Мы напились и разогрели детям блины в микроволновке. Я откупорила еще одну бутылку вина, поставила в духовку итальянский хлеб и подала на стол французские сыры, которые купила для выходных. Мы время от времени даже путались в словах, так хотелось рассказать друг другу все, о чем передумали за прошедшие годы, мы были так рады, что нашли друг в друге товарища по судьбе. Благодаря своей работе Ханнеке была больше меня осведомлена обо всем, что происходит в нашей деревне. Она рассказывала мне все последние сплетни о папашах и мамашах нашей школы, а я ловила каждое ее слово. Я сделала томатный суп и посадила детей смотреть видео, и к половине девятого, когда Михел должен был прийти домой, мы, пьяные в стельку, хохотали за кухонным столом и решили создать клуб гурманов. Ханнеке знала несколько "приличных баб", ее клиенток, которые тоже были бы рады расширить свой круг общения. Она предложила провести у себя первое собрание. У нее много места и она любит готовить. В тот вечер я нырнула в кровать, разгоряченная алкоголем и радостная, как ребенок. Возможно, я встретила первую подругу в этой деревне. И идея с клубом гурманов мне ужасно понравилась.
5
Ханнеке в шерстяном красном платье, с бокалом вина в руке, открыла мне дверь своего дома на Блумендейкье. Она радостно обняла меня и воскликнула, что я выгляжу супер и как здорово, что я пришла.
Я не знала, что надеть на эту первую встречу и выбрала строгую черную юбку и джемпер; с простыми черными лодочками это выглядело лаконично и ненавязчиво, Михел всегда считал меня в этом наряде неотразимой. Поднятые вверх волосы и ожерелье из искусственного жемчуга были неким заигрыванием с пятидесятыми годами, что, как я надеялась, должно было сообщить окружающим, что у меня есть чувство юмора и я совсем не серая мышка. Но теперь, в этом впечатляюще огромном холле, рядом с сексуальной и модно одетой Ханнеке, я вдруг почувствовала себя ничтожной и банальной.
Мы подошли к стеклянной двери, по обеим сторонам которой, как почетный караул, стояли два терракотовых горшка, в которых росли какие-то диковинные растения. В стуке наших каблуков по бетонному полу холла было что-то зловещее, казалось, это еще больше подчеркивало наше неловкое молчание. Мне так понравился минимализм в оформлении дома Ханнеке, что я даже не нашла подходящих слов, чтобы сказать об этом.
За длинным деревянным столом сидели три женщины, их разговор сразу же прекратился, когда мы вошли в кухню-столовую. Я даже не сразу сообразила, в какую сторону смотреть. То ли на гигантский кухонный остров нержавеющей стали, то ли на женщин, которые искоса разглядывали меня с ног до головы, то ли на столовую размером с бальный зал, в которую, казалось, никогда никто и не заходил. Гигантомания - это явно был стиль Ханнеке. Даже бокалы для вина были просто ведра на ножках. Толстые разноцветные свечи стильно освещали кухню и комнату.
Я подошла знакомиться - сначала к Бабетт, высокой, стройной женщине, удивительно загорелой для этого времени года; потом к Анжеле, темноволосой и пухленькой, и, наконец, к Патриции, маленькой и хрупкой. Кудри баклажанового цвета как будто танцевали вокруг ее лица. Ханнеке вновь надела фартук и подошла к плите.
- Вот и чудно, садись, - воскликнула она. Я осторожно придвинулась к Анжеле, которая рассказывала что-то о книге по спиритизму, которую читала. Бабетт первая обратилась ко мне, спросив, как мне нравится жить в этом захолустье.
Я ответила, что дела налаживаются, начинаю привыкать. Она спросила, как давно мы здесь живем.
- Почти два года, - сказала я и почувствовала, что слегка краснею.
- Так давно? А я тебя никогда не видела. А в какую школу ходят твои дети? - Из уст Анжелы эти слова звучали как допрос с пристрастием.
- В Кивите.
- Странно, я никогда тебя там не видела…
После этого в комнате нависла неловкая тишина, я почувствовала, что сказала что-то невпопад. Ханнеке из-за своих кастрюль прокричала, что Патриция живет здесь всего неделю. В том потрясающем белом доме, прямо за школой, рядом с лесом.
- И мне здесь так нравится, - воскликнула Патриция. - Такая тишина… Лес прямо у порога. Можно парковаться, где хочешь. У меня такой классный дом. Во многом благодаря Ханнеке! Правда, девочки, если когда-нибудь будете делать ремонт или переезжать, приглашайте Ханнеке. Она просто супер. За тебя, Хан!
Мне протянули большой бокал белого вина, и мы выпили тост за здоровье нашей хозяйки. Впервые за много лет мне ужасно захотелось сигарету, за которой я могла бы спрятаться, так же как они.
Мы ели хрустящий теплый хлеб, салат из моцареллы, пармскую ветчину и инжир, жаренные на гриле королевские креветки, свежую пасту и жирный, острый сыр. Вино сделало свое дело, и после нескольких бокалов мы уже вовсю болтали о школе, детях, теннисном корте и на другие беспроигрышные темы. Оказалось, что Анжела и Бабетт играют в теннис в одном клубе, и это дало повод для долгого разговора о теннисных турнирах и тренерах. Они разъяснили мне, что я уже полтора года хожу в самый дрянной клуб во всей округе, и мне нужно скорее записаться в теннисное общество "Дюны", где занимаются они, а уроки надо брать только у тренера Денниса, потому что он действительно классный.
- Теннис у Денниса, - захохотала Анжела. - Лучше и не придумаешь!
- Девочки, вам что, делать больше нечего, только в теннис играть и о теннисе трепаться? - крикнула Ханнеке из-за плиты, держа сигарету во рту и пытаясь переложить яблочный торт с противня на блюдо.
- А что тебе в этом не нравится? - спросила Анжела.
- Я терпеть не могу спорт и всякую болтовню про спорт. Давайте поговорим о чем-нибудь другом.
Одним движением она поставила на стол восхитительно пахнущий, дымящийся яблочный торт.
Анжела нервно затянулась сигаретой:
- Я хотела спросить, тебе не нравится, что нам "делать больше нечего"? Мне показалось, ты как-то болезненно воспринимаешь это?
Опять повисла неловкая тишина, которую я попыталась заполнить легкомысленной чепухой.
- Да ты что, конечно, нет, все нормально, это ведь каждый сам себе выбирает. Боже мой, какой потрясающий торт, ты сама все сделала? - тараторила я, малодушно пытаясь сменить эту тему, потому что знала из опыта, что ни к чему хорошему такие разговоры не приводят.
Ханнеке пожала плечами и вонзила в торт нож:
- В любом случае, я очень рада, что у меня в жизни есть другие дела.
Анжела состроила постную мину:
- А я считаю, что сидеть дома ради детей - самое благородное занятие на свете.
- Я и не думаю опять возвращаться на работу, - ехидно добавила Бабетт. - После моей последней работы я решила никогда в жизни никуда не наниматься.
- У тебя, наверное, была ужасная работа, - сказала я, слегка сбитая с толку уверенностью, с которой она это сказала.
- Спортивный магазин Эверта, моего мужа. Мы там и познакомились. Просто отвратительно. Не Эверт, конечно, а работа. Быть продавщицей.
Ханнеке поймала мой взгляд и закатила глаза.
- Бывает и приятная работа, - сказала я. - Кроме того, мне нравится быть финансово независимой от мужа, меня это очень вдохновляет. Я считаю, если хочешь равноправия в семье, зарабатывать должны оба.
- Значит женщины, которые не работают, вот мы, например, - Анжела показала на Бабетт и Патрицию, - менее полноценны, чем те, которые работают? Хотя мы делаем столько нужных вещей - смотрим за детьми, занимаемся хозяйством, помогаем школе…
- Не менее полноценны в человеческом плане, но в семейных отношениях… Тот, кто зарабатывает деньги, у того часто и власть.
Бабетт громко рассмеялась.
- Э-э, а вот это - не про нас. Хотя мы не зарабатываем ни цента, мужья у нас под каблуком.
После горьковатого эспрессо у пылающего камина Анжела стала прощаться первой.
- Завтра в восемь надо везти детей на хоккей, хочу хоть немного выспаться. Классный вечер, Ханнеке. Все очень вкусно. Здорово поговорили. Хорошо бы повторить.
Она поцеловала нас всех, а меня вдобавок и ущипнула за щеку:
- Пока. Приятно было познакомиться. Надеюсь, будем встречаться чаще, нам есть что обсудить.
После выпитого вина казалось, что мы знаем друг друга не один вечер, а многие годы.
- Подождите! - закричала Патриция. - Пока не разошлись: на следующей неделе мы с Симоном устраиваем вечеринку, что-то вроде новоселья, будет здорово, если вы тоже придете. С мужьями, разумеется. Мне теперь очень любопытно на них взглянуть.
Я тоже встала, на душе было неспокойно от кофеина, алкоголя и от волнения. Больше всего хотелось прижаться к Михелу и рассказать ему обо всем, что произошло в этот вечер. Впервые с тех пор, как мы уехали из Амстердама, я почувствовала себя в какой-то степени счастливой. Теперь все будет хорошо. Наконец-то у меня появились подруги, и не страшно, что они совсем не такие, как я. Все мы женщины, матери, жены, активно стремящиеся к кипучему общению.
Я просто пела, когда вскочила на свой велосипед и осознала, что жизнь за городом тоже имеет свою прелесть. Лягушки квакают. В воздухе стоит запах свежескошенной травы и дыма от каминов. На небе висят звезды и здоровенный месяц. Я больше не чувствовала себя маленькой и ничтожной на фоне пейзажа, я чувствовала себя его полноценной частью. Я жила здесь. Я ехала по гравиевой дорожке и улыбалась. И полжизни у меня не позади, а впереди.
На обочине был припаркован черный "гольф", из окна которого вилась тонкая струйка дыма. Поравнявшись с ним, я увидела, что за рулем, бессмысленно уставившись перед собой, с сигаретой во рту сидит Анжела. Я остановилась и спросила, все ли в порядке. Она сделала затяжку и засмеялась:
- Я просто вспоминаю вечер и докуриваю последнюю сигарету. Дома я не курю, а то Кейс просто бесится.
- А… О'кей. - Я не знала, что еще сказать.
- Надеюсь, ты не собираешься посреди ночи одна ехать домой на велосипеде? Садись, я тебя отвезу.
Я уже много лет в одиночку ездила на велосипеде по ночам, и никогда не было никаких проблем. Но хотя мы с Анжелой были едва знакомы, я предполагала, что мой отказ она воспримет как обиду.
- Оставь велосипед здесь. Завтра заберешь.
- О'кей, - сказала я и пошла к забору, чтобы поставить велосипед.
Машина Анжелы была новой и пахла табаком. Она включила первую передачу и рванула вперед, вниз по Блумендейкье.
- Как тебе понравилось?
Она энергично переключила на третью передачу, потом на четвертую. Мы ехали по крайней мере 80 километров в час по польдеру, с канавами по обеим сторонам.
- Потрясающе. Нет, правда, здорово, что мы познакомились. Вечеринка на следующей неделе! У нас опять появится социальная жизнь! Мне так этого не хватало! А тебе?
Анжела показала на пачку "Мальборо", которая лежала у нее в бардачке, и я дала ей сигарету. Она зажгла ее автомобильным прикуривателем.
- Было очень мило. Хотя я и чувствовала, что ты на меня немножко нападаешь. Из-за работы и все такое.
- Не бери в голову. Это больше моя собственная боязнь потерять независимость. Быть самостоятельной - я впитала это с молоком матери, отец бросил ее с двумя детьми, не оставив ни цента.
- Да, действительно, какая разница. Может, это даже лучше, что мы все такие непохожие.
Она нажала на газ. Сейчас мы ехали уже под сто. Если бы мы были лучше знакомы, я в шутливой форме попросила бы ее ехать помедленнее.
- А эта Бабетт… Ты давно ее знаешь?
- Около года. Не очень близко. Наши мужья хорошо знакомы. Вообще это первый раз, когда мы встречаемся вот так, без мужей. А что?
- Не пойму, что она за человек.
Я сразу же пожалела, что сама придала разговору такой оборот. Я не хотела, чтобы меня воспринимали как сплетницу.
- Иногда она немного переигрывает. От неуверенности в себе, я думаю. Она раньше была замужем за каким-то негодяем, который еще и постоянно следил за ней. Она мне как-то рассказывала об этом. Но мне, честно говоря, гораздо сложнее с Ханнеке. Она как начнет…
- Ханнеке рубит правду в глаза. Мне-то как раз это нравится…
- Да, это мило. Пока не разделает тебя саму под орех. Но тебя она не тронет, потому что ты ей интересна. Ты работаешь. И муж у тебя телепродюсер. Тоже интересно.
Это был совсем не тот разговор, которого я ждала. У меня от него возникло какое-то гнетущее чувство.
- Ну, ладно. Не будем судить так поспешно. А вот клуб гурманов в любом случае - прекрасная мысль. Как ты думаешь, не скинуться ли нам всем на подарок Симону и Патриции?
Мы въехали в центр деревни - вдоль дороги стояли знаки с ограничением скорости до 30 километров. Она чуть убавила газ.
- Прекрасная мысль.
- А ты видела дом, который они построили?
- Я как-то проезжала мимо, он просто огромный.
- Так Симон ведь мультимиллионер. Он в списке журнала "Квот".
- Значит, вечеринка будет классная…
- Я тоже так думаю. Потрясающе, правда? - Анжела просто сияла. - Я думаю, надо поручить Ханнеке заняться подарком. Она наверняка что-нибудь придумает, она же дизайнер по интерьерам. - Последнюю фразу она произнесла с явной издевкой.
- Мы с Михелом уже сто лет не были на вечеринках. Так хочется пойти. Надеюсь, там будут танцы.
Анжела притормозила и повернула направо, на нашу улицу.
- Ну вот, в целости и сохранности, - сказала она со смехом.
Она нагнулась ко мне, и мы поцеловали друг друга три раза. Потом она посмотрела в окно.
- Какой прелестный домик! - оживленно воскликнула она. - Я тебе позвоню, договоримся насчет тенниса! Ну, до следующей недели! Спокойной ночи!
Я вышла из машины, мягко захлопнув за собой дверь, и помахала ей рукой.
6
В больничной палате было темно. Бабетт сидела на кровати, уставившись на сдвинутые шторы, ее дорожная сумка стояла рядом. Длинные, прямые светлые волосы сальными прядями падали на плечи. Я хотела подойти к ней, обнять, утешить, но Анжела удержала меня:
- Оставь ее. Пойдем.
Она потянула меня вдоль по коридору к автомату для кофе и стала энергично нажимать на все его кнопки. Выпал белый пластиковый стаканчик, машина заурчала, и в стаканчик полилось сначала молоко, а потом кофе.
- Тебе тоже?
Я кивнула.
- Капуччино?
- Нет, лучше просто черный.
Я взяла сахар и пластмассовые палочки для размешивания и села на выцветший, когда-то оранжевый пластмассовый стульчик. Анжела протянула мне мой кофе и осталась стоять. Мы молча разорвали пакетики с сахаром, высыпали содержимое в стаканы и стали размешивать хлипкими белыми палочками.
- Если ты хочешь где-нибудь покурить, вот место для курения, - бормотала Анжела, нервно шагая по коридору и взмахивая рукой. - Знаешь, я тут подумала… Мне кажется, не надо Бабетт ехать ко мне…
Я удивленно посмотрела на нее. Мы же все так подробно обсудили еще вчера вечером, и Анжела первая предложила забрать Бабетт к себе. Мальчики могли побыть у Патриции, пока Бабетт полностью не придет в себя. Анжела сказала, что у нее есть и время, и место, чтобы приютить Бабетт, что Кейс возражать не будет, а она сама с радостью готова помочь подруге.
- Но мы ведь договаривались? И Бабетт на это рассчитывает?
Она избегала смотреть мне в глаза.
- Я поговорила с Кейсом. Он не хочет.
- И ты с этим так просто согласилась?
- Он считает, что ее присутствие в нашем доме плохо повлияет на наши отношения. Мы все время будем из-за нее ссориться. И правда, мы уже несколько месяцев только о Бабетт с Эвертом и говорим. Она к нам практически уже переселилась. Пусть теперь кто-нибудь другой возьмет это на себя.
- Твоя подруга потеряла мужа и дом, ей приходится жить с мыслью, что муж хотел убить ее и детей, а ты собираешься бросить ее на произвол судьбы?
- Но она ведь и твоя подруга, и Ханнеке, и Патриции. У вас тоже места достаточно. Кейс уже сыт этим по горло - приходит домой, а она сидит у нас в кухне за столом. Он считает, что мы должны уделять больше времени своей личной жизни.
- Ты ближе с Бабетт, чем Ханнеке и я. Она рассчитывает на тебя! Анжела, у нее умер муж! Завтра похороны! И тут такие заявки?
Глухая боль застучала у меня в висках. Я слишком устала, чтобы рассердиться по-настоящему. Бабетт ждала нас в своей палате. Она хотела как можно скорее уйти из больницы. У нас ведь тоже много места. Ничего другого не остается.
- О’кей, пусть едет к нам.
- Тебе не надо посоветоваться с Михелом?
- Если я считаю, что должна сделать так, значит, и он согласится.
Так сразу это и решилось, хотя я не была уверена до конца в правильности этого решения.
Когда по дороге домой, в машине, я сказала Бабетт, что она некоторое время поживет у меня, она расплакалась. Она все гладила мою руку и повторяла, как это мило с моей стороны, как она боялась, что придется поселиться или в отеле, или в каком-нибудь пансионе. Я же говорила, что мы никогда ее не бросим, она может жить у нас столько, сколько захочет, правда, для нас это не составит труда. Она выглядела такой хрупкой. Ее тонкие загорелые руки покрылись гусиной кожей, большие карие глаза были воспалены. Движения порывисты, она постоянно дрожала.
- Я вообще-то думала, что дети останутся со мной, - сказала она, - и Анжела ответила, что дети пока у Патриции, и что всем будет спокойней, если они останутся поиграть у нее.
Бабетт кивнула, ее нижняя губа задрожала.
- Это прямо чудо, понимаешь? Что они живы. Что просто так играют с друзьями.
Она закрыла глаза и прислонилась головой к прохладному окну моей машины. По ее щекам текли слезы, оставляя черные следы от туши.
- Я думала, что Люк умер. Его не было в кроватке, он забрался в нашу постель… Я не могла его найти… там был такой дым…
Она застонала. Повисла напряженная пауза. Я неловко похлопала ее по ноге, пробуя представить, что она чувствовала тогда.
- Маленький Люк. Он лежал так тихо… Я никак не могла его разбудить. Даже шлепнула его. Пробовала поднять его из кровати, но он был такой тяжелый, у меня ничего не получалось. Кошмар какой-то. На ногах не могла устоять. Все застилала серая пелена, я подумала: мы никогда не спустимся с этой лестницы! Надо прыгать из окна! Бо уже был внизу. Он-то проснулся, лежал в своей кроватке, смог спуститься вниз. Я выпрыгнула в окно с Люком. Мы просто прыгнули. Все лучше, чем огонь, чем сгореть заживо, подумала я.
- Молодец, что так сделала, - хрипло проговорила Анжела с заднего сиденья. - Правда, мы все гордимся тобой. Ты спасла своих детей. Ты боролась за их жизнь. А сейчас, дорогая, тебе осталось продержаться совсем немного. Мы тебе поможем. Мы тебя одну не оставим, мы все позаботимся, чтобы твоя жизнь как можно скорее вошла в свою колею. Чтобы у тебя как можно скорее появился красивый дом, новые вещи…
Бабетт вдруг вскрикнула, и я от испуга чуть не съехала на обочину. Она упала головой в колени и завыла от горя, как будто только сейчас поняла, что лишилась всего.
- Нет ничего! Ничего не осталось! - вскрикивала она, закрыв лицо руками. Я припарковала машину на краю дороги, Бабетт распахнула дверь, вышла и стала дико озираться вокруг. Анжела подошла к ней и крепко обняла сзади за плечи.