- Так что же ты собираешься делать? - осторожно спросила девушка, и голос ее дрогнул: включилось услужливое воображение…
- Ты думаешь, что я буду его пытать? - засмеялся я.
- Ты не будешь, - твердо произнесла Зоя, и ее голубые глаза сделались темно-синими, как вороненая сталь. - Я тебе не позволю.
Да, этой девушке нежданно-негаданно удалось покорить мое одинокое сердце! В ту минуту, глядя на нее в гневе, я это окончательно понял. Зоя - искренняя и загадочная, нежная и бесстрашная - нравилась мне все больше и больше. Но говорить об этом и даже показывать это было совершенно не время.
- Я похож на чудовище? На истязателя? Ты уже представила себе, как я буду пыточными клещами рвать на куски тело несчастного Властоса? Номер будет залит кровью, а на моем лице будет играть зловещая ухмылка…
- Не говори гадостей, - резко прервала меня Зоя. - Этот человек - наш друг. А даже если это и не так, я не позволю тебе его мучить.
- Никто не собирается его мучить, - вздохнул я, вставая. - Для этого есть совершенно безболезненные способы. Кстати, я, с одной стороны, очень хотел бы, чтобы ты присутствовала при всем от начала до конца. Ас другой стороны, я прошу не мешать мне и не тянуть время, потому что как раз времени у нас очень мало. Мы не знаем, кто этот человек и когда его могут хватиться. Вполне возможно, что кто-то уже видел, как мы вошли сюда…
- Что ты собираешься делать? - тревожно спросила Зоя, глядя на то, как я роюсь в чемодане, который для удобства вытащил из шкафа и разложил на полу.
Вместо ответа я обратился к Властосу по-английски.
- Я не сделаю тебе ничего плохого, - произнес я. - Можешь мне поверить. Просто ты не оставил мне иного выхода, и пришлось действовать решительно. Извини, что я тебя ударил. Так было надо. Иначе ты никогда не рассказал бы нам всей правды.
- Я и сейчас не расскажу, - хрипло сказал грек, отворачиваясь от меня. - Ты поступил подло. Отплатил злом за добро. Но ты ничего не добьешься, можешь убить меня.
Наконец я вытащил запрятанную среди одежды картонную коробочку и выразительно тряхнул ею перед лицом Властоса.
- Никто не собирается убивать тебя, - еще раз заверил я. - Все будет чинно-благородно. Ты все расскажешь сам. Причем, может быть, даже гораздо больше, чем знаешь.
Эту коробочку я всегда вожу с собой. Не скажу, что постоянно таскаю ее в кармане, но, если отправляюсь куда-либо, непременно кладу ее в чемодан. Это не оружие, и поэтому никаких проблем с перевозкой нет.
На коробочке написано "Актовегин". Заурядное средство для расширения сосудов, применяется внутримышечно. Внутри - десять ампул, восемь из которых и в самом деле содержат тот самый безобидный актовегин. Ни одному таможеннику в мире не придет в голову придраться к тому, что у путешественника с собой такое средство.
"Знаете, меня часто мучают головные боли, спазмы сосудов мозга. Вот лекарство, которое я колю себе сам, можете посмотреть. Что ж вы не смотрите? Вот оно, я вам показываю. Это актовегин, я научился лечить себя, очень помогает. Да вы взгляните, господин офицер, вот же оно…"
В двух оставшихся ампулах находится нечто иное. В каждой - свое, само по себе не представляющее ни опасности, ни интереса. Даже если какой-нибудь безумный таможенник захочет все досконально проверить и отправит ампулы на анализ, результат окажется ничтожным.
А вот если десятимиллилитровым шприцем набрать из обеих ампул сразу и смешать - будет как раз то что надо.
Честно говоря, я даже не знаю, как называется та "адская смесь", которая оказывается в моих руках. Врач, продавший мне ингредиенты и научивший пользоваться ими, произносил какие-то названия, но я не запомнил. Зачем? В том, что смесь действует безотказно, я уже не раз имел возможность убедиться.
Пытки и прочие истязания остались в далеком прошлом. Если в наше время кто-то прибегает к подобным безобразиям, значит, он опасный маньяк и ему просто нравится мучить людей.
- Придется сделать тебе небольшой укол, - как можно дружелюбнее сообщил я Властосу. - Это не будет больно, ты ничего не бойся. Укол внутривенный, но я хорошо умею это делать.
Зоя с отвращением наблюдала за тем, как я снова перевернул Властоса на живот и связал его иначе - так, чтобы одна рука оставалась свободной. Ворочать тяжелое тело непросто, и я делал это с трудом, стараясь быть осторожным.
Когда я освободил греку левую руку, он тотчас же заехал мне в нос. Пошла кровь, которую я попытался остановить, зажав нос платком.
- Может быть, ты поможешь мне? - обратился я к Зое, но та отрицательно покачала головой.
- Нет, - сказала она. - Довольно того, что я вообще присутствую при этом. Мне не нравятся твои методы, Олег. Совсем не нравятся.
- Мне они тоже не нравятся, - промычал я, запрокинув голову и сглатывая кровь, которая теперь стекала в горло. - Других у меня просто нет. И потом, не забывай, с кем мы имеем дело. Это не карманные воришки и не простые бандиты.
Ждать, пока остановится кровь, не было времени. Засунув в ноздри наспех скрученные ватные тампоны, я уселся на руку Властоса и перетянул ее выше локтя резиновым жгутом. Я не сердился на грека за нанесенный удар, потому что в его положении наверняка действовал бы так же.
- Слушай! - взмолился я наконец, обернувшись к Зое. - Пожалуйста, ты не могла бы мне помочь? Он может дернуть рукой, пока я буду колоть, и сам себе навредит. Для его же блага - подержи руку.
Разумная она девушка или нет? Поймет меня или станет упираться до конца?
Разумная. И рассудительная. Вообще - ума палата.
С недовольным видом Зоя приблизилась и стиснула руку Властоса, прижав ее к ковру.
- Ты хоть отдаешь себе отчет в том, что делаешь? - со страдальческим видом спросила она. - Ему не станет плохо?
- Ему станет хорошо, - пробормотал я в ответ. - А теперь дай мне сосредоточиться: я же все-таки не медсестра…
Последовательно сбив узкие горлышки у ампул, я наполнил шприц.
Перетянутая жгутом вена вздулась как следует, так что войти в нее иглой удалось с первого раза. В разбитом носу у меня щипало, глаза слезились, но я очень старался.
Ну вот, теперь все правильно. Оставалось немного подождать и надеяться, что у нас есть время.
- Минут через пять, - сообщил я Зое, - мы узнаем много интересного.
Я старался не думать о том, как рискую. Проиграть я мог на любом этапе операции. Начать с того, что вполне мог не справиться с Властосом. Напал бы на него, а он бы скрутил меня как бобика…
А теперь я сидел на полу и каждую секунду ожидал стука в дверь. Стук означал для меня одно из двух: либо смерть, если придут те, за кем я охочусь, а точнее те, кто охотится на меня, либо многолетнее тюремное заключение, если Властос - сотрудник спецслужбы.
Я совершил достаточно для уголовного преследования. Заманил человека к себе в номер, напал на него, лишил свободы и вкатил ему полный шприц наркотического вещества. Сколько за это лет положено в Греции: пять или десять?
Обе перспективы радовать не могли, но мной владело чувство, что я нахожусь на пороге разгадки. Еще чуть-чуть информации - и я разберусь в этом безумном калейдоскопе необъяснимых фактов.
Властос лежал не шевелясь, остановившимися глазами глядя в потолок. Может быть, он прислушивался к собственным ощущениям…
Понимал ли он, что именно я вкатил ему в вену?
В народе это средство называется "эликсир правды". Его использование противозаконно, полученные с его помощью сведения не могут быть использованы в суде. Но я не хожу в суд, у меня другая профессия…
Если называть вещи своими именами, то снадобье это - самый обыкновенный наркотик, который растормаживает мозговые центры, и человек становится не способен удерживать в себе информацию.
У бандитов есть такое выражение - "фильтровать базар". В данном случае - очень удачное выражение, потому что под воздействием "эликсира" как раз "фильтровать" мозг и не может. Он начинает работать как рупор.
Подвергшиеся этой процедуре люди иногда рассказывают, что испытали ужасные чувства. Ты находишься в полном сознании и прекрасно понимаешь, что происходит. Ты отдаешь себе отчет в том, что тебя допрашивают враги и что сообщенная тобой информация будет гибельна для тебя и для дела, которому ты служишь. Ты говоришь себе: нет, я ничего не скажу.
Но усилием воли можно бороться с чем угодно - только не с химическим препаратом…
И ты с бессильным отчаянием слышишь, как твой собственный язык под диктовку расслабленного мозга выбалтывает все.
Есть от чего потом сойти с ума…
Мы с Зоей сидели на ковре рядом с Властосом. За окнами была ночь: черное небо, усыпанное звездами, а внизу огни Ираклиона - порт, фонари на улицах и фары машин.
- Кажется, можно начинать, - заметил я через шесть минут после инъекции.
Зое я не объяснял, что сейчас произойдет, но она и сама догадалась.
- Ты когда-нибудь делал такое? - лишь спросила девушка.
В ответ я ничего не сказал, пожал неопределенно плечами. Зачем ей знать? Делал, конечно, хотя и нечасто. К подобным вещам прибегаешь в самом крайнем случае.
- Как тебя зовут? - начал я, усевшись над пленником так, чтобы видеть его лицо.
- Властос Канделаки, - немедленно ответил он. Слова звучали четко, и даже взгляд, устремленный на меня, был вполне осмысленным…
- Ты работаешь в спецслужбе?
- Нет.
- Ты работаешь в полиции?
- Нет.
- Кто же ты?
- Властос Канделаки…
Я глубоко вздохнул и остановился. В этом основная трудность использования "эликсира": под его воздействием человек говорит правду, но он не станет тебе ничего объяснять и растолковывать. Ответы зависят от поставленных вопросов.
Нельзя спросить: "Кто ты?" - как я только что сделал. Потому что в этом случае человек честно назовет тебе имя, которое ты и так уже знаешь. Ты спросил, кто он, и получил ответ: имя и фамилию. А меня интересует совсем другое…
- Димис Лигурис был твоим другом?
Властос помедлил, но потом ответил утвердительно. Значит, мой вопрос был неполным или у самого парня имелись какие-то сомнения…
- Ты знаешь, кто заказал убийство Димиса?
- Знаю…
Это был самый главный вопрос. Задавая его, я даже подумал, что слишком спешу. В конце концов, узнать, кто заказал убийство Димиса Лигуриса, и было моим заданием. Узнав имя этого человека, я, строго говоря, могу отправляться домой и ложиться на диван с чувством выполненного долга и круглой суммой в кармане.
Но ведь все не может быть так легко…
- Кто этот человек? - быстро спросил я.
- Тини-ит.
- Кто?
Властос повторил:
- Тини-ит.
Мы с Зоей невольно переглянулись и одновременно пожали плечами. Нам назвали имя? Или какую-то организацию? А может быть, Тини-ит - это явление?
- Тини-ит - верховная жрица религиозного культа. Она руководит богослужениями и сама приносит жертвы. Человеческие жертвы.
Допрос шел медленно, потому что Властос отвечал только на прямые вопросы, а мы с Зоей далеко не сразу и не всегда могли сообразить, как правильно спросить.
- Прошлой ночью я был в руках у Тини-ит? - спросил я, и Властос подтвердил это.
Так вот кто была та маленькая женщина, крутившаяся в бешеном танце и завывавшая… Тини-ит… Как странно звучит это имя.
- Тини-ит руководит этой религиозной организацией? - спросила Зоя. - Это секта? Как она называется?
- Это народ, - ответил Властос.
- Какой народ? - неожиданно осипнув, уточнил я. Зачем спросил? Ведь я уже догадался о том, какой ответ услышу…
- Минойцы.
Вот, слово названо. Самые дикие подозрения, роившиеся в моей голове, подтвердились. Мы имеем дело с минойцами. Но каким образом? Ведь минойцы исчезли тридцать четыре века назад…
- Реинкарнация, - округлив глаза, как зачарованная, прошептала Зоя. - Они воскресли! Или переродились в современных людей.
- Димис был минойцем?
Теперь я уже знал, какие следует задавать вопросы. Мне было очень не по себе, потому что как ни готовишься узнать что-то сногсшибательное, все же, узнав это, оказываешься в растерянности.
Да, Димис Лигурис был минойцем. И Властос - тоже. И его сестра Евдокия, которая была невестой Димиса.
Евдокия - сестра Властоса? Так вот почему он замялся, когда я спросил его, был ли он другом Димиса! Был и другом, но главным образом почти родственником - братом невесты…
- Где сейчас Евдокия? Как нам найти ее?
- Она умерла, - ответил Властос. - Ее убили.
Невесту Димиса и сестру Властоса принесли в жертву богам по приказу верховной жрицы Тини-ит.
Верховная жрица выбирает жертв по собственному усмотрению. Год назад выбор пал на красавицу Евдокию из деревни Сарандаки. Ей отрубили голову, а тело сожгли на алтаре Великого Червя в той самой пещере, где меня поджидала точно такая же смерть.
Потрясенные услышанным, мы с Зоей долго смотрели друг на друга. Потом, не сговариваясь, обвели взглядом стены номера и вид, который открывался из окна. Уверен, у нас было совершенно одинаковое ощущение нереальности происходящего.
Более того, на наших глазах рассыпался привычный мир. Картина мироздания, к которой мы привыкли с детства и считали правильной, внезапно изменила свои очертания. Наши сведения о мире оказались неполными.
Теперь мы находились в мире, где среди обычных людей, таких же, как мы, живет тайный народ. Минойцы. Если вдуматься, то как страшно звучит это слово…
Они не исчезли тридцать четыре столетия назад, не растворились, не растаяли. Нет, они мимикрировали. Из поколения в поколение, из века в век, от родителей к детям передавалось тайное знание. Тайное знание о своей религии, о своей древней крови, о своей "чуждости" всем остальным народам земли.
Народ не просто тайный, а затаившийся. Дикие ахейцы в четырнадцатом веке до нашей эры покорили Крит и разрушили минойскую цивилизацию. А остатки минойского народа решили тайно выжить. Они притворились исчезнувшими.
Проносились столетия, сменялись эпохи. Поход ахейцев на Трою закончился успехом. За ахейцами пришли дорийцы, сложилась древнегреческая народность. Затем были римляне, а на смену им явились арабы, за ними турки…
И все это время, все три тысячи четыреста лет в глухих горных деревнях родители говорили своим детям:
- Запомни, ты миноец. У нас есть свой язык и своя религия. Но это - великая тайна, за разглашение которой - смерть. Прикинься греком, прикинься турком, арабом. Кем угодно яви себя миру, но внутри ты будешь оставаться минойцем, свято хранящим верность и подчиняющимся всем приказам великой Тини-ит - верховной жрицы, служительницы Великого Червя.
А если ослушаться? Находились такие, кто считал необязательным для себя подчиняться верховной жрице?
За тридцать четыре века бывали и такие люди. Так что же? Их участь была предрешена - кровь из разрубленной шеи хлынет на алтарь богини…
За истекшие столетия, проведенные в глубоком подполье, немногочисленный народ минойцев превратился в жестко организованный тайный орден. В орден, где каждый член был известен и где подавлялось малейшее неповиновение.
- Сколько вас? - спросил я.
- Не знаю, - ответил Властос. - Это знает только верховная жрица. Она и ее люди знают каждого из наших.
- Ты знаешь верховную жрицу? - задал я следующий вопрос. - Кто она?
- Я не знаю, - снова ответил он. - Тини-ит знает всех и все про каждого, а ее знают только приближенные жрецы. Те, кто совершают жертвоприношения.
- Она находится здесь, на Крите?
- Тини-ит находится здесь, это традиция, - подтвердил Властос.
Голос его становился с каждой минутой все слабее: действие вещества постепенно ослабевало и нужно было узнать как можно больше до того, как Властос отключится и впадет в длительный сон.
- За что убили Евдокию?
- Ее принесли в жертву Великому Червю. Мне передали, что верховная жрица сказала: Червь хочет получить кровь Евдокии.
Так было всегда. Властосу, его матери и отцу просто передали, что велела Тини-ит: Евдокия будет принесена в жертву. А что можно было сделать? Протестовать? Бежать? У кого искать защиты?
Так было из столетия в столетие. В дом приходил вестник от верховной жрицы и передавал волю богини. И человек исчезал. Все знали, что с ним произошло, но никто не осмеливался спорить.
Ведь о тайном народе никто не знает. А верные люди верховной жрицы успеют трижды убить тебя раньше, чем ты начнешь искать защиты у посторонних. И самое страшное: куда идти за защитой? Ведь всех тайных минойцев знает только Тини-ит и ее приближенные жрецы. Ты придешь за защитой к любому чиновнику или в полицию - и что же? Откуда ты знаешь, что начальник полиции или сам префект - не такой же миноец, как ты сам?
Можно явиться в газету и сообщить там все, что знаешь, но можно ли быть уверенным в том, что сидящий перед тобой корреспондент - не один из жрецов?
Да и кто поверит, что ты говоришь правду про какой-то тайный народ? Скорее тебя самого засадят в сумасшедший дом…
- Мы с Димисом старались сделать все, что могли, - сказал Властос на мой вопрос о том, не пытался ли он спасти сестру от жертвоприношения. - Димис показал мне пещеру, где приносятся теперь жертвы, и мы пытались спасти Евдокию. Но мы ничего не сумели сделать.
Так вот откуда Властос знал про пещеру, из которой сумел меня спасти! Ему показал ее Димис, который, видимо, имел какое-то отношение к руководству минойцев.
- А сам Димис знал верховную жрицу? - вдруг догадался я.
- Знал, - ответил Властос.
- Почему он не сказал тебе?
Димис знал верховную жрицу Тини-ит. Он даже просил ее не приносить в жертву Евдокию. Тини-ит отказала и умертвила невесту Димиса собственными руками.
После этого Димис решил действовать: в гневе и ярости он поклялся отомстить. Отомстить страшно.
- Я разрушу минойский орден, - сказал он Властосу. - Хватит этому безумию властвовать над людьми! Тридцать четыре века это проклятие владело остатками минойского народа. Жизнь скольких поколений изуродована!
После гибели Евдокии Димис словно сошел с ума. Мысль о страшной мести завладела им полностью. Сбросить оковы Кносского проклятия, веками довлеющего над людьми, сломать власть верховной жрицы, прекратить служение Великому Червю - вот что стало его целью.
Подавленный смертью сестры, Властос был полностью на его стороне, но его терзали сомнения.
- Думаешь, ты первый, кому за эти три тысячи четыреста лет пришло в голову освободиться от власти Тини-ит и стать нормальным человеком? - спрашивал он друга. - Неужели родители не рассказывали тебе о судьбе тех несчастных, кто пытался пойти против Червя, жрицы и установлений?
Конечно, Димис знал о таких случаях в прошлом. Верховная жрица и ее люди из столетия в столетие, из поколения в поколение усердно распространяли слухи о том, какая жестокая смерть ожидает ослушников.
Но Димис Лигурис считал, что у него есть шанс выйти победителем и разрушить тайную минойскую общность, давно уже ставшую самым настоящим секретным орденом.
- Он был сыном верховной жрицы, - сказал Властос, уже еле ворочая языком. - Никто, конечно, при жизни не знал этого про старую Анастасию. Она почти всю жизнь прожила в нашей деревне. Когда мы узнали о том, кем была Анастасия, то подумали, что и Димису она могла кое-что передать.
Вскоре после гибели Евдокии Властос понял, что не ошибся насчет Димиса.