Стоит ли удивляться, что все мои друзья по характеру схожи с Петрой, то есть все они из тех людей, для кого проще простого подойти и представиться, а если новый знакомец симпатичен - запросто пригласить на уик-энд в кино или в новый бар на кружку пива, да мало ли куда. Когда же я сталкивалась с кем-то подобным себе, мы оба боялись нарваться на отказ и неизбежно пятились прочь из жизни друг друга. Если поразмыслить, такое случалось со мной не однажды.
В случае с друзьями моя застенчивость бывает и на руку. Иной раз словно получаешь к Рождеству подарок, о котором и не мечтала, а оказывается - именно то, чего хотелось. Но вот отношения с парнями - совсем другая история. Мне не раз говорили, что я выгляжу недоступной, а значит, мне доставались кавалеры, которые предпочитают недоступных девушек. Мужчины такого типа могут быть любых форм и размеров, они могут быть толковыми или тупыми, красавцами или уродами, но всех их объединяют две особенности: тефлоновые шкуры торгашей по призванию и искренняя вера в то, что они настоящий подарок для любой женщины.
Впервые встретившись с Карлом у брата Петры, я четко поняла, что никуда он меня не пригласит. Такое уже не раз случалось - интересная беседа с привлекательным приятелем приятеля, улыбка при прощании, взгляд, брошенный из-за плеча. И долго не проходящее чувство сожаления. Мой новый знакомый был высоким блондином с голубыми глазами, открытой улыбкой и приятным лицом. Его внешность, как мне показалось, свидетельствовала о многих достоинствах: интеллект без показухи, уверенность в себе без эгоизма, чувство юмора без легкомыслия в важных делах. Я никогда не понимала жалоб женщин на то, что кто-то из знакомых уж слишком мил, уж слишком зауряден. Лично я о таком могла только мечтать, еще в ранней молодости подсознательно понимая, что моих заскоков хватит на двоих.
Продолжения не намечалось. Карл не должен был пригласить меня на свидание - а он взял и пригласил. По ходу вечеринки вежливая болтовня между нами перетекла в увлекательный разговор, и в конце концов Карл спросил, не соглашусь ли я поужинать с ним в удобное для меня время. Вот так все и началось.
Быть может, я влюбилась слишком сильно. Со мной такое случается: иногда я не в меру зацикливаюсь на чем-то для меня важном.
Но сейчас это не имело значения. Сейчас я сидела в автобусе на заднем сиденье, но видела не вечерние улицы за окном, а дом, который почти не запомнила, и деревню, которую совсем не знала. Вся моя жизнь балансировала на грани, за которой начиналось неизвестное.
В тот вечер мы заказали готовый ужин - будто по требованию голых, обезличенных стен кухни. Расположившись в гостиной, мы ели пиццу из промасленных картонок, а пиво пили прямо из банок. Комната казалась просторнее, чем обычно. Все уже было аккуратно запаковано и вынесено, оставался лишь диван, на котором мы сидели, и включенный телевизор в углу.
- Странное ощущение, - сказала я. - Черт возьми, я чувствую себя скваттером.
Карл рассмеялся.
- Это хорошо или плохо?
- Не знаю. Просто кажется, что… - Так и не подыскав нужные слова для зарождающегося в душе предвкушения чего-то нового, я тоже рассмеялась и прижалась к нему. - Хочешь еще соуса к пицце?
Мы жевали в задумчивом, уютном молчании. Будто помолодев лет на пять, Карл выглядел беззаботным, симпатичным студентом, расслабляющимся после лекций; серьезность, присущая его "деловому лицу", испарилась. Таким, как сейчас, я видела его в отпуске - в номере отеля или на пляже. Казалось, все его дневные заботы были запакованы, как наша мебель, и вынесены вон, пусть лишь на время.
- Ты рад, что мы переезжаем? - негромко спросила я.
- Конечно. - Он посмотрел на меня, слегка сдвинув брови. - А ты?
- Пожалуй. - Я была искренна, но он явно ждал продолжения. - Хотя я все равно буду скучать по тому, что остается здесь. Работа. Подруги. Город. Даже эта квартира…
- Ты забыла упомянуть обилие транспорта. Ну и преступность. - Карл расплылся в улыбке. - Не говоря уж о милом заведении через дорогу, где круглыми сутками жарят люля-кебаб. Представляю, как ты будешь жалеть, что тамошние мангалы не переехали вместе с нами.
Я не удержалась от улыбки - злополучная забегаловка, вечный источник раздражения всей округи, вдруг сделалась объектом беззлобных шуток.
- Все будет уже не так без пьяных воплей в три часа ночи по выходным, - согласилась я. - Что может быть лучше, чем подскочить среди ночи от оглушительной матерщины?
- Разве что субботние потасовки.
- Или заблеванный тротуар воскресным утром.
- Уж эти мне радости городской жизни. - Дожевывая последний кусок, Карл вытер руки и обнял меня. - Мы отлично заживем в деревне, Анна. Тишина, покой. Прекрасный дом. И денег больше.
- А я стану содержанкой. - Шутка, конечно, но с большой долей правды. - Здорово, что ты получил это повышение, но… я, право, не знаю… странно как-то, что я не буду работать. Не думаю, что из меня выйдет примерная домохозяйка.
- А кто говорит, что ты должна стать домохозяйкой? Ты можешь и там найти работу, если надоест сидеть дома. А может, снова начнешь писать. Примешься за второй роман.
- Мне бы вдохновения капельку для начала. - Я вернулась мыслями к хорошо задуманному и прекрасно исполненному прощальному адресу. Коллеги действовали из лучших побуждений, но кому приятно вспоминать неудачи? - Надеюсь, интересный сюжет не заставит себя ждать, - после паузы произнесла я. - Очень хочется взяться за новую книгу.
- Знаю. И уверен, что ты будешь писать. - Карл взглянул на часы и посерьезнел, вмиг надев "деловое лицо": как-никак в новой жизни он будет зваться региональным менеджером по продажам. - Надо позвонить родителям. Напомнить им, что мы уезжаем завтра утром.
- Привет им от меня.
- Передам. Я быстро.
Встав с дивана, он пошел в прихожую к телефону. Я поймала себя на том, что прислушиваюсь к его словам. Ничего удивительного - я всегда проявляла интерес к тому, как живут разные семьи и чем жизнь одних семей отличается от жизни других. Семейство Карла, например, полная противоположность родственников Петры, которые были друг для друга кем угодно в зависимости от ситуации - то кредиторами, то квартирантами, то хранителями самых сокровенных тайн. Карл, его младший брат и их родители, казалось, никогда не перезванивались ради того, чтобы просто поболтать, зато для них просто немыслимо проигнорировать какое-либо важное событие, каковым был наш последний вечер в Рединге. Беседы Карла с родней всегда смутно напоминали мне японскую чайную церемонию, проводимую по определенному протоколу, очаровательному, но слишком уж официальному.
- Хорошо, папа, - произнес Карл, заканчивая разговор. - Будем с нетерпением ждать. Спасибо, уверен, что так и будет. Когда увидите Ника, передавайте ему от нас привет. Спокойной ночи.
Я услышала стук трубки о рычаг, затем звук шагов. Вернувшись в гостиную, Карл с довольным видом сел на прежнее место.
- Ну вот, дело сделано. Отец говорит, они собираются прислать нам небольшой подарок на новоселье. Насколько я знаю маму, это наверняка будет набор кастрюль. С мамой я тоже поговорил. Привет тебе от нее.
Я не могла удержаться от вопроса, хотя не была уверена, хочу ли услышать ответ.
- И что она сказала?
- Да что обычно. Надеется, что мы не будем там чувствовать себя одинокими, ты можешь в любое время позвонить ей… - Заметив выражение моего лица, он опустил ладони мне на плечи. - Ну-ну, Анна. Право слово, не о чем переживать. Сама знаешь - мама хочет тебе только добра.
- Конечно, знаю. Я веду себя глупо. - Я поспешила сменить тему разговора: - А когда, ты говорил, прибудет грузовой фургон?
- В половине восьмого. Я сегодня два раза им звонил, уточнял с ними время. Лучше лечь спать пораньше. - Ладони его медленно заскользили вниз по моим рукам, прикосновение становилось чувственным. - Это наша последняя ночь здесь. Стыд нам и позор, если не отметим.
- Совершенно с тобой согласна. - Я приподняла голову, он слегка наклонился, и мы поцеловались. Головокружительно праздничное чувство, явившись неведомо откуда, разгорячило кровь как афродизиак; казалось, завтрашняя поездка закончится в зале аэропорта, где за чашкой кофе, глазея на пассажиров и киоски дьюти-фри, мы будем ждать вылета нашего самолета и готовить себя к жизни в совершенно ином мире.
3
- Я смотрю и что-то вижу…
Кажется, мы ехали уже целую вечность; в салоне машины царило молчание, которое в долгих поездках то внезапно нарушается, то вновь так же внезапно наступает. Шутливый голос Карла застал меня врасплох.
- Постой, дай сообразить, - улыбнулась я. - Это что-то начинается с буквы А.
- Как догадалась?
- А что здесь увидишь, кроме автострады! - За окнами машины тянулось шоссе, совершенно пустое и плоское, как в двухмерном пейзаже старой компьютерной игры. Насколько видит глаз - черное дорожное полотно, голубое небо, скучное ограждение с обеих сторон. - И сколько нам еще ехать?
- Почти приехали. Грузчики, наверное, уже на месте.
Снова наступило молчание. В голове стоял противный гул - признак подступающей головной боли, еще один симптом, связанный, как я полагала, со слишком долгой и монотонной ездой. Зато вчерашняя неуверенность бесследно пропала. Ее словно унесло прочь солнышком и весенним ветерком - таким чистым, таким легким, таким свежим, - и она рассеялась, исчезла, как исчезает ночной кошмар, едва вы откроете глаза.
С автострады мы съехали на другую, менее широкую дорогу, а затем почти сразу свернули на совсем узкую.
- Ну вот, - объявил Карл, - приехали!
Меня поразило, как быстро изменился окружающий пейзаж. Куда только девалось унылое однообразие, которое мы наблюдали из окон машины. Я видела поля, похожие на коричневый вельвет, аккуратные кипы скошенной травы; майский день творил чудеса, освещая стены старых фермерских домов, выкрашенных в цвет меда. По полю без привязи разгуливал пятнистый серый пони.
- А знаешь, Карл, я и забыла, какая тут красота.
- Словно пейзаж с открытки, верно? - Карл рассмеялся. Приподнятое настроение, охватившее нас, проявлялось по-разному: я сделалась мечтательной и задумчивой, а он прямо-таки искрился благодушием. - Лично меня так и подмывает завязать с компанией "Мебель Тейлора" ради фермерства. Вообрази: я встаю спозаранку и дою коров. Разве не здорово?
Чуть дальше деревья сомкнулись шатром темно-зеленой листвы над проселочной дорожкой, и я будто в летнюю жару нырнула в открытый бассейн. Через опущенные стекла в лицо бил приятный ветерок. На дорожном указателе слева значилось: ЭББОТС-НЬЮТОН.
- Я арендую суперсовременный трактор, - продолжал Карл, - а ты будешь радостно кормить кур и закатывать варенье.
- А что? Очень может быть, у меня призвание к сельскому труду.
Карл шутил, но все, что окружало нас, и впрямь походило на идиллию с почтовой открытки: аккуратные домики, сочная зелень - чем не реклама мирной созидательной деревенской жизни.
- Или стану заядлым садоводом. Нет, серьезно!
Карл повернул направо, и мы оказались в сельском, так сказать, варианте городского центра. В общей сложности три автомобиля были припаркованы возле здания, построенного не только в стиле Тюдоров, о и, держу пари, во времена Тюдоров. Над входом покачивалась вывеска: ОТЕЛЬ "БУЙВОЛ", ТРИ ЗВЕЗДЫ. Напротив, через дорогу, самая крохотная лавчонка из когда-либо мною виденных величала себя не больше не меньше как СУПЕРМАРКЕТ "ЭББОТС-НЬЮТОН".
- Очень надеюсь - ради тебя, - что они торгуют куревом, - заметил Карл.
- Если нет, придется затовариться оптом и набить доверху кладовку. Кстати говоря, до смерти хочется курить… куда, черт возьми, я сунула сигареты?
Но мы уже были почти на месте, так что закуривать не имело смысла. От нашей поездки в марте, когда мы впервые осматривали дом, у меня остались лишь смутные воспоминания об окрестностях, но я узнала несколько домов, которые мы миновали, прежде чем свернуть на подъездную дорожку.
"Нашу дорожку, - сказала я себе. - Теперь это наша подъездная дорожка". Сразу и не привыкнешь.
Здание, в конце девятнадцатого века построенное как единый дом, позже было разделено на две равные части, и живая изгородь из кустов бирючины высотой в половину человеческого роста делила палисадник пополам. Фасад дома был ослепительно белым, черепичная крыша - цвета горького шоколада, деревья и кусты - светло-зелеными на солнце и густо-изумрудными в тени. Картинка на грани фантастики - словно прилежный художник лет пяти от роду нанес краски прямо из тюбиков толстым слоем на холст, не заботясь о полутонах.
- Поверить не могу, что умудрилась не заметить здешнего великолепия, - вполголоса произнесла я.
- Понимаю, о чем ты. - Карл тоже упивался пейзажем, но уже миг спустя вернулся к реальности: взгляд переместился на прибывший фургон с вещами и двоих рабочих, вносивших в дом нашу мебель. Созерцательный восторг Карла сменился деловитостью. - Помогу им, пожалуй. - Улыбнувшись, он добавил: - Добро пожаловать домой, Анни.
Я не могла разделить - только не сегодня - его неуемной активности. Меня охватила странная дрема, я двигалась как при замедленной съемке. Карл успел скрыться в доме еще до того, как я, отстегнув ремень безопасности, вышла из машины и замерла, прислонившись к дверце. Я полной грудью вдыхала восхитительный воздух, словно желая пропитаться им и обнаруживая нечто такое, чего я не ожидала здесь найти, - глубинную жажду стать частью этого изумительного места.
- Здравствуйте! Должно быть, вы моя новая соседка!
Услышав голос, я вздрогнула и уставилась поверх изгороди. Дверь другой половины дома была распахнута, на крыльце стояла женщина неопределенных лет - то ли сорок пять, то ли все шестьдесят, - полная, с располагающим лицом, в рубашке с короткими рукавами, открывавшими неестественно белые руки от кистей до локтей.
- Я бы поздоровалась как положено, - подходя к ограде, произнесла она извиняющимся тоном, - да боюсь испачкать вас мукой: тесто замешивала, понимаете. Но увидела вашу машину и решила выйти.
- Рада познакомиться. - Мы обменялись улыбками, и я подметила еще несколько деталей во внешности соседки: чуть тревожные голубые глаза, прядь светло-каштановых, наверняка крашеных волос, выбившуюся из закрученного на затылке пучка. - Меня зовут Анна Хауэлл. Мой муж Карл сейчас помогает грузчикам.
- А я Лиз. Лиз Грей. - Она повернулась к открытой входной двери и громким возгласом взорвала тишину: - Хелен! Выйди, покажись новоселам!
Возраст вышедшей из дома женщины определить было проще, чем возраст Лиз. Около сорока пяти. Высокая, даже выше меня - под метр восемьдесят, - и поразительно белокожая. То ли из скандинавов, то ли ей просто досталось на капельку больше англосакской крови, чем нам.
- Хелен живет в самом центре, у площади, - объяснила Лиз, когда женщина подошла к нам. - Она помогает мне готовиться к благотворительной ярмарке, которая состоится завтра в Уорхеме. Хелен, это Анна.
- Привет. - Я протянула руку.
- Привет. - Ответное рукопожатие было вялым; улыбка коснулась лишь губ Хелен, но не глаз, и что-то в их выражении говорило о том, что все в жизни эта женщина воспринимает крайне серьезно. - Добро пожаловать в Эбботс-Ньютон.
- Спасибо. Чудесное место.
- Замечательное, дорогая моя! - воскликнула Лиз. - Непременно загляните ко мне поболтать, когда устроитесь. Приходите, когда надумаете; если моя машина здесь, то и я здесь. - Она подбородком указала на маленький зеленовато-голубой "фиат", стоящий в ее проезде.
- Большое вам спасибо, - поблагодарила я. - Зайду обязательно. А сейчас, простите, мне надо идти помогать мужу.
Попрощавшись, мы разошлись к своим половинам дома. За моей дверью таились незнакомые, интригующие тени; сверху доносились голоса грузчиков и Карла. Однако прежде всего надо закурить, решила я, полжизни за сигарету. Шагнув внутрь и подперев плечом косяк, я щелкнула зажигалкой, глубоко затянулась и почувствовала себя почти как дома.
Первая неделя нашего пребывания в Эбботс-Ньютоне походила на отпуск, и, хотя я постоянно напоминала себе о том, что мы здесь живем, где-то в глубине моего сознания засело твердое убеждение, что это не так. Подспудно, в моих мыслях и чувствах, гнездилась необъяснимая уверенность, что это не что иное, как временная отлучка от Рединга с его делами и заботами, а утром следующего понедельника я, посвежевшая и чуточку грустная от того, что отпуску конец, снова пойду на работу и буду с нежностью вспоминать белый дом из дубовых бревен, который мы сняли на эту идиллическую неделю.
Подобное чувство возникло не только от переезда - сама здешняя атмосфера вызывала его и новая для нас ситуация. Эту неделю мы провели в полной изоляции от мира: одинокая супружеская пара без друзей, без коллег, лениво и бездумно дрейфующая по течению жизни, как будто окружающий мир сжался до размеров гондолы и мы в ней только вдвоем. Мы были вольны говорить, думать, делать что хотим, ничто и никто нам не мешал - ни начальники, ни сослуживцы не вторгались в нашу личную жизнь со своей похвалой, критикой или безразличием; мы были вдали от внешнего мира с его бесцеремонными реалиями: уличными пробками, счетами за газ и ночными пьяными драками возле закусочной, где подают кебаб.
Я понимала, что кое-кто от такой жизни заскучал бы и сник, - Петра, например. Таких людей выводит из себя беседа с единственным посетителем пустого паба, зато будоражит смех чужих людей на улице, ночные тусовки и случайные знакомства где и когда угодно. Понимала я и то, что Карл счастлив прожить так одну-единственную неделю, будучи уверенным в том, что привычные для него дела начнутся со следующего понедельника. Что же касается лично меня, то я была бы безгранично счастлива прожить так оставшуюся часть жизни - только вдвоем, не заботясь ни о ком, кроме как друг о друге и окружающей нас красоте.
Не обошлось, конечно, и без кое-каких дел: телефонный мастер снова включил телефон; приезжал укладчик ковролина; почтальон доставил аккуратно упакованный набор кастрюль - неизбежный подарок родителей Карла на новоселье. Но эти события можно было не принимать в расчет. Посторонние люди, словно привидения, появлялись и исчезали без следа, абсолютно не мешая нам исполнять любую нашу прихоть.