Сине-оранжевая электричка, состоявшая из двух пассажирских вагонов и контейнера, груженного металлическими мусорными баками и пластиковыми упаковками бутылок с минеральной водой, предназначенными для отеля на вершине горы, остановилась на противоположной стороне дороги. Несторе проглотил остатки кирша, перешел дорогу, вошел в последний вагон и занял место в самом его конце. Оттуда он мог следить за всеми, кто входил после него. Вполне ожидаемый набор: туристы и спортсмены. Уродливый мопс с перебитым носом, встав со скамейки, доставал что-то из багажника красного "Фиата-Панды", запаркованного на стоянке. Номер на машине был итальянский – очень необычно для здешних мест. Минутная стрелка вокзальных часов передвинулась в вертикальную позицию, и электричка, дернувшись, тронулась в путь.
Несторе откинулся на спинку сиденья. Поезд, грохоча, пересек магистральный путь, проехал под бетонным козырьком автострады и, встав на ветхие рельсы узкоколейки, начал подниматься сквозь густые заросли бузины по нижнему отрогу горы, потом въехал в круто изгибавшийся туннель, почти такой же узкий, как тот, куда они отвезли Леонардо, а вынырнув из туннеля, поехал по восточным склонам хребта через узкий просвет в густой буковой роще. Здесь не было подлеска – только прямые высокие деревья, на большинстве из них еще трепетали засохшие листья, а землю покрывала коричневая масса буковых орехов. Воздушная тормозная система с громким свистом сбросила избыточное давление. Тот мопс на вокзале, наверное, – помощник или шофер Альберто, лениво подумал Несторе. Сам Альберто, должно быть, уехал на предыдущем поезде, а возвращаться, конечно, будет на следующем после того, на котором уедет он. Старый хрыч всегда строго соблюдал 'правила конспирации, чтобы не сказать – был на них помешан, ему повсюду мерещились заговоры.
Беллависта была промежуточной станцией, расположенной на окруженном буками плоском уступе перед последним подъемом к вершине. Здесь имелись буфет и касса, закрытые в это время года. На табличке над дверью значилась высота – 1223 метра над уровнем моря, а щиток, прибитый к столбу, оповещал, что пеший подъем на Скуделлате и Маджио занимает два часа, на Кастель Сан-Пьетро – два с половиной. Воздух здесь был значительно холодней и пронзительней, чем внизу, у озера.
Несторе помешкал у станционного здания, якобы близоруко вглядываясь в расписание, пока здоровяки в ярком высокогорном обмундировании не разбрелись по своим маршрутам. Как только они скрылись из вида, а поезд отправился дальше, он огляделся. Вокруг ни души, единственным доносившимся до слуха звуком был шум ветра в деревьях, которые здесь, на открытом месте, уже сбросили почти всю листву. Ее янтарный покров прикрывал щебень между рельсами.
Несторе начинало казаться, что с ним сыграли злую шутку. Не оставалось нечего, кроме как ждать следующего поезда до Каполаго. И еще одна очень неприятная мысль пришла в голову: звонок Альберто мог быть лишь уловкой, чтобы выманить его из дома. А громила на вокзале должен был лишь убедиться, что он действительно сел в поезд, и, как только состав тронулся, рванул в Кампьоне, чтобы вместе с Альберто проникнуть на виллу Несторе. Вероятно, сейчас они роются в его бумагах и вынюхивают его деловые и финансовые секреты, чтобы начать шантажировать. Возможно, Андреины уже нет в живых! Как же, размечтался, цинично подумал он.
И тут раздался тихий свист. Несторе обернулся и увидел мужскую фигуру у деревьев по другую сторону колеи. Поколебавшись, он направился к ней.
– Альберто? – сказал он, подойдя поближе.
Мужчина, пристально вглядывавшийся в него, коротко кивнул, словно подтверждая правильность идентификации.
– Несторе, – он махнул рукой в сторону тропы, по которой пришел, – узкой ленты голой земли, терявшейся в лесу. – Пройдемся?
Казалось, Альберто изменился лишь настолько, насколько меняется оставленное в фондюшнице масло, превращаясь из бурлящей жидкости в серую желеобразную массу. Он немного облысел, прибавил в весе, но манеры и безапелляционный тон остались теми же.
– Насколько я понимаю, ты уже слышал.
– Слышал?
– О Леонардо.
– Вообще-то нет.
Альберто окинул его одним из своих фирменных говорящих взглядов, который можно было приблизительно расшифровать следующим образом: "Я тебе, разумеется, не верю, но ты ведь и не ждешь, чтобы я тебе поверил. Таким образом, амбиции удовлетворены и можно начинать сначала, но уже ступенькой выше".
– Меня это больше не интересует.
– Не интересует?
– Ну, я имею в виду – новости.
– Ах, да, конечно! Меня тоже. То, что знают эти масс-медиа, – уже не новость. Но я думал, что тебе могло…
Извилистая, незаметно поднимавшаяся вверх тропинка привела их на смотровую площадку с деревянной скамейкой, откуда открывался вид на озеро. Искривленные корни гигантских буков змеились над поверхностью земли между поросшими лишайником валунами и островками травы. Альберто достал из кармана небольшой бинокль и вгляделся в здание вокзала далеко внизу. Несторе присел на скамейку.
– Значит, у тебя ничего не было? – произнес Альберто, пряча бинокль в карман.
Еще одна неизменившаяся особенность его манеры: подхватить кажущуюся случайной ниточку разговора так, словно он делает очередной ход в одной из дюжины шахматных партий, которые проводит одновременно и с одинаковым мастерством. На какой-то головокружительный миг Несторе снова почувствовал себя двадцатилетним – не в том шутливо-условном смысле, какой он имел в виду, разговаривая с любовницей, но с настоящим ужасом. Разве мы правильно представляем себе собственную юность? – подумал он. Правда заключается в том, что юность была страшной и предъявляла слишком много требований. Нет, ему было хорошо в том возрасте, в каком он пребывал сейчас, со всеми преимуществами и удобствами, пришедшими с годами. Он больше не тосковал по молодости и, разумеется, не собирался идти на поводу у Альберто.
– Не было – чего? – переспросил он тоном, отразившим эти его размышления.
– Никаких контактов по прежним каналам. Или гостей из прошлого, быть может?
– Например?
Небрежное, почти раздраженное пожатие плеч обозначило первую фальшивую нотку в их разговоре.
– Ну, не знаю… – Маленькая ящерка шустро юркнула по скалистому уступу перед ними. – Например, Габриэле.
– С чего бы это?
– А почему бы и нет?
– Пассарини был тряпкой даже в старые времена. А я с тряпками не якшаюсь.
Альберто серьезно кивнул, словно оценивая важную и сложную информацию.
– Значит, ты больше не поддерживаешь связей с Габриэле?
Несторе встал.
– Я больше не поддерживаю связей ни с кем из прошлого, Альберто. И единственная причина, по которой я говорю сейчас с тобой, заключается в том, что ты вытащил меня сюда своим срочным сообщением, прозвучавшим так, будто речь идет о жизни и смерти. Я не понимаю. Ладно, найдено тело Леонардо. Ну и что?
Альберто немедленно вошел в другую свою роль, тоже хорошо известную Несторе, хотя и подзабытую, – роль знаменитого профессора, снизошедшего до того, чтобы доступней сформулировать подающему надежды студенту свой в общем-то и без того ясный вопрос.
– До того, как в это дело ввязался Виминал , я бы с тобой полностью согласился, – сказал он, медленно кивая. – Изначально расследование проводилось "кузенами", и сочетание их собственной некомпетентности с отсутствием должной юридической поддержки обещало привести все это несчастное дело к быстрому и благоразумному завершению.
Должно быть, именно так чувствует себя женщина, слушая бубнящего зануду, пытающегося произвести на нее впечатление. Но женщина, по крайней мере, понимает, что ему нужно. А что нужно Альберто?
– Какой сегодня день?
Несторе с удовольствием отметил, что Альберто на миг смешался, прежде чем ответить:
– Воскресенье. А что?
– Правильно. Так получилось, что это еще и день моего рождения, который я отмечаю званым обедом в компании друзей. Ни один из них не отличил бы тебя от гастарбайтера-румына, моющего тарелки в престижном ресторане, где я должен быть менее чем через час. Я больше не Несторе Сольдани. Меня зовут Нестор Мачадо Солорсано, и я – гражданин Венесуэлы, ведущий беспорочную жизнь в тихом налоговом раю южной Швейцарии. Я благодарен тебе за помощь, которую ты в свое время оказал мне с теми нефтяными контрактами и поставками оружия, но ты тогда же получил свою долю. Короче, Альберто, если в ближайшие полминуты ты не сможешь доказать, что случившееся тридцать лет назад имеет хоть какое-то отношение ко мне сегодняшнему, то при всем моем уважении я посоветую тебе засунуть свои итальянские интриги себе в задницу и оставить меня в покое.
Он ожидал вспышки гнева, грома и молний, но, к его изумлению и даже разочарованию, Альберто лишь поморщился.
– Конечно, конечно, – пробормотал он. – Прости. Давай вернемся на станцию. Скоро придет поезд, и ты сможешь вовремя вернуться в Кампьоне – как раз к своему званому обеду. Я понятия не имел, что у тебя сегодня день рождения и приношу свои извинения за то, что помешал. Мне просто надо было удостовериться, понимаешь?
Поскольку ответа не последовало, он повторил свой откровенно риторический вопрос с еще более сокрушенно-страдальческой интонацией:
– Понимаешь?
Я решительно ошибался на его счет, подумал Несторе. Парень сам не свой. Все это лишь фасад, видимость, блеф, отголосок всеобщей паранойи былого.
– Что я должен понимать? – грубо спросил он.
– Что мне просто надо было удостовериться.
– В чем удостовериться?
Взяв собеседника за руку, Альберто выдержал паузу, потом коротко рассмеялся, предваряя шутку:
– В том, что я "обезопасил свои фланги". Помнишь лекцию того педанта Оддоне о битве при Канне? "Эмилий Павел неблагоразумно не позаботился о безопасности своих флангов". А Андреа тут же подхватил: "И в результате зад у него оказался голым". Ах, счастливые деньки!
Несторе демонстративно посмотрел на часы, и Альберто торопливо пошел по тропе обратно.
– Тем не менее, видишь ли, такова моя теперешняя тактика.
– Обеспечение "безопасности флангов"? Имея в виду меня и Габриэле?
Альберто промолчал.
– А кстати, чем теперь занимается Габриэле?
Не то чтобы это был шаг навстречу. Просто – светская болтовня, попытка найти общую тему, чтобы сгладить неловкость.
– Владеет книжным магазином в Милане, – пробормотал Альберто.
Несторе кивнул.
– Вполне могу себе представить его за этим занятием.
– Только, похоже, его там сейчас нет. Как и дома. По правде сказать, он вообще исчез. Это немного тревожно. Ты уверен, что не знаешь, где он может быть?
– Я его не видел лет двадцать.
– Хорошо-хорошо. Разберемся. Рано или поздно мы его найдем. Просто время дорого.
– Мы?
Что-то в манере поведения Альберто неуловимо изменилось.
– Приблизительно в то время, когда ты уехал в Южную Америку, я перешел в разведку.
– В "Службу"?
Альберто самодовольно кивнул.
– SISMI – Служба военной информации и безопасности. Лучшие шансы для продвижения, не говоря уж о возможностях для поддержки собственного бизнеса, но превыше всего – реальная служба стране. Едва ли Италия может быть в обозримом будущем вовлечена в открытый военный конфликт, но ведется ведь множество тайных войн. Мое положение ставит меня перед самыми актуальными вызовами, но и предоставляет самые большие возможности. Вот почему я всегда располагал сведениями о тебе и Габриэле – просто на случай, если когда-нибудь возникнет необходимость.
– Какая необходимость?
– Встретиться и по-дружески обсудить ситуацию. А важнее всего – убедиться, что наш секрет остается только нашим и не станет причиной публичного скандала, который мог бы самым катастрофическим образом подорвать веру общественности в наши вооруженные силы, а равно снова обнажить чудовищные шрамы, оставленные на политическом теле страны событиями семидесятых.
"Напыщенный мерзавец", – подумал Несторе.
– Что ж, я рад, что помог тебе в этом убедиться, – любезно заметил он.
– Да, конечно. Теперь осталось лишь найти Габриэле и провести с ним такую же беседу. Уверен, что и результат будет таким же. Я слышу поезд. Огромное спасибо за сотрудничество, Несторе, и самые искренние извинения за то, что побеспокоил тебя. Но мне нужно было удостовериться. Ты ведь понимаешь, правда? Мне нужно было удостовериться.
Несторе небрежно пожал плечами.
– Никаких проблем, Альберто. Только в следующий раз – не в мой день рождения, ладно?
Альберто окинул его взглядом, смысл которого Несторе не сумел понять.
– Следующего раза не будет, – сказал Альберто и, повернувшись, зашагал в глубину леса. А Несторе поспешил на станцию.
Так что же, черт возьми, все это значило, если не считать потерянных пятидесяти франков и загубленного воскресного утра? Вся эта чушь о секретных службах! Судя по всему, Альберто совсем свихнулся в своем замкнутом шпионском мирке, где единственными людьми, с которыми он мог обсуждать свою работу, были такие же безумцы, как он сам. Значит, ему всего-навсего нужно было убедиться, что Несторе не станет болтать о смерти Леонардо? Будто самому Несторе это надо! Господи, могли бы для этого встретиться в Кампьоне, на главной площади в каком-нибудь кафе. Времени заняло бы гораздо меньше, а результат был бы тем же.
Обратный путь на поезде при скорости четырнадцать километров в час длился, как ему показалось, целую вечность. Когда они наконец прибыли на конечную станцию, Несторе, выйдя из вагона, оглядел автостоянку. Машина с итальянскими номерами исчезла, как и громила с перебитым носом. Вероятно, это был просто какой-нибудь маменькин сынок из Комо, приехавший на день в Швейцарию пощекотать себе нервы.
Несторе открыл свой "мини-купер" и, забравшись на водительское место, почувствовал, что ему тесно. Потянув рычаг под креслом, он отодвинул сиденье назад до предела, вздохнул и завел мотор. Эта проблема возникала всегда, когда их машинами пользовалась Андреина. Чтобы ноги доставали до педалей, она выдвигала сиденье вперед и "забывала" вернуть в прежнее положение. Это была одна из ее глупых шуток, которые давно уже перестали его умилять. Но "мини" Андреина не брала никогда; к тому же, если бы сиденье было придвинуто, он не мог бы этого не заметить на пути сюда. Недоуменно пожав плечами, Несторе стремительно выехал из города и помчался вдоль озера, наслаждаясь приемистостью машины и ее устойчивостью на дороге. Нужно будет как-нибудь на днях поехать на "мини" в горы и устроить машине настоящее испытание.
Колокола Санта Мария дель Гирли начали отбивать полдень в тот момент, когда Несторе снова въехал на итальянскую территорию. Отлично. Он как раз успеет съездить домой, переодеться во что-нибудь более фешенебельное и вовремя прибыть в ресторан. В качестве основного блюда будет оленина, но с чего начать? В это время года нет ничего лучше мясных равиоли с трюфелями, но и остальное меню ресторана им не уступает. Наверное, правильно будет сказать Бернардо, чтобы подал ассорти из закусок, – пусть гости попробуют всего понемногу. Он подъехал к стальным воротам виллы, достал из перчаточника пульт управления и нажал верхнюю зеленую кнопку.
IV
Фонарь был для них своего рода genius loci : блуждающий круг света, хотя и строго ограниченный, в пределах своего всемогущества вызывал к жизни мириады предметов и перспектив, прежде чем снова отправить их в небытие, полоснув напоследок узким лучом. Этот мир был некогда сотворен из камня и упорядочен, но впоследствии растерял весь свой порядок. Его границы тут и там взорвались, массивные глыбы и камнепады осколков, обрушиваясь, где-то образовывали пропасти, а где-то громоздились, преграждая дорогу. Но фонарь в конце концов всегда помогал отыскать проход. Время от времени обнаруживались провал или глубокая щель, приходилось ползти или протискиваться, остерегаясь торчавших со всех сторон острых краев и мысленно соединяя разрозненные фрагменты, выхватываемые лучом фонаря, в единую картину все еще прямоугольного туннеля, заваленного щебнем.
– А теперь – внимание! – сказал Антон на своем подчеркнуто правильном итальянском. – Здесь – передняя часть воронки.
Оранжевый луч фонаря, опустившись, стал маниакально метаться из стороны в сторону, со скоростью мелькавших мультипликационных кадров выхватывая из темноты причудливые образы, а потом вдруг по какой-то неведомой причине потускнел. Тьма впереди, всего в нескольких метрах, казалось, ничем не отличалась от той, что окружала их в лабиринте туннелей с первого момента, она не была более густой, но маленькое игривое божество отсюда, из этой глубины, почему-то не могло ее рассеять.
– Руди хотел спуститься и посмотреть, что там, внизу, поэтому мы закрепили здесь восьмимиллиметровый самоввинчивающийся болт для страховочной веревки. – Антон направил фонарь на стену, в ней блеснуло металлическое кольцо. – Второй мы зафиксировали вон там. – Фонарь мимолетно осветил естественный скальный уступ. – Планируя экспедицию, мы в основном рассчитывали на горизонтальную проходку, тем не менее прихватили около пятидесяти метров нейлоновой веревки, крепления и минимум другого необходимого оборудования – на всякий случай. Чего у нас с собой не было, так это промежуточных блоков для веревки, поскольку мы полагали, что, если придется преодолевать спуски, это будут гладкие склоны, и мы обойдемся свободно свисающей веревкой. Но как только Руди перевалился через край пролома, он тут же наткнулся на острый выступ. Закрепить на нем веревку было невозможно, поэтому он пополз дальше. Для единичного спуска и подъема это не слишком опасно, но второму человеку проделывать тот же путь уже рискованно.
Его голос вибрировал в замкнутом пространстве, отражаясь от стен, и, как в воронку, затягивался в пропасть, разверстую у них под ногами.
– Руди спустился на всю длину веревки и кричал оттуда что-то, чего мы не могли разобрать. Мы тоже кричали, так как, знаете ли, были взволнованы и чувствовали себя глуповато из-за того, что заблудились. Затем мы увидели несколько вспышек – Руди что-то фотографировал, а потом начал карабкаться наверх. Мы его вытащили, и он рассказал, что там, внизу, лежит тело.
Антон смущенно развел руками. "Я там был, я это сделал!" – таков был девиз Антона и его товарищей по клубу спелеологов Инсбрукского университета. Они покорили, разумеется, и Штеллервег и Каниншенхёле, а еще Траве и Пьедра де Сан-Мартин – две самые протяженные и глубокие системы пещер Северной Испании, не говоря уж о многочисленных пещерах Словении, Мексики, Норвегии и даже Ямайки. И вот, решив в выходные исследовать всего лишь сеть туннелей военного назначения, оставшуюся со времен Первой мировой войны, заблудились в каких-то рукотворных шахтах, к тому же на территории, некогда принадлежавшей их собственной стране! Позор, унижение и… да, отчасти и страх овладели ими еще до того, как они нашли тело.
– Дайте-ка мне взглянуть, – сказал Дзен.
– Хорошо, только, пожалуйста, подползайте к краю на четвереньках, а потом, когда я тоже подползу, ложитесь на живот. Одежду вы, конечно, испачкаете, но здесь совершенно сухо, так что грязь потом можно будет просто стряхнуть. Упаси нас Бог от еще одного несчастного случая!