- Я думаю, ведь он не убил где-то в уголке, скрытно, наоборот. Я видела тело Росдейла и могу утверждать: убийца хотел, чтобы дело его рук увидели. И это желание уже не покидало его, нет. Он выставлял преступление напоказ!
Фревен живо одобрил ее слова. Энн продолжала:
- А значит, он хочет… демонстрировать свои преступления, можно считать, что он ищет возможность что-то высказать, это… форма выражения.
- Скорее, способ выражения, - усмехнулся Ларссон.
- И это выражение воплощается в том, что он делает с телами. Через преобразование, которому он их подвергает.
- Или в том, что он вводит в свои мизансцены животное, - предположил Фревен. - В первом случае, что такое человек с головой барана? Что-то похожее на Минотавра?
- А скорпион во рту? - произнес Конрад хриплым голосом. - Это что значит?
Пожав плечами, Фревен сказал:
- По крайней мере, эту гипотезу надо развивать. Связь с животным. Кто еще что думает?
- Жестокость преступлений, - сказал Маттерс. - Не известно, как умер Росдейл, по-видимому, ему перерезали горло, а Томерс был удавлен.
- Не до смерти, - подхватил лейтенант. - Он, вероятно, полностью или частично потерял сознание. Он был еще жив, когда убийца засунул ему в рот скорпиона. Откуда такая жестокость?
- Он ненавидит этих парней, - подал голос Монро из глубины палатки. - Они знали друг друга, ребята из рот Рейвен, Альто и Голда, и может быть, соперничали.
- И дело дошло до убийства? - удивился Маттерс. - Ну, это слишком!
- Я придерживаюсь мнения насчет символического значения, - вмешалась Энн, - это мне кажется важным. Я думаю, что убийца - умный и ловкий человек, ведь его никто не видел, он не оставляет следов, а это свидетельство интеллекта. И хитрый, он может выразить что-то по-своему, не посредством обычного языка, а с помощью смерти и жестоких мизансцен.
- Для чего он делает это? - спросил Бейкер.
- Я не знаю, но обычный язык его не удовлетворяет, он беден для того, что преступник хочет выразить… Если этот человек получил моральные травмы в ходе своего развития, в детстве и юношестве, может быть так, что ему не удавалось выразиться правильно…
- Как это? Он не может связать подряд три слова? - удивился Бейкер, от которого иногда ускользали тонкости рассуждений.
- Нет, это метафора, я хочу сказать, что он воспитывался не так, как вы или я, и что источником некоторых очевидных эмоций для него послужили другие вещи, в отличие от нас с вами. Иногда они даже не трогали его, иногда ему не удавалось их выразить. И это все накапливалось годами. Фрустрация мешала его нормальному эмоциональному развитию. Эмоции не находили воплощения, они накапливались в тайниках его личности и стали, наконец, навязчивыми идеями. До болезненности. Его разочарование стало таким сильным, что оно провоцировало новые формы его поведения. И среди них убийство могло стать единственным найденным им средством для выживания. Убьешь - и открывается предохранительный клапан, спасающий от взрыва.
После этих слов наступила давящая тишина. Издалека еще доносился грохот пушек, напоминая, что, несмотря на ночь, штурм продолжается, линия фронта находится в нескольких километрах.
Фревен молчал. Энн в присущей ей манере высказывала оценки, которые он разделял, и сходное мнение о преступной склонности убийцы, которое формировалось у него на протяжении многих лет. Как будто она смогла увидеть, что происходит у него в мозгу, все прозондировать и сделать выводы. Он говорил о языке крови, она рассматривала убийства как форму самовыражения! Даже выводы… Как ей удалось об этом узнать? Каким образом медсестра, пусть и наблюдательная, могла исследовать с такой точностью мышление самых ужасных, редко встречающихся преступников?
- Убивать людей таким образом - это уже что-то чрезмерное, звериное, - сказал Монро строгим голосом. - В момент убийства себе подобного существа человеком движет самый древний инстинкт. Человек перестает быть человеком, он становится животным, хищником. Все это очень, очень сурово. Как человек может прийти к тому, чтобы убивать другого с таким удовольствием просто потому, что он пребывает во фрустрации?
Чувствовалось, что слова Энн каким-то образом соотнеслись с личным опытом самого Монро.
- Личность формируется, как быстрая речка, с первых дней своей жизни, - продолжила Энн. - Вначале это только тонкая струйка, сбегающая с гор. И, в зависимости от количества притоков, впадающих в нее, она или станет широкой, бурной рекой, или останется ручейком. Но бывает, что моральные травмы изменяют ход развития личности, направление течения. Появляется трещина, которая, углубляясь, меняет течение, или падающая в русло этой реки преграда вынуждает ее разделиться, чтобы выжить, или уйти вниз и превратиться в подземный поток. Так как, что бы ни происходило, личность подобна водному потоку, она должна развиваться с самого начала, от истока, длиться и вписываться во время в течение жизни. Сегодня специалисты только начинают разбираться, как формируется наше поведение, начинают изучать наши неблаговидные поступки, - большинство из нас подвержены неврозам, но "в пределах нормы", - однако что происходит с людьми, которые развиваются по-другому, встречая на своем пути слишком много препятствий, которые они должны преодолевать, будучи еще слабыми ручейками? В каком виде они достигнут моря? Какими дорогами они должны идти, чтобы выжить? И есть ли специалисты, которые могут гордиться тем, что умеют объяснить течение подземных вод и их состав?
Энн перевела дыхание и заключила:
- Для нас, выросших при свете дня, убийство - это мерзкое действие, от которого нас удерживают наши страхи, табу и запреты. Для того, чью личность формировали подземные извивы, убийство - это высший акт самовыражения, средство обнаружить лучик света в своих потемках. Для такого человека убийство становится единственным средством выражения собственной страсти, а значит, убивая, он испытывает эмоции, удовольствие.
Фревен понял, что она зашла очень далеко в своих разъяснениях. Это результат долгих размышлений. А кроме того, тайна соткала свой покров и вокруг самой Энн Доусон. Кто же она на самом деле? - то и дело спрашивал себя Фревен.
- Очень хорошо, - сказал он. - Если подвести итог, то можно сказать, что мы имеем дело с человеком, у которого, в отличие от нас, другие ценности, который выражает их не так, как мы, а по-другому.
- Да, для него убийство - почти жизненная необходимость, особенно с тех пор, как он начал убивать. Если он сделал это два раза, точнее, очень быстро повторил свое преступное деяние, то, я думаю, он вошел во вкус. Он торопился совершить второе убийство, потому что ему понравилось и он хотел убедиться, что это действительно… хорошо, потому что каждое убийство становится сенсацией.
- Эта теория предвещает худшее развитие событий, - в сердцах произнес Донован.
- Если он во второй раз получил такое же удовольствие, как в первый, тогда да, мы движемся к катастрофе. Если, наоборот, он разочарован, я боюсь, что он будет убивать снова, но после некоторой передышки, чтобы продумать, выявить то, что им было сделано не так.
- А если и в третий раз он не будет удовлетворен? - проговорил Маттерс с живым любопытством.
- Я не знаю, - призналась Энн. - Он остановится, чтобы поискать другой способ самовыражения. Или даже… Он будет убивать еще и еще, все с большей жестокостью, высвобождая свою ярость, поскольку не нашел удовольствия в других преступлениях.
- Но почему он, убивая, получает удовольствие? - сказал Монро, которому никак не удавалось вникнуть в эту идею.
- Потому что он наконец нашел подходящий для него способ самовыражения. Потому что после этого момента долгое время его обуревают фантастические видения, фантазмы. Это сравнимо с тем, что переживает юноша после первого сексуального опыта. Он совершенно не владеет собой, настолько его переполняют эмоции, он подчинен удовольствию, о котором так долго мечтал, но которое слишком быстро закончилось. Поэтому он хочет повторения, еще и еще, хочет вновь испытать это удовольствие.
- Но почему его мечтой было убивать?
Энн пожала плечами:
- Я не знаю точно, это зависит от характера человека, форм его воспитания, перенесенных им психологических травм. Личность, подавленная родителями, сексуальное насилие в раннем детстве… есть много объяснений на этот счет. Как бы то ни было, он рос и развивался в неблагоприятной среде, он испытывал много страданий, он сам создал тайники своей души, что привело его к особому удовлетворению своих потребностей, так как он получал мало радости от других. Кто знает? А может быть, он был козлом отпущения у своих товарищей… Не имеет значения. Важно то, что в настоящее время он раскрепощается посредством уничтожении других, получая от этого удовольствие. Ненависть - основной движитель его поступков, в то время как у большинства людей это любовь или та или иная форма сопереживания, что совершенно недоступно ему. Все замкнулось на нем самом.
Фревен заметил, с каким вниманием все слушали ее удивительное сообщение.
- Могу я спросить, откуда вы это знаете? - спросил он.
Энн немного смутилась:
- Я… я очень много читаю на эту тему.
- Вы… читаете? Вы странная медсестра, мисс Доусон.
Несколько секунд они пристально смотрели друг на друга. Он пытался понять, что она скрывала и что знала.
- А как этот тип ведет себя в обычной жизни? - поинтересовался Маттерс.
Фревен опустил глаза, чтобы Энн смогла ответить.
- Ну… Он, я боюсь, не должен сильно отличаться от других солдат. Он хитрый, он знает, что не следует демонстрировать свое отличие от других. И воинская жизнь ему очень подходит. Надо уважать дисциплину, соблюдать иерархию, думаю, что он к этому приспособился лучше многих других. Он несет службу, создав вокруг себя некий панцирь, который служит ему маской. И военная дисциплина должна помогать ему скрывать свое истинное лицо. Жизнь в коллективе не представляет для него непреодолимых преград, ему достаточно приноровиться к критериям доброго товарищества и того, чтобы ему не докучали. Тем не менее я думаю, что он может чувствовать себя полностью раскованно. Но этот человек держится все-таки чуть в стороне от коллектива, он один из самых нелюдимых. Его характер слишком отличается от других, чтобы он смог все время жить вместе с другими.
- Одиночка или очень общительный человек, он может скрывать свое отличие за чрезмерностями в поведении, - заключил Фревен.
Потом повернулся к доске и завершил то, что начал писать:
ОБЩИЕ ЧЕРТЫ:
Связь с животным миром.
Жестокость преступлений.
Театральность.
Преступник: одиночка или экстраверт?
- Это извращенец, - добавил Фревен. - Если он выставляет напоказ свои преступления, если он убивает с такой жестокостью, ища возможности поговорить с нами с помощью образов животных, то это не только для того, чтобы выразить себя, но и чтобы поиграть. Он оставляет ложные следы, уродует трупы. Он играет с нами.
- С нами? То есть с ВП? - удивился Ларссон.
- С другими, - уточнил Фревен, - с людьми, отличающимися от него. Это игрок с извращенным и вызывающим поведением. Он знает, как и все в роте Рейвен, что мы ведем расследование его преступлений, и с тех пор, как только появляется возможность, он бьет. В это утро Клаувиц и Форрел стали третьей и четвертой жертвами. Он говорит с нами. И в том, что он говорит, нет ничего дружественного.
- Вы думаете, что это он убил ваших людей? - спросила Энн.
- Без всяких сомнений.
- Когда говорите, что он играет, - развил мысль командира Конрад, - вы намекаете на те улики, которые он оставлял, чтобы направить нас по ложному следу? Как инициалы ОТ, обнаруженные на месте первого преступления?
- Например.
- Невозможно сказать, кто это написал - он или жертва! - вмешалась Энн.
Фревен пожал плечами:
- Если жертва, то это оказалось бессмысленным. Мы проверили весь третий взвод и даже всю роту Рейвен, ни у кого нет таких инициалов. Кажется наиболее вероятным, по мнению Маттерса, что это не "Оу-Ти", а "Кью-Ти", то есть Квентин Трентон. Но у него алиби на время обоих преступлений. И он… теперь мертв. И это оказался очень изобретательный способ обмануть нас.
- Может быть, нового преступления не будет… - предположил Донован с надеждой в глазах. - Если убийцей был Трентон.
Никто не возразил, и Маттерс продолжил:
- В итоге, надо найти крепкого правшу из третьего взвода, одиночку, умеющего приспособиться, или общительного экстраверта. Это сузит круг подозреваемых.
- С учетом того, что будет трудно расспрашивать людей, - заметил Фревен. - Они сплотились, к тому же теперь мы должны искать предателей, но солдаты хотят продемонстрировать свою солидарность, они даже могут выдумать что-то вместо того, чтобы помочь нам задержать одного из них. Помните, как они распределяли между собой испытание огнем при каждой вылазке, эти парни не раз спасали друг друга, и они снова начнут делать это. Солидарность - это самое сильное, что у них осталось.
- А этот Харрисон, что с ним делать теперь? - снова подал голос Монро. - Это наш человек или нет?
Фревен скептически усмехнулся:
- Трудно сказать. В определенный момент я хотел так думать, все было против него… Однако он не похож на того, кто нам нужен. Убийца осторожен, методичен. Он бы не хранил голову своей первой жертвы, это глупо.
- Этот убийца немного похож на охотника, не так ли? - сказал Маттерс. - А охотники любят хранить трофеи. Меня бы это не удивило. Харрисон идеально подходит!
Настала очередь Энн высказать свою точку зрения.
- А я присоединяюсь к мнению лейтенанта Фревена. Все указывает на то, что убийца осторожен и методичен, он думает о том, чтобы ликвидировать свои следы, тогда почему бы он оставил кровь на своем собственном ящике? Эти красные пятна, на которые я обратила внимание, когда осматривала ящики. Убийца знал, что грузчики будут двигать их, выгружая на берег, он понимал, что они забеспокоятся, увидев кровь на одном из ящиков. Почему здесь столько небрежности, в то время как на месте преступления он был предельно осторожен? В это верится с трудом. И наоборот, это хороший ложный след, дополнительное средство игры с нами.
- Поместим Харрисона на самый верх списка потенциальных подозреваемых, - подытожил Фревен. - За неимением достаточных улик Тоддворс не позволит нам никого арестовать. Надо продолжать наблюдать за ним, вызвать доверие у кого-нибудь из третьего взвода.
- Невозможно, - заверил лейтенанта Конрад. - Они все стоят горой друг за друга, никто не станет сотрудничать с нами.
- Я помогу вам найти такого человека, - вмешалась Энн. - Я смогу расположить их к вам. Они доверятся мне.
Фревен стиснул зубы. Это было то, чего он стал бояться с определенного момента.
- Это для вас единственное средство больше узнать о Харрисоне, - напомнила она.
Фревен сломал мел, который он держал в руках, и спокойно положил его в коробку, потом он отошел от доски и сел на край стола.
Монро нанес последний удар:
- Особенно теперь, когда у нас нет не только убийцы-врага, но и Харрисона. Виновен он или нет, но я уверяю вас, что если ему представится случай подстрелить нас, то он с удовольствием сделает это!
Маттерс поднял брови.
- Ну и что теперь? - спросила Энн, глядя на Фревена. - Время поджимает. Два преступления за две ночи. А сейчас вырисовывается третье.
- Четыре убийства, - холодно напомнил Конрад.
Фревен вздохнул. Энн отвела глаза. Она поняла, что он боится за нее. Он не хотел настолько вовлекать ее в это дело.
И он относился к ней с недоверием.
А она смогла бы.
В ней было что-то, что все время ускользало от него.
Тайна, которая делала из нее необыкновенную женщину.
Совсем как у убийцы, которого она собиралась преследовать.
20
Белый и холодный рассвет вырвался из-за края земли, чтобы прогнать последние сновидения.
Похожие на призраков человеческие фигуры, пошатываясь, возвращались на базу, а в это время смена - ее позаботились повести обходным путем - отправлялась на линию фронта, с глазами, еще опухшими от сна.
Роса усугубляла всепроникающую свежесть раннего утра, заставляя ежиться. Дымились кружки с чаем и кофе, и уже бомбардировщики и истребители начали свой полет над головами солдат в касках.
Фревен сидел на штабеле железных ящиков с боеприпасами, сжимая в руках горячую кружку и ожидая возвращения Маттерса, Донована и Конрада. Он побрился, заботливо обойдя еще стягивающий кожу шов, пересекший щеку от уха до подбородка.
Донован докладывал первым. Ничего, о чем можно сообщить в Главный штаб. Вслед за ним пришел Маттерс. Тоже ничего, офицеры роты Рейвен сообщили, что ночь на базе прошла спокойно. Когда появился Конрад, все посмотрели на него с заметной тревогой. Он жестом показал: все в порядке, в медчасти только раненые, трупы только с поля боя.
Фревен глубоко вздохнул. Как и все его подчиненные, он плохо спал, просыпаясь от малейшего шума, думая о том, с кем связана их миссия, и о беде, которую этот человек мог принести. Об убийстве, которое он, вероятно, собирался совершить, пока они бессильно ждали, пытаясь узнать, где и кто окажется следующей жертвой.
Сообщение о третьей "мирной" ночи вызвало у Фревена некоторое беспокойство. Конечно, вообще он чувствовал облегчение, но также тревогу и даже… грусть. А если убийца решил на время прекратить поиски самого себя и истребление других? Он мог скрыться, сменить взвод, роту, дезертировать? А если он получил ранение во время вчерашнего наступления? Может быть, он собирается вернуться домой и снова убивать, но уже вдалеке от Фревена и его команды? Это все приводило лейтенанта к неприятному выводу: случай ему не помощник. Ничто случайное не поможет ему избежать последствий этих гнусных преступлений. Не поспособствует торжеству правосудия, чтобы убийца Форрела, Клаувица и двух других жертв был наказан.
Фревен сделал глоток обжигающего кофе и вошел в Улей вместе со своими людьми. Там он начал ежедневное совещание.
- Поскольку верхушка штаба требует не вызывать брожения в рядах, - заговорил лейтенант, - Тоддворс будет проверять, не мешает ли нам это расследование выполнять наши другие обязанности. Если заметит, что мы делаем упор на это дело, он сделает так, что нам будут вставлять палки в колеса. Я хорошо знаю начальника штаба, он будет делать так не для того, чтобы унизить нас, просто Тоддворс будет руководствоваться своими интересами.
- Это означает, что мы должны действовать незаметно? - спросил Бейкер.