* * *
Когда подали ужин, настроение у секретаря Совета десяти чуть улучшилось. Макиавелли налил себе вина и положил на тарелку большой ломоть ветчины. Заметив, что да Винчи ест только хлеб и фрукты, удивился:
- Вы не голодны?
- Я не ем мясо, - коротко пояснил Леонардо.
Макиавелли был наслышан об этой странности мессере да Винчи, но расспрашивать не стал.
Выпив вина, согревшись и расслабившись, секретарь удобно устроился в кресле. Его подозрительность в отношении Леонардо почти прошла, но все же не до конца.
Мессере Леонардо непостижимым образом удавалось находиться и в самой гуще событий, и одновременно в стороне от них. В нем была загадка. Неуловимая, непостижимая тайна, которая манила и в то же время пугала. Макиавелли никак не мог понять, кто прячется за этим красивым лицом, за этой странной, трепещущей, как плавник золотой рыбки, полуулыбкой. Кто он - ангел или демон, - мессере Леонардо? Можно ли ему довериться? Или следует бежать как можно дальше от его гипнотически ласкового взгляда и тихого, прекрасного голоса? Вчера днем в Фаэцце секретарь неожиданно понял, почему он так боится мэтра да Винчи. Ему вдруг стало страшно, что этот красивый, гениальный, огромный человек незаметно очарует его и растворит в себе, поглотит полностью и без остатка, как сделал со всеми своими учениками. Они ведь не люди более, а лишь его тени - восхищенные, околдованные, слепо идущие за своим учителем.
- Мне хотелось бы спросить кое о чем, - осторожно начал Макиавелли, - если вы не пожелаете отвечать, я пойму.
Да Винчи чуть заметно кивнул. Секретарь некоторое время молчал, решая, стоит ли говорить о своих планах с мессере Леонардо. Чтобы скрыть затянувшуюся паузу, он отпил вина. Наконец желание выяснить обстановку перевесило осторожность.
- Думаю, для вас не секрет, что нынешнее правительство Флоренции очень слабо, - сказал он. Губы его скривились в едва заметной усмешке. - Многие сочли бы меня предателем, если бы я решился высказать свои мысли вслух. Однако правда в том, что такой государь, как Борджиа, был бы идеальным для нас. Он умеет держать народ и армию в повиновении. Кроме того, он на долгие годы оградил бы нас от других посягательств. Мало кто сравнится с ним в умении вести политику. Это понимаю не только я. Предположим, что некоторые люди желали бы падения Синьории и воцарения монарха. Но не Медичи, довольно с нас Пьетро Безмозглого, а Борджиа. Вы знаете его лучше. Скажите, как по-вашему, можем ли мы прийти к соглашение с ним?
Леонардо вздохнул. Лицо его выразило усталость и скуку.
- Невозможно предугадать, как он поступит, - да Винчи покачал головой, один светлый локон упал на лоб. - Вы знаете, как ему достался этот замок? Герцог Монтефельтро тоже думал, что он сможет воспользоваться силой Борджиа в личных целях. Он предложил ему свою армию и беспрепятственный проход через Романью. Взамен он хотел получить часть соседских земель и долги с аббатства Санта-Мария дель Фьоре. Борджиа принял его гостеприимство, вошел в замок, а затем предложил хозяину быстро убраться, пока он не передумал. И герцог ничего не смог сделать, ведь перед этим он собственными руками отдал свою армию Чезаре. Гвидобальдо и его семья бежали отсюда в чем были. Им даже не позволили взять припасы или смену платья.
Макиавелли насупился.
- Неужели нет средства убедить его держать слово? - спросил он.
Леонардо откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе.
- Все будет зависеть от того, насколько его цели совпадают с вашими. Если вы хотите государя - вы его получите. Но не ждите ни милости, ни пощады. Ваша жизнь стоит для него ровно столько, насколько он считает ее полезной. Скажу больше, друг мой, - Леонардо пристально взглянул на собеседника. - Вы сейчас в большой опасности. Значительно большей, чем можете себе представить. Я поселил вас в свои покои не столько оттого, что не нашел другого места, сколько из желания дать вам защиту на эту ночь. От того, придет Чезаре к соглашению с Медичи или же епископ сумеет расстроить их союз, зависит ваша жизнь.
Мессере Никколо нервно рассмеялся и махнул рукой, будто эта мелочь совсем не волновала его.
- Их тайные предложения, похоже, вообще никогда не были тайной. Два месяца назад Пьетро Медичи делал их Сеньории. Мол, стоит нам снова избрать их единоличными властителями Флоренции и вернуть все добро их отца, Лорен-цо Великолепного, как они тут же явят чудо. И будто бы после этого чуда Флоренция станет святее Ватикана. Ха! Я-то думал, он откажется от своей безумной авантюры с христовой картой. Видно, Господь и вправду сильно на него гневается, - издевательски заметил Макиавелли, - лишил сначала власти, потом денег, а теперь еще и разума. Знаете, он становится похожим на Иова Многострадального. Если бы его брат - кардинал Джованни Хитрозадый - не стоял во главе папского гарнизона в Болонье, Пьетро и на порог бы пускать перестали со всеми его предложениями.
На лице Леонардо заиграла та самая загадочная улыбка, что так притягивала Макиавелли.
- И что же это за предложение? - спросил он. - Должно быть, я единственный человек в этом замке, который еще ни разу не слышал о христовой карте.
В его ровном скучающем голосе даже появились нотки любопытства.
Неожиданно для себя самого Макиавелли почувствовал, что краснеет от удовольствия. Он понял, что безумно обрадовался возможности привлечь внимание мессере Леонардо, и от стыда за эту радость покраснел еще больше. Что с ним, в самом деле?
- Это… - Макиавелли замялся.
Обычное красноречие изменило ему! Такого с ним не случалось давным-давно.
- Это… Сущая глупость… Они обещали явить нам живого Бога. Устроить второе пришествие.
Левая бровь Леонардо вопросительно изогнулась, а рука замерла в воздухе над куском хлеба. Макиавелли неопределенно махнул ладонью.
- Не Христа, конечно. Я же говорю, что это бред, ерунда, ересь. Если они станут слишком донимать этим семейство Борджиа, те передадут их в руки святой инквизиции. Хотел бы я посмотреть, как Пьетро будет делать свои предложения кардиналу делла Кроче! Хотя Чезаре, впрочем, может обойтись и без него. Не будем забывать, что он верховный гонфолоньер нашей святой католической Церкви. Но слышали ли вы когда-нибудь, мессере Леонардо, о Приорате Сиона?
Тут Макиавелли поднял глаза на своего собеседника и увидел, что да Винчи чуть побледнел. Но это видение мгновенно испарилось. Лицо Леонардо вновь имело обычное скучающее выражение.
- Кажется, - он взял с соседнего столика небольшой рисунок и стал его разглядывать, - это еретическая секта, если я не ошибаюсь. Они утверждают, будто хранят потомков Христа, что само по себе полная чушь. Будь у Христа, живого Бога, потомки, я полагаю, они бы не нуждались в заступничестве людей.
Полуулыбка Леонардо стала насмешливой.
- Признаться, эта мысль сразу пришла мне в голову, когда я услышал, что предлагают Медичи, - с облегчением вздохнул Макиавелли. - Но время сейчас такое, что никто не может сказать с точностью, как начнется завтрашний день. Может, кому-то эта несчастная и понадобится… Я слышал, что они всерьез подумывают о том, чтобы сделать ее папой!
- Ее? - удивленно переспросил Леонардо.
- Да, вы же слышали. Они говорили, что это женщина. Мадонна Панчифика, кажется, ее зовут. Медичи уверяли нас, будто имеют неопровержимые доказательства ее происхождения. Однако сама по себе эта мысль настолько абсурдна и опасна, что Синьория даже не захотела их выслушать. Если Медичи после этого рискнули сунуться с тем же предложением к Борджиа, они просто глупцы.
Леонардо поднес руку ко рту и задумчиво тронул свою щеку. Все считают девушку любовницей Джулиано - младшего Медичи. Он ревностно оберегает ее от посторонних взглядов. Ее запирают в комнате, лишь днем открывают окно. Но и перед ним она сидит все в той же неизменной мантилье. Говорили, что еще она носит чадру - специальное покрывало, под которым восточные женщины скрывают свое лицо. Из-за этого болтали, что девушка - турецкая принцесса ослепительной красоты, которую венецианцы якобы подарили Джулиано Медичи в качестве наложницы. Салаино слышал разговоры, что Джулиано якобы влюблен в свою пленницу. Он проводит с ней очень много времени и особенно внимателен ко всем ее нуждам. Кто-то из охраны даже видел, что он носит ее на руках, не позволяя утомляться подъемом по лестницам. Болтали также, что ее лицо скрывают, опасаясь Чезаре. Вдруг герцог пленится красотой любовницы Джулиано и захочет взять женщину себе!
- Жажда власти ослепляет многих, - произнес Леонардо будто про себя. - Точно так же, как и жажда чуда.
В дверь осторожно постучали. Из боковой комнаты тут же появился красивый молодой человек с большими карими глазами. Судя по его одежде - один из учеников Леонардо. Он открыл посетителю. Послышался негромкий разговор. Ученик почтительно приблизился к мессере да Винчи и его гостю.
- Мессере Никколо просят сейчас же к герцогу, - сказал он.
Макиавелли глубоко вздохнул. Леонардо посмотрел ему в глаза и негромко произнес:
- Желаю вам удачи, друг мой. Примите совет. Что бы вы ни услышали, не пытайтесь обмануть герцога или начать с ним какую-то игру. Он разгадает ваш обман прежде, чем вы сами до конца осознаете свое намерение.
- Благодарю вас, мессере да Винчи, - учтиво поблагодарил Макиавелли. - Я приму ваш совет и буду осторожен.
Глава VII
ЕРЕСЬ
- Ты знаешь, что дословно означает слово "ересь"? - как-то хитро спросил Дик.
- Ересь? - удивился я.
- Да.
- Ну и что? - я ретировался, понимая, что у меня нет ответа на этот, кажущийся таким простым вопрос.
- "Ересь" - происходит от древнегреческого "hairesis", что значит разделение, - объяснил Дик. - Сейчас мы называем ересью все, что так или иначе противоречит официальной доктрине Церкви. Но на самом деле ересь была только одна. Она породила страшный церковный раскол и была изначально связана с разделением единого Бога на три составляющих…
- Ты имеешь в виду учение о христианской Троице?! - у меня чуть глаза не вылезли из орбит.
- Именно его! - подтвердил Дик.-Троица и есть ересь, то есть разделение. А учения, которые противоречат официальной церковной доктрине, назывались раньше не ересью, а сектами. От латинского "secta", что значит учение, направление, школа. Понятие "секты" не было ругательным до тех пор, пока Ватикан не ввел монополию на божественную истину…
- Так что это за раскол? - уточнил я, испугавшись, что Дик снова увлечется и уйдет куда-нибудь в сторону, примется рассказывать еще о десятке других интересных вещей.
- Да, ересь! - спохватился Дик. - Это слово стали использовать для противостояния ариан и афанасьевцев. Всю первую тысячу лет христианства Европа была погружена во мрак их борьбы друг с другом. Заговоры и перевороты, кровь и смерть…
- Кто, еще раз? - услышав ответ Дика, я понял, что теперь уж точно запутаюсь. - Ариане и кто? Афанас…
- Ариане и афанасьевцы, - помог мне Дик. - Это последователи соответственно Ария и Афанасия. Афанасий утверждал, что Бог единосущий, что Бог-Отец, Бог-Сын и Святой Дух - это как бы разные воплощения одного и того же. Короче говоря, он проповедовал единство Троицы - никакого разделения. Отец, Сын и Святой Дух, по Афанасию, это как бы разные имена одного и того же. А вот Арий, напротив, считал, что Бог разделен. Вначале был просто Бог, а потом от него произошли Сын и Святой Дух.
- Ничего не понял… - пробормотал я.
- Ересь - разделение, - чуть не по слогам начал Дик. - Арий разделил Троицу. Ариане - еретики. Понятно?
- Слушай, они правда из-за этого войны начинали? - мне как-то не верилось, что из-за такой ерунды люди могут убивать друг друга.
- В том-то все и дело, что "догмат о Троице" - это вовсе не ерунда! - воскликнул Дик. - Если Троица единосущая, то и Бог един. А если нет, то и Бог получается языческий..
- Так, постой! - сообразил я. - Но тогда все сходится! Если последователи Ария - еретики, то, значит, Церковь все эти годы воевала с язычеством! Получается, Рабин врет!
- Это у кого "получается"? - рассмеялся Дик, похоже, я спорол какую-то глупость.
- А что, не так?
- Ты сам-то как думаешь? - судя по голосу, Дику было даже забавно. - Арий или Афанасий? Кого выберешь?
Я задумался. Точнее, я попытался вспомнить, как я обычно об этом думаю. Я думаю, что Бог создал мир - небо и землю, звезды и воды, животных и человека. На это у него ушло семь дней. Потом была долгая история, и на земле родился Иисус Христос - Сын Бога. Причем родился он от Святого Духа, которого обычно изображают в виде голубя. Голубь принес Христа во чрево Марии…
И что же получается? Получается, что я думаю о Них, об этих трех составляющих Троицы, как о разных Существах?! Не думаю же я, что Бог родил Самого Себя, а перед этим Сам же Себя и оплодотворил…
- Что-то я теряюсь, - тихо прошептал я в телефонную трубку. - Получается, что я еретик?
- А ты вспомни, что говорят верующие, когда осеняют себя крестным знамением? - ответил Дик. - Вспомни.
- Они говорят: "Во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Аминь".
- Арианцы, - утвердительно сказал Дик. - Чистой воды! И Рабин прав. Ну, если, конечно, следовать его логике…
Я испытал шок. Христианство - это язычество!
* * *
- Послушай, Дик, - мне вдруг стало не по себе, - а какой же эффект такая книга может вызвать?! Это же…
- Бомба, - спокойно ответил Дик. - Но ты не торопись, сейчас я тебе расскажу, как Рабин объясняет сущность манихейства и…
- Стоп, стоп, стоп! - я понял, что это моему интеллекту уже не потянуть. - Давай в другой раз.
- Ладно. Хотя я еще и половины книги не рассказал. Тогда самое последнее. Это важно. Рабин утверждает, что у Христа не могло не быть детей. Именно так - "не могло не быть".
- Это почему это?! - я чуть не поперхнулся.
- Какие ты помнишь ветхозаветные сюжеты?
- Ну, Авраама помню. Он Исаака должен был в жертву принести. Адам и Ева. Ноев Ковчег. Вавилонская башня. Так… - я задумался. - Содом и Гоморра. Руфь. Анна и Фенана. Хватит?
- Хватит, - удовлетворенно сообщил Дик. - Из семи историй, что ты вспомнил, только сказание о Вавилонской башне, посвященное расселению народов, связано с проблемой деторождения и продолжения рода лишь косвенно. Остальные шесть, а на самом деле их многие десятки - как раз о продолжении рода. Жена Авраама Сарра не могла забеременеть до девяноста лет, и это было проклятием Господа, от которого Авраам был чудом избавлен. Ной - это предок всего нового, послепотопного человечества. Про Адама и Еву и так все понятно. История про Содом и Гоморру заканчивается тем, что дочери Лота, бежавшие с ним из горящего города, сошлись с отцом, чтобы родить от него детей, потому что больше сделать это им было не от кого. Руфь не могла родить от Вооза, а потом все-таки чудом родила Овида - дедушку царя Давида. Весь сюжет Анны и Фенаны - это сплошная мука бесплодия. Господь, как сказано в Библии, "заключил чрево" Анны. Родить она смогла только после обета, которой дала Господу, отдать ребенка в храм. У нее родился Самуил - один из величайших судей Израиливых.
- А как это связано с Христом?
- Очень просто. Бездетность - это Божье проклятье. Поэтому Он или оставил детей и продолжил свой род, или…
- Был проклят… - с ужасом прошептал я.
- Вот именно.
- Нет, - я внутренне отказывался во все это верить. - Это безумие…
- Нет, безумие - это другое. Рабин утверждает, что потомки Христа живы, что их хотят убить, и этот день станет днем Конца Света. Вот это безумие.
- Кто?! Кто хочет убить, Дик?! - мое сердце пустилось в галоп. - Что за бред!
- В этом-то все и дело, - спокойно продолжил Дик. - Кто эту книгу ни прочтет, всем кажется, что Рабин именно их и обвиняет. Иудеям кажется, что он подозревает их в охоте за потомками Христа. Христиане уверены, что Рабин их изобличает. И так далее… Там огромный список претендентов. Поразительный, конечно, авантюрист этот Рабин. Он всех с толку сбил! И стравил…
- Господи, да зачем ему это все нужно?! - у меня голова шла кругом.
- Третья мировая война, - спокойно ответил Дик.
- Что?! Третья мировая война?! Дик, ты в своем уме?!
- Абсолютно. Религия - лучший запал для человекоубийства в больших масштабах.
- Но Дик, как эта книга может вызвать третью мировую войну? - мне показалось, что мой приятель уж слишком сильно преувеличивает значение книги доктора философии.
- Ну, во-первых, не одна книга. За Рабиным точно кто-то стоит, а иначе откуда такая шумиха? На это деньги нужны, и большие.
Я посмотрел на рекламный щит в окне, на баннер в компьютере, на бесплатную книгу, которую прислали мне в офис, и подумал, что Дик, наверное, не так уж далек от истины.
- А во-вторых, - продолжал тем временем Дик, - это уже и так в воздухе летает.
- Что летает? - не понял я.
- Нас уверяют, что угроза миру идет с востока, от исламистов. Террористы там, Аль-Каида и тому подобное. Но ведь у исламистов к христианам нет никаких претензий, у них один враг - Израиль. Однако ж за Израилем стоит весь западный мир, а поэтому вести против него войну мусульманскому миру, мягко говоря, рискованно. Не решаются мусульмане в таких обстоятельствах со своим врагом покончить. Вот тут-то и появляется книга Рабина.
- Она ссорит Запад с Израилем… - продолжил я.
- Да, - подтвердил Дик мою догадку. - Израиль лишается своей защиты. Правоверные мусульмане тут же нападают на иудеев. Но за них вступаются евреи Запада, и тут уже все втягиваются в войну. Пошло-поехало. А россказни про террористов - это ведь для отвода глаз, предлог для Штатов, чтобы арабскую нефть заполучить. Решают проблему энергоносителей, а у них под носом настоящая война зреет, Конец Света. Это всегда так было. Мнимая дальнозоркость политиков оборачивается фактической близорукостью целых народов. Именно так в Германии Гитлера пропустили. Думали, потешится, покуражится этот "пивной бунтарь", посидит в рейхстаге, да и делу конец. А конец пришел тем, кто так думал…
Дик говорил и говорил, а я словно оцепенел, сидел будто парализованный.
- Спасибо, Дик. Я перезвоню.
- Буду рад помочь, - ответил Дик. - Пока! Я отключил телефон.