- Вот что с нами делает работа. Если увидишь его, передай от меня привет.
- Само собой. - Макалпин промокнул волосы и снова посмотрел на открытую рану Элизабет-Джейн. - Подонок! Как так можно!
Они помолчали, прислушиваясь к стуку дождевых капель. Элизабет-Джейн лежала между ними на полу, как непослушный ребенок после истерики.
- Можно забирать? - спросил полицейский.
Патологоанатом и Макалпин посторонились, тело подняли и переложили на белую пластиковую простыню. Щелкнул затвор фотоаппарата, фиксируя окровавленную нижнюю юбку, скользнувшую по бедру женщины, и чистый кусок ковра. Запах усилился, и Макалпин отвернулся, прижимая к носу полотенце.
Один из полицейских придерживал простыню, и пластмассовые шлепанцы, соприкоснувшись с ней, издали резкий звук. Из груди жертвы вдруг вырвался долгий выдох, как будто спустили камеру. Никто не произнес ни слова.
О’Хара наклонился, чтобы осмотреть ее спину, затем кивнул, тело поместили в мешок и застегнули "молнию".
- Так же как и в случае с Линзи Трейл? - Макалпин и сам уже знал ответ.
- Поза, разрез, следы хлороформа на лице? Рана чуть глубже, а в остальном - как под копирку.
Макалпин вздохнул.
- Я занимаюсь делом Трейл всего двенадцать часов, а тут еще это. А хлороформ - его трудно достать?
- Старший инспектор Дункан тоже об этом спрашивал. Доступ к нему ограничен. Я знаю, что он делал запрос, - никаких данных о хищении. Во всяком случае, насколько мне известно. Но я скажу тебе то, что сказал Дункану по поводу убийства Трейл: мастерское владение ножом. Парень знает, что к чему.
- А я, к сожалению, нет, - угрюмо пробурчал Макалпин, глядя на следы крови, оставленные на ковре. - А про нож можешь что-нибудь сказать?
- Пока нет.
- Но это тот же?
- Оснований считать иначе пока нет, - осторожно ответил О’Хара. - Удачи. - Он дружески похлопал старшего инспектора по плечу и вышел.
Макалпин намотал полотенце на пальцы и сжал в кулак, разрывая. Он огляделся. Телевизор, маленький, но удобный, под ним видюшник, на котором светилось время 05:17 - лишнее напоминание, как он устал. Несколько семейных фотографий в деревянных рамках. На одной из них покойная на каком-то торжестве, нарядная, с бокалом шампанского в руке, а по бокам - улыбающиеся в камеру родители. На другой Элизабет-Джейн была с девушкой, судя по всему, родной или двоюродной сестрой: те же темные глаза и выражение серьезности. Он вернул фотографии на место и подошел к книжной полке. Видеодиски с фильмами "Дэвид Копперфильд", "Верх, низ", "Гордость и предубеждение" студии Би-би-си по роману Джейн Остин. Подбор книг был под стать: Стил, Винцензи, Тэйлор Брэдфорд. В углу полки лежала стопка журналов, а на них - два сборника судоку. Один был раскрыт, и его страницы разделяла ручка.
На каминной полке стояла наполовину пустая кофейная фарфоровая чашка, а другая, точно такая же, - на маленьком столике у дивана. Она была полной, с молочной пенкой.
Макалпин задумался. Ее телефонного номера в справочнике не было, а на дверной табличке значилось просто "Э.-Д. Фултон". Машина оборудована блокиратором руля и стопором рычага переключения. Осторожная женщина… Как и Линзи Трейл, судя по отчетам. Он задернул занавеску и посмотрел сквозь нее на улицу.
Элизабет-Джейн Фултон была знакома с убийцей.
- Профессор! - позвал он.
У двери появилась фигура.
- А что там за автостоянка? - спросил Макалпин, протирая занавеской запотевшее окно. На улице в самый разгар ночи наблюдалась бешеная активность: две полицейские машины блокировали Фортроуз-стрит, еще три стояли на тротуаре. Какой-то полицейский, прикрывая голову от дождя папкой, давал указания двум другим; еще одного, согнувшегося за машиной, нещадно рвало. Патрульная машина пыталась припарковаться задним ходом, и при каждом ее маневре полукружия номерных цифр освещались желтыми яркими вспышками.
- Мест нет. Парковка только по пропускам. Чужую машину могли увидеть или услышать. Стоит проверить, - ответил О’Хара.
Макалпин выглянул. Сквозь деревья огни верхних комнат гостиницы "Викетс" под потоками дождя напоминали кометы. Вверх по улице, потом направо до парка "Виктория-гарденз", где нашли тело Линзи Трейл, идти минут десять обычным шагом или пять - быстрым. Совсем рядом.
- А время убийства?
- Пока могу сказать только приблизительно - не позднее вчерашнего вечера. Одна из чашек была полупустой; если это ее - то кофе все еще в желудке… и если брюшная полость не была проткнута и жидкость…
- Ради Бога, уволь меня от деталей!
О’Хара улыбнулся - ему нравилось, когда от его слов становилось не по себе видавшим виды полицейским.
- Ну, как знаешь. Хелена прислала мне приглашение на выставку, так что увидимся там, если раньше не получится.
Макалпин не сразу сообразил, о чем идет речь.
- Ах да, конечно. Это же в конце недели, кажется, в пятницу?
- В субботу, - поправил О’Хара.
Профессор ушел, по привычке пригнув голову, когда проходил сквозь дверной проем. Макалпин стоял в квадратной прихожей, пол которой был покрыт дешевым ламинатом. Ковер, стилизованный под персидский, - единственное яркое пятно - был завален оборудованием: камерами, лампами, коробками, завернутыми в чистую полиэтиленовую пленку. Два офицера из службы осмотра места происшествия, так и не сняв спецовки, продолжали укладываться.
Макалпин открыл дверь в ванную. Вместе со светом включился вентилятор, и Алан почувствовал аромат лаванды. Ванная была в розовых тонах. Обернув руку куском розовой туалетной бумаги, он открыл дверцу шкафчика. Тюбик зубной пасты "Маклинз" со фтором. Освежитель воздуха "Пичиз-энд-крим" от "Маркс и Спенсер". Одно сложенное полотенце для лица - тоже розовое. Шампунь от перхоти, кондиционер для волос - сухих и тонких. Лосьон для тела - все те же "Пичиз-энд-крим" от "Маркс и Спенсер".
Никаких противозачаточных. Никаких таблеток от головной боли. Ничего от похмелья. Он закрыл шкафчик.
Спальня была такой же тошнотворно-розовой. Даже плюшевый медвежонок на подушке был розовым, хоть и разных оттенков. Макалпин открыл несколько ящиков. Верхний был заполнен очень практичным нижним бельем. Либо у Элизабет-Джейн вообще не было никакой личной жизни, либо она часто лежала в больнице. На стуле, обитом розовой тканью, лежала стопка одежды, сложенной с армейской аккуратностью: блузки с рукавами, джемпер и форменный кардиган. Несколько картин на стене из неизменного "Маркс и Спенсер" были в тех же тонах, что и обои, постельное белье, ночная рубашка и медвежонок. Скорее камуфляж, чем сочетание.
Макалпин прошел в девственно-белую кухню. На столе - банка "Нескафе" и чайник. В шкафу - ровный ряд банок, все - этикетками вперед. В основном для тех, кто следит за весом. Начатый пакетик корма для кошек, аккуратно свернутый сверху, стоял отдельно. Он поискал плошку для воды или кошачий туалет, но их не было. Значит, дома кошку она не держала. Он открыл холодильник: низкокалорийная бутербродная паста, обезжиренное молоко, много свежих фруктов и овощей. Он заглянул в мусорное ведро - там был только белый мешок для мусора.
Офицеры из службы осмотра попрощались и, забрав все оборудование, открыли дверь. Макалпин увидел маленького черного котенка с белым пятном на шее, дрожавшего от страха и прятавшегося за цветочным горшком на лестничной площадке. Его мокрая от дождя шерсть ярко блестела. Макалпин вышел на площадку и взял котенка на руки.
- Привет, малыш. Мне кажется, ты живешь не здесь. - Кот посмотрел на него круглыми глазенками и напыжился - одетые в белое полицейские вторглись в его владения. - Кто-нибудь знает, где он живет? - спросил Макалпин и, не дожидаясь ответа, сунул котенка полицейскому, поднимавшемуся по лестнице. - Выясните, чей, и отдайте, договорились?
Полицейский держал котенка в вытянутой руке, как будто тот был взрывоопасен.
- Думаю, что он живет в соседней квартире. Хозяйка боится, что он сбежит и попадет под машину. Он уже сбегал.
- Так пусть не выпускает его.
- Мы уже дважды возвращали его, но он выскальзывает каждый раз, когда эта любопытная корова открывает дверь.
- Тогда пусть она запрет его в ванной. - Старший инспектор взглянул на часы. - По меньшей мере на ближайшие двенадцать часов.
Из-за сквозняка, который холодил ноги и поднимался к спине, Макалпин почувствовал озноб. Он вернулся в тепло квартиры и прошел на кухню. Там висела пробковая доска, к которой были пришпилены листки с планами на уже невозможное будущее: открытка - приглашение на свадьбу с неизменным цветочным орнаментом Ренни Макинтоша, приглашение на примерку платья. Он раскрыл открытку кончиком ручки: "Мистер и миссис Винсент Фултон имеют честь…" Только адресат теперь точно не явится. Внизу была регистрационная карточка мобильного телефона "Самсунг-200-мобайл", купленного два дня назад. На всякий случай он записал номер. На отдельных листочках - еще два телефонных номера, записанных ровным, аккуратным почерком, три жалобы по поводу квартиры и напоминание о звонке управляющему насчет плотника с номером телефона.
Макалпин методично осматривал все ящики буфета.
Он не обнаружил ни сигарет, ни спиртного, ни шоколада и решил, что Элизабет-Джейн Фултон ему бы наверняка не понравилась.
Макалпин долго курил, облокотившись на старенькую "корсу", припаркованную на стоянке позади полицейского участка на Патрикхилл, и чувствовал, что успокаивается. Шесть месяцев назад шотландские власти запретили курение во всех общественных местах. Приходилось торчать под дождем, хотя воспаление легких убивает быстрее рака. Этот участок был давно утерянным другом, знакомство с которым он не хотел возобновлять. Он привык к возможности выбирать, из какого участка в Центральном или Западном районе Глазго вести следствие, и у него всегда находилась сотня веских причин, почему это не может быть на Патрикхилл. Возведенное на руинах дома, разрушенного немецкими бомбардировками, это здание казалось здесь случайным. Оно вписывалось в отведенное пространство, но было слишком мало для работы: столовая - игрушечная, парковка малогабаритная, а дорога настолько узкая, что не мог проехать рефрижератор. Но он получил приказ забрать все дела, которые вел старший инспектор Дункан, и выбора у него не было. Как он мог отказаться, если жил в пяти минутах ходьбы от участка?
Он раздавил окурок, глубоко вздохнул и направился ко входу, стараясь отбросить все воспоминания.
Он кивнул, не останавливаясь, дежурному констеблю и стал подниматься по лестнице - в первый раз за двадцать два года. Над верхней губой выступил холодный пот, а перед глазами опять всплыли картины из прошлого, которые так хотелось забыть. На лестнице теперь лежала ковровая дорожка, окна - новые, но сквозняк гулял по-прежнему. Место шкафа с картотекой занял ксерокс. Он быстро прошел через комнату регистрации заявлений, взглянув на часы. Они тоже были новыми, но врали, как и старые. Его золотые "Картье" показывали без десяти семь. Через десять минут он узнает первые результаты работы О’Хары в морге. Он надеялся, что кое-что прояснится.
Он продолжил обход, наблюдая, как собираются сотрудники. Кого-то только что вытащили из постели, кто-то провел всю ночь на ногах. У одних еще слипались глаза, другие жевали резинку, чтобы не заснуть. Проходя мимо столов с мониторами, он увидел знакомые лица, его узнавали, дружески хлопали по плечу, поднимали руки в приветствии. Макалпин кивал в ответ направо и налево. Чтобы адаптироваться к переменам, произошедшим за двадцать с чем-то лет, ему требовалось время. Но спертый запах пота и вчерашнего кофе в комнате регистрации заявлений остался прежним.
Воспоминания обступали со всех сторон. Воспоминания о голосе, который он никогда не слышал, об улыбке на губах, которую никогда не видел. И не целовал.
Было странное чувство ирреальности - даже сквозь затхлый воздух он чувствовал ее запах, аромат гиацинта. Ее аромат.
Он взял себя в руки и постарался переключиться.
Комната была заставлена столами и принтерами. Он несколько раз споткнулся о провода и решил, что заставит убрать их с прохода. Повсюду лежали лотки с распечатками, высились конусы использованных стаканчиков от кофе. На столе сержанта Литлвуда лежала его потертая кожаная куртка и таблоид, раскрытый на третьей странице. На тарелке - остатки недоеденного сандвича с беконом. Даже среди бродяг Макалпин встречал людей поопрятнее.
Он остановился у стенда с фотографиями, сорвал прикрепленный сверху лист с оранжевой надписью "Стена смерти", смял его и бросил через всю комнату в корзину. Он терпеть не мог, когда к жертвам относились без уважения. Фотография Линзи Трейл, убитой четырнадцать дней назад. Не особо привлекательная, круглое лицо, выщипанные брови. Ничего отталкивающего. Не толстая и не худая, не высокая и не маленькая, работала на полставки в благотворительной лавке, имела любовника. После нее остались неказистый дом, скучный муж и ребенок.
Ребенок.
На фото чья-то рука отодвинула ветки, и Макалпин, приглядевшись к ране, понял, что удар был нанесен с ненавистью.
- Здравствуйте, старший инспектор Макалпин, - услышал он женский голос. Темные волосы собраны сзади - видимо, она только что надела форму. - Констебль Ирвин.
- А имя у вас есть или только фамилия?
- Гейл. - Девушка улыбнулась, и глаза ее блеснули. - Звонил профессор О’Хара. Он сказал, что предварительный осмотр ничего не дал. Трассеологическая экспертиза потребует времени.
- Он что-нибудь говорил об отчете с места преступления?
- Уже направил, сэр.
- Отлично.
Макалпин оглянулся. Кабинета старшего инспектора Грэхэма больше не было. Вход перенесли из коридора в комнату регистрации заявлений, а на его месте соорудили стеклянную панель, позволявшую начальнику наблюдать за работой подчиненных. Теперь комната стала в два раза больше, с широкой пластиковой дверью посередине. Он заметил, что над дверью в коридор висела табличка "Выход". Значит, он воспользовался не той дверью.
Ну и ладно.
Он продолжил обход, повсюду чувствуя напряжение. По стенам развешены карты, статистические показатели и графики дежурств. Лампы дневного света жужжали всего на полтона ниже компьютеров. Изредка слышалось постукивание клавиатуры, но в основном все были заняты чтением бумаг.
Макалпин вошел в помещение, где раньше располагался кабинет Грэхэма. Опять нахлынули воспоминания - тот самый кабинет Грэхэма… Нет, кабинет старшего инспектора Дункана. А теперь - его. Там было два стола, два картотечных шкафа, в одном из которых не хватало ящика, обязательный монитор, три засохших растения и записка от заместителя старшего инспектора Маккейба: просьба о встрече для обсуждения бюджета, проект которого он отправил по электронной почте. Похоже, здесь отлично знали о его неприязни к электронной почте и бюджетам. Он полез во внутренний карман за шариковой ручкой, но нащупал там пачку сигарет и еще что-то твердое. Маленькая карточка с карикатурой: он с огромной лупой в руках и в охотничьей шляпе. На обратной стороне он прочитал:
Поймай его!
Увидимся, когда получится.
Поздравляю с годовщиной.
Люблю.
Х.
Она сунула карточку в карман, пока он спал. Она пахла графитом, живицей, ластиком и, едва заметно, - духами с запахом гиацинта от Пенхалигона, которые он ей постоянно дарил. Он улыбнулся. Он был похож на рисунке, а по своей доброте она даже убрала с его лица несколько морщин. Он всегда забывал про годовщину. Всегда. Он понимал, что надо бы устроить званый ужин, но не помнил день. И теперь ограничился тем, что прикрепил карточку к монитору, закрыв изображение.
Он посмотрел сквозь стеклянную перегородку, повернулся спиной к подчиненным и опустился в скрипнувшее кресло. Вскрыв конверт с фотографиями места преступления, он стал внимательно их изучать. Его пульс участился при виде нелепой позы Элизабет-Джейн и ее развороченного живота. Он собрал фотографии и сунул обратно в конверт.
Подумав, он вытащил маленькое фото Элизабет-Джейн и посмотрел на снимок Линзи, висевший напротив. Пытаясь их сравнить, он переводил взгляд с одной фотографии на другую, делая скидку на расстояние между ними. Ему показалось, что у Элизабет-Джейн рана была страшнее. Линзи Трейл, тридцать четыре годы, темные волосы, темные глаза. Элизабет-Джейн Фултон, двадцать шесть лет, слегка полноватая, каштановые волосы, скромный кассир в банке. Обе - средние люди. В обоих случаях жертв усыпили хлороформом, вспороли им живот и оставили умирать от потери крови. И никаких следов.
Повезло? Или все хорошо продумано? Мастерское владение ножом. О’Хара выразился именно так. Сколько найдется таких людей, способных столь хладнокровно терзать живую плоть и смотреть на текущую, как растительное масло, кровь?
Макалпин посмотрел на часы. Через три часа состоится совещание. Ему нужно выдвинуть хоть какую-то версию. И еще сигарету и кофе. Только приличный. Интересно, где сейчас Андерсон… Ему не хватало собеседника. Он снова взглянул на снимки. Прямое сравнение подсказывало, что убийство Элизабет-Джейн было более жестоким, и это был плохой знак. Через стекло было видно, как Ирвин прикрепляет к стенду фотографии под не различимым издалека номером дела и рассказывает о своем дежурстве на Коронэйшн-стрит. Он написал несколько слов на листе бумаги, вышел и передал его Ирвин.
- Напечатайте и повесьте. Ее звали Элизабет-Джейн Фултон, здесь даты рождения и смерти. Она не номер.
Макалпин не стал дожидаться ответа и вернулся на место. И вновь в его памяти вспыли события 1984 года. Он плотно прикрыл дверь, чувствуя, что его знобит. Он смотрел на мозаику из снимков на стенде: Линзи, ее муж, любовник, сын, расписание поездов от станции "Виктория-гарденз", латунный ключ крупным планом. Но видел только черно-белую фотографию светловолосой девушки на солнечном пляже, с улыбающейся запрокинутой головой. Было тихо. Он слышал шум моря и ощущал его соленый привкус. Она шла к нему, и он почувствовал нежное прикосновение ее губ. Улыбка, которая…
Дверь с шумом распахнулась, и он открыл глаза, отгоняя видение.
- Булочка, яичница, картофельная лепешка, темный соус, один кофе без молока. Все правильно? - Инспектор Колин Андерсон с двумя пакетами в одной руке и картонным подносом с чашками в другой старался протиснуться, придерживая дверь локтем. - Сколько сахара?
- Три куска.
- Но я не размешивал. Я знаю, что вы не очень любите сладкий.
- Старые шутки самые смешные. Хорошо, что пришел, Колин. Точнее, инспектор Андерсон, верно? Два года без меня, и ты пошел на повышение. Ладно, ладно. Поздравляю. - Макалпин похлопал его по руке. - Ну и как там, на холодном востоке?
Андерсон скорчил гримасу.
- Спасибо за рекомендации, без них я бы не получил это место. Но, если честно, это оказалось не совсем то, что я ожидал.