- Вчера я сделал тебя в базе оперативной разработки еще опаснее. Патрульных, которые приедут тебя брать, будет прямо-таки распирать от адреналина и предвзятого отношения к тебе. Пит, тебе придется плохо. Тебе нельзя иметь при себе оружие, тогда все точно пойдет к черту. Но никто, никто из тех, кто будет наблюдать, никто из тех, кто услышит или прочитает о тебе, не должен заподозрить, на кого ты работаешь на самом деле. Да, кстати - ты находишься в розыске.
Хоффманн дернулся.
- В розыске?
- Уже несколько часов как.
В воздухе все еще висел слабый запах сигаретного дыма. Или так только казалось. Над зеленым сукном всегда плавал тяжелый туман, Пит наклонился над столом и еще раз понюхал. Сигаретный запах ассоциировался с синим мелом, въевшимся в пальцы, и пепельницами на краях бильярдного стола, до Хоффманна даже доносился хриплый гогот - кто-то промазал, и тяжелый шар откатился не туда. Хоффманн выпил полстаканчика черного кофе из магазина "Севен-Элевен" на Флеминггатан и посмотрел на часы. Пора. Он еще раз убедился, что ножа, обычно лежащего в заднем кармане, там нет, и двинулся к окну, выходящему на Санкт-Эриксгатан. Постоял, притворяясь, что говорит по мобильному телефону, пока не убедился, что мужчина и женщина в полицейской форме наблюдают за ним.
Сведения о том, что находящийся в розыске опасный преступник этим утром проводит время в "Бильярдпалатсет", поступили от анонима, с номера, определить который не удалось.
И вдруг объект появился в окне.
У них было его имя (понадобилось один-единственный раз нажать на клавишу), у них была и его жизнь.
НАХОДИТСЯ В РОЗЫСКЕ ОПАСЕН ВООРУЖЕН
Оба были молоды, оба пришли служить в полицию недавно и никогда еще не видели на экране компьютера особого кода, которым в общей базе оперативной разработки обозначались очень немногие преступники.
Имя: Пит Хоффманн. Личный номер:
721018–0010. Результатов: 75
Быстро прочитав, они составили ясное представление о человеке особо опасном - замечен за пятнадцать минут до убийства в Эстлинге в обществе подозреваемого, Марковича - и склонном к жестокости - замечен возле здания, когда там проводился обыск, причина - предполагаемая торговля оружием, а до этого он угрожал полицейскому, стрелял в полицейского и ранил его, и теперь, вероятно, вооружен.
- Штаб руководства операцией, машина девяносто-двадцать семь. Прием.
- Штаб на связи. Прием.
- Требуется подкрепление для немедленного захвата.
Он услышал, как все ближе воют сирены между домов на какой-то центральной улице, подумал, что сирену и мигалки отключат где-нибудь на Флеминггатан.
Через пятнадцать секунд перед окном остановились два черно-синих полицейских автобуса.
Он приготовился.
- Машина девяносто-двадцать семь слушает. Прием.
- Опишите подозреваемого.
- Пит Хоффманн. Во время предыдущих задержаний ожесточенно сопротивлялся.
- Где его видели в последний раз?
- У входа в "Бильярдпалатсет". Санкт-Эриксгатан, пятьдесят два.
- Как одет?
- Серая толстовка с капюшоном. Синие джинсы. Темные волосы. Небрит. Рост - примерно метр восемьдесят.
- Что еще?
- Скорее всего, вооружен.
Он не пытался бежать.
Когда - "полиция!" - выбив обе входные двери в полупустое помещение, вбежали - "лечь на пол!" - несколько полицейских в форме, с оружием на изготовку, Хоффманн спокойно повернулся к ним от бильярдного стола, стараясь, чтобы обе его руки все время были на виду. Он - "на пол, я сказал!" - не лег на пол добровольно, а повалился после двух сильных ударов по голове; еще один удар - "менты сраные!" - последовал, когда он, обливаясь кровью, поднял вверх оттопыренный средний палец; потом он помнил только, как на него надели наручники, как пнули под ребра и как болела шея, когда все закончилось.
* * *
Вильсон сидел в машине возле въезда в гараж Крунуберга, когда два черно-синих полицейских автобуса пронеслись мимо него и исчезли в направлении Санкт-Эриксгатан. Он дождался, пока выключат сирены, и подъехал к шлагбауму возле пропускного пункта, предъявил удостоверение и покатил к автоматическим воротам, ведущим в гараж Главного полицейского управления под Крунубергским парком. Поставил машину в стальную клетку возле лифта следственной тюрьмы и с водительского места наблюдал за непрерывным потоком въезжавших и выезжавших полицейских машин.
Он прождал полчаса, потом опустил передние стекла, чтобы лучше слышать; все его тело охватила тревога, он попытался избавиться от неприятного ноющего чувства, но не слишком преуспел. Вильсон втянул в себя сырость и бензиновые пары, услышал, как где-то далеко, в другом конце гаража остановилась машина, кто-то вышел, потом еще кто-то; удаляющиеся шаги невыспавшихся людей.
Складную дверь потянули в сторону.
У восьми специально обученных полицейских ушло тридцать пять минут на то, чтобы определить местонахождение и взять одного из самых опасных (что было документально зафиксировано) преступников Швеции.
Мимо проехал черно-синий автобус; Вильсон следил за ним метров двести, пока тот не въехал в гаражную ячейку и не остановился недалеко от машины Вильсона.
Все может пойти к чертям. Тогда ты прервешь работу и сам попросишься в изолятор. Чтобы выжить.
Сначала вышли двое полицейских в форме. Потом - мужчина с распухшим лицом, в серой толстовке с капюшоном, в синих джинсах и в наручниках.
Полицейские, получившие задание взять преступника, за которым была установлена слежка и который, вероятно, был вооружен, действовали проверенным способом.
Насилием.
- Ну ты… я не люблю, когда меня трогают всякие пидоры.
Вильсон увидел, как Хоффманн вдруг повернулся к ближайшему полицейскому и плюнул ему в лицо. Человек в форме промолчал, никак не проявил себя, и Хоффманн плюнул еще раз. Короткий взгляд на коллег - они как раз все смотрят в разные стороны; полицейский шагнул вперед и с силой врезал Хоффманну коленом в пах.
Всего-навсего уголовник.
Тот застонал от боли, потом еще - после пинка в живот, потом поднялся и, с руками, скованными за спиной, пошел между четырьмя полицейскими к лифту и следственной тюрьме; Вильсон слышал, как он громко говорит в лицо, в которое только что плевал:
- Ну все, сука. Я тебя достану. Рано или поздно мы встретимся. Рано или поздно я всажу в тебя две пули, точно как в того пидора в Сёдермальме.
Только уголовник может сыграть уголовника.
Часть третья
Понедельник
Они стояли совсем близко.
Два субъекта терлись о его спину каждый раз, как только он отступал на шаг в тесном пространстве лифта, еще двое стояли перед ним, уставившись ему в глаза, переносицу, каждый их выдох оседал на его лице влажным теплым облачком.
Они знали, кого везут.
Надзиратели следственной тюрьмы Крунуберг уже ознакомились с делом одного из опаснейших заключенных Швеции. К тому же они слышали, как он десять дней назад, после ареста в бильярдном зале на Санкт-Эриксгатан, по дороге из автобуса к лифту плюнул полицейскому в лицо и грозился всадить в него две пули при следующей встрече.
Теперь его должны будут увезти из следственной тюрьмы. Тесный лифт вниз, к боксу в подземном гараже под Крунубергским парком, потом - автобус, который доставит его в Аспсосскую тюрьму. Эти явились вчетвером (обычно их бывало двое), на арестанте - и наручники, и ножные кандалы. Думали еще насчет цепи вокруг пояса, но отказались.
Он ведь из тех, кто ненавидит весь мир и чьих невеликих мозгов хватает только на сквернословие. За годы службы они на таких нагляделись - на рецидивистов, которые упорно двигались к ранней смерти. Охранники не спускали глаз друг с друга и с арестанта. Короткий отрезок пути между лифтом и автобусом был как раз тем местом, где он в прошлый раз вздумал плеваться и пару раз основательно получил по яйцам, когда - совершенно случайно! - полицейские отвернулись.
Охрана начеку. Этот идиот как пить дать что-нибудь устроит.
Он молчал до самого автобуса. Молча зашел в автобус. Молча сел на заднее сиденье. Заключенный, который ненавидел всё и вся и потому требовал особого надзора, молчал, пока автобус ехал по подземному гаражу к шлагбауму и выезду на Дроттнингхольмвэген. На выезде все и произошло.
- Тебя куда?
Оказавшись в автобусе, заключенный по фамилии Хоффманн обнаружил, что там находится еще один заключенный - в такой же мешковатой робе с тюремным клеймом на груди. Хоффманн поймал его взгляд, дождался, когда тот посмотрит на него.
- В Эстерокер.
Тюрьма в нескольких милях к северу от Стокгольма. Часто тюремные автобусы за одну поездку развозили осужденных по разным тюрьмам.
- За что?
Заключенный по фамилии Хоффманн не получил ответа.
- Еще раз. За что тебя, твою мать, судили?
- Бабу побил.
- Сколько дали?
- Десять месяцев.
Охранники переглянулись. Не нравился им такой разговор.
- Десять месяцев. Верю. У тебя и рожа такая. Засранцам, которые лупят своих баб, больше не дают. - Хоффманн понизил голос и подвинулся ближе.
Автобус проехал под шлагбаумом у контрольного пункта и покатил по Санкт-Эриксгатан на север.
- Ты о чем? - Заключенный, которого везли в Эстерокер, уловил перемену в голосе Хоффманна, его агрессию, и бессознательно отодвинулся.
- О том, что ты из тех, кто просто лупит баб. Из тех, кого мы, другие, не особо любим.
- Ты… черт, с чего ты взял?
Пит Хоффманн еле заметно улыбнулся. Он все рассчитал правильно. Вертухаи прислушались - а этого-то ему и надо, они послушают, а потом будут рассказывать о заключенном, щедром на угрозы, опасном, за которым надо присматривать особенно внимательно.
- Таких трусливых говнюков за версту видно. Давить вас надо.
Охранники слушали; Хоффманн был уверен: они уже поняли, чего он добивается. Они и раньше сталкивались с подобным. Перевозить насильников или осужденных за жестокое обращение с женщинами вместе с другими заключенными всегда опасно. Хоффманн взглянул на переднее сиденье, заговорил спокойно:
- У вас есть пять минут. Но всего пять.
Оба обернулись, вертухай на пассажирском сиденье открыл было рот, но Хоффманн перебил его:
- Пять минут, чтобы выкинуть отсюда этого мудака. А то… здесь будет немножко шумно.
Потом они будут говорить с другими вертухаями.
То, что они расскажут, разойдется и среди обитателей тюрьмы.
И эти слухи обеспечат ему уважение.
Вертухай на пассажирском сиденье громко вздохнул и по рации попросил поскорее прислать машину к тюремному автобусу, ожидающему в Нортулле: одного заключенного следует вывести и препроводить в Эстерокер в персональном автомобиле.
Питу Хоффманну еще не случалось бывать за высокими стенами Аспсосской тюрьмы. Стоя на церковной башне, он изучил расположение бетонных домиков и каждую решетку на каждом окне, а пока сидел в следственной тюрьме, сумел с помощью Эрика получить сведения о своих соседях по тюремному коридору и о персонале на всех этажах корпуса "G", но, когда железные ворота открылись и автобус медленно подкатил к главному посту, Хоффманн в первый раз оказался в одной из самых тщательно охраняемых тюрем Швеции. В затруднявших движения кандалах едва можно было идти, каждый шаг оказывался слишком коротким, острый металл впивался в кожу, двое охранников по бокам и еще двое - прямо перед ним, они указали на дверь слева от комнаты свиданий, дверь, которая вела в распределитель, где ждали надзиратели из службы безопасности. Они сняли наручники и кандалы, и Пит наконец смог свободно пошевелить руками и ногами. Он стоял голый, наклонившись вперед; одна рука в пластиковой перчатке проверяла его анус, вторая на манер гребня прочесывала его волосы, а третья ощупывала сгибы локтей.
Ему выдали новую одежду, такую же мешковатую и уродливую, как у всех, а потом препроводили в стерильную комнату ожидания, где он уселся на деревянный стул и уставился в никуда.
Прошло десять дней.
Двадцать четыре часа в сутки он лежал на койке за железной дверью с "глазком". Пять квадратных метров - и ни посетителей, ни газет, ни телевизора, ни радио. Время, которое должно сломать человека и сподвигнуть к сотрудничеству.
Ведь он привык, что рядом всегда кто-то есть. Он забыл, до чего страшна тоска одинокого.
Как же он скучает по Софье!
Знать бы, что она делает прямо сейчас, что на ней надето, как от нее пахнет, длинны ли и спокойны ее шаги или - короткие, сердитые?
Софья, которой, возможно, больше нет - для него.
Он открыл Софье правду, и Софья сделала с ней, что хотела. Он боялся, что через пару месяцев скучать ему будет не по ком. И он станет ничем.
Он уже четыре часа пялился на белые стены комнаты ожидания, когда двое дежурных открыли дверь и сообщили о камере в "G2, слева", которой предстояло стать ему домом в первые недели из нескольких лет его тюремного срока. Надзиратели, один впереди, другой позади, повели Пита по широкому подземному коридору под тюремным двором, сотня метров по бетонному полу, между бетонных стен, потом запертая промежуточная дверь с камерой наблюдения, потом новый коридор и крутые ступеньки, ведущие в корпус "G".
Позади остались дни, проведенные в следственной тюрьме Крунуберг, и ускоренный процесс, на котором Пит вел себя именно так, как обещал Генрику и второму заместителю директора.
Он признал, что три килограмма амфетамина, обнаруженные в багажнике арендованного автомобиля, принадлежат ему.
Он подтвердил слова прокурора, что действовал в одиночку.
Он заявил, что согласен с приговором, и подписался, так что ему не пришлось долго ждать, пока приговор вступит в силу.
Через день он уже шагал по подземным коридорам Аспсосского исправительного учреждения, в свою камеру.
- Я хотел бы шесть книг.
Охранник, шагавший впереди, остановился.
- Чего?
- Я хотел бы…
- Я все слышал. Я просто надеялся, что ослышался. Ты здесь всего два часа, ты еще даже не добрался до своего отделения - и уже о книгах.
- Вы знаете, что это - мое право.
- Возьмем попозже.
- Они мне нужны. Книги - это очень важно для меня. Я не выживу здесь без книг.
- Попозже.
Ты не понимаешь.
Я здесь не для того, чтобы отсиживать какой-то сраный срок.
Я здесь для того, чтобы через несколько дней выдавить всех наркоторговцев из здешних дырявых секторов и взять дело в свои руки.
Потом я продолжу работать, разбираться, изучать, пока не удостоверюсь в том, что знаю все, что мне нужно. С этими знаниями я разнесу на куски всю польскую организацию во имя шведской полиции.
Вряд ли ты это понял.
Сектор был совершенно пуст, когда Пит, зажатый между двумя молодыми, сильно нервничающими надзирателями, прибыл на место.
Миновало уже десять лет, и тюрьма теперь совсем другая, но он словно попал в то же самое отделение. Такой же коридор с восемью камерами по каждой стороне, с кухней, телеуголком, колодами карт и зачитанными до дыр газетами; далеко в тесной кладовке виднелись пинг-понг с поломанной ракеткой посреди рваной сетки и бильярдный стол с грязным зеленым сукном и надежно закрепленными шарами. Даже пахло так же - потом и пылью, отчаянием и адреналином, и еще словно бы забродившей яблочной мезгой.
- Фамилия?
- Хоффманн.
И инспектор был такой же пухлый коротышка; сидя в своей стеклянной будке, он кивнул обоим надзирателям, показывая, что с этого момента принимает ответственность на себя.
- Мы раньше не виделись?
- Вряд ли.
Маленькие глазки смотрели, словно прицеливаясь. Трудно было представить себе, что там, позади них, живет человек.
- Из твоего досье я понял, что ты… как там… Хоффманн, да… ты из тех, кто отлично знаком с порядками в местах вроде этого.
Хоффманн молча кивнул. Он здесь не для того, чтобы объясняться с каким-то недомерком-вертухаем.
- Да. Я знаю порядки.
В отделении будет пусто еще три часа, потом они вернутся - с работы в мастерской или от книжек, из учебной комнаты. Он успеет совершить ознакомительное путешествие с инспектором, узнать, как и куда ему мочиться, почему в камере надо быть в половину, а не в тридцать пять минут восьмого и что теперь у него будет достаточно времени, чтобы посидеть в ней и осознать, что с этой минуты камера - его дом.
Хоффманн устроился в телеуголке за пару минут до прихода остальных. Он уже посмотрел фотографии и изучил истории всех пятнадцати заключенных, с которыми ему предстояло сидеть. Со своего места он видел каждого входящего, но в первую очередь было видно его самого. Старожилы должны понять: новичок из камеры номер четыре не напуган, не скрывается, не ждет возможности выскользнуть и предъявить свои бумаги, чтобы его одобрили. Этот новичок уже расселся в чьем-то любимом кресле, уже цапнул чью-то помеченную колоду и начал раскладывать пасьянс на чьем-то столе, не удосужившись даже спросить разрешения.
Особенно внимательно Хоффманн высматривал два лица.
Одно - широкое, почти квадратное, бледное, с меленькими, близко посаженными глазами. Другое - худое, вытянутое, со сломанным и неправильно сросшимся носом, со швами на подбородке и щеках, наложенными явно не рукой врача.
Стефан Люгас и Кароль Томаш Пендерецкий.
Двое из четырех людей "Войтека", отбывающие долгие сроки в Аспсосском исправительном учреждении, подручные, которые должны помочь ему выбить действующих дилеров и взять торговлю наркотиками в свои руки. Эти же люди вынесут ему смертный приговор в ту минуту, когда они разоблачат его - Паулу.
На первые вопросы пришлось отвечать уже во время ужина. Двое старших заключенных - золото сверкает вокруг могучих шей - уселись справа и слева от него, оба с горячими тарелками и острыми локтями. Стефан и Кароль Томаш поднялись было, но Пит махнул им - пусть подождут, он позволит интересующимся задать те же вопросы, которые сам задавал в автобусе несколько часов назад, ведь вопрос стоял о том же - об уважении, построенном на общем презрении к тем, кто сел за изнасилование.
- Мы хотим глянуть на твои бумажки.
- Да что ты.
- У тебя проблемы с документами?
Стефан и Кароль Томаш успели проделать большую работу. Несколько дней назад им передали, что скоро Пит Хоффманн будет в Аспсосе, сообщили, за что его судили, с кем вместе он работает и какой статус имеет в конторе, которая на самом деле является подразделением восточноевропейской мафиозной организации. Через адвоката Стефана они добыли копии дела 721018–0010 из Государственного полицейского реестра судимостей, из базы данных по лицам, находящимся в оперативной разработке, из тюремного досье, а также копию последнего приговора.
- У меня проблемы только с теми, кто садится слишком близко.
- Кому говорю - документы!