– Конечно, – продолжил Майн, – веселье убивает осторожность, но вам боятся нечего. Постарайтесь отдохнуть.
– Вот я бы предпочел отдохнуть вдали от этого шума.
– Граф, – вмешалась Науса, – будьте более сдержанны. Вы в гостях.
– Действительно, Пус, что это вы нервничаете. Праздник скоро закончится, тогда и отдохнете, – продолжил Майн.
Вся шерсть на загривке кота мгновенно поднялась дыбом, холод, словно волна, накрыл все его тело. Он изо всех сил постарался не выдать то, что заметил оговорку Майна, лишь кивнул в ответ и отвернулся. После того как Майн снова уставился на Жанночку, Мидун наклонился к Наусе и прошептал:
– Нам надо убираться отсюда как можно скорее. Нельзя больше оставаться. Собирайся.
– Но граф, мы не можем! Этикет нам этого не простит!
– Я тебе сказал, здесь нельзя оставаться больше! Он знает, кто я, он нас здесь специально держит!
– Граф, не говорите ерунды. Ну что вы болтаете, как нервный старикан! Майн – мой друг, и он не причинит нам вреда.
– Дура, какая же ты дура!
– Граф! Вам не кажется, что на сегодня с меня достаточно оскорблений? Дайте мне отдохнуть!
Кот в отчаянии осмотрелся. Затем наклонился к Чумазому.
– Надо уходить!
Енот покачал головой и запихнул себе в рот большой кусок колбасы.
– Нет, Пус, уже поздно.
– Почему поздно?
– Они уже здесь, – енот, жуя, улыбнулся.
– Кто здесь?
– Волки. Там они, – Чумазый небрежно махнул лапой за спину. Кот затравленно оглянулся, но там никого не было.
– Откуда ты знаешь?
– Они воняют, ты что, не чувствуешь?
Кот опять обернулся. Орущая Жанночка не позволяла ему сконцентрироваться на своих ощущениях. Словно назло кто-то за соседними столами вскочил и бросился в пляс. За ним последовали и другие, поднимая невообразимый шум. Пус Мидун ерзал на своем месте и скалился. Он то и дело толкал Наусу в бок, стараясь ударить посильнее.
– Слушай, курица ты недожаренная, я серьезно говорю. Мы уходим! – злобно крикнул он сове в ухо.
– Нет, граф! – Науса схватила его за лапу. – Я остаюсь. Вы тоже остаетесь!
Кот вырвал свою лапу и вскочил. Майн, завидев его действия, тоже вскочил.
– Граф, не пренебрегайте моим гостеприимством! Это невежливо, и я могу обидеться!
– Можешь обижаться до самой смерти. Но чем дольше я остаюсь здесь, тем скорее она может случиться! – выпалил кот.
– Вы меня оскорбляете! Сядьте на место! – Майн поднял лапу в повелевающем жесте.
Пус Мидун схватил стол за край и потянул его вверх из всей силы. Тяжелая древесина поддалась, оторвалась от земли и, повинуясь могучему усилию, опрокинулась вперед. Майн успел отскочить от падающего на него стола. Толпа вдруг замерла. Жанночка оборвала песню на полуслове и уставилась сверху вниз на происходящее. Майн злобно смотрел на кота.
– Ах так?! – загремел его голос в наступившей тишине.
Вдруг он заорал:
– Ребята, вперед!!!
Кот среагировал мгновенно. Он выхватил свой ножик из кармана и, разворачиваясь, ударил наотмашь. Этим движением он отрубил нос одному из волков, которые выросли за его спиной. Животное взвыло и, скуля, бросилось прочь. За его спиной стояли другие – около десяти штук. Они сразу же постарались взять Мидуна в кольцо, окружая перевернутый стол. Толпа с криком бросилась прочь, бросая все на ходу. Жанночка, обезумев от шума, соскочила со сцены и пронеслась мимо, по пути затоптав одного из волков. Кот одним движением толкнул Наусу на землю, затем перепрыгнул через поваленный стол, схватил тяжелый кувшин, валявшийся там, и бросился на ближайшего волка. Тот упал почти сразу, являя окружающим проломленный череп. Пус Мидун зашипел и завертелся, пытаясь предупредить нападение с любой стороны, угрожая врагам ножом и керамическим оружием. Один из волков тоже взял кувшин с другого стола и молча запустил его в кота. Удар пришелся в плечо, кот услышал неприятный хруст и выронил от резкой боли кувшин.
– Чумазый, беги! – закричал кот.
Енот в это время укрылся под лавочкой. Он увидел, как графиня пыталась выползти из кольца окружения, да на нее никто и не обращал внимания. Вскоре она оказалась посреди площади между столами, где никто не мешал ей встать и пуститься наутек.
– Чумазый, беги! – снова раздался зов Пуса Мидуна. Но у енота не было сил бежать. Ни физических, ни моральных.
Пус Мидун кинулся на очередного волка, кромсая его плоть ножом и когтями. На кота мгновенно накинулись трое других волков, один из которых сразу отступил с перерезанным горлом. Вскоре и второй волк рухнул на землю. Остальным удалось скрутить лапы кота и вырвать его нож. Они накинули ему на шею веревку и затянули ее, растягивая в обе стороны концы удавки, лишая кота возможности вывернуться из их лап. Еще двое волков вытащили Чумазого из-под лавки и уложили наземь, заломив лапы за спиной. Кот пытался что-то сделать, но чувствовал, как каждое его движение затягивает петлю на шее, парализуя его возможность пошевелиться. Волки подняли кота на задние лапы и повернули мордой к Чумазому. Один из державших Мидуна волков крикнул: "Давай!". Двое других, которые держали Чумазого, схватили его зубами. Один за шею, другой за спину поближе к хвосту. И начали рвать енота. Ярость их была огромной, поскольку тело Чумазого разорвалось практически сразу же. Голова енота отлетела в сторону, почти перекушенное тело развалилось на две части.
Пус Мидун взвыл и стал дергаться с удвоенной силой, презрев путы, стягивающие его шею. Оба волка, державшие кота, едва смогли устоять на лапах, веревка больно врезалась в пальцы и пережимала сухожилия. Буйство кота невозможно было остановить. Он дергался то в одну, то в другую сторону, водя за собой своих палачей. Вдруг один из волков замертво рухнул наземь, получив сокрушительный удар кувшином по голове. За ним оказалась Науса с огромными от страха глазами, полными слез.
Кот, получив свободу, питаемый бесконечной злобой и ненавистью, набросился на другого волка, превратив его за несколько секунд в кровавую кучу мяса. Затем он развернулся к тем двоим, которые разорвали енота. Волки, оценив ситуацию, бросились бежать, но убежать успел только один из них. Другой, поваленный сильным ударом в спину, вскоре расстался со своей головой.
Пус Мидун стоял возле своей последней жертвы, хрипло дыша. Он оглядывался по сторонам, склонив низко голову. Из его открытой пасти капала кровь, все тело было ею перепачкано. В глазах скопилась ярость всей его жизни. Сейчас он мог убить любого. Но никого больше в поле зрения не было. Майн куда-то пропал сразу после начала схватки, все жители давным-давно разбежались и попрятались в своих домах. Кот, медленно ступая забитыми лапами, подошел к телу енота. На глазах его выступили слезы, он застонал и одновременно заскулил, мяукнул и захрипел. Он прикоснулся лапой к голове Чумазого, заметив, что губы его друга замерли в улыбке.
– Отмучился… прости, мой друг.
Кот оглянулся на Наусу, которая сидела рядом и беззвучно плакала. Он ослабил петлю, которая все это время сдавливала его горло, затем отыскал и поднял свой ножик, и спрятал его в карман.
– Я ухожу, – сказал он и, припадая на две лапы сразу, пошел на запад, к давно закатившемуся солнцу, как ему и советовал Чумазый.
Глава 9
Первую минуту Науса бессмысленным взглядом смотрела коту вслед, затем спохватилась и поспешила за ним. Кот не оборачивался, не реагировал ни на какие звуки. Он просто шел вон из поселка, не обращая внимания на жуткую боль в плече, в горле и голове. Думать что-либо связное не было никакой возможности – слишком ярко горела его ненависть ко всему миру, слишком душно было мыслям в его воспаленной голове, и они погибали в ней тысячами.
Очень скоро кот покинул поселок. Никакого преследования не было – все силы были брошены на облаву, которая захлебнулась в крови. Пус спокойно вышел за черту аккуратных улочек и вновь стал утопать в распутице, скользя в грязи, путаясь в траве, проваливаясь в ямки. Веревка на его шее так и продолжала болтаться на нем, кот не обращал на нее никакого внимания. Он шел, не оборачиваясь. Графиня, стараясь не отставать, то подбегала к нему, то отставала, то хныкала, то начинала довольно громко плакать, но все время находилась где-то сзади и не решалась окликнуть кота. Вскоре Пус свернул с дороги, услышав характерный плеск воды в стороне. Это была небольшая заводь, которая походила скорее на лужу. Мидун попил из нее, затем резко окунулся в воду всем телом, быстро выскочил, отряхнулся и двинулся дальше. Сова, вторя своему проводнику, зашла в воду по колено и вышла обратно, сокрушаясь, что сейчас еще не пляжный сезон.
Через несколько часов пути, когда намека на рассвет еще не было, они добрались до леса. Черные деревья зловеще потрескивали ветвями, охраняя вход. Но кот, игнорируя свои же правила не делать привал в лесу, проследовал к густой роще, отыскал какие-то кусты и упал в них замертво. Он сразу же уснул глубоким, но очень неспокойным сном – его усы и губы постоянно дергались, пытаясь обнажить клыки. Лапы то и дело дрожали и сгибались в суставах. Хвост дергался из стороны в сторону. Графиня наблюдала за котом, не решаясь ничего спросить. Посидев с полчаса, она сняла и расстелила свое пальто, легла на него и тоже уснула.
– Уть! Просыпайтесь, граф!
Кот скривился и отмахнулся от совы. Открыв глаза, он обнаружил, что день давным-давно наступил. Яркое солнце нахально прорывалось сквозь лысые ветви деревьев, обжигая землю и его тело. Было жарко, как летом. От снега не осталось и следа, лишь на память о нем сырые пятна блестели в тени. Лес дышал на свой манер, потрескивая и шевеля ветром поникшую траву. Над головой кота навис совиный клюв, расплывшийся в улыбке.
– Граф, ну сколько можно спать? Вы эдак весь день пропустите. Смотрите, какая чудесная погода!
– Уйди от меня, – потребовал кот, сообразив, где и почему он находится.
– Не могу, граф. Вы – моя судьба, я от вас ни на шаг!
Кот попытался подняться и сразу же рухнул обратно, сбитый ужасной саднящей болью от полученных вчера травм. Плечо распухло, кожа на шее пекла, словно от ожогов, десна во рту воспалились, и язык едва ворочался между ними. Вдобавок ко всему, его донимало жуткое головокружение и тошнота. Надо было полежать еще некоторое время, и только потом вставать, решил кот.
Сова, тем временем, суетилась вокруг него. Она сорвала несколько охапок травы и положила коту под голову. Укрыла его своим пальто, а из его кармана выудила кусок колбасы и подсунула Мидуну под нос.
– Откуда это? – спросил он.
– Я вчера на вечеринке спрятала кусочек. Думала вас удивить во время прогулки. Вот, удивляйтесь.
Пус молча лежал, глядя в небо, исцарапанное качающимися ветвями. Он чувствовал себя совершенно ужасно, настроение было более черным, чем этот лысый холодный лес.
– Куда мы идем? – поинтересовалась сова.
– Никуда. Главное – откуда.
– Граф, вы хотите убежать от своей прежней жизни?
Кот снова не ответил.
Науса ушла куда-то в сторону и принялась бесцельно бродить между деревьями, оборачиваясь и изучая свои следы. Затем она зачем-то попыталась взобраться на дерево, но свалилась оттуда, захныкала и бросила эту затею. Иногда она поглядывала на кота, но никакой динамики в его поведении заметно не было. Кот потерял ощущение времени и не знал, сколько уже лежит так, с открытыми глазами. Под теплым пальто было жарко, каждый вдох приносил боль в горле и между ребер, и он понял, что долго так не сможет валяться. Пришлось настроиться на то, чтобы вставать и идти дальше.
Одним движением он скинул пальто и, как можно более медленно, постарался сесть. Поначалу острая боль глушила его разум, но постепенно его тело нашло компромисс, когда можно было медленно двигаться и не кривиться от колющих ощущений.
– Граф, вы такой молодец! Что с вашим плечом?
Кот злобно глянул на спутницу.
– А то ты не видела, что вчера было.
– Да, случилась мелкая неприятность…
– Мелкая неприятность?!
– Не стоило вам ссориться с Майном. Теперь он точно обиделся, и нам придется идти к нему и просить прощения. А может, и посулить каких-нибудь даров в качестве компенсации.
– Что?!
– Граф, ну сами подумайте. Мы заявились к нему в дом, перевернули стол с его угощениями, испортили праздник, перебили всю его охрану. Я, по правде, хотела вас хватить тогда кувшином по голове, но промахнулась, сильно уж вы извивались. Я думала, что вам следует успокоиться и прийти в себя. Вы просто устали с дороги и сильно нервничали.
– Дура! Какая же ты дура! Заткнись!
– Ох, граф, моему терпению пора уже памятник ставить. Не припомню я, чтобы какая другая жена терпела столько оскорблений от мужа. Но за десять лет я так истосковалась, что готова простить вам все! И я вас прощаю, граф, знайте.
Кот обхватил голову лапами, подозревая, что она сейчас взорвется.
– Но я знаю, что надо делать. Мы пойдем с вами обратно, зайдем к Майну в гости. Только теперь говорить буду исключительно я, потому как дипломат из вас никудышный. Так вот, мы придем, попросим аудиенции, официально принесем свои извинения, пообещаем компенсировать все понесенные затраты. А еще я хочу предложить господину Майну сделку, которая его явно заинтересует. Я укажу его имя в качестве соавтора одной из глав "Некрономики". Это его обрадует, и он дарует нам свое прощение. Нам такие конфликты ни к чему, граф, поверьте. Сейчас наша фамилия существенно ослабла, враги только усугубят нашу ситуацию.
Кот ошалело смотрел на сову. Он даже на некоторое время забыл о своей боли.
– Они порвали Чумазого, ты что, не видела?
– Видела, граф. Мне безумно жаль этого милого зверька. Но сознайтесь: вы первым пустили оружие в ход. И второе: толку от Чумазого было мало. Он не дворянин.
– Что?! Что?!! – взревел кот. – Да я твою дворянскую бесполезную тушу прямо здесь закопаю!
Он выхватил из кармана свой нож и подскочил к Наусе. Коротким движением кот приставил острое лезвие к горлу совы и затуманенным взором уставился ей в глаза. Но ее мимика не поменялась. Она не испугалась и не ощутила ни капельки страха.
– Это был мой друг, курица ты тупая! Мой! Единственный! Друг! – орал он ей в клюв.
– А я – ваша единственная жена, граф!
– Да не граф я! Я Пус Мидун! Я никогда не был никаким графом! Из-за того, что ты наглухо сумасшедшая, Чумазого вчера порвали! Это из-за тебя все!
– Это все из-за того, граф, что вы оскорбили господина Майна!
– Ваш господин Майн сдал меня волкам! Это не его охрана, это из столицы полицейских прислали! Ты что настолько тупая, что не можешь понять ничего?
– Ну, помилуйте, граф, ну зачем вы нужны столичной полиции?
– Да потому что я не граф! Я Пус Мидун! – кот так громко кричал, что сорвал горло.
– А Пус Мидун чем не угодил полиции?
Кот замахнулся ножом, готовясь ударить ее. Но не смог. Словно его конечности оказались стянуты за спиной тугими ремнями. Он не смог ни ударить ее своим оружием, ни толкнуть. Пус выронил острый предмет и заорал, закрыв морду лапами, затем упал на землю и продолжал кричать и выть. Его била истерика, все тело ломили судороги, когти били по земле, вырывая из нее большие комки. Он кричал, пока горло перестало слушаться и вместо крика издавало только бульканье. Затем кот затих, обмяк и распластался на земле. Его глаза были закрыты.
Науса, спрятавшись за деревом, с опаской поглядывала на его конвульсии, а потом подошла к нему и принялась гладить по спине.
– Ничего, граф, ничего. Все наладится. Не переживайте вы так. Смотрите, солнце клонится к закату. Но знаете, только затем, чтобы завтра снова встать. Так всегда бывает.
Кот не издал ни звука. Вместо этого он тихо поднялся, подобрал ножик и поплелся вглубь леса. Сова, потоптавшись на месте, схватила свое пальто, сунула колбасу обратно в карман и поспешила за Пусом. Мидун стягивал со своей шеи веревку. Развязав ее, он набрал несколько маленьких петель и просунул в них веревку другим концом.
– Знаете, граф, о чем я жалею? – спросила Науса, когда нагнала кота. – Я жалею, что не удалось вчера потанцевать. Жанночка отлично пела, а народ так интересно танцевал! Такой заводной танец! Я, по правде говоря, очень давно не танцевала. Очень давно!
Кот молча шел вперед.
– Было бы прекрасно, если бы господин Майн организовал подобную вечеринку еще раз. Вот уж было бы интересно! Я бы вам показала, как научилась танцевать в столице! Очень красиво у меня получалось, точно вам говорю! Вы бы гордились своей женой, граф.
Кот всматривался сквозь редеющие деревья вперед, где он увидел холмик, выступающий над крышей леса. Туда он и двигался.
– А вот я вам и станцую, граф! Специально для вас! Только вы мне ритм зададите, хорошо? Вот как станем на привал, так я вам и станцую. И кстати, вот я о чем забыла вам рассказать. Согласно моим исследованиям, высокий уровень смертности среди культурно занятого населения способствует экономическому развитию региона. Да чего там региона, всей экономики! Представляете?
Пус шел дальше, наблюдая, как солнце прячется за холмом, как ветер подымает траву, как тонут в лужах длинные тени деревьев. Он не проронил ни слова. Он хотел сохранить ту благоговейную тишину, которая настигла его разум.
– Вот вы все идете, а не знаете, что я думаю, граф. Вот вам и невдомек, что я уже представляю, как мы возвращаемся в наше поместье, как наши слуги окружают вас и радуются вашему возвращению. Как вы будете рассказывать нашим детишкам о своих бравых военных подвигах, как наши друзья съезжаются со всей округи по поводу грандиозного банкета, который мы закатим по случаю вашего чудесного возвращения. И все будут танцевать, танцевать, танцевать!
Они подошли к подножию холма. Кот остановился и обернулся.
– Привал? Замечательно, граф! Вы только представьте, как это будет замечательно! Я буду переодевать свои наряды каждые полчаса. Все дамы будут охать, все кавалеры хлопать нам в ладоши! Вы подымете бокал за здравие всех, кто собрался, скажете чудесную речь, от которой прослезятся даже наши слуги! А потом все соберутся вокруг вас в центре нашего банкетного зала, и будут, затаив дыхание, слушать ваш удивительный рассказ, полный интриги, неожиданных поворотов, удивительных судьбоносных встреч! А потом вы расскажете о ваших схватках с врагом, когда вы выходили победителем один против целой своры. Но потом я вдруг подойду к вам, граф, и скажу: "Мой дорогой супруг, давайте веселиться! У нас счастье, у нас праздник! Музыку!". Заиграют наши музыканты, лучшие музыканты в округе! Заиграют специальный марш, написанный по поводу вашего чудесного спасения. И все наши гости, все как один примутся кружиться вместе с нами, и мы утонем в смехе, в улыбках, в веселье, в поздравительных возгласах наших самых близких людей! И мы с вами будем кружиться, кружиться, кружиться! Все уже устанут, а мы будем кружиться! Вот так, видите? Как я сейчас!
Науса сбросила пальто и стала носиться по траве, закрыв глаза, представляя себя в самом центре волнительного танца. Пус Мидун уже шел на вершину холма, где одиноко стояло высокое разлапистое дерево. Подойдя к нему, кот опять оглянулся. Науса все кружилась в своем танце и кричала:
– Я танцую, граф, я танцую для вас! Вместе с вами!
Кот вогнал свой нож в ствол дерева. Затем он взобрался по нему к первой же толстой ветке и сел на ней.
– Я танцую, граф! Смотрите!
Пус Мидун привязал конец веревки к ветке. Его взгляд скользнул по простору, открывавшемуся с высоты холма. Глаза сощурились от яркого солнца, которое вот-вот примется сжигать линию горизонта. Он закрыл глаза и шумно втянул воздух носом.
– Я танцую! Я танцую, граф! Я так давно не танцевала! Хорошо-то как!
Кот набросил петлю себе на шею и затянул ее. Он посмотрел вниз. Было не слишком высоко, но вполне достаточно для задуманного. Главное, не потерять эту тишину внутри, не прогнать ее, не разбудить ничем.
– Я танцую!
Пус Мидун в последний раз оглянулся на графиню. Науса без устали кружилась в своем танце. За спиной уже надвигалась ночь, но впереди, на закате, день, казалось, и не думал уходить. Яркие красные краски заливали небо и редкие облака, заполняли золотым теплом измученную зимой траву, побитый погодой и временем ствол дерева, истерзанное в драках и грязное от краски тело кота.
– Я танцую, граф!
Пус Мидун вздохнул и закрыл глаза.
– Я танцую, граф, я танцую!..
2015 г.
