Я попытался уговорить приятелей оставить беднягу в покое. Он всего лишь искал еду. Но меня никто не слушал. - Гарсия помолчал и набрал в грудь воздуха, после чего продолжил: - Один из ребят нагнулся и протянул к собаке руку. Дрожащий пес поднял голову и осторожно сделал несколько шагов вперед. Когда он подошел достаточно близко, мой приятель схватил его за шерсть на голове и грубо оторвал от земли. Худое тело собаки дергалось и извивалось. Все видели, что собаке больно. Она была такой слабой, что не могла даже рычать. Она пыталась, но звуки, которые она издавала, больше походили на сдавленный хрип".
Гарсия неловко потер шею, словно стараясь избавиться от подступающей мигрени.
- "Я снова сказал приятелю опустить собаку, пусть она уходит. Но остальная компания весело поддержала его: "Да пошли ты его! Вытряхни этот старый мешок с блохами!"
Я даже не видел, откуда появился нож. Я знал только, что все произошло внезапно, и в руке у моего приятеля появился мясницкий нож".
Гарсия оторвался от страницы и мельком глянул на Хантера. Тот внимательно слушал.
- "Под крики "сделай это… сделай!" он вскинул плачущую собаку высоко в воздух. Ее глаза были полны ужаса. Собака знала, что должно случиться. Мой приятель с силой полоснул тесаком ей по шее. Кровь хлынула струей. Она брызнула мне на лицо и грудь, и у меня свело желудок. Маленькое собачье тело, обмякнув, шлепнулось на землю. Секунд тридцать или около того оно дергалось и содрогалось, когда ее покидали последние признаки жизни. Все веселились и хохотали, пока не уставились на меня. Сам того не осознавая, я начал плакать".
Гарсия, наклонившись, положил дневник на стол и кончиком пальца провел по глазам.
- "Вскоре после этого я стал отдаляться от компании. С тех пор я никого из них не видел. Я не могу точно сказать, когда после инцидента в парке начались ночные кошмары. Может, через пару месяцев, но они никогда не оставляли меня".
- Подготовься, - сказал Гарсия, придавая особую важность тому, что собирался прочитать.
- "В моих снах не собаку, а меня держали за волосы. Это я был в ошеломлении, как то бедное животное. Я пытался, но не мог убежать. Я не видел лица противника, но знал, что это не мой друг, тот, кто обезглавил собаку. Он держал в руке меч. Когда лезвие приблизилось ко мне, я оцепенел, не в силах шевельнуться. Я открыл рот и попытался закричать, но не смог выдавить ни звука. Я был испуган. Медленным движением холодное лезвие врезалось мне в основание шеи. - Гарсия снова сделал паузу. Новое неловкое движение шеей. - Я чувствовал, как оно постепенно разрезает мою плоть, отделяя голову от тела. Боль была невыносимой. Я чувствовал, как кровь пропитывает мою одежду. Тело начало холодеть. Удар был чистым и безошибочным, но почему-то я все еще не умер. Моя голова стукнулась о землю и перевернулась несколько раз, как голова собаки той ночью в парке. Но мое тело не было безголовым. - Гарсия положил руки на стол и уткнулся лбом в сжатые кулаки. - Теперь на плечах у меня была голова дворняжки - глаза широко раскрыты, черный язык вывалился из перекошенной пасти. И человек с мечом, словно совершая какой-то ритуал, разливал мою кровь вокруг меня. Мою голову забрали, чтобы сжечь. Вот тогда я и проснулся".
Гарсия потер уставшие глаза.
- Это ни в коем случае не может быть совпадением, - сказал он, помотав головой. - Обезглавливание, голова собаки, разлитая кровь… Отец Фабиан годами видел во сне свою страшную смерть. Как это может быть?
Хантер задумался, после чего медленно поднял взгляд.
- Ты смотришь на это под неправильным углом зрения, Карлос. Отец Фабиан не видел во сне свою смерть. Убийца знал о его ночных кошмарах и решил претворить их в жизнь.
- Ну тогда послушай следующую строчку. - Гарсия склонился над текстом: - "Я никогда никому не рассказывал ни о той истории в парке, ни об этих снах, которые мучают меня".
36
Хантер посидел молча несколько секунд, переваривая то, что Гарсия сообщил ему. Тайну ночных кошмаров, которые мучили и пугали отца Фабиана больше двадцати лет. Кошмаров, которые кто-то превратил в реальность.
Первым заговорил Гарсия:
- Убийца не мог прочитать этот дневник, как сделали мы. Алтарник рассказал нам, что никогда не было никакого взлома и никто не имел доступа в комнату священника, кроме его самого.
Он встал, подошел к окну и распахнул створки. В офисе не было душно, но внезапно он ощутил потребность в глотке свежего воздуха.
Хантер сдавленно вздохнул.
- Не могу поверить, что убийца узнал о ночных кошмарах из дневника.
- Почему же нет? Мы же смогли.
- Совершенно верно. Нас двое. - Хантер снова расположился на стуле. - Мы читали не отрываясь почти три дня. Сколько дневников мы проработали, прежде чем наткнулись на страницы, которые и рассказали нам об этих снах?
- Достаточно, - признал Гарсия, медленно проведя правой рукой по лицу.
- Киллеру были необходимы то ли редкостная удача, то ли много свободного времени над дневниками, чтобы, как и мы, найти рассказ об этом сне. И почему в таком случае он не взял дневник с собой? Почему оставил его на месте? Дневники не были ни пронумерованы, ни датированы. Мы бы никогда не узнали, что один исчез.
- Так как же? - Гарсия остановился перед столом Хантера, положив руки на бедра.
- Дневники не датированы. - Хантер показал на книги на полке. - Священник мог вписать этот кусок, который ты прочел, на прошлой неделе или пять лет назад.
Гарсии потребовалось всего несколько секунд, чтобы уловить ход мысли Хантера.
- То есть ты думаешь, что, написав этот кусок, священник мог кому-то рассказать…
Хантер кивнул:
- Этот сон явно значил очень много для священника. Он попытался избавиться от него с помощью записи. Это не сработало.
- То есть следующим логическим шагом было переступить порог и рассказать кому-то, - сделал вывод Гарсия, и Хантер с ним согласился.
Телефон на его столе зазвонил, и он успел снять трубку до второго звонка. Слушая, он напрягся.
- Мы сейчас спустимся.
- В чем дело? - спросил Гарсия.
- Внизу нас ждет кто-то, желающий поговорить с нами.
- О чем?
- Об убийце отца Фабиана.
37
Девочка только что вышла из возраста подростка. Она в одиночестве сидела в допросной на втором этаже. Хантер и Гарсия наблюдали за ней с прозрачной стороны зеркального стекла из соседней комнаты.
Ее нельзя было назвать привлекательной, но не оставалось сомнений, что внешность не была самым главным в ее жизни. Ее растрепанные каштановые волосы беспорядочно падали на плечи. Большие и красивые карие глаза покраснели. Длинное зимнее пальто, надетое на ней, явно знавало лучшие времена.
- Она всего лишь ребенок, - нахмурился Гарсия. - Снова - кто она такая? - спросил он у полицейского, который первым поговорил с девочкой и привел ее в эту комнату.
- Она сказала, что ее зовут Моника, но не надо быть специалистом, чтобы увидеть, как она врет.
- И она сказала, что у нее есть информация об убийстве в церкви Семи Святых?
Офицер кивнул:
- Она сказала, что будет говорить только с детективом, который занимается этим делом. Я пытался внизу взять у нее заявление, но она отказалась. - У полицейского был смущенный вид.
- Что-то еще? - спросил Хантер, чувствуя растерянность полицейского.
- Что-то в ней… - Он перевел взгляд с одного детектива на другого. - У меня от общения с ней мурашки бегут по телу.
Гарсия подошел ближе к зеркалу. Он внимательно рассматривал девочку. У той был испуганный вид.
Моника подняла глаза, когда оба детектива вошли в комнату. Ее взгляд скользнул по Гарсии и остановился на Хантере.
- Привет, - сказал тот с теплой улыбкой, протягивая ей руку. - Я детектив Хантер, а это детектив Гарсия.
Она встала, улыбнулась в ответ и пожала им руки, задержав руку Хантера дольше, чем Гарсии.
- Я Моника. - У нее был мягкий голос с нотками печали.
- Просто Моника? - спросил Гарсия, слегка вскинув брови.
Она закусила нижнюю губу, и ее обеспокоенный взгляд вернулся к Хантеру.
- Все в порядке, - успокоил он ее. - Я Роберт, а он - Карлос, - кивком указал он на партнера. - Я предпочитаю, чтобы меня звали по имени. Это не так формально.
Она слабо улыбнулась.
- Взять что-нибудь попить? Воду, кофе, содовую…
- Немного воды было бы отлично, спасибо, - сказала она, садясь.
- Я принесу, - вызвался Гарсия, тут же направляясь к дверям.
Хантер подтянул стул и сел напротив девочки. Ее руки были стиснуты, и она потирала большие пальцы друг о друга.
- В этих комнатах страшновато, верно? - небрежно сказал Хантер. - Голые стены, металлический стол и стулья, большие зеркальные окна… Говорят, что мы должны заняться внутренним оформлением. Поставить цветы, может, спрыснуть духами. Я склонен согласиться. А что вы скажете?
Ее губы не шевельнулись.
- Я бы предпочел беседовать в моем кабинете, но боюсь, он выглядит еще хуже. Если вы способны представить себе такое место.
Рот дернулся в слабой улыбке.
- Если вы не против моего вопроса, сколько вам лет?
Она помедлила с ответом.
- Мне девятнадцать.
Хантер кивнул. Она знала, что он не поймал ее на лжи. Несмотря на ее юный возраст, Хантер видел в ее глазах нечто такое, что сказало ему - ей пришлось повзрослеть быстрее, чем многим.
Открылась дверь, и вошел Гарсия, неся с собой на металлическом подносе алюминиевый кувшин со льдом. Он поставил его на стол и налил ей стакан.
- Садись, Карлос, - сказал Хантер, показывая на стул рядом с собой.
- Все в порядке, я постою. Я не против.
Если Моника была бы подозреваемой и шел допрос, Хантер и сам предпочел бы стоять. Допрос требует определенной степени устрашения. Стоя, имея возможность свободно ходить и глядя сверху вниз на человека, который ограничен необходимостью сидеть, детектив автоматически получает более властную позицию. Но Хантер решительно не хотел, чтобы Моника была испугана больше, чем уже была.
Гарсия пододвинул стул и сел.
- Нам сказали, что у тебя есть информация, которая может представлять для нас ценность, - осведомился Хантер.
Моника отпила глоток воды, после чего подняла на него взгляд.
- Я видела кое-что.
- Ты что-то видела? - Гарсия наклонился вперед, и голос у него стал выше на октаву. - Ты была внутри церкви в среду вечером?
Моника еле заметно помотала головой в ответ на вопрос Гарсии.
- Ты видела, как кто-нибудь выходил из церкви поздно вечером? Ты там прогуливалась и вообще была там?
- Нет. Все было не так. - Пару молчаливых секунд она выдерживала взгляд Гарсии. - У меня было видение.
Гарсия ощетинился и покачал головой, словно не понял ее. Хантер никак не отреагировал.
- Прости? - нахмурился Гарсия.
Моника глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.
- Я знаю, как это звучит, но, пожалуйста, послушайте меня хоть пять минут. Я не сумасшедшая. И не ясновидящая. Я не могу видеть будущее. Я не могу читать мысли и говорить с душами. Но к сожалению, некоторые вещи я могу видеть глубже, чем большинство людей.
Гарсия посмотрел на Хантера, который продолжал спокойно сидеть на стуле. Он внимательно наблюдал за девочкой.
- Какие вещи? - спросил Гарсия.
Моника нервно потянула выбившуюся прядку волос и заправила ее за ухо. Хотя вопрос ей задал Гарсия, она, прежде чем ответить, посмотрела на Хантера.
- Боль.
- Ты можешь чувствовать боль? - с сомнением спросил Гарсия.
- Я могу чувствовать боль другого человека, - объяснила она.
Гарсия поерзал на стуле. Каждый раз, как громкое дело попадало в сводки новостей, в полицию приходили или звонили десятки людей, утверждавших, что могут помочь расследованию, потому что видели вещий сон или видение. Он знал, что это только вопрос времени, когда нечто подобное появится и в этом деле, но не ждал, что это случится так быстро.
Пока Гарсия вел допрос, Хантер решил только слушать и наблюдать. Он отмечал реакции девушки, анализировал выражение ее глаз и движения в сочетании с интонациями подрагивающего голоса. Опыт подсказывал ему, что, когда приходит человек с улицы и утверждает, что у него было видение, которое способно помочь полиции, его обычно можно отнести к одной из пяти категорий - одинокая личность, жаждущая внимания; наркоман, у которого начались галлюцинации; некто с мозговыми проблемами, скорее всего шизофреник; шарлатан, который хочет денег и/или известности; либо те, кто сами имеют отношение к преступлению. Но пока в Монике ничего подобного не проявлялось.
Гарсия снова глянул на Хантера, втайне надеясь увидеть какую-то его реакцию. Когда таковой не последовало, он посмотрел на часы, после чего наклонился вперед и положил локти на стол.
- Я тебе скажу, что мы сделаем, Моника, - спокойно сказал он. - Я надеюсь, ты понимаешь, что в данный момент мы испытываем большое напряжение и нам катастрофически не хватает времени. Но я попрошу офицера записать все, что, как тебе кажется, ты видела, и мы свяжемся с тобой, если у нас возникнут вопросы…
- Я не пытаюсь впустую тратить ваше время, детектив, - твердо сказала она, поняв нежелание Гарсии верить ей.
- И мы это ценим, - тем же тоном сказал он, но сбить Монику с толку ему не удалось.
- Верите вы мне или нет, детектив, но это случилось. К сожалению, случилось со мной. Я видела страдания других людей. Я чувствовала их боль, видела слезы и понимала, что заставляет их страдать. Это не дар; это проклятие, из-за которого я каждый вечер боюсь закрывать глаза. Мне не хочется быть здесь. Я никогда не делала этого раньше, но сейчас я думаю, что в самом деле могу помочь.
Моника снова посмотрела на Хантера. В ее глазах что-то мелькнуло.
- Хелен… - прошептала она. - Это не было вашей ошибкой.
Хантер вскинул брови.
- Простите?
- Вы просто хотели прекратить плач. Вы просто хотели устранить боль. Вы сделали то, что считали правильным. То, что она просила сделать. Вы избавили ее от боли. - Она покачала головой. - Это не было вашей ошибкой.
Хантер оцепенел. Его взгляд был прикован к сидящей перед ним брюнетке. Во рту у него пересохло, и желудок свело болью, когда давние образы всплыли у него в памяти.
Гарсия увидел, как изменился Хантер, но, прежде чем он успел что-то сказать, дверь в допросную распахнулась и на пороге появилась капитан Блейк.
- Вам, ребята, лучше сворачиваться, - сказала она, не обращая внимания на Монику. - Похоже, что у нас еще один.
Хантер поднял на нее глаза:
- Наш?
Капитан Блейк кивнула:
- В Малибу.
Гарсия пулей сорвался со стула.
- Спасибо, что пришли, - сказал он, выскакивая из комнаты.
Хантер повернулся к Монике:
- Я пришлю полицейского, который запишет все подробности.
- Детектив, - позвала она, когда Хантер направился к двери. - Она знала об огне. Она знала, что пугало ее.
38
Хантер молча сидел у окна машины, пока Гарсия гнал по голливудской магистрали. На Лос-Анджелес уже спустилась ночь, и вместе с ней пришел дождь. Не типичный для Калифорнии густой плотный поток, а ровная занудная английская морось. Небо было затянуто серыми облаками. Такая сырая погода могла держаться часами.
Указательным пальцем Хантер мягко массировал лоб между бровями; его внимание было приковано к дождевым каплям на стекле. Мысли сплелись в тугой клубок, и он мучительно старался разобраться в них. За какие-то полчаса вся конструкция дела изменилась. Теперь все, что они знали о снах священника, идея, что убийца проводил какой-то ритуал, - все получило сокрушительный удар. Хантер был уверен: то, что несколько дней назад произошло в церкви Семи Святых, не было ритуалом. Киллер просто действовал в соответствии с описанием ночных кошмаров отца Фабиана - но зачем?
Внимание Гарсии было приковано к дороге, но он заметил, как еще в допросной изменилось настроение его партнера. Что-то в словах девочки действительно поразило Хантера.
- Могу я тебя кое о чем спросить? - осторожно обратился он к Гарсии.
- Валяй, - ответил Хантер, не отрываясь от окна.
- Кто такая Хелен?
- Прости?
- Моника, та… - Гарсия замялся в поисках нужного слова, - та девушка-экстрасенс, с которой мы только что говорили. Она что-то сказала - о Хелен и о том, что это не было твоей ошибкой. Кто такая Хелен?
Хантер закрыл глаза.
Гарсия понимал, что лучше не настаивать на ответе. Он не стал нарушать молчания.
- Моя мать, - наконец ответил Хантер, снова уделяя внимание окну. - Хелен была моей матерью.
Ему было всего семь лет, когда это случилось, но воспоминания, всплывшие сейчас в памяти, были по-прежнему свежи.
39
Он сидел в одиночестве в своей комнате, глядя на плотные струи дождя за окном. Он любил дождь, особенно такой. Его гула почти хватало, чтобы заглушать крики и стоны боли, которые доносились из соседней комнаты, - почти хватало. Он спросил отца, почему доктор не сделает что-нибудь. Почему ее не отвезут в больницу, где ей станет лучше.
"Больше ничего сделать невозможно", - сказал отец со слезами на глазах. Он опустил две таблетки в стакан с водой и спрятал пузырек с лекарством глубоко в шкафчике под потолком их маленькой кухни.
- А мы не можем дать ей побольше таблеток, пап? Они помогут ей справляться с болью. Она не кричит так, когда берет их.
- Нет, Роберт, - нервно ответил отец. - Слишком много не принесет ей пользы.
Он должен был заботиться о ней, когда отца не было дома, и, кроме того, отец работал по ночам.
По ночам всегда было хуже всего. Ее крики звучали громче, стоны были полны глубокой боли. Его всегда колотило от них. Не так, как от холода, но от сильной дрожи, которая шла откуда-то изнутри. Ее болезнь доставляла ей непрестанную боль, и он хотел как-нибудь помочь ей.
Он осторожно приоткрыл дверь в ее комнату. Ему хотелось заплакать, но отец сказал, что он не должен этого делать. Она лежала, свернувшись комочком в постели. Колени были подтянуты к груди, а руки плотно обхватывали ноги. Она плакала.
- Пожалуйста, - прошептала она, - помоги мне. Я так страдаю.
Он дрожал, пытаясь удержать слезы в горле.
- Что я могу сделать, мам? - Голос у него был такой же слабый, как и у нее.
Она свернулась еще плотнее.
- Хочешь, чтобы я позвал папу?
Она помотала головой. По лицу ее текли слезы.
- Папа может позвать врача. Он придет и поможет тебе.
- Папа не может помочь, дорогой мой. И врач тоже не сможет.
Его мать сейчас казалась совершенно другим человеком. Она так исхудала, что ему казалось, что кости сейчас проколют складки обвисшей кожи. Под глазами были темные, почти черные мешки. Ее когда-то прекрасные светлые волосы были острижены и прилипали к ее потному лицу. Губы высохли и растрескались.
- Я могу согреть для тебя молока, мам. Ты же любишь горячее молоко.
Она еле заметно покачала головой. Ее дыхание вырывалось короткими всхлипами.
- Хочешь, я дам тебе бисквитов? Ты почти не ела сегодня.
Она дернулась, когда новый приступ боли скрутил ее тело.
- Пожалуйста, малыш. Помоги мне.