– Вы правы. Не ваше. – Она сердито отвернулась. – Что бы вы ни узнали обо мне, это ведь вполне соответствует вашему представлению о дочери фабричного рабочего, не так ли? Так вот, мне стыдиться нечего. Мои родители жили честно, никакого трастового фонда у них не было, так что икру они ложками не ели. Как некоторые, – добавила она язвительно, чтобы не оставлять сомнений насчет того, о ком идет речь.
Он ответил на выпад короткой паузой.
– Знаете, меня удивляет, что вы сошлись с Ричардом. Учитывая ваше отношение к траст-фондам.
– До знакомства с Ричардом у меня никаких проблем с этим не возникало. Потом я узнала его лучше. Увидела, что сделали с ним деньги. Ему ведь ни за что не пришлось бороться. Деньги всегда его защищали. Они сделали его небрежным, невнимательным. Он перестал чувствовать чужую боль. – Она гордо вскинула голову. – Как и вы.
– По-моему, вы не настолько хорошо меня знаете, чтобы делать такие выводы.
– Вы – Тримейн.
– Но я такой же, как вы. У меня есть работа. Я работаю.
– Ричард тоже работал. Его это развлекало.
– Ладно. Насчет Ричарда вы, может быть, и правы. Ему работать было не обязательно. "Геральд" была для него хобби, ради которого стоило вставать по утрам. И ему доставляло удовольствие в разговоре с друзьями в Бостоне называть себя издателем. Но то Ричард. Не пытайтесь навесить на меня ярлык богатенького бездельника. Не получится. Меня изгнали из семьи много лет назад. У меня нет трастового фонда и нет особняка. Но есть работа, которая меня кормит. И которая, между прочим, мне интересна.
Он сказал это сдержанно, но под внешним спокойствием закипала злость. Задела за живое, – подумала Миранда. Какой чувствительный. Смягчившись, она опустилась в кресло у камина.
– Наверное, я сказала немного лишнего.
Чейз кивнул:
– Мы оба перебрали.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга через комнату. Перемирие, пусть и непрочное, похоже, все-таки установилось.
– Вы сказали, что вас изгнали из семьи. За что? – спросила она.
– Причина простая. Я женился.
Миранда удивленно взглянула на него. Чейз произнес это спокойно, без всяких эмоций, словно речь шла о погоде.
– Я так понимаю, что невеста была неподходящая.
– Она не устраивала моего отца.
– Недотягивала до стандартов?
– В некотором смысле. Мой отец относился к такого рода вещам очень ревниво.
Разумеется, – подумала она.
– И что же? Ваш отец оказался прав?
– Мы развелись, но не поэтому.
– А почему же?
– Кристина была слишком… амбициозной.
– Честолюбие трудно считать недостатком.
– В нашем случае оно проявилось в том, что я оказался ступенькой социальной лестницы, по которой она пыталась подняться.
– Вон оно что.
– Мы прожили несколько нелегких лет. Я постоянно работал и… – Он пожал плечами. Между ними снова пролегло молчание.
– Ричард никогда не рассказывал, чем вы занимаетесь.
Чейз откинулся на спинку кресла и неожиданно рассмеялся:
– Может быть, потому, что то, чем я занимаюсь, казалось ему слишком скучным. Мы проектируем офисные помещения.
– Так вы архитектор?
– Я – инженер-строитель. Креативной частью проектов занимаются мои коллеги-архитекторы. Мое дело – заботиться о том, чтобы стены не рушились.
Инженер. Карьера не самая блестящая, но работа честная, настоящая. Как и у ее отца. Миранда покачала головой:
– Странно. Вот смотрю на вас, и мне как-то трудно поверить, что вы – братья. Я всегда думала…
– Что мы должны быть одинаковыми. Нет, мы определенно разные. Вы даже не представляете насколько.
Да, чем больше она узнавала Чейза, тем меньше он напоминал ей Тримейна. И тем больше превращался в человека, который мог ей понравиться.
– Что вы нашли в моем брате? – спросил вдруг Чейз.
Спросил негромко, но попал в больное место. Напомнил о призраках, все еще прячущихся в этом доме.
Она вздохнула:
– Я видела то, что хотела увидеть.
– И что же?
– Видела человека, которому я нужна. Человека, которого я могла спасти.
– Ричарда?
– Со стороны казалось, что у него все складывается наилучшим образом. Но в нем была… была какая-то уязвимость… беззащитность. И я считала, что вот это и нужно спасать. От чего? Не знаю. Может быть, от него самого.
– И вы вознамерились спасти его.
Миранда горько усмехнулась:
– Не знаю. Об этом ведь не думаешь. Это просто чувствуешь. И…
– Другими словами, вы следовали зову сердца.
Она взглянула на него как будто виновато и прошептала:
– Да.
– Вы верили, что поступаете правильно?
– Конечно!
– Но?…
Она поникла, словно ощутила вдруг все бремя своего несчастья.
– Я не видела выхода. Я хотела быть с ним, заботиться о нем. А он меня обманывал. Говорил, что все наладится, все переменится к лучшему, надо только верить. – Она опустила глаза. – Наверное, я разуверилась первой.
– В нем? Или во всей ситуации?
– В нем. Стала замечать какие-то недостатки. Увидела, как он манипулирует людьми, использует их. Если кто-то становился ему не нужен, он просто переставал замечать этого человека. Вот уж кто умел заставлять людей делать то, что ему требовалось.
– Вы прекратили отношения. Как он отреагировал?
– Не верил, что это серьезно. Наверное, его никто раньше не бросал. Постоянно звонил мне, не давал проходу. А ведь мы сталкивались на работе каждый день. И каждый день мне приходилось притворяться, будто ничего не происходит.
– Хотя все знали.
Она пожала плечами:
– Наверное. Я не очень-то и старалась скрывать наши отношения. Энни знала, потому что я сама ей рассказала. Остальные, должно быть, догадывались. – Миранда вздохнула. Сказать по правде, в то время ей было не до этого. Сначала любовь, потом боль… общественное мнение ее просто не интересовало.
Минуту или две оба молчали. Что он думает обо мне теперь? – спрашивала себя Миранда. – А разве это важно? И, поставив перед собой этот вопрос, она вдруг поняла – да, важно. Пусть он чужак, пусть почти незнакомец, пусть даже настроен в отношении ее враждебно, но его мнение почему-то важно для нее.
– Знаете, вы ведь не первая, – нарушил молчание Чейз. – У него были другие женщины.
Она вздрогнула и сжалась, словно от удара. Чейз понимал, что обошелся с ней жестоко, но не понимал, почему так поступил. Он только знал, что Миранде требуется хорошая встряска. Чтобы окончательно избавить ее от розовых иллюзий в отношении Ричарда. Она, конечно, говорит, что чувства ушли, но ведь в глубине души еще могут ютиться теплые воспоминания?
По ее глазам Чейз понял, что его слова возымели должный эффект, и тут же пожалел о сказанном. Но разве она не должна знать факты? Разве не должна понимать, какой наивной была?
– Много? – тихо спросила Миранда.
– Да.
Она отвернулась, не желая показывать, как ей больно.
– Я… Наверное, я это знала. Да, знала.
– Таким уж был Ричард. Ему нравилось, что все им восхищаются. Он и мальчишкой был таким же.
Миранда кивнула, и Чейз понял, что да, она знала эту правду о Ричарде, чувствовала его неутолимую жажду восхищения и пыталась ее утолить.
Он смотрел на нее, оскорбленную, униженную, растерянную. Ей и без того крепко досталось, а тут я еще сыплю соль на рану. Надо уходить. Пусть побудет одна, успокоится.
Но где же, черт возьми, Энни Беренджер?
Миранда встряхнулась, словно выходя из забытья. Убрала с лица волосы, выпрямилась и посмотрела на него. Сколько боли в ее глазах, подумал он. И сколько смелости.
– Вы так и не сказали, почему вы здесь.
– Доктор считает, что за вами нужно понаблюдать…
– Нет, я о другом. Зачем вы сюда пришли?
– А… – Он устало кивнул. – Я побывал сего дня в "Геральд". Поговорил с Джил Виккери. В частности, о той статье, которую вы упоминали. Джил утверждает, что Ричард так и не взялся за нее толком.
Миранда покачала головой:
– Не понимаю. Я прекрасно знаю, что по меньшей мере несколько страниц уже были написаны. Я видела их на его столе в офисе.
– А вот я ничего не нашел. И подумал, что, может быть, вы знаете, где искать. Или даже держите материалы у себя.
– С какой стати? – удивилась Миранда.
– Ну, Ричард ведь часто здесь бывал.
– Да, но никакие документы он сюда не приносил. А дома вы посмотрели?
– Там ничего нет.
Она ненадолго задумалась.
– Иногда Ричард уезжал работать на северный берег. У него там коттедж и…
– Вы говорите о Роуз-Хилл? Да, я собираюсь съездить туда завтра.
Их взгляды встретились, и на этот раз никто не отвел глаза.
– Вы начинаете мне верить?
Он услышал в ее голосе надежду, пусть еще и слабую, неокрепшую. И поймал себя на том, что для него важно поддержать ее, показать, что такое возможно. В общем-то поверить ей было нетрудно, особенно когда она смотрела вот так пристально, в упор. У нее были большие глаза, серые и влажные. Такие глаза способны свести мужчину с ума, увлечь, заставить забыть обо всем на свете. Они пробуждали и другие, беспокойные чувства. Их разделяло полкомнаты, но и на этом расстоянии ее присутствие ощущалось так же сильно, как пьянящий аромат духов. Аромат, не замечать который невозможно.
– Вы верите мне? – повторила она.
Он вдруг поднялся, решив стряхнуть опасную паутину чар, которой она столь искусно обвивала его.
– Нет. Этого я сказать не могу.
– Но неужели вы не видите, что здесь что-то большее, что это не просто банальное преступление страсти?
– Согласен, кое-что не сходится, и некоторые детали настораживают. Но все же поверить вам я пока не готов.
В дверь постучали. Чейз вздрогнул от неожиданности и обернулся – на пороге уже стояла Энни Беренджер.
– Привет, а вот и кавалерия подоспела. – Энни была в старой футболке и тренировочных брюках. К кроссовкам прилипли влажные стебельки травы. – Как дела?
– Все хорошо, – ответила Миранда.
– За ней нужно присмотреть, – вмешался Чейз. – Если будут проблемы, вот здесь, на листке, номер телефона доктора Стейнера.
– Уже уходите?
– Да, меня ждут дома. – Чейз направился к двери, но у порога задержался и, обернувшись, посмотрел на Миранду.
Она не сдвинулась с места, осталась в той же позе. Ему вдруг захотелось сказать что-то утешительное, как-то ободрить. Ведь, откровенно говоря, он немножко слукавил. Начал верить ей, но признаться в этом не смог. Даже самому себе. К тому же теперь здесь была Энни, зорко, как и подобает репортеру, следившая за ними обоими.
– Спокойной ночи, Миранда. Надеюсь, к утру вам станет лучше. Энни, спасибо. – Он повернулся и вышел.
Глаза не сразу привыкли к темноте, и только сделав несколько шагов вслепую, Чейз разглядел дорожку под ногами. Проходя через передний дворик, он увидел впереди, на тротуаре, неясную фигуру и остановился.
– Она в порядке? – спросил незнакомец.
– Кто вы?
– Я мог бы спросить о том же и вас, – последовал ответ.
– Я… я навещал мисс Вуд.
– Так Мо в порядке или как?
– Мо? А, вы имеете в виду Миранду. Да, в полном порядке, мистер…
– Эдди Ланцо. Живу по-соседству, вот и приглядываю за ней. Нехорошо, когда симпатичная молодая женщина живет совсем одна. Сумасшедших хватает, бегают тут, заглядывают в окна. В наше время быть женщиной небезопасно.
– Сегодня мисс Вуд не одна, так что не беспокойтесь.
– Хорошо. Тогда и беспокоить не стану. – Эдди Ланцо покачал головой и повернулся к дому. – И что только творится вокруг. Мир рушится, вот что я вам скажу. Слишком много больных на голову. Уже и ключи в машине нельзя оставить.
– Мистер Ланцо! – окликнул его Чейз.
– Да?
– Один вопрос, если можно. Вы были дома в ту ночь, когда убили Ричарда Тримейна?
– Я? – фыркнул Эдди. – Я всегда дома.
– И вы ничего не слышали и никого не видели?
– Я уже говорил Лорну Тиббетсу. Лег ровно в девять вечера и проспал до самого утра.
– То есть бессонницей вы не страдаете. И ничего не слышали?
– Как я могу что-то слышать, если слуховой аппарат отключен?
– Понятно.
Старик медленно поплелся к дому, бормоча что-то насчет угонщиков и "больных на голову" любителей заглядывать в чужие окна. Чейза немного удивило, что такой старый чудак, как Эдди Ланцо, выказывает сочувствие Миранде Вуд. Симпатичная молодая женщина. Надо же.
Но что он знает? Что мы вообще знаем о других? Секреты есть у каждого. У меня – свои, у Миранды Вуд – свои.
Он повернулся и направился в сторону Чеснат-стрит.
Двадцатиминутная прогулка на свежем воздухе разогнала усталость и добавила бодрости. Поднимаясь по ступенькам к двери, Чейз заметил, что света в окнах, за исключением прихожей, нет. Неужели никто еще не вернулся домой?
И тут его окликнула Эвелина.
Вдова сидела одна в темной гостиной, и только благодаря просачивавшемуся в комнату тусклому свету уличного фонаря Чейз, присмотревшись, смог разглядеть ее силуэт в кресле-качалке.
– Наконец-то, – вздохнула Эвелина.
Он шагнул к лампе.
– Я включу свет.
– Нет, не надо. Мне нравится, когда темно. Всегда нравилось.
Чейз остановился в нерешительности, не зная, что сказать и что делать.
– Я ждала тебя, – негромко сказала она. – Где ты был, Чейз?
Он замялся на секунду.
– Ходил к Миранде Вуд.
Первой реакцией было холодное, мертвое молчание. Даже кресло как будто перестало поскрипывать.
– Она и тебя поймала в свои сети, да? – прошептала наконец Эвелина.
– Нет никаких сетей. У меня было к ней несколько вопросов насчет Ричарда. – Он вздохнул. – Послушай, день был долгий и трудный. Почему бы тебе не подняться и не поспать?
Женщина в кресле не шелохнулась. На фоне окна она напоминала черную каменную статую.
– В ту ночь, когда он умер, я позвонила тебе… я надеялась…
– Да?
Снова пауза. Потом:
– Ты всегда нравился мне, Чейз. Еще когда мы были детьми. Я всегда надеялась, что ты сделаешь мне предложение. Не Ричард – ты. – Кресло тихонько скрипнуло. – Но ты так ничего и не сделал.
– Я был влюблен в Кристину. Помнишь?
– О, Кристина… – прошипела с ненавистью Эвелина. – Она была недостаточно хороша для тебя. Но ты ведь и сам это понял.
– У нас не получилось, вот и все.
– Как и у нас с Ричардом.
Чейз не знал, что сказать. Он понимал, к чему клонит она, и это направление разговора ему никак не нравилось. Зная Эвелину давно, он никогда не представлял себя с ней как пару. Конечно, она была красива, но Чейз уже тогда разглядел в ней склонность манипулировать людьми, играть чужими сердцами. Тем же талантом обладал и Ричард.
И все же Чейзу было жаль ее.
– Ты просто устала. Неделя выдалась ужасная. Но теперь самое плохое уже позади.
Она покачала головой:
– Нет, самое плохое только начинается. Одиночество.
– С тобой дети.
– Они скоро уедут. А ты?
– Задержусь на несколько дней. Но мне нужно возвращаться. У меня работа в Гринвиче.
– Мог бы и остаться. Взял бы "Геральд". Филипп еще слишком молод, чтобы руководить газетой.
– Какой я издатель? Ты же знаешь, это не мое. Да и на острове мне делать нечего.
Какое-то время они смотрели друг на друга в темноте.
– Значит, так, – прошептала она. – Все кончено. Для нас.
– Боюсь, что да.
Она печально кивнула.
– Ты в порядке?
– Да, все хорошо. – Эвелина негромко рассмеялась. – Все будет хорошо.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Чейз.
Она осталась в кресле у окна. Чейз вышел и, только подходя к лестнице, обратил внимание на какой-то запах в холле. На стеклянном столике возле телефона стоял пустой стакан. Он взял его, поднес к носу, принюхался.
Виски.
У каждого свои секреты. У Эвелины тоже.
Чейз поставил стакан и медленно поднялся по лестнице.
Глава 6
– Так где вы были прошлой ночью? – спросил Чейз.
Близнецы, только что энергично принявшиеся за поданную на завтрак яичницу с колбасой, как по команде одновременно посмотрели на него.
– Я был у Зака Бруэра, – ответил Филипп. – Помнишь "Бруэрс"? Заведение на Перл-стрит.
– Малыш Фил хочет сказать, что заходил проведать сестру Зака, – пояснила Кэсси.
– Я, по крайней мере, не брожу по барам и не пристаю к парням, чтобы пригласили на свидание.
– Я ни по каким барам не ходила. Я была занята.
– Ну конечно, – хмыкнул Филипп.
– Занята? Чем же? – поинтересовался Чейз.
– Ходила в "Геральд", смотрела что и как. Знаешь, после папы там такой беспорядок. Никаких планов, разработок. Совершенно непонятно, в каком направлении он хотел двигать дело дальше. Редакторская политика совершенно не просматривается.
– Пусть этим занимается Джил Виккери, – пожал плечами Филипп. – За это мы ей и платим.
– Мог бы проявить побольше интереса. Ты ведь уже видишь себя полноправным наследником.
– Такого рода дела быстро не делаются, – беззаботно заметил Филипп, отправляя в рот очередной кусочек яичницы.
– А "Геральд" тем временем будет болтаться, как корабль без руля. Я не хочу, чтобы газета превратилась в еще один банальный бульварный листок. Мы должны превратить ее в остросоциальную газету. Проводить расследования, разоблачать. Чтобы люди встряхнулись. Мы должны задевать за живое. Как сделал отец несколько месяцев назад.
– И кого же он задел? – поинтересовался Чейз.
– Тех марионеток в отделе планирования.
Тех, кто голосовал за изменение статуса северного берега. Он показал их гнилое нутро. Представляю, как нервничала Джил Виккери. Она же больше всего на свете боялась обвинения в клевете.
– А ты, похоже, в курсе редакционных дел, – заметил Чейз.
– Конечно. Второй всегда старается больше первого.
Она произнесла это легко, но Чейз все же уловил нотку недовольства. Он хорошо понимал Кэсси, потому что и сам когда-то был в подобном положении. Он тоже был вторым и тоже бился за первенство. Но все впустую. Первым назначили Ричарда, и решение не подлежало пересмотру. Как и теперь в отношении Филиппа.
В дверь позвонили.
– Дедушка, – сказал Филипп. – Что-то рановато сегодня.
Чейз поднялся:
– Я открою.
На пороге стоял Ноа Деболт:
– Доброе утро, Чейз. Эвелина готова?
– Думаю, что да. Проходите, сэр.
"Сэр" слетело с языка машинально – просто никому и в голову бы не пришло назвать Деболта по имени. Гость прошел в дом, а Чейз, глядя ему в спину, подумал, что годы не властны над стариком: они не согнули его плечи и не смягчили холодный блеск серых глаз.
Остановившись посреди холла, Ноа критически огляделся:
– Пожалуй, здесь пора кое-что поменять. Новые кресла, новый диван. Хватит Эвелине мучиться с этой рухлядью.
– Но это же антиквариат, – возразил Чейз. – Моя мать сама…