- Насчет угона машины - фигня, - заявил Вазген. - Это я тебе чисто конкретно говорю, в натуре. Ты же ни в чем не виноват, страховка в порядке. Юриста тебе сделаем, поможет. А вот насчет поездки в какую-то деревню… Тебе нужен эскорт?
- Желательно, - отозвался я. - И надежный. Кажется, меня подстерегают серьезные люди.
С минуту в трубке царило молчание. Мне показалось даже, что я слышу, как Вазген задумчиво щелкает клавишами своего компьютера.
- Ты где находишься? - уточнил он. - В Ираклионе? Красивое название… Ага, сейчас, сейчас…
- Значит, так, - сказал Вазген наконец. - Запиши адрес… Вот он. Ираклион. Агиос Параскевас, дом девятнадцать. Фирма "Лаверна". Спроси там Ашота Окимяна, я ему сейчас про тебя малявку намылю.
- Это охранная фирма?
- Какая тебе разница? - ответил Вазген. - Свой человек, сходи к нему. Он мне немножко должен по жизни, так что поможет. Юриста найдет и эскорт обеспечит.
Я поблагодарил старого приятеля, но напоследок не удержался, вспомнив давний разговор с Корзуновым.
- Кстати, - сказал я. - Насчет той танцовщицы. Ты бы сходил к доктору, проверился. Возможны варианты.
- А ты откуда знаешь? - изумился Вазген.
- Говорят, - хмыкнул я и отключился.
Улица Агиос Параскевас находилась на другом конце города, и мы шли туда почти час. Зоя молчала всю дорогу. Может быть, услышала в трубке, что Вазген говорил о танцовщице, и теперь дулась, подозревая, что я такой же развратник, как мой товарищ. Что ж, имела право, особенно после встречи с раскованной Агафьей и ее шуточками насчет постели…
Только в конце пути Зоя подала голос.
- А это надежные люди? - спросила она. - Ты в них уверен?
- Их порекомендовал Вазген, - ответил я, - а это значит, что гарантия как в банке. Я вообще редко обращаюсь за помощью к приятелям, а уж к Вазгену и вовсе никогда не обращался. Он очень надежный человек.
- Я не уверена, можно ли ему доверять, - напряженно заметила Зоя, и я рассмеялся. Все-таки женщины неисправимы в своих предрассудках!
- Вазгену нельзя доверять только в одном случае, - сказал я. - Если поручить ему сопровождать группу юных красоток с тонкими талиями и большими бюстами. Тогда Вазген может не удержаться, и все девушки в течение суток утратят невинность.
- По-моему, развратный человек ненадежен и во всем остальном, - мрачно произнесла Зоя и пристально посмотрела мне в глаза. - Я не права?
- Нет, не права, - заверил я. - Конечно, сейчас век эмансипации. Женщины добились равных прав с мужчинами и выполняют ту же работу. Есть женщины - государственные деятели, летчики, полицейские и так далее. Но все-таки нельзя забывать о том, что физиологически, а значит, и психологически мужчины и женщины устроены по-разному. Глупо делать вид, что это не так.
- Пусть так. И что же? - нетерпеливо спросила Зоя, и ее голубые глаза потемнели. Она была раздражена.
Мы уже почти дошли по узкой улице до нужного нам дома и остановились на замощенном плиткой тротуаре. Нужно было договорить до конца, объясниться. Можно было вообще уйти от этого разговора, но мне этого не хотелось, и я чувствовал, что Зое тоже.
- Наверное, женщина иначе чувствует себя, - сказал я. - Для средней женщины секс значит гораздо больше, чем для среднего мужчины. Она вкладывает больше души. Поэтому если женщина все время спит с разными мужчинами, ходит по рукам, как говорится, - то она шлюха, однозначно. И ей действительно нельзя доверять во всем остальном. А для многих мужчин секс и остальная жизнь - это совершенно разные вещи. Оторванные друг от друга. Гражданская, мужская честь и достоинство - это одно. А секс - совсем иное, чистая физкультура…
- Какая гадость! - не выдержав, перебила Зоя. - И как смачно ты об этом говоришь, как убежденно! Апология мужского шовинизма и сексуальной распущенности.
- Я совсем не защищаю разврат, - вздохнул я. - И сам не люблю развратников, осуждаю их. Но нужно быть справедливым, это полезно хотя бы для того, чтобы правильно оценивать людей. Например, мой друг Вазген слаб по женской части, но во всем остальном он благородный и умный человек.
- Это ты осуждаешь разврат? - покачала головой Зоя. - А как насчет этой красотки Агафьи? Не успел прилететь, как уже забрался к ней в постель. И как ты только ухитрился сделать это так быстро? Или верно говорят, что дурное дело нехитрое?
Я, конечно, мог бы возразить, что у Зои короткая память и двойные стандарты. Не она ли сама с вызовом в голосе и глазах в первую же минуту знакомства сообщила мне, что стала любовницей Димиса Лигуриса, едва его узнав?
Но говорить этого я не стал. Не все нужно произносить вслух: понимание этой простой истины приходит с возрастом… Пусть ты тысячу раз прав и можешь сказать нечто весьма точное и остроумное. Не надо, сдержись. Подумай, так ли важно тебе сейчас настаивать на истине и справедливости?
Наступи на горло собственной песне, потому что одной не вовремя или неосторожно сказанной фразой можно сломать отношения с человеком на всю оставшуюся жизнь. Так ли уж важна правда, которую ты непременно хочешь сообщить?
- Проехали, - сказал я. - Будем считать, что обмен мнениями состоялся. Пришли, вот этот дом.
Мастер татуировки
Ашот Овакимян сидел на круглом крутящемся табурете в пустой комнате с побеленными стенами. Он был похож на маленькую печальную обезьянку с тусклыми темно-карими глазами. Щуплый, как мальчик, невысокого роста, с тонкими руками, торчавшими из коротких рукавов рубашки. Смуглое лицо Ашота было в морщинах.
Кроме табурета, на котором сидел хозяин, в комнате стояла только узкая скамейка, на которую нам с Зоей и было предложено сесть.
Все стены были увешаны некими черно-белыми рисунками, про которые я не сразу понял, что это такое. Потом, приглядевшись к Ашоту, догадался - он был поклонником татуировки. Насколько видно было из-под одежды, все его тело было буквально испещрено рисунками. Неведомые знаки, извивающиеся змейки и скорпионы, женские груди сливались в причудливую картину. Надо полагать, что если бы Ашот разделся, его маленькое тщедушное тело можно было бы разглядывать как произведение искусства.
На стенах же висели картинки для татуировки.
- А-а, это, - махнул рукой хозяин, перехватив наши заинтересованные взгляды. - Я когда-то был профессиональным художником. Занимался татуировкой, сам разрабатывал рисунки. Здесь все - мои, - с гордостью добавил он, кивнув на стены. - У меня был тату-салон. Теперь уже не то, много не заработаешь.
По-английски Ашот говорил бойко, даже лучше, чем я, а у меня неплохая практика. В отличие от Северной Европы в Южной английский язык не слишком популярен, так что это настоящая удача - встретить англоговорящего человека. В этом смысле с Ашотом нам повезло.
Он перевел на меня свой темный взгляд и с восточной мягкостью поинтересовался:
- Как поживает Вазген? Давно не виделись.
Потом, не дожидаясь моего ответа, так же вежливо спросил:
- А как поживаете вы? Давно приехали на Крит?
Нужно обладать некоторой привычкой к общению с восточными людьми, чтобы понимать, что подобные вопросы не имеют никакого значения. Строго говоря, на них можно не отвечать, потому что собеседник ответа и не ждет.
Если начать отвечать, тебя затем спросят, как поживают твои родственники и здоровы ли твои друзья. Такой разговор можно продолжать до бесконечности.
- У нас две проблемы, - начал я. - Вазген посоветовал обратиться за помощью к вам.
В открытую дверь комнаты заглянул мальчик лет десяти, и Ашот небрежно сказал ему что-то.
Через минуту мальчик вернулся, неся в одной руке откупоренную бутылку пива, а в другой - бутылку кока-колы. Пиво он молча отдал мне, а кока-колу - Зое.
Когда все восточные тонкости ритуала были соблюдены, я рассказал нашему новому другу о возникших трудностях. Он сидел молча, прикрыв глаза, и кивал, как будто ему уже тысячу раз приходилось все это слушать.
- С машиной можно решить, - сказал он наконец, приоткрыв один глаз. - Завтра с утра юрист этим займется. Нужно будет немножко денег, чтобы все остались довольны и вас уже больше не беспокоили. Ага? - Он открыл второй глаз и вопросительно уставился на меня.
Ага, что ж тут непонятного. Я, чай, не из Голландии приехал, понимаю такие вещи.
- Насчет вашей поездки в Сарандаки, - перешел Ашот ко второму вопросу повестки дня. - Вам очень нужно туда поехать?
- Очень, - заверил я, и Ашот Овакимян задумчиво почмокал толстыми губами.
- Мне это не нравится, - заявил он. - Знаете, сегодня утром по телевизору передавали, что найдена машина с убитым человеком. Обычно такое редко случается, у нас тихое место.
Он умолк, испытующе глядя на меня и на Зою. Из темных глаз изливалась неизбывная грусть…
- Мы не имеем к этому никакого отношения, - твердо произнес я, глядя в глаза хозяину.
Он помолчал, и лицо его сделалось еще печальнее.
- Конечно, не имеете, - сказал он. - Я так и думал. Просто мне не нравятся перестрелки в горах. И найденные полицией трупы на дорогах. Нет, не нравится мне это. А рисковать своими людьми мне не нравится еще сильнее. Тысяча евро.
Последние слова были сказаны без всякой паузы и тихо, как бы невзначай, так что неподготовленный человек вообще бы не услышал.
- Наличными? - спросил я.
Ашот взглянул на меня с таким видом, как будто готов был немедленно разрыдаться.
- А вы хотели бы перевести мне деньги через банк? - тонким голосом осведомился он. - С указанием, за что именно этот платеж?
Зоя нервно засмеялась. Видно было, что ей в новинку присутствовать при подобных переговорах и она чувствовала себя не в своей тарелке. Она сидела рядом со мной, и я, даже не касаясь ее, ощущал, как напряжено ее тело.
Достав из кармана бумажник, я медленно отсчитал тысячу стоевровыми кредитками.
- Мы хотим поехать в Сарандаки завтра с утра, - сказал я. - В девять утра мы выйдем в холл. О'кей?
Ашот кивнул, встал со своего табурета и подошел ко мне. Стоя он казался совсем маленьким: со спины его можно было бы принять за ребенка. Взяв деньги, он сунул пачку к себе в задний карман джинсов и впервые за всю беседу улыбнулся.
- А расписка? - внезапно, словно проснувшись, спросила по-русски Зоя, поворачиваясь ко мне. - Ты не будешь брать у него расписку? Все-таки тысяча евро…
Я отрицательно покачал головой.
- Ты вообще веришь в то, что он способен как-то нам помочь? - с сомнением продолжила Зоя, выразительно обводя глазами пустую комнату с развешанными рисунками. - Ты уверен, что мы обратились по адресу?
- Думаю, все будет нормально, - сдержанно отозвался я, покосившись на Ашота, стоявшего рядом.
Он молча смотрел на нас немигающими шоколадными глазами. Вежливо подождав, пока мы окончим наши переговоры по-русски, он чуть качнулся вперед и ровным голосом негромко осведомился:
- Вас устроит бронированный "ниссан"? Два моих юных друга будут рады покатать вас до Сарандаки и обратно.
- Они будут вооружены?
Видимо, на каждого посетителя у Ашота была отпущена только одна улыбка, потому что лицо его снова стало неимоверно печальным. Он склонил голову, и змейки на его шее задвигались.
- Два крепких парня с автоматами и бронированный джип, - произнес он с тяжелым вздохом. - Что еще нужно для обеспечения безопасности? Если вам этого мало, то обратитесь в местный гарнизон: я слышал, что у них есть танки.
- Все в порядке, - заверил я. - Кстати, скажите, а почему ваша фирма называется "Лаверна"? Ведь насколько я помню, Лаверна - это древнегреческая богиня, покровительствующая ворам и мошенникам. Разве не так?
- Нет, - в последний раз, явно в качестве бонуса, улыбнулся нам Ашот. - Лаверна - покровительница вообще всех людей, которые живут риском. Людей удачи. У меня детективное агентство, а разве в работе детектива нужно меньше удачи и везения, чем в работе вора и мошенника?
Теперь уже я сам не смог удержаться от улыбки.
- Я ведь тоже частный детектив, - признался я. - Никогда прежде не думал, что моему ремеслу покровительствует та же богиня, что опекает преступников.
- Теперь вы это знаете, - пожал плечами Ашот, глядя на меня снизу вверх - его седая голова торчала на уровне моих плеч. - Можете приносить жертвы Лаверне. Богине все равно, вор вы или детектив. Она покровительствует удаче.
Мы попрощались, и, уже выходя, возле самой двери я увидел повешенный на стену документ в металлической рамке. Он одиноко висел среди изображений скорпионов, жаб и голых красавиц, но по выбранному месту было заметно, что хозяин дорожит им.
Документ гордо возвещал, что в сентябре девяносто второго года гражданин Овакимян Ашот Акопович с отличием закончил курсы художественной татуировки. В связи с чем квалификационная комиссия города Новосибирска выдала ему настоящий диплом. Председатель комиссии Иванов, секретарь Мартынова.
Какого черта мы все это время разговаривали по-английски?
Зоя увидела документ одновременно со мной, впилась в него взглядом - и мы не сговариваясь обернулись к Ашоту, успевшему сесть обратно на свою крутящуюся табуретку, как птица на жердочку.
Спокойно встретив наши изумленные взгляды, он поднял правую руку и помахал ею в прощальном приветствии. Сморщенное лицо его было по-прежнему пропитано мировой скорбью…
Музей древностей
Больше всего меня беспокоило таинственное исчезновение Властоса. Этот человек возник ниоткуда и исчез в никуда.
Уехал к себе в деревню? Конечно, завтра мы это проверим. Но почему? Зачем он скрылся сразу после того, как спас меня?
Поделившись опасениями с Зоей, я рассказал ей свой самый любимый анекдот. Точнее, любимых анекдотов у меня несколько, но этот - сугубо профессиональный, прямо относящийся к моей работе. Кстати, мне рассказал его Вазген еще в дни нашей бурной юности.
Однажды зимним днем птичка замерзла и упала на землю. Она бы сразу погибла, но проходившая мимо корова шлепнула свою лепешку прямо на нее. Оказавшись в теплом коровьем навозе, птичка отогрелась и радостно зачирикала. Это чириканье привлекло кошку, которая вытащила птичку и ее сожрала.
Из этой истории следуют три мудрых вывода. Не тот твой враг, кто тебя обделал. Не тот твой друг, кто тебя из дерьма вытащил. Попал в дерьмо - не чирикай.
- И к чему этот анекдот? - спросила Зоя, заморгав глазами.
- В данном случае я говорю о втором пункте - ответил я. - А именно о том, что не тот твой друг, кто вытащил тебя из дерьма. Властос вытащил меня из лап каких-то уродов, но потом загадочно исчез, и поэтому я не так уж уверен в том, что он нам друг. Какова его роль во всей этой истории? Мы не знаем, а раз так, то логично будет предполагать, что Властос многое скрывает и уже потому весьма подозрителен.
Агафья ждала нас у входа в музей. На часах было ровно шесть, посетители давно разошлись. Миновав охранника, которому наша провожатая что-то сказала, мы прошли в вестибюль.
Очаровательная гречанка была одета в белое платье, сшитое в стиле пятидесятых годов. Узкая талия туго затянута, а снизу платье пузырится колоколом, создавая ощущение воздушности. В таком платье щеголяла героиня "Римских каникул".
Волосы были забраны вверх, оставляя высоко открытыми лоб и затылок - по древнеримской моде, - и завязаны узлом на самой макушке.
Я невольно сравнил стоявших рядом молодых женщин. Высокая блондинка Зоя с ее статной фигурой и длинными крепкими ногами, как у породистой кобылицы, а рядом с ней - миниатюрная брюнетка Агафья: нос чуть с горбинкой и страстно раздувающимися крыльями, гибкое смуглое тело и обжигающие, как угольки, глаза.
Зоя и Агафья улыбались друг дружке и даже обменялись рукопожатием, но я уже знал, какой у них темперамент, и понимал, что расслабляться нельзя - пробегающие между двумя женщинами искорки в любой момент могут вызвать короткое замыкание и взрыв…
Через открытые двери виднелась анфилада безлюдных залов, в которых сосредоточены все критские археологические раритеты.
- По-настоящему раскопки начались на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков, - пояснила Агафья, - когда сэр Артур Эванс обнаружил под толщей земли руины Кносского дворца, он нашел многочисленные предметы материальной культуры минойской цивилизации. Постепенно было принято решение разделить объекты исследования. На месте развалин Кносского дворца остались собственно развалины - фрагменты стен, лестниц, полов, жертвенников, печей и так далее. А все найденные там предметы, включая ювелирные изделия и произведения искусства, свезены в этот музей.
Агафья приглашающе взмахнула рукой. Мы медленно двигались за ней по анфиладе музейных залов, и в каждом можно было лишь поражаться обилию выставленных артефактов. Там было оружие - бронзовые наконечники стрел, рукоятки мечей и сами мечи минойцев. Увидев несколько двухлезвийных топориков, я невольно вздрогнул. Изображение этого лабириса было вырезано на груди у несчастного Димиса, и таким же точно топориком собирались зарубить меня прошлой ночью.
Неужели минойцы воскресли?
- Вот знаменитая фреска, найденная на стене в одном из помещений Кносского дворца, - сказала Агафья, и указала на изображение, названное искусствоведами "Дамы в голубом". Несколько женщин, изображенных в профиль, в голубых одеяниях. Я перевел взгляд на Агафью и вдруг заметил, что сегодня ее волосы уложены в точно такую же прическу, как у "дам в голубом".
Удивительно, прошло тридцать четыре столетия, а подобная прическа способна и сейчас украсить женщину!
Мы шли мимо огромных глиняных сосудов, предназначенных для оливкового масла и вина, и я пытался представить себе этот загадочный народ, бесследно исчезнувший во мгле истории.
Минойцы - ровесники древних шумеров, вавилонян, хеттов и ассирийцев. Но от всех остальных культур и цивилизаций осталось многое, рассказывающее о них, а не только молчаливые куски глины и металла. Почему же минойцы были стерты с лица земли и из памяти человечества? Может быть, это было сделано намеренно? Но если так, то кем и с какой целью?
Мы увидели выставленный за стеклом знаменитый Фестский диск - круглую пластину, обе стороны которой были испещрены надписями, смысл которых никто не может распознать. Интересно, а Димис мог?
Наверное, мог. Не за это ли он поплатился жизнью?
Мне тут же вспомнились страницы, которые показывала мне Зоя в Петербурге. На них почерком восемнадцатого века были выведены точно такие же значки. И если на диске, найденном в Фесте, надписей все же не так много, то бумаги исписаны снизу доверху.
Какой-то сумасшедший дом! Кому в восемнадцатом веке могло прийти в голову писать на минойском языке? Кто мог знать этот язык и эту письменность?
Даже если предположить, что какой-то чудак - любитель древностей просто тупо копировал изображение минойских письменных знаков, то откуда он мог вообще их взять? Ведь Кносский дворец раскопали только в начале двадцатого столетия…
Дольше всего мы оставались у предметов религиозного культа. Здесь доминировали сделанные из золота и из бронзы изображения рогов и легендарного Минотавра - человека с головой быка.