Я положил его в карман, привел себя немного в порядок и пришел к тому дому, на 70-ю улицу. Я думал, что, когда верну ключ, может быть, мне дадут какую-нибудь работу - ну, хоть перегоревшие лампочки заменить.
Я пришел и позвонил. Никто не вышел. Я звонил и звонил… Было это днем. Я слонялся вокруг дома, размышляя, что делать. А потом из соседнего дома вышел парнишка и заметил меня: заметил, что я смотрю на этот дом, жду. И он мне сказал, что дома никого нет, что они все выехали в свою загородную виллу. Я его спросил, почему же они не закрыли ставнями двери и окна в нижнем этаже, как это в таких случаях делается. Он сказал, что кто-то из семьи остался на несколько дней в городе. Наверно, когда он уедет, тогда дом и запрут как следует. Я спросил парнишку, когда мне лучше всего прийти, чтобы застать этого человека. Он точно не знал, но посоветовал попробовать вечером.
И я вернулся к себе в комнату и обождал до вечера. И вот, пока я ждал, эта мысль начала расти во мне. Вы понимаете, мне не надо вам говорить, о чем я думал…
- Понимаю, - согласилась она.
- Эта мысль росла и росла. Это очень плохо. Такие мысли как сорняки - их трудно вырвать, когда они пустят корни в почву - в тебя. А все вокруг помогало расти этим сорнякам, если можно так сказать. У меня не было ни единого цента. Уже двое суток - двое суток! - я ничего не ел. Когда ничего нет, и нет денег, не на что купить даже кофе и булку… Становится очень трудно, - просто сказал он. Помолчав, продолжал:
- Две недели я прятался от хозяйки, чтобы меня не вышвырнули из комнаты. Я мог оказаться без крова в любую минуту… Ну вот, и эта мысль росла, как сорняк. А я сидел весь день на кровати и подкидывал ключ…
Около семи часов, когда уже стемнело, я вышел и направился туда во второй раз. - Он мрачно усмехнулся. - Больше я не говорю ни о каких извиняющих обстоятельствах. Все остальное вы можете слушать, не делая мне скидки.
Я подошел к дому и увидел, что в нижних комнатах горит свет. Значит, я пришел вовремя. Ведь я пришел, чтобы застать этого человека дома. А перед дверью стояло такси. И пока я стоял и смотрел, свет погас. И минуту спустя из дома вышли двое - мужчина и девушка - и направились к такси.
Они не спешили. Я мог подбежать к ним или крикнуть, и они остановились бы…
Я не мог сдвинуться с места. Я стоял, молчал, смотрел и ждал, пока они уедут. Они уходили на весь вечер: на ней было длинное платье, а на нем смокинг. Когда люди так одеты, они не возвращаются домой скоро.
Они сели в машину и уехали. И я ушел тоже. Я шел и ощупывал ключ в кармане, и боролся с этой мыслью. Я подошел к дому с другой стороны, а потом вернулся и снова обошел квартал в другом направлении.
Я боролся изо всех сил, даю вам слово! Но, наверное, сил было маловато. Два дня у меня в желудке ничего не было, а на голодный желудок бороться трудно…
Я не взял с собой ящика с инструментами, но у меня в кармане была парочка легких отверток - как раз то, что нужно. На этот раз вам не придется напрягать свое воображение: они не случайно попали ко мне в карман.
Я даже бросил ключ в уличную урну, чтобы убить соблазн. Но ничего не вышло. Через две минуты я сдался - вернулся и достал ключ. И подошел прямо к двери. В общем я проиграл бой. И сначала я даже очень хорошо себя чувствовал оттого, что проиграл, не обманывайтесь на этот счет. - Он рассмеялся, и в его смехе была горечь. - А остальное уже нечего рассказывать: все понятно. Я все же позвонил в дверь - в последний раз, на всякий случай. Я знал, что никого там нет. Потом открыл ключом дверь. Она открылась сразу, они даже не сменили замок. А может быть, они и не заметили, что потеряли ключ, не знаю.
Я поднялся по лестнице, вошел в кабинет, или как там называется эта комната, и прошел в ванную. Включил лампочку, не опасаясь: внешнего окна там не было, света никто не мог увидеть. Идиотский сейф, такого, наверно, нигде больше нет! Только дверца и рамы были стальные, а все остальное - из дерева. И когда я оторвал заднюю панель, все открылось, протяни руку - и вынимай ящик!.. Может быть, с лицевой стороны этот сейф и трудно открыть, но ведь никто не предполагал, что его будут открывать с задней стороны.
Он был набит бумагами и всякими дорогими вещами, но меня ничто не интересовало, кроме денег. Я оставил все драгоценности, сувениры и акции, которые там были. Ничего не тронул. Потом я задвинул ящики, навел порядок - убрал штукатурку с пола, подвинул занавеску, которая висела над душем, так, чтобы она закрыла дырку, которую я пробил в стене. Если он войдет в ванную сегодня вечером, то, вероятно, ничего и не заметит. Он ничего не заметит до утра, пока не отдернет занавеску, когда будет утром принимать душ.
Ну, вот и все. Я выключил свет, спустился вниз, вышел, запер дверь и быстро ушел.
И сразу же началась расплата. Господи, как мне пришлось расплачиваться! Не успел я потратить и пяти центов из этих денег, не успел уйти за квартал от этого дома, как уже расплачивался! До сих пор у меня не было работы, не было денег, но я мог смотреть всем прямо в лицо. Я был хозяином улиц, больше, правда, у меня ничего и не было, но улицы-то по крайней мере принадлежали мне! А теперь вдруг их у меня отняли. Оставаться на улице слишком долго стало опасно. Мне казалось, что люди смотрят на меня пристально, что они опасны, что за ними нужно бдительно наблюдать. А люди, которые шли сзади!.. У меня плечи дергались, я все ждал: вот-вот чья-то рука опустится мне на плечо…
Теперь, когда у меня были деньги, я не знал, что с ними делать. За полчаса до этого мне были так нужны сотни вещей, что я бы отдал за любую из них руку, а теперь я ни об одной не мог вспомнить.
Теперь оказалось, что я даже не голоден. Я вошел в самый шикарный ресторан, какой только мог разыскать, по-настоящему шикарный ресторан, и заказал все меню. Я давно мечтал это сделать. Пока еще заказывал, все было великолепно, но когда мне начали приносить еду, что-то случилось. Я ничего не мог проглотить. Когда я хотел положить в рот кусок, у меня вдруг возникла мысль: "Это твое будущее; ты ешь годы своего будущего". И еда застревала в горле…
Через некоторое время я не выдержал. Я взял из одной пачки денег пятидолларовую бумажку, положил ее на стол, поднялся и вышел, не дождавшись, пока мне принесут остальные блюда. На улице я подумал, что, когда у меня было только десять центов, но собственных, честно заработанных десять центов, мне нетрудно было глотать кофе и булку, купленные на эти десять центов. По правде говоря, сразу же после того, как я выпивал кофе и съедал булку - на большее не хватало, - я мог есть еще и еще…
И опять я пошел по улице. Люди смотрели на меня подозрительно. Я шарахался от шагов за спиной…
За мной уже два квартала шел какой-то парень. Мне это очень не нравилось. Он шел, упорно шел за мной… Я услышал музыку из открытых окон дома и, когда он обернулся, перебежал через улицу, и зашел в дансинг. Мне казалось, что это подходящее место - там можно немножко побыть, не мозоля никому глаза, и не бродить по улицам. Я купил вагон билетов, чтобы хватило на долгое время. Потом я огляделся, и первая девушка, которую я увидел, - он нахмурил лоб и посмотрел на нее, - это были вы.
- Это была я, - повторила она, задумчиво водя рукой по краю стола; медленно, взад и вперед, по краю стола.
Оба молчали.
- И что вы будете теперь делать? - спросила она наконец.
- А что я могу делать? Ждать. Буду ждать, пока они меня не поймают. Они всегда ловят преступников. Он узнает об этом часов в девять или в десять, когда пойдет умываться. И, наверное, тот парнишка вспомнит, что кто-то слонялся у дома накануне днем. И каков этот "кто-то". Затем мой прежний хозяин скажет им, кто я такой и где я живу. Это не займет слишком много времени, они все узнают обо мне и поймают меня. Завтра, послезавтра, к концу недели. Какая разница? Они всегда добиваются своего. Раньше я об этом не подумал, об этом начинаешь думать потом. Теперь это "потом" наступило для меня, и я об этом думаю.
Бессмысленно уезжать из города или прятаться где-нибудь - из этого никогда ничего не выходит. Не выходит у маленьких людей, таких, как я, которые делают это в первый раз. Тебя поймают. Поймают, где бы ты ни был - здесь или в другом месте. У них длинные руки, и бессмысленно пытаться ускользнуть от них. Мне надо просто обождать здесь, в Нью-Йорке…
Он сидел, уставившись в пол, с печальной улыбкой побежденного. Он словно пытался понять, как все это произошло. И никак не мог понять.
Что-то в нем тронуло ее. В нем была какая-то беспомощность, беспомощность человека, опустившего руки, и это тронуло ее.
"Мальчик из соседнего дома! - думала она с горечью. - Вот кто он. Он не вор, не проходимец, посещающий дансинги, он просто тот мальчишка, стоящий на соседней веранде, которому ты машешь рукой, когда выходишь из своей калитки, или тот, который иногда прислонит свой велосипед к забору и поговорит с тобой - с открытой, широкой улыбкой на лице. Он приехал сюда, чтобы стать инженером и совершать большие дела, чтобы победить город, но город, конечно, победил его".
Она подняла голову. Подвинула свой стул. Она переступила какую-то невидимую границу, отделяющую пассивного слушателя от активного участника. Она внимательно посмотрела на него - мгновенье, чтобы понять, что она сама собиралась сказать.
- Послушай, - сказала она наконец, - у меня есть план. Что, если мы оба вернемся туда, где нам и следует быть, - домой? Вернемся туда, откуда мы приехали? Попробуем, еще один шанс? Сядем на этот шестичасовой автобус, на который я одна никак не могу сесть!
Он не отвечал; она наклонилась к нему.
- Неужели ты не понимаешь, что это необходимо сделать - сейчас или никогда? Неужели ты не видишь, что делает с нами город? Неужели ты не понимаешь, чем мы станем через год, даже через полгода?! Тогда будет поздно, тогда уже нечего будет спасать. Просто будут два других человека - с нашими именами, но это уже будем не мы…
Его взгляд скользнул по пачкам денег, лежащим на столе.
- Для меня уже слишком поздно. Я опоздал на несколько часов, всего на полночи. Но это все равно, что целая жизнь.
И он повторил то, что сказал прежде:
- Жаль, что я встретил тебя сегодня, а не вчера!.. Почему я не встретил тебя вчера, до всего этого!.. Теперь уже ничего не выйдет. Они просто будут ждать меня у остановки автобуса, там, в Глен-Фолзе. К тому времени как мы приедем, они будут знать, кто я и откуда; они будут искать меня там, когда увидят, что меня нет здесь. И я только втяну тебя в это дело, если поеду с тобой. Люди там, дома, - те самые, которые не должны об этом знать, - они увидят собственными глазами, как это произойдет… - Он покачал головой. - Ты поезжай. Я свой шанс потерял, а у тебя он еще есть. Поезжай прямо сегодня; ты права - здесь плохо, поезжай сегодня же, прежде чем ты опять поддашься. Если хочешь, я пойду с тобой к автобусу, провожу тебя, прослежу за тем, чтобы ты уехала.
- Я не могу! Я ведь тебе говорила: я не могу уехать одна. Город слишком силен, чтобы с ним бороться. Я слезу на первой же остановке и вернусь. Я не могу уехать без тебя - наверно, так же, как не можешь и ты без кого-нибудь вроде меня. Ты - моя последняя соломинка, а я - твоя. Мы встретились, и я это поняла. Отказываться от этой возможности - все равно что умирать, когда ты еще можешь жить…
Ее лицо молило, глаза не отрывались от его глаз.
- Но ведь они будут ждать меня там. Я знаю, что говорю. Они схватят меня, прежде чем я сойду со ступенек.
- Если ничего не украдено, за что тогда тебя арестовывать?
- Но ведь украдено! Вот они, деньги, перед нами.
- Я знаю. Но еще есть время все исправить. Вот в чем заключается мой план! Это не надо брать с собой, и тогда тебе незачем скрываться.
- Ты хочешь сказать?.. Ты думаешь, что я мог бы?..
Он вскочил. Он боялся разрешить себе надеяться.
- Ты сказал, что он один в доме; ты сказал, что он вернется поздно; ты сказал, что он ничего не обнаружит до утра. - Она говорила без пауз, на одном дыхании. - У тебя этот ключ? Ключ от входной двери?
Он лихорадочно шарил по карманам - быстро, так же быстро, как она говорила.
- Я не помню, чтобы выкидывал… Может быть, я оставил его в двери? - Короткий звук, сорвавшийся с губ, возвестил о том, что ключ найден. - Вот! - И он вытащил ключ из кармана. - Вот, вот он!
На миг их удивило, что ключ нашелся.
- Смешно, что я оставил его, правда? Это что-то вроде…
- Да. - Она понимала, что он имеет в виду, хотя ни он, ни она не могли найти верных слов.
Он снова положил ключ в карман. Она вскочила.
- Ты можешь попасть туда раньше, чем он вернется домой. Войдешь и выйдешь: сколько нужно времени, чтобы положить их обратно? Тебе же больше нечего там делать. И никто не станет тебя преследовать за то, что ты пробил дырку в стене, раз ты ничего не украл. - Она быстро собрала разбросанные по столу пачки денег. Одна и та же мысль поразила их одновременно. Они в отчаянии посмотрели друг на друга. - Сколько ты уже потратил? Сколько ты взял из этих денег? Он потер лоб.
- Не знаю. Обожди минуту, я припомню… Пять долларов за обед, который я не съел, долларов на пятнадцать я купил этих билетиков у вас… двадцать. Двадцать долларов, не больше, чем двадцать долларов.
- У меня есть, - сказала она резко. - Сейчас я положу сюда.
Она подбежала к кровати, приподняла матрац с краю, просунула руку в прореху и вытащила деньги, смятые так, будто их пытали.
- О нет! - запротестовал он.
Она снова надела железные латы, в которых была в дансинге.
- Вот что. Я делаю это и не хочу никаких споров. Все должно быть возвращено: даже если там будет недоставать всего одного доллара, юридически - это воровство, и вас могут арестовать. - И прибавила мягко: - Считай, что я тебе эти деньги одолжила. Отдашь, когда вернемся домой и ты начнешь работать. Здесь хватит и на билеты. - Она сунула деньги ему в руку. - Вот! Это теперь наши деньги, общие: твои и мои.
Он посмотрел на нее.
- Не знаю, что и сказать…
- Ничего не говори. - Она села. - Самое главное - выбраться из этого проклятого города сегодня. Обожди минутку, я только надену туфли и положу свои вещи в чемодан. У меня их немного… - Он пошел было к двери. - Нет, не выходи! - быстро сказала она. - Я боюсь, что потеряю тебя.
- Ты меня не потеряешь, - пообещал он едва слышно. Она застегнула туфли, вскочила, легко пристукнула каблучками.
- Смешно, но я уже не усталая!
Он смотрел, как она, не разбирая, бросает вещи в старый, разбитый чемодан, который вытащила из-под кровати.
- А что, если он уже вернулся?
- Не вернулся! Ты должен повторять это, ты должен молиться об этом. Тебя не поймали, когда ты вошел туда, чтобы взять деньги, почему же тебя должны поймать, когда ты идешь, чтобы вернуть их! Он, наверное, развлекается где-нибудь со своей девушкой. Он не вернется до половины четвертого или даже до четырех, - он ведь должен проводить ее домой.
Она села на подоконник и, прильнув к стеклу, посмотрела куда-то вбок, вдаль.
- У нас еще есть время, мы еще можем успеть, еще можем бороться!
- Куда ты смотришь?
Она спрыгнула с подоконника.
- На единственное, что есть порядочного во всем этом городе. Единственный друг, который у меня есть. Часы на здании "Парамоунт", вон там, они меня никогда не подводили, и я знаю, что не подведут и сегодня. Отсюда их можно увидеть, если смотреть в просвет между теми двумя зданиями. Пошли, Куин. Они говорят, что мы еще можем успеть. А они меня ни разу не обманули.
Она захлопнула крышку чемодана; он открыл дверь и пропустил ее вперед.
- Ты все взяла? Не забыла ничего?
- Закрой дверь, - сказала она устало, - я не хочу больше смотреть на эту комнату. Ключ оставь в двери, он мне больше не нужен.
Они пошли вниз по кривым ступенькам. Он нес ее потрепанный чемодан, совсем легкий, в нем почти ничего не было - только разбитые мечты…
Подойдя к наружной двери, они на мгновенье остановились. Он протянул руку к двери, она опередила его на мгновенье. Его рука легла на ее руку. Секунду они не двигались. Потом посмотрели друг на друга и улыбнулись - искренне, просто, как дети. Он сказал:
- Ох, как я рад, что встретил тебя, Брикки!..
Она сказала:
- Я тоже рада, что встретила тебя, Куин.
Он опустил руку и дал ей открыть дверь - в конце концов ведь до этого момента дом был ее…
ДВА ЧАСА
Улица была пуста, ничто не шевелилось, не встретилось даже кошки, обнюхивающей мусорный ящик.
Сюда они шли как чужие; каждый был занят своими мыслями. Теперь они шагали плечо к плечу. Он взял ее руку и прижал к себе, как бы защищая.
Приподнял шляпу жестом насмешливого прощания, вовсе не скрывшим его волнения:
- Прощай, Нью-Йорк!
Рукой она закрыла ему рот:
- Тс!.. Тише! Город еще может нас обмануть.
Он посмотрел на нее, чуть улыбаясь.
- А ведь ты говоришь наполовину всерьез.
- Гораздо серьезнее, чем ты думаешь, - сказала она.
На углу он остановился и поставил чемодан.
- Тебе лучше подождать меня на автобусной станции. Я пойду один. А на станции мы встретимся.
Она крепче сжала его руку - судорожно, будто боялась потерять.
- Нет, нет! Если мы разделимся, город опять займется своим грязным делом. Я начну думать: надо ли ему доверять? И ты будешь думать: а могу я довериться ей? И не успеешь оглянуться… Нет, нет, мы проделаем вместе каждый шаг пути.
- А что, если он вернулся домой? Ты только… Тебя заберут за соучастие.
- Ты все равно рискуешь, даже без меня. Мы пойдем на риск вместе. Погляди, нет ли где-нибудь такси; чем позже мы доберемся туда, тем опаснее…
- На твои деньги?
- Все равно, - ответила она.
Они увидели светящиеся бусинки, катящиеся к ним. Это было такси. Они одновременно подняли руки и бросились к машине, не ожидая, пока она подъедет ближе.
- Отвезите нас на 69-ю улицу, - сказал он. - Я скажу вам, где остановиться, Поезжайте через парк, так будет быстрее.
Они ринулись вперед, на север, затем через самый модный район 57-й улицы и выехали на 7-ю авеню.
- Почему ты сидишь в самом углу? - спросил он.
- Нью-Йорк наблюдает за нами. Каждый раз, когда мы проезжаем перекресток, мне кажется, что за углом, где-то в глубине, есть глаз: мы не видим его, но он следит… Город знает, что мы пытаемся ускользнуть от него, и попытается подставить нам ножку.
- Какая ты суеверная, - сказал он снисходительно.
- Когда у тебя есть враг и ты об этом знаешь, ты становишься не суеверным, а просто осторожным.
Позже она оглянулась и, прищурившись, посмотрела в заднее окно. Там, на западе, башни зданий вставали угрожающе - черные кактусы на фоне низких туч, освещенных отраженным желтым светом города,
- Посмотри, разве он не выглядит злым, жестоким? Разве он не выглядит как зверь, подкрадывающийся исподтишка?
Он усмехнулся, но в словах его не было прежней уверенности:
- Все города выглядят так ночью - темными, неясными, хитрыми и не очень дружелюбными… Я ощущаю то же, что и ты, только я никогда не думал о нем, как ты - словно о живом существе.
Они проехали через Сентрал-парк, в Восточный район.