2
Внезапный порыв ветра ринулся на Марион из ночной тьмы, заставив трепетать каждую складку одежды. Один из сопровождавших обернулся к ней - взор его был бесстрастен. "Именно так смотрят спецагенты в плохом кино", - подумала Марион. Мужчина смотрел на нее, сощурившись, однако через секунду она почувствовала, что за профессиональной суровостью этого взгляда скрывается человеческое сострадание. Становиться объектом жалости Марион не хотелось, сердце ее сжалось от возмущения.
У основания башни, в районе центральных ворот, раздался скрип металлических петель. В стене открылась червоточина узкого потайного хода, почти незаметная тень приблизилась к приезжим. Перед незнакомкой мерцал фонарь - маленький маяк, указывающий ей путь во тьме; свирепеющий ветер, казалось, готов был разорвать ее плащ на части… Она поспешно схватилась за холщовый берет, скрывавший лицо. Водитель легковой машины подошел к встречающей, они обменялись несколькими фразами, почти неслышными из-за расстояния и ветра. Затем мужчина направился к Марион и наклонился к ней, чтобы не перекрикивать завывание шторма. Первый человеческий голос за долгие часы! При этом агент намеренно не смотрел на Марион, взгляд его выискивал что-то над ее головой, как будто где-то там, вдали, находился значительно более важный объект.
- Анна проводит вас в вашу комнату. Доверьтесь ей, раньше она уже оказывала нам подобного рода услуги. Слушайтесь ее во всем. Она знает, что и как надо делать. Простите за нарушение элементарной вежливости, но мы не станем помогать с чемоданами. Чем быстрее мы уедем отсюда, тем лучше.
Марион открыла рот, чтобы выразить протест, но не произнесла ни звука.
- Как только появится новая информация, вы узнаете об этом от Анны.
- Но… разве вы не станете проверять или… не знаю… обыскивать предназначенную для меня комнату?
Легкая усмешка тронула уголки губ ее собеседника - такая наивность явно позабавила агента.
- В этом нет необходимости! - отрезал он. - Поверьте, здесь вам нечего бояться.
Марион почувствовала, что он вот-вот уйдет, и дотронулась до его плеча.
- Как… как мне связаться с вами, если…
- По номеру мобильного телефона, который я дал вам во время нашей первой встречи. Позвоните, если потребуется. А теперь мне придется вас покинуть.
Мгновение агент ждал, что она скажет в ответ, затем поджал губы и слегка покачал головой.
- Удачи! - добавил он с большей теплотой в голосе и дал знак своим спутникам садиться в машину. Спустя несколько секунд седан промчался по дамбе и скрылся из виду, только два красных пятнышка некоторое время мерцали в ночной мгле.
- Пойдемте, не нужно здесь стоять, - проговорил кто-то за спиной Марион; голос был успокаивающим и достаточно приятным.
Марион повернулась, чтобы взглянуть на лицо его обладательницы: из-за плаща и берета Анна казалась более уязвимой и хрупкой, чем молодые побеги во время урагана. Ветер яростно дул ей в лицо, испещренное множеством глубоких морщин.
- Давайте зайдем внутрь, - продолжала настаивать Анна. - Я провожу вас в вашу комнату, где вы сможете отдохнуть.
"В вашу комнату"… Марион чуть не поперхнулась. Все произошло слишком быстро. Она полностью утратила контроль над событиями и со странным безразличием плыла по течению.
Анна тем временем уже шла к потайному ходу с одним из чемоданов в руке. Казалось, в следующие минуты Марион двигалась, скорее, во сне, чем наяву. Потом женщина вспомнила, как они взбирались вверх по узкой улочке между фасадами старинных зданий, каменных и деревянных. В памяти остались также несколько ступенек и извилистый проход, вьющийся у подножия крошечных домиков вдоль кромки зловещего кладбища.
Анна закрыла дверь и повернулась к Марион: голубые глаза проводницы смотрели спокойно, решительно и совсем не соответствовали чертам ее лица.
- А вот и ваш новый дом! - сказала она.
Слова ее доносились до Марион будто издалека - складывалось впечатление, что они лишены смысла, логики, связи с реальностью. Новая фраза мгновенно преодолевала расстояние между двумя женщинами и терялась в глубинах сознания Марион. Анна нажала кнопку выключателя - свет разгорался все сильнее, а затем стал ослепительным. Его источник при этом покачивался, как будто они находились на корабле. Марион закрыла глаза; икры дрожали от непрерывного подъема, она задыхалась… Краем засыпающего сознания она успела уловить лишь поток воздуха от открывшейся двери и гулкий мужской бас.
3
Руины вавилонской башни, перст, указующий в небеса, - Мон-Сен-Мишель. По мнению Марион, монастырь был не столько символом религиозного благочестия, сколько надменной попыткой приблизиться к Господу.
Чайка играючи промчалась вдоль стены на головокружительной семидесятиметровой высоте. Марион следила за полетом птицы, наклонившись вперед и опираясь локтями на каменный парапет. Далеко внизу морской залив утопал в тумане; молочная волна мало-помалу отступала, ее арьергард еще клубился внизу, у стен крепости, грозил дымчатыми лапами. Белая пелена охватывала все вокруг, не оставляя без внимания ни столбы, ни отдаленный скалистый утес, ни даже дамбу, где соединялись туман и земля. Огромный монастырь возвышался над переливающейся мглой как тщательно отделанный обсидиановый нож, зачем-то поставленный на гигантскую перламутровую шкатулку.
Марион повернулась спиной к этому грандиозному представлению и обвела взглядом паперть монастырской церкви, начинавшуюся у ее ног.
- Мы на западной террасе, - объяснила сестра Анна. - Кроме винтовой лестницы на крыше церкви, здесь нет места, откуда можно наслаждаться лучшим видом.
Как обычно, Марион ограничилась коротким кивком в ответ на пояснение монахини. Ранее они вместе прошли вверх улицей Гранд-рю, вскарабкались по "великой лестнице" - Гран-Дегре, длинной череде ступенек и пролетов, - и оказались на крыше мира. При каждой удобной возможности сестра Анна выступала в роли экскурсовода.
- А теперь я хотела бы представить вас членам нашей общины. Они страстно желают с вами познакомиться и столь же ревностно будут хранить в тайне ваше присутствие в этих стенах.
Марион последний раз взглянула на расстилавшийся внизу пейзаж: клубы тумана таяли под лучами солнца, - казалось, монастырь и всех его обитателей уносит в открытое море… Она закрыла глаза. "Уносит прочь" - именно эта фраза лучше всего характеризовала ее собственное положение в течение нескольких последних дней. Просыпаться в незнакомой кровати, которая с первого взгляда внушила ей отвращение. Чувствовать, как грудь сжимает глухая тоска при мысли о том, что ситуация развивается в неизвестном направлении и практически не поддается контролю. Подошла Анна; ледяной ветер только подчеркивал бледность ее лица, на котором появилась успокаивающая улыбка. Скопления морщин перемежались с совершенно гладкими участками кожи. Это лицо напомнило Марион маску, покрытую складками, как пенка на кипяченом молоке.
- Я понимаю ваши чувства, - произнесла монахиня тихим голосом, приблизившись вплотную, и опустила руку на спину Марион. - Здесь царит полный беспорядок, не так ли? - добавила она, коснувшись указательным пальцем виска Марион. - Поверьте мне, это очень скоро пройдет.
Марион пристально посмотрела Анне в глаза:
- Вы к этому привыкли?
Ветер подхватил эту фразу и унес с собой. Марион сердилась на себя: интонация, слабость голоса с головой выдавали ее замешательство. А она не выносила, когда другие люди видели ее переживания или беспокойство.
- Не в том смысле, как вы думаете, - ответила сестра Анна. - Действительно, я уже делала нечто подобное. Но это не назовешь… привычной работой.
Марион по-прежнему не отводила взгляда от лица монахини.
- Раз уж так получилось, скажу это прямо сейчас: не знаю, по каким причинам вас привезли сюда, и меня они не интересуют. Просто хочу помочь вам, сделать ваше пребывание среди нас как можно приятнее.
Анна выдержала взгляд Марион, в ее глазах не было ни недоверия, ни суровости.
- Как можно более терпимым для всех, - продолжала она, - и при этом тайным. Не бойтесь, никто из нежелательных лиц не явится за вами в аббатство. Это место идеально для вас: оно отрезано от цивилизации, хотя и широко известно во всем мире. Вы просто растворитесь в окружающем пейзаже. Я буду с вами до тех пор, пока все не станет на свои места. Вот увидите, все будет хорошо.
Марион открыла рот, но не смогла произнести ни звука. "Наверное, я произвожу на Анну устрашающее впечатление, - подумала она. - Волосы, взлетающие по прихоти порывов ветра, разбитая губа и суровый взгляд… Старая гарпия, вот кто я такая… Гарпия, здорово пострадавшая в недавней переделке. Не способная справиться с ситуацией. Более того, безнадежно запутавшаяся".
- Не будем медлить, ведь нас ждут с нетерпением. Времени мало, приближается буря.
- Буря? - повторила Марион тихо.
- Да, разве вы не слышали сводку новостей? Ведь еще несколько дней назад объявили, что к берегу приближается страшный ураган. Бури такой силы не видели здесь уже несколько веков. В регионе даже мобилизованы армейские подразделения. Солдаты помогают готовить здания к удару стихии, обрезают ветви наиболее опасных деревьев. Все здесь стремятся защитить аббатство, укрыть все, что должно быть спрятано. - Сестра Анна обвела взглядом горизонт на западе. - Сейчас еще можно поверить в то, что погода изменится к лучшему, что покров тумана вот-вот уступит место солнечному дню. Но к вечеру сюда придет ураган.
Анна улыбнулась, ее глаза горели.
- Ну же, пойдем! Вас ждет нелегкая работа - познакомиться с внушительным списком имен и, естественно, запомнить лица их обладателей.
Марион опустила руки в карманы шерстяного плаща; она пошла за сестрой Анной и вступила под своды монастырской церкви.
Лучи утреннего солнца растворялись в тумане. Длинная вереница массивных колонн окаймляла центральный проход вплоть до поперечного нефа. Начиная от входа все архитектурные элементы пламенеющей готики сходились к хорам, подчиняясь некоей оптической иллюзии. Казалось, что неф - от вытянутых окон над основанием алтаря до высшей своей точки - является продолжением земных недр.
Чувство оторванности от мира охватило Марион лишь на несколько секунд, однако этого оказалось достаточно, чтобы освободиться от тяжести в груди. Женщина будто разом выдохнула лишний воздух, слишком долго скапливавшийся в легких. С момента прибытия в монастырь, нет, уже несколько недель Марион не удавалось и на минуту избавиться от тягостных мыслей, от чувства, что последние события давят на нее все сильнее. Каждое ее слово, каждый поступок объяснялись желанием бежать. И вот в первый раз за все эти дни она очнулась и рассматривала окружающий мир, не вспоминая о своем изгнании. Величие храма на мгновение позволило Марион забыть обо всех неприятностях; на ее губах появилось некое подобие улыбки. Она посмотрела на потолок: арки галереи, окружавшей хоры на большой высоте, отбрасывали пятна густой тени; эти пятна двигались, - казалось, вокруг каждой арки разостланы длинные полотнища черного шелка.
Марион застыла в ожидании, готовая ко всему; сквозняк из-за неприкрытой двери холодил спину. Подхваченные все более ощутимым движением воздуха, язычки пламени нескольких восковых свечей затанцевали, норовя погаснуть. Марион слушала, как замирает эхо шагов сестры Анны - та продолжала идти к нефу и не обращала на гостью никакого внимания. Марион почудилось, что за ней наблюдают, волосы на затылке поднялись дыбом. Ощущение слежки становилось все более четким и вскоре переросло в уверенность. Во рту пересохло; эти молниеносные приступы паранойи ей очень хорошо знакомы; в течение последних недель она слишком часто испытывала страх и сомнение. Эти два чувства яростно боролись друг с другом, причем разменной монетой в этой азартной схватке служило душевное спокойствие. Для очередного приступа паранойи нужна была всего лишь капля беспокойства; получив эту каплю, паранойя распространялась стремительно, подобно огню, бегущему по нефтяной пленке на поверхности воды.
Марион нервно сглотнула слюну, постаралась оборвать мысли и усмирить воображение. Пусть такое уже привычное чувство страха умрет, не получив никакой подпитки.
Сестра Анна исчезла в северной части нефа. Марион двинулась следом, вдоль рядов холодных скамей. Прежде чем повернуть, она все-таки еще раз посмотрела на темные, таинственные отверстия арок. Скрытая за ними галерея, которая окружала хоры, была по-прежнему едва различима, тени продолжали перемещаться.
Монахиня ждала гостью у начала лестницы, уходящей куда-то вниз, в глубины здания. Хрупкая женщина окинула Марион внимательным взглядом, убедилась, что все в порядке, и первой стала спускаться по ступенькам. Они оказались на следующем этаже, в тесной часовенке с очень низким округлым потолком, где стояло несколько небольших скамей и горстка горящих свечей. Помещение внушало чувство теплоты и уюта. На стенах подземной часовни Нотр-Дам-де-Трант-Сьерж дрожали светотени янтарных оттенков. Там, на самой дальней скамье, ждали в полумраке семь неподвижных, полусогнутых, закутанных фигур - семь застывших символов набожности, как будто изваянных из камня. Все семеро были облачены в монашеское одеяние. К Марион повернулись грубые, нечеловеческие лица с неправильными, искаженными чертами, кривыми ртами и жуткими глазами. Эти лица очень напоминали морды горгулий, охранявших алтарь часовни.
Затем магия монастыря утратила силу, камни вокруг стали меняться. Грубая ткань монашеского одеяния пошла складками, и вдруг показалась кисть руки, поднявшаяся в крестном знамении. Наваждение сгинуло вовсе, стоило члену братства опустить капюшон.
4
Четверо мужчин и три женщины; больше всего поражало, как они друг на друга похожи. Только один монах казался значительно крупнее прочих, остальные шестеро имели одинаковый рост и вообще обладали относительно небольшими габаритами, - казалось, их отлили из одной и той же формы.
"Искаженное восприятие действительности под влиянием профессиональной деятельности, - констатировала Марион. - Я набрала и запротоколировала слишком много отчетов о вскрытиях и потому привыкла обращать внимание лишь на внешние характеристики человека - на его физические данные". Ее суждения действительно основывались на обретенных за годы работы навыках. Она слишком часто начинала знакомство с того, что сопоставляла статистические данные из справки о смерти с внешним видом мертвого тела. Поэтому при взгляде на полного человека с дряблой кожей, чей возраст явно приближается к пятидесяти годам, ей в голову первым делом приходила мысль о сердечном приступе, а подверженный стрессам клерк с выступающими у ключицы венами заставлял Марион прежде всего вспомнить о разрыве аневризмы. В обществе принято относить человека к той или иной социальной группе в соответствии с занимаемой им должностью или с общим уровнем его культурного развития. Марион классифицировала людей по наиболее вероятным причинам их смерти.
Сестра Анна обернулась к гостье.
- Перед вами часть нашей общины, - произнесла монахиня. - Марион, позвольте представить вам брата Дамьена.
Названный человек выступил вперед, чтобы приветствовать новую знакомую. Ему было около сорока; он опустил капюшон, и стали видны его коротко остриженные седеющие волосы и полное лицо. Оно совершенно не соответствовало его довольно стройной фигуре и прямо-таки светилось от удовольствия жить на этом свете. Монах поздоровался с Марион, качнув подбородком, при этом взгляд его постоянно перебегал с одного предмета на другой.
"Чрезмерно активен, - по привычке охарактеризовала его Марион. - Ест слишком быстро и глотает пищу, как следует не прожевав. Вероятная причина смерти - асфиксия".
Ей нравилось это слово; "умереть от асфиксии" - это гораздо лучше длинной фразы "смерть от удушья по причине блокирования дыхательных путей посторонним предметом". Классическая воскресная послеполуденная трапеза, оборачивающаяся кошмаром. Обед на много персон, сопровождаемый обильными возлияниями, и чересчур большой кусок пищи, проглоченный слишком быстро, - кусок, который становится поперек горла. Нетерпеливого гурмана охватывает паника… И вот воскресным вечером вы находите тело этого человека в подвале Института судебно-медицинской экспертизы. Он лежит на алюминиевой каталке, на одной линии с прочими несчастными, а где-то рыдают его близкие: это невозможно, не мог он умереть - только не в это мирное воскресенье и не таким способом… Как много подобных "невозможных смертей" повидала Марион за десять лет работы!
"Что за игры я веду?" Марион постаралась взять себя в руки.
Следующим представили брата Гаэля, молодого человека лет двадцати совершенно невинного вида, явно выходца из хорошей семьи. Марион подумала, что он вполне мог оказаться вторым сыном знатной семьи в эпоху Старого режима - тем, кому с рождения суждена карьера духовного лица. Этот человек был слишком молод, и Марион не стала предсказывать ему скорую кончину.
Сестры Габриэла и Агата не произвели на нее большого впечатления. Молодые, не старше тридцати лет, с очень гладкой на первый взгляд кожей, они казались изваянными из хорошо отполированного мрамора.
Самому массивному из семи монахов было около пятидесяти. Он говорил и жестикулировал очень медленно, бледность и одышка, судя по всему, одолели его даже после короткого приветствия в адрес Марион. Та немедленно присвоила ему прозвище Брат Анемия вместо его истинного имени - брат Кристоф.
Оставались еще брат Жиль и сестра Люсия, люди весьма преклонного возраста, с острым и непроницаемым взглядом, сильно выдающимися вперед крючковатыми носами, напоминающими орлиный клюв, и тонкими губами. Так похожи друг на друга, что их вполне можно счесть родственниками. У Марион не возникло желания предсказывать их смерть; почему-то это перестало забавлять ее.
Брат Жиль долго смотрел ей в лицо, не произнося ни слова. Он довольствовался тем, что сложил кисти рук на животе и скрестил длинные узловатые пальцы.
- Полагаю, теперь вы познакомились со всеми, - резюмировала сестра Анна.
Брат Жиль стал притворно кашлять, выражая свое несогласие.
- Ах да, почти со всеми - остался еще брат Серж, глава нашей общины. Он не смог освободиться, вы познакомитесь с ним чуть позже.
Повисло неловкое молчание. Брат Дамьен наклонился к Марион.
- В чем бы вы ни нуждались, без колебаний сообщайте об этом нам.
В его добрых словах не было ни грамма чопорности или слащавого сочувствия. "Я даже тронута его искренностью", - подумала Марион.