Я выполз из кровати, оделся и помолился за то, чтобы в этом богом забытом городишке нашлись ребята, которые умеют играть в стикбол.
В тот первый день мама сама отвезла нас в школу. Небо было синим, как яйцо малиновки, а земля покрыта снегом, таким ослепительно-белым, что на него было больно смотреть. Было очень холодно, и изо рта вырывались струйки пара, хотя мама включила печку в нашем стареньком синем "плимуте-эрроу" на полную мощность. Школа находилась на окраине городка и представляла собой большое старое двухэтажное строение из красного кирпича. Она оказалась даже больше моей прежней частной чикагской начальной школы. Правда, сами здания были очень похожими, что меня немного утешило. Потом я заметил, что ученики всех возрастов бежали куда-то за школу, волоча за собой красные пластмассовые ледянки или деревянные санки.
- Пошли, Дейв! - сказал я брату, который шел в нулевой класс. - Вперед! - Я схватил сумку с учебниками, наскоро попрощался с мамой, и мы вышли из машины.
- Эй! - закричала мама нам вслед. - Может, мне проводить вас до дверей?
- Нет, спасибо. - Я закинул сумку на плечо, и мы пошли по цепочке следов на снегу на задний двор. Для меня, семилетнего, зрелище было поразительным. Оказывается, школа стояла на вершине довольно большого холма, который круто обрывался вниз. В одних местах склон был круче, в других - более пологий. Внизу, у подножия холма, раскинулся огромный луг размером с два футбольных поля. Дети выстраивались в очереди на вершине, чтобы проехаться вниз по накатанным дорожкам; порядок тут был более-менее налажен. Ученики постарше, семи- и восьмиклассники, толпились перед склоном, который почти отвесно уходил вниз. На том склоне было много рукотворных трамплинов, заботливо утоптанных для того, чтобы санки взлетали повыше. Дети поменьше собирались у более пологих склонов, где спуск был не таким крутым. Мы с завистью смотрели, как они вопят от восторга, съезжая вниз, а потом решительно карабкаются наверх, волоча за собой санки.
Вдруг мое внимание привлекла одна крохотная фигурка. На мальчишке - я решил, что передо мной мальчишка моего возраста или младше, - были черные непромокаемые штаны, черная зимняя куртка, которая явно была ему велика, и черные резиновые сапоги. На руках у него были варежки разного цвета - одна красная и одна зеленая. Черную шерстяную шапочку он надвинул на самый лоб. Мальчик в разных варежках уверенно подтащил серебристую ледянку в форме рыбки к самому крутому склону, возле которого толпились большие ребята, и встал в очередь за тремя высокими старшеклассниками. Те развернулись, расхохотались и бесцеремонно вытолкали малявку из очереди. Ничуть не испугавшись, он снова протиснулся на место и отказывался уходить, хотя старшие подтрунивали над ним. Когда очередь дошла до него, он сел на ледянку, а стоящий за ним мальчик подпихнул его носком большого охотничьего сапога. Ледянка понеслась вниз с горы, раскачиваясь и подпрыгивая на кочках, взлетая вверх и приземляясь на обледенелой, раскатанной дорожке. Я наблюдал за смельчаком, затаив дыхание: сейчас он убьется на глазах у всех!
- Вот ведь черт! - прошептал стоящий за мной Дейв, и я молча кивнул в знак согласия.
Мне показалось, маленький смельчак спускался целую вечность. Голова на тонкой шее то и дело дергалась, но он держался. Ледянка опасно накренилась только один раз, когда налетела на последний, самый высокий трамплин. Тут шерстяная шапочка слетела с головы смельчака, и из-под нее выбились длинные каштановые волосы, кое-как собранные в конский хвост. Смельчак оказался девочкой! Пока она доезжала последние метры до полной остановки, я полностью и бесповоротно влюбился в нее. До сих пор не могу не улыбнуться, когда вспоминаю тот день, и до сих пор изумляюсь, как быстро Тони завоевала место в моем сердце. Еще удивительнее то, что она и до сих пор царит в нем.
Я поднимаю голову. Догадываюсь, кто ко мне пожаловал! Я встаю из-за стола и иду навстречу агенту Фитцджералду из полиции штата.
Бен
Из окна моей спальни видно машину помощника шерифа. Он остановился у дома Грегори, я вытягиваю шею, чтобы посмотреть, кто приехал с ним, надеясь, что он привез тебя, Калли. Но с ним не ты. Из машины вылезает какой-то коротышка в коричневых брюках, белой рубашке и красном галстуке. Я слежу за ним. Коротышка внимательно осматривает дом Грегори, а потом они с помощником шерифа Луисом звонят в парадную дверь. Наверное, это тот самый специалист из полиции штата, о котором говорила мама. Калли, ну и задала ты всем шороху! Просто поразительно - как тебе удалось всех перебаламутить, не произнеся ни слова?
Сегодня я должен был ночевать у Реймонда, но передумал. По крайней мере я никуда не уйду, пока мы не найдем тебя. Тебе и раньше не нравилось, когда я ночевал у друзей. Бывало, я собирал вещи, а ты сидела у меня на кровати и смотрела на меня так печально, что мне приходилось то и дело повторять: "Калли, завтра я вернусь. Подумаешь, большое дело!" Но ты все равно ужасно грустила. Тогда я разрешал тебе поиграть с моими шахматами, которые папа подарил мне совсем недавно, на Рождество, и ты немножко успокаивалась.
И мама такая же, как ты. Конечно, она всякий раз притворялась веселой и говорила: "Да, конечно, тебе нужно ночевать у друзей, Бен. Мы, юные леди, прекрасно обойдемся без тебя, правда, Калли? У нас есть папа, он составит нам компанию".
По правде говоря, я ночую у друзей, только когда отец дома. Оставлять вас совсем одних я не могу, а когда отец приезжает с Аляски, мне иногда даже лучше держаться от него подальше.
Помнишь вечер, когда он "учил тебя говорить"? Это было прошлой осенью, ты тогда ходила в первый класс. Мамы почему-то не было дома. Кажется, она поехала в школу, куда ее вызвала твоя учительница. В общем, мы остались на папином попечении. Он сидел в своем любимом зеленом кресле и разглагольствовал. Он считал, что в школе напрасно поднимают столько шума из-за твоего молчания. Сначала он говорил спокойно, а потом как будто что-то задумал. Вдруг он спросил у тебя:
- Калли, хочешь сделать маме приятное?
Конечно, ты закивала - ты была очень рада.
Папа велел тебе подойти к нему и посадил тебя на колени. Ты смотрела на него большими глазами, все ждала, что он скажет тебе, какой сюрприз он приготовил для мамы. Вид у папы был такой довольный, что я тоже подошел и спросил, не могу ли и я поучаствовать.
Отец улыбнулся:
- Ты молодчина, Бен, но кое-что для мамы может сделать только Калли. - Потом он посмотрел на тебя. - Калли, разве не замечательно будет, если ты скажешь маме, что ты ее любишь? Она очень обрадуется, и я тоже.
Твое личико сразу поникло. Ты поняла, что папа просит тебя сделать невозможное.
Отец сказал:
- Да ладно, Калли, у тебя получится! Заставь себя сказать: "Мама".
Ты затрясла головой и изо всех сил зажмурила глаза.
- Перестань упрямиться, Калли, и скажи: "Мама". - Он произнес слово по слогам, растягивая губы - так обращаются к малышам, когда учат их говорить.
Ты еще сильнее зажмурилась и сжала губы.
- У тебя все получится, Калли. Разве тебе не хочется порадовать маму? Ну-ка, повторяй за мной: "Ма-ма".
Ты не стала повторять и попыталась слезть с отцовских колен.
- Нет-нет, сиди. Повторяй за мной, Калли! А ну, говори сейчас же! - заорал он. Он развернул тебя к себе и принялся пальцами давить на щеки, пытаясь раскрыть тебе рот, чтобы ты заговорила.
- Перестань, - сказал я довольно тихо.
Но он все не унимался, хотя ты уже беззвучно плакала.
- Прекрати! - сказал я громче, и тогда отец повернулся ко мне.
- Убирайся отсюда, Бен! У нас с Калли урок. Мы учимся говорить. Продолжай, - обратился он к тебе.
- Перестань! - закричал я. - Оставь ее в покое! Она не может сказать ни слова, она не может говорить! Если бы она могла, она бы уже давно заговорила сама! Оставь ее в покое! - Я сам не ожидал от себя такой смелости. Ты перестала плакать, и вы с отцом оба уставились на меня с таким видом, словно на Землю прилетели марсиане.
- Не мешай нам, Бен. Иди к себе в комнату, - сказал отец тихо, но меня почему-то затрясло от страха.
- Нет. Оставь ее в покое, она не может говорить!
Отец вскочил с кресла, а тебя швырнул на пол - ты приземлилась на попку. Я закричал:
- Беги, Калли!
Но ты никуда не убежала. Сидела на полу и смотрела на нас.
- Слыханное ли дело? - тихо заговорил отец. - Девчонка - тупая дура, к тому же немая, а сын нахальничает и учит меня жить… Фантастика! Ничего, я придумал еще один способ, как заставить ее говорить. Вставай, Калли!
Ты быстро встала.
- Вот Бен думает, что он самый умный и знает ответы на все вопросы. Ему кажется, что ты не умеешь говорить. Ну а по-моему, все не так. Я ведь отлично помню, как ты говорила раньше. Ты болтала без умолку… Наверное, чтобы ты снова заговорила, тебя нужно подхлестнуть… - Неожиданно отец развернулся ко мне и со всей силы врезал по затылку - я чуть в обморок не брякнулся.
Ты зажмурилась, закрыла глаза руками, но отец с силой оторвал твои ладошки от лица, чтобы ты все видела. Потом он снова взялся за меня. Бил в солнечное сплетение, по спине…
Избивая меня, он то и дело косился на тебя и приговаривал:
- Калли, если ты заговоришь, я сразу перестану, - и наносил мне очередной удар. - Вели мне перестать, и я перестану. Давай же, Калли, неужели ты ничем не поможешь своему старшему братику?
Я понимал, как ты мучилась. Между ударами я видел, что ты пытаешься, силишься что-то сказать, но у тебя ничего не получается. Я знал, что ты обязательно заговорила бы, если бы могла. Наконец отец выдохся и отпустил нас, проворчав:
- Катитесь отсюда! Вы оба безнадежны.
Он снова плюхнулся в зеленое кресло и до самого маминого прихода смотрел телевизор. Маме я не сказал, что случилось, но весь следующий месяц носил рубашки с длинными рукавами. Я рассчитывал, что отец пробудет дома несколько дней, а потом вернется на свой нефтепровод. Ты убежала наверх, к себе в комнату, и несколько дней даже не смотрела на меня. Но я знал, что ты меня жалеешь. Следующие две недели я каждый день находил под своей подушкой карамельки.
Мартин
Фильда держится, хотя и с трудом. Побледнела, голос дрожит… Она старается не сорваться на крик. Пальцы поглаживают потертую обивку на подлокотнике кресла. Она очень внимательно слушает агента Фитцджералда, который сидит напротив на диване вместе с помощником шерифа Луисом, но, похоже, почти ничего не понимает.
- Что, простите? - спрашивает она сокрушенным тоном.
- В какое время вы видели Петру в последний раз? - повторяет агент Фитцджералд.
Агент Фитцджералд оказался совсем не таким, как я ожидал. Я думал, он будет гораздо старше. А ему на вид нет и сорока. Он очень маленького роста, с бульдожьей челюстью и изящными, почти женскими руками. Его внешность как-то не вселяет в меня уверенность, и я обижен на помощника шерифа Луиса, потому что он говорил, что агента Фитцджералда очень высоко ценят и на него можно положиться.
- Вчера вечером, - отвечает Фильда. - В половине девятого, кажется… Нет, в девять. Точно в девять, потому что она спустилась вниз и спросила, что значит одно слово в книжке, которую она читала.
- Что за слово? - ласково спрашивает Фитцджералд.
- Что за слово? Сейчас вспомню… Это было слово "несъедобный". Она хотела знать, что оно значит, и я ей объяснила, - говорит Фильда.
Я сижу рядом с ней и ерзаю от нетерпения.
- Какое это имеет отношение к пропаже Петры? Мы уже отвечали на те же самые вопросы помощнику шерифа Луису. Не понимаю, зачем снова все повторять. Надо искать девочек! Время-то уходит, - вежливо, но твердо говорю я ему.
- Мистер Грегори, я вполне понимаю вашу тревогу, - отвечает Фитцджералд. - И все же мне очень важно снова расспросить вас о том же самом и выслушать ваши ответы. Возможно, вы вспомните что-то, о чем забыли, когда разговаривали с помощником шерифа Луисом. Пожалуйста, проявите терпение. Мы все стараемся как можем, чтобы найти вашу дочь.
- Сейчас мне известно только одно: моя дочь пропала вместе со своей лучшей подружкой. Она где-то бродит в одной пижаме, а я сижу здесь непонятно зачем! - Я тоже повышаю голос. - Почему мы сидим здесь, а не ищем ее?
Фильда хватает меня за руку и начинает плакать, раскачиваясь взад и вперед.
- Ш-ш-ш, Фильда, - утешаю я ее. - Прости меня, - шепчу я ей на ухо.
Фитцджералд наклоняется вперед:
- Чем тщательнее мы обдумаем все, что нам известно, чем лучше вспомним все подробности, какими бы незначительными они нам ни казались, тем скорее выясним, где находятся Петра и Калли. Я понимаю, насколько неприятно вам еще раз отвечать на те же вопросы, но это очень важно.
Я киваю:
- Извините. Продолжайте, пожалуйста.
- Можете ли вы составить список людей, которые посещали ваш дом в течение последнего месяца или около того? - спрашивает он.
Фильда шмыгает носом и вытирает глаза тыльной стороной ладони:
- Конечно, к нам заходила Калли. И Бен, брат Калли, он разносит газеты. Моя подруга Марта…
- Фамилии тоже, пожалуйста, - просит Фитцджералд.
- Марта Франклин. Еще приезжали двое мужчин из мебельного магазина "Бэндлуорт", хотя я не знаю, как их зовут. Они привезли стеллаж.
- Недели две назад мы устраивали званый ужин; к нам приходили мои коллеги из колледжа, Уолт и Дженна Пауэрс и Мэри и Сэм Гарфилды, - добавляю я.
- К нам часто заходят студенты из колледжа. Они выполняют разовые поручения, - говорит Фильда и замолкает при этом. Фитцджералд выжидательно смотрит на нее. - Мэрайя Бертон несколько раз за последние два года сидела с ребенком. Чед Вагнер - он учится на экономическом факультете у Мартина - стриг газон. И еще к нам заходил Везунчик Томпсон. Он бывает у нас довольно часто. Больше никого не могу припомнить. А ты, Мартин?
- Иногда к нам забредают туристы, ведь мы живем почти на опушке леса. Многие жители городка проходят мимо, когда идут гулять в лес, особенно по выходным. Мимо нас раньше или позже проходят все наши знакомые, - объясняю я.
- Когда мы уйдем, попрошу вас составить список всех, кто разговаривал с Петрой в течение года. Некоторые имена могут повторяться, о чем мы уже говорили. Это неплохо. Мы проверим всех по нашей базе - иногда выясняются самые неожиданные вещи… Особенно прошу обратить внимание вот на что… Может, кто-нибудь из ваших гостей уделял Петре особое внимание? Может, говорил с ней или смотрел на нее так, что вам делалось не по себе? - Голубые глаза Фитцджералда пристально смотрят на нас, лишая нас присутствия духа.
- Петру любят все, - отвечает Фильда. - Она настоящее солнышко, умеет с кем угодно поговорить о чем угодно.
- Мне тоже не терпится с ней познакомиться, - улыбается Фитцджералд. - И все же вспомните, может, кто-то из ваших знакомых обнимал ее или говорил с ней так, что вам это не понравилось?
Фильда несколько раз моргает глазами - я как будто слышу, как у нее в голове щелкают шарики. Но она по-прежнему молчит.
- Мистер и миссис Грегори, понимаю, насколько неприятны вам мои вопросы, но чем скорее мы проработаем все возможные версии, тем скорее вернем девочек домой. Мы разослали наших сотрудников ко всем соседям и проверяем всех живущих в городке людей, совершавших преступления на сексуальной почве.
- Значит, вы не считаете, что Петра и Калли ушли сами? По-вашему, их кто-то увел? - Фильда жалобно смотрит на Фитцджералда. Тот молчит; тогда она поворачивается к помощнику шерифа Луису.
- Кое-какие подробности указывают на сходство исчезновения Петры и Калли с делом девочки Макинтайров, - нехотя говорит Луис. - Ничего конкретного, но… как и говорит агент Фитцджералд, нам нужно проработать все версии, как бы тяжело нам ни было.
- О боже мой! О боже мой! - Фильда медленно сползает со скользкого дивана, обитого вощеным ситцем. Она падает на пол и сворачивается в комок. - О боже мой! - рыдает она.
Я бросаюсь к ней и снизу вверх смотрю на Луиса и Фитцджералда.
- Убирайтесь, - приказываю я, удивляясь собственной ярости. Потом, уже спокойнее, добавляю: - Пожалуйста, оставьте нас ненадолго, а потом мы продолжим разговор. Прошу вас, выйдите. - Я наблюдаю, как они встают и неторопливо выходят на крыльцо, под палящий зной. Когда за ними с тихим щелчком закрывается сетчатая дверь, я ложусь рядом с Фильдой, приникаю к ней, прижимаюсь грудью к ее спине, кладу колени в мягкую ложбинку за ее коленями, обхватываю ее руками и зарываюсь лицом в волосы. От нее сладко пахнет духами и пудрой, для меня этот запах будет навсегда связан с глубоким, глубоким горем. Она не успокаивается, наоборот, ее плач становится еще более горьким. Я вздрагиваю всем телом от ее рыданий.
Помощник шерифа Луис
Мы с Фитцджералдом стоим во дворе перед домом Грегори. Солнце почти в зените, но скрыто от нас огромным кленом - Тони сказала бы, что это дерево прекрасно подходит для лазанья.
- Гос-споди, - сердито выдыхает Фитцджералд, и я готовлюсь выслушать выговор по поводу неправильного поведения с родителями жертвы.
- Как вы только выносите этот звук? - неприязненно продолжает Фитцджералд.
- Какой звук?
- Вы что, не слышите? Постоянный стрекот… Как будто миллионы насекомых что-то жуют. У меня просто мурашки по коже! - Фитцджералд достает пачку сигарет, щелчком выбивает одну и разминает своими тонкими пальцами.
- Это цикады, - объясняю я. - У них на брюшке есть специальные мембраны. Особыми мышцами они напрягают и расслабляют мембраны, которые трутся о панцирь. В результате получаются колебания, которые вызывают стрекот.
- Брр, противно! Как вы это выносите?
- Наверное, так же, как вы выносите шум большого города. Ко всему привыкаешь, даже к стрекоту цикад. Через какое-то время его перестаешь замечать.
Фитцджералд кивает и закуривает.
- Вы не против? - спрашивает он, уже затянувшись.
- Нет, нисколько, - отвечаю я. Некоторое время мы молча слушаем тревожную песню цикад.
- Вам не по себе, - говорит Фитцджералд.
- Да, - соглашаюсь я.
- Вы правильно сделали, что напомнили им о девочке Макинтайров. Им нужно знать, что всякое бывает. Через несколько минут они сообразят, что к чему, и тогда с ними можно будет разговаривать. Они ни за что не смирятся с мыслью, что их девочку можно было выманить из дому, изнасиловать и убить, но они поймут, что и такая возможность существует, и через несколько минут они будут готовы на что угодно, лишь бы найти ее и доказать, что с ней этого не случилось.
- Нужно вызвать собак-ищеек и организовать полномасштабную поисковую операцию, - говорю я, хотя понимаю, что Фитцджералд наверняка уже подумал об этом.
- Согласен. Уже в полдень сюда может приехать тренированная ищейка с кинологом из Мэдисона или даже Де-Мойна, - отвечает Фитцджералд, глубоко затягиваясь сигаретой.
- Родственники и слышать не захотят о собаках-ищейках. Как будто мы ищем не живых девочек, а трупы, - говорю я. Хуже всего, именно мне придется сообщать об ищейках Грегори и Тони.