те времена пришли в некоторое несоответствие с амбициями застройщиков, и цены на недвижимость рухнули. Фабель ухватился за возможность стать собственником, а не арендатором и купил студию в мезонине. Он частенько размышлял над иронией ситуации: он оказался в этой классной квартире в отличном месте потому, что его брак и экономика Германии пошли ко дну практически одновременно.
Но даже с падением цен на недвижимость все, что оказалось Фабелю по карману в Позельдорфе, - это студия. Она была маленькой, но Фабель всегда считал, что стоило пожертвовать пространством ради местоположения. Когда застройщики переделывали особняк, то прекрасно понимали преимущества района и установили огромные панорамные окна, почти от пола до потолка, на той стороне дома, откуда поверх Магдалененштрассе и зеленого Альстерпарка открывался вид на окруженное парком озеро Ауссенальстер. Из своего окна Фабель мог наблюдать, как красные и белые паромы разрезают водную гладь, а в ясные дни видел всю панораму до величавых белых вилл и сверкающего бирюзой купола иранской мечети гостиницы на другом берегу озера.
Это было отличное место для него. Оно принадлежало только ему. Но теперь, по мере развития отношений с Сюзанной, изменения становились неизбежны. Начиналась новая фаза его жизни. А может, и вообще новая жизнь. Фабель предложил Сюзанне съехаться, и было совершенно очевидно, что его квартирка в Позельдорфе для двоих тесновата. Квартира Сюзанны была достаточно большой, но съемной, а Фабелю, проделавшему сложный путь, чтобы попасть в ряды гамбургских домовладельцев, вовсе не хотелось снова становиться арендатором. Так что они решили слить свои ресурсы и купить квартиру. Экономика постепенно вылезала из ямы, так что сегодня за квартиру Фабеля можно было получить неплохие деньги. Или ее можно было сдать. И тогда они сумели бы прикупить более или менее приличное жилье не очень далеко от центра.
Все это, конечно, хорошо и здорово, и Фабель сам предложил съехаться. Но каждый раз, как он начинал думать о переезде из Позельдорфа и его крошечной, но милой квартирки с роскошным видом из окна, у него слегка замирало сердце. К тому же Сюзанна сначала восприняла эту идею без особого энтузиазма. Фабель знал, что до него ей пришлось пережить довольно скверный опыт общения с очень властным партнером. Тот мужчина нанес крепкий удар по ее самоуважению, и отношения с ним обернулись для нее катастрофой. А в результате Сюзанна очень трепетно относилась к своей независимости. И это все, что было известно Фабелю о той истории. Сюзанна в общем-то была довольно открытым и откровенным человеком, но рассказать Фабелю больше пока была не готова. Та часть ее жизни оставалась закрытой для Фабеля и вообще для всех. Тем не менее постепенно Сюзанна прониклась идеей жить вместе, и теперь именно она активно занималась поисками подходящей квартиры.
Фабель поставил машину на отведенное ему место и направился домой. Там быстро принял душ и переоделся в черные брюки и рубашку, накинул легкую английскую куртку и отправился пешком на Мильхштрассе.