И вот мы уже были так близко от него, что я смогла ухватить его за края грязной футболки. Мама, все еще зажимая рукой ноющий бок, подняла пистолет, так что он оказался всего в нескольких дюймах от жировых складок на его шее, и нажала на курок.
Выстрел прозвучал так громко, что я скорее физически ощутила его, а не услышала; вибрирующим раскатом грома он разнесся в моей груди, и толстяк рухнул лицом вниз на гравий, словно поваленный дуб.
42
Мама попыталась вернуть предохранитель в прежнее положение, но у нее слишком сильно тряслись руки. Казалось, прошла вечность, прежде чем ей удалось совладать с оружием и она осторожно положила его обратно в карман.
Я совершенно обессилела после погони, легкие пылали огнем, я задыхалась. Присев на большой валун, я обхватила голову руками и сосредоточилась на том, чтобы восстановить дыхание. Птицы, которых распугали выстрелы, медленно возвращались на верхушки деревьев, возбужденно щебеча и словно обсуждая свежий поворот в драме, которую они с удовольствием наблюдали с высоты. Я уставилась на свои ноги. Черные от грязи, они были покрыты сеткой мельчайших ссадин и порезов.
Я первой нарушила молчание.
- Как ты думаешь, кто-нибудь слышал выстрелы, мам? Они были такими громкими!
Мама лишь буркнула что-то неопределенное. Она кружила возле огромной туши, что лежала посреди гравийной аллеи, напоминая выброшенного на берег кита. Должно быть, шантажист умер еще до столкновения с землей, потому что даже не выставил вперед руки, пытаясь предотвратить падение, и они оказались погребенными в многочисленных складках его живота.
Мама опустилась на колени и приложила два пальца к его шее.
- Пульса нет, - произнесла она тихо, словно не хотела будить его. - Он мертв.
Я не шелохнулась. Я знала, что нужно как можно скорее убрать труп, чтобы его не увидели с дороги, но мне хотелось еще немного отдохнуть. Мне было необходимо восстановить дыхание, да к тому же осознать случившееся. Иначе я не была уверена в том, что смогу избежать нервного срыва. А ведь еще предстояло избавиться от трупа, избавиться от машины.
- Как странно, - услышала я мамин голос.
- Что такое? - спросила я, подняв голову.
- Иди сюда. Помоги мне перевернуть его.
Я нехотя встала и подошла к ней. Она склонилась над трупом и взяла его за правое плечо, я схватилась за серые "треники", и мы вместе потянули. В какой-то момент нам пришлось поднапрячься, но как только мы повернули тело под определенным углом, оно легко перевалилось на спину. Я судорожно стала вытирать руки о халат, убежденная в том, что дотронулась до чего-то влажного.
Очки толстяка слетели и валялись на гравии, а без них его лицо выглядело совсем другим, голым, бесцветным. Его глаза были закрыты, и смерть стерла с лица налет злобы, которая искажала его, когда он кричал на нас. Сейчас оно было спокойным, умиротворенным. Это было лицо любимого дядюшки, вечного шутника и балагура, разлегшегося на диване после сытного воскресного обеда. Накачанные руки были вытянуты по бокам, и я подумала о бесцельно потраченных часах, когда их тренировали в спортзале, готовили к тому, чтобы они пробивали двери, а вот в критический момент они оказались беспомощными, и их поднимали в воздух лишь для того, чтобы сдаться.
Я не чувствовала ничего, абсолютно ничего, пока смотрела на труп шантажиста. Ни вины. Ни жалости. Ни сожаления. Он не был человеком, о котором можно было бы скорбеть, он был всего лишь проблемой, которую надо было устранить. Теперь мы должны были придумать, как избавиться от его огромного тела и машины - невероятно, нам предстояло избавиться от развалюхи бирюзового цвета во второй раз.
- Крови нет, - пробормотала мама, скорее обращаясь к себе, а не ко мне.
- Хм?.. Что значит "нет крови"? Кровь должна быть.
- Посмотри сама. Крови нет. И нет раны от пули.
Она была права. Его голова, которую пуля должна была разорвать, была целехонька. Желтая майка заляпана жирными пищевыми пятнами, присыпана грязью, но на ней не было ни капли крови. Если не считать маленькой царапины на подбородке и ссадины на лбу, полученных при падении, на теле не было ни одной раны.
Я хотела что-то сказать, но мама уже поднялась и медленно побрела по гравийной дорожке.
- Ты права, - крикнула я ей вслед, ничего не понимая. - На нем ничего нет!
- А теперь посмотри сюда! - Мама стояла у правого столба ворот и показывала наверх. Прямая линия кромки ворот была нарушена, как будто выщерблена.
- Должно быть, я опять промахнулась, - изумленно произнесла она. - Поразительно. Это с двух-то дюймов!
Она вернулась к трупу и, нагнувшись, подняла очки шантажиста, которые оказались лишь поцарапанными.
- Тогда что же его убило? - спросила я, когда она вновь встала рядом со мной.
- Что его убило? - Мама рассмеялась сухим, невеселым смехом. - Мы убили его, Шелли. Мы запугали его до смерти. Похоже, у него случился обширный инфаркт, но это то же самое, что смерть от моей пули, - в глазах закона это все равно убийство.
Мы запугали его до смерти. Мы запугали до смерти монстра с короткими руками-убийцами. Это наполнило меня странным удовлетворением и гордостью, которые я готова была смаковать, но мысль о том, что ожидало нас впереди - избавление от трупа, от бирюзовой машины, - затмила поселившуюся было во мне радость.
- Надо бы убрать его отсюда, - сказала я. - Мало ли кто проедет мимо…
- Да, пожалуй.
Я обошла тело и нагнулась, чтобы взять его за ногу, но мама нежно тронула меня за плечо, призывая остановиться:
- Он слишком тяжелый, чтобы его тащить, Шелли. Давай подгоним машину и отвезем его к дому.
Погрузить мертвое тело толстяка в машину оказалось нелегко. Весил он, должно быть, килограммов девяносто, а то и все сто, и, хотя нам удалось поднять его с земли, проблема заключалась в том, чтобы уложить его на заднее сиденье, прежде чем он станет таким тяжелым, что нам снова придется класть его на землю. После нескольких неудачных попыток мы решили, что маме придется самой сесть на заднее сиденье, держа его голову у себя на коленях, а потом вместе с ним продвигаться вглубь, в то время как я буду держать его за ноги. Мне пришлось отвернуться, чтобы не вдыхать запах мочи, исходящий от его штанов. Когда его тело наполовину оказалось в машине, мама выбралась из-под его инертной желатиновой массы, извиваясь, как насекомое, попавшее в банку с джемом, и вышла через другую дверь. Я толкала тело вперед с одной стороны, мама тянула его на себя с другой, и наконец мы смогли уложить тело толстяка на заднее сиденье.
Мама очень беспокоилась, как бы мы не поранили его голову или ноги, закрывая боковые двери, и долго возилась, пытаясь примостить его конечности. В конце концов мне пришлось перегнуться с пассажирского сиденья и придерживать его ноги, пока она не захлопнет дверь.
До дома было рукой подать, но мы обе автоматически пристегнулись ремнями безопасности. Комичность ситуации заставила меня расхохотаться вслух - я представила себе, как мы смотримся, две законопослушные гражданки, отправляющиеся в пятнадцатисекундное путешествие, в то время как на заднем сиденье перекатывается труп только что убитого нами мужчины.
Мама припарковала "эскорт" на том же месте, где он и стоял, прямо перед машиной шантажиста.
Она заглушила двигатель, и в воцарившейся тишине я спросила:
- Что мы будем с ним делать, мама?
Она, казалось, была совсем далеко, погруженная в свои мысли, и я ошибочно истолковала ее молчание как растерянность.
- У меня есть идея! - взволнованно произнесла я. - Как насчет шахты? Мы могли бы погрузить толстяка в его же машину, а потом столкнуть ее в шахту. Она ведь поместится там, правда?
- У меня есть идея получше, - бесстрастно произнесла мама и повернулась ко мне. - Но мы должны действовать быстро. - Она посмотрела на часы и закусила нижнюю губу. - Если мы промедлим, дело не выгорит. - Она пристально посмотрела мне в глаза, положа руку мне на колено: - Я хочу, чтобы ты сделала в точности то, что я скажу, Шелли. Ты понимаешь? В точности то, что я скажу.
Водительское удостоверение еще было свежо в ее памяти, и я с энтузиазмом закивала головой, стараясь показать ей, что отныне она может доверять мне на все сто процентов.
- Хорошо. А теперь помоги мне передвинуть его, - сказала она и стала выбираться из машины.
- Передвинуть куда? - застонала я, вдруг придя в ужас от мысли, что придется рыть еще одну могилу.
- Сейчас некогда объяснять, Шелли! Просто делай то, что я говорю! - прикрикнула она.
Мама приподняла тело толстяка, поддерживая под мышками, и стала тянуть его из машины, пока его ноги не оказались на самом краю заднего сиденья, так что я смогла ухватиться за них.
Мы понесли его к дому, останавливаясь через каждые несколько метров, чтобы передохнуть. Когда мы были на полпути между его машиной и дверью, мама крикнула мне, чтобы я опустила ноги, и мы аккуратно уложили его на гравий. Я заметила большую полукруглую трещину на циферблате его часов, напомнившую мне одну из тех улыбающихся рожиц, которые я рисовала на полях своей тетрадки в первом классе.
- Надо его перевернуть, - сказала она, и мы положили его лицом на гравий, головой к дому.
Мама встала на колени и проворно смахнула с его спины листочки и следы грязи.
Удовлетворенная результатом, она поднялась и, вытащив пистолет из кармана, передала его мне:
- Отнеси в мою комнату и спрячь под подушкой. Потом оденься и спускайся вниз как можно быстрее. Иди!
Я сделала все, как она сказала, причем с удвоенной скоростью. Я понятия не имела, что она задумала; все, что я понимала, - так это то, что мы вовлечены в гонку со временем. Когда я спустилась вниз, мама стояла на коленях возле трупа толстяка и шарила в заднем кармане его штанов. Я видела, как она вытащила водительское удостоверение Пола Ханнигана, и нырнула обратно в коридор, чтобы не провоцировать скандал своим появлением в столь щекотливый момент. Я дождалась, пока она уберет его в задний карман своих джинсов, и вышла из дома.
Увидев меня, она сказала:
- Твои шлепанцы, ты потеряла шлепанцы где-то по дороге. Быстро иди и найди их, потом отнеси в свою спальню, где ты обычно их держишь.
Я бросилась вниз по аллее, и мои ноги, в туфлях и носках, заныли еще сильнее, чем когда я бежала босиком. Один шлепанец я нашла сразу, но второго нигде не было. Прошло несколько минут, прежде чем я наконец отыскала его под кустом рододендрона.
Когда я вернулась к дому, мама аккуратно выкладывала очки шантажиста на землю, чуть впереди от тела. Убедившись в том, что все смотрится правдоподобно (очки на гравии, одна рука откинута в сторону, другая прижата телом), она направилась к бирюзовой машине. Захлопнула пассажирскую дверцу, которую открыл для нее шантажист, потом обошла машину и распахнула водительскую дверцу. Она критически оглядела машину со всех сторон, потом остановилась на островке посреди гравийной аллеи и бросила взгляд через плечо, как будто хотела убедиться, что машина стоит на месте.
Мама достала из кустов свою сумку, которую скинула, когда бросилась в погоню за шантажистом. Она не стала перебрасывать ее через плечо, а держала в руке, и длинный ремень волочился за ней, похожий на шланг.
Она снова обернулась к машине, но теперь, казалось, смотрела поверх нее, на фермерские поля, в направлении своего первого выстрела. Потом она оглядела деревья, куда пришелся ее второй выстрел. Я проследила за ее взглядом и поймала себя на том, что смотрю на ясень с белым пятном на стволе. Мама застыла в задумчивости, лишь ее длинные пальцы нервно теребили кожу сумки, потом решительно развернулась и зашагала по аллее.
Я дождалась, пока она скроется из виду, и тайком последовала за ней, прекрасно сознавая, что она не хочет видеть меня сейчас рядом с собой и что любые мои вопросы, скорее всего, спровоцируют очередную ссору.
На повороте я спряталась за кустом и стала шпионить за мамой из зарослей. Она стояла у столба ворот и, казалось, скребла его пальцами, яростно терла рукавом. Потом она опустилась на четвереньки и медленно поползла по гравию, как зверек. Что она делает, черт возьми? Может, она тронулась умом?
Когда она наконец поднялась, отряхиваясь, я прошмыгнула к дому и стала ждать ее у порога.
Она вскоре появилась в поле зрения и, остановившись на мгновение, словно мысленно еще раз сверяя план действий, двинулась ко мне похоронным шагом, неотрывно глядя себе под ноги. Она переступила через труп толстяка с величайшей осторожностью, как будто боялась вляпаться в грязь, потом вдруг остановилась и что-то подняла с земли. Я сделала шаг вперед и как раз успела увидеть, прежде чем она сунула это в сумку: то была недокуренная самокрутка толстяка, которую он выбросил, прежде чем войти в дом. Мама защелкнула сумку и выпрямилась, при этом ее колени громко хрустнули.
Она еще постояла какое-то время, обозревая декорации, словно режиссер, который хочет быть абсолютно уверенным в том, что каждая деталь экстерьера продумана, каждый предмет на своем месте, чтобы лишь тогда крикнуть: "Мотор!" Я тоже оглядела съемочную площадку - омерзительная машина с распахнутой водительской дверцей, труп шантажиста лицом вниз, очки на гравии, полусогнутая рука, - но все равно толком ничего не поняла.
- Я нашла свои шлепанцы, - сказала я, подойдя к маме сзади.
От моего голоса она вздрогнула и резко обернулась, на ее лице не было и тени улыбки.
- Хорошо. А теперь отнеси их наверх, как я просила.
- Хорошо. А потом что? Что дальше?
- Дальше? - Она положила руки на пояс и странно посмотрела на меня. - А дальше мы позовем на помощь.
43
Я последовала за ней в дом, окончательно сбитая с толку.
- Позовем на помощь? Я не понимаю. Что происходит? Что ты собираешься делать?
Мама скороговоркой изложила мне свой план, стремительным шагом направляясь на кухню.
- Я собираюсь позвонить в службу спасения и сообщить, что мы сидели в гостиной, когда незнакомая машина въехала к нам во двор, оттуда вышел мужчина, держась за сердце, и тут же рухнул на землю. Я скажу, что он без сознания и, кажется, не дышит, и мы не знаем, что делать, и не могут ли они срочно выслать к нам карету "скорой помощи"!
Она бросила на меня взгляд через плечо, но все происходило так быстро, что я не успевала соображать.
- Он умер от сердечного приступа, Шелли. На нем нет никаких улик, которые бы могли вызвать у них подозрения в том, что мы причастны к его смерти. Они придут к выводу, что ему стало плохо за рулем и он свернул к первому попавшемуся дому, но умер, прежде чем смог дойти до двери.
Она изучала циферблат своих часов, ее губы беззвучно двигались в такт мыслям, и в следующее мгновение она резко схватила телефонную трубку:
- Но я должна позвонить им немедленно. Уже десять часов - он полчаса как умер.
Я стояла как оглушенная, пока до меня медленно доходил смысл ее плана. Как все гениальные идеи, он казался очевидным и простым, но я была уверена, что лично мне такое никогда бы не пришло в голову. План был невероятно смелым. И требовал железных нервов для своего воплощения. "Скорая помощь" избавит нас от трупа. Полиция избавит нас от машины шантажиста. Власти сами избавят нас от всех инкриминирующих улик. Нам не придется ничего делать. Мы будем вне подозрений - добрые самаритяне, которые тщетно пытались помочь незнакомцу.
Мама зажала трубку между щекой и плечом.
- Отнеси эти шлепанцы наверх, я же тебя просила, - сказала она, дрожащим пальцем набирая номер.
Карета "скорой помощи" прибыла на удивление быстро, учитывая, в какой глуши находился коттедж Жимолость. Ее колеса зашуршали по гравию уже в четверть одиннадцатого, сирена протяжно выла, полыхали голубые огни, бригада честных медиков торопилась совершить доброе дело. Я с ужасом ждала встречи с этими ангелами, которые прибыли спасать жизнь, которую мы только что отняли (смогут ли они по моим глазам догадаться о том, что произошло на самом деле?). В то же время меня угнетала мысль о той долгой и мучительной процедуре, которую предстояло пережить, пока они будут пытаться спасти жизнь толстяка. Никакими усилиями уже было не вернуть коротышку.
Два врача "скорой" - одна лет пятидесяти, крашеная блондинка в очках без оправы, вторая гораздо моложе, с щечками, как у бурундука, и мальчишеской стрижкой, - бросились на помощь толстяку. Они не суетились, спокойно осмотрели тело; улыбающиеся, опытные профессионалы, которые знают, насколько важно сохранять спокойствие, не создавать панику. Тем временем водитель, долговязый парень с чудовищной угревой сыпью, принялся разгружать оборудование: кислородный аппарат, пластиковую трубку с каким-то мешком, прикрепленным к ней, черную коробку, похожую на усилитель для гитары, которая, судя по его прихрамывающей походке, была куда тяжелее, чем казалась со стороны.
Мама суетилась вокруг медиков, изображая шокированную домохозяйку, чье тихое субботнее утро было разрушено нежданной трагедией, нагрянувшей в ее дом. Она отвечала на их вопросы с отлично разыгранным беспокойством и желанием помочь. Когда он упал? - Десять… нет, минут пятнадцать назад. - Вы не делали ему массаж сердца? - Простите, я не умею, мне очень жаль… - Вы двигали его? - Нет, что вы, я бы не осмелилась… Никто бы и не подумал, что она выдает ложь за ложью.
Врачи безо всяких усилий, одним синхронным движением, перевернули толстяка на спину.
- Пульса нет, дыхания нет, - бесстрастно объявила Крашеная Блондинка, словно комментировала погоду.
У меня не было ни малейшего желания оставаться и смотреть на этот фарс, но я думала, что мне не следует вот так запросто исчезать - я не хотела вызывать подозрений. Так что я прошла в дом, но осталась в коридоре у двери, откуда меня было видно и я сама могла наблюдать за происходящим. Я играла роль чувствительной шестнадцатилетней девушки, которой невыносимо видеть такие сцены, в которых идет борьба между жизнью и смертью. На самом деле мне хотелось одного: чтобы они уехали, забрали с собой труп и исчезли. Когда это произойдет, все будет кончено. Долгому ночному кошмару придет конец. Невероятная удача, которую подарил нам толстяк своей смертью от сердечного приступа, и мамин острый ум совершенно неожиданно вывели нас из запутанного лабиринта, в котором мы затерялись, и мне просто хотелось остаться с мамой вдвоем, чтобы отпраздновать это чудесное спасение.
Я привалилась к стене, время от времени поглядывая на часы, нервно царапая ногтем обои. Почему они так долго возятся? Разве они не видят, что он мертв, мертв, мертв? Я выглянула наружу и увидела, как Щекастый Бурундук разрезает ножницами футболку толстяка, обнажая волосатый торс, белый пупок, толстые груди с огромными розовыми сосками.
Когда я снова выглянула, Крашеная Блондинка подсоединяла провода к черной коробке, на которой - мама загораживала мне обзор - мигали зеленые лампочки.
Мама обернулась и посмотрела на меня, все еще в роли потрясенной домохозяйки, и на ее лице явственно читалось: "Ну не ужасно ли это, Шелли? Бедный, бедный мужчина!" Потом она снова повернулась к медикам, сочувственно прижимая руку ко рту.