По игрушке, с которой спала девочка, можно было легко понять, в каком настроении она засыпала. В хорошем настроении она брала с собой Веселого Элмо, когда она задумывала какое-нибудь хулиганство, она брала с собой Любопытного Джорджа. С маленьким коалой из "малышек Бини" она спала, когда ей хотелось чувствовать себя большой, сильной и доброй. К Винни Пуху же она прижималась, когда ей было очень плохо, и она нуждалась в поддержке своего самого старого и надежного друга. В течение нескольких месяцев после гибели матери она спала только с ним, но в последнее время ее настроение явно немного улучшилось, и она стала брать с собой в постель и другие игрушки. Но сегодня она опять спала с медвежонком.
Ник погладил дочь по волосам, пахнущим сладким детским шампунем, и поцеловал ее влажный, вспотевший лобик. Джулия что-то пробормотала во сне, но не пошевелилась.
Где-то внизу хлопнула дверь, потом на пол швырнули что-то тяжелое.
Ник навострил уши. Тяжелые шаги по лестнице… Это, конечно, Лукас!
Осторожно пробравшись в темноте среди валявшихся на полу книг и игрушек, Ник вышел в коридор и тихо затворил за собой дверь. В коридоре было темно, но под дверью в комнату Лукаса светилась полоска желтого света.
Постучав в дверь сына, Ник ждал ответа. Потом постучал еще раз.
– Кто там?
Не в состоянии привыкнуть к тому, каким низким и в последнее время недовольным стал голос его сына, Ник вздрогнул.
Открыв дверь, Ник обнаружил Лукаса развалившимся на кровати в ботинках и больших наушниках на голове.
– Где ты был?
Лукас взглянул на отца, а потом со скучающим видом стал разглядывать что-то в пространстве.
– Где Барни? – пробормотал он.
– Я спрашиваю, где ты был?
– У Зигги.
– Почему ты не предупредил меня, что придешь поздно?
– А как мне было тебя предупредить? Тебя же не было.
– Если ты хочешь пойти к друзьям после школы, прошу тебя предупреждать об этом меня или Марту.
Лукас небрежно кивнул. Его остекленевшие глаза покраснели. Ник почти не сомневался в том, что его сын чего-то накурился. В последнее время он замечал это за Лукасом, но все никак не мог собраться и поговорить с ним об этом. Ник просто боялся заводить с сыном этот разговор. Он не ждал ничего хорошего от такого разговора, грозившего превратиться в очередной скандал. События на работе и так высасывали у Ника все силы, его постоянно преследовали воспоминания о погибшей жене, он чувствовал себя совершенно измотанным, выжатым как лимон.
У него явно не получается воспитывать повзрослевшего непокорного сына. Слава богу, у него есть такая прекрасная дочь!..
Глядя на Лукаса, Ник прислушался к гудению, доносившемуся из наушников: что за гадость слушает его сын? В комнате витал едва уловимый запах табачного дыма. Кажется, обычный табак, а не марихуана… Но Ник даже в этом не мог быть уверен.
На первый взгляд никто не догадался бы, что происходит у Лукаса внутри. На вид он был привлекательным, развитым, высоким шестнадцатилетним парнем. В детстве он был хорошеньким пупсиком, но теперь черты лица стали по-мужски резкими, несмотря на красивые, изогнутые брови и длинные темные ресницы вокруг голубых глаз. Своим же поведением Лукас напоминал шестилетнего ребенка: капризный, обидчивый, ранимый, вечно надутый, ничем не довольный.
– Ты что, куришь?
– Ты что, не знаешь, как липнет дым к одежде? – презрительно бросил Лукас. – Это не я курил.
– Зигги не курит.
Кенни Зиглер, по прозвищу Зигги, был здоровым светловолосым парнем, с которым Лукас дружил, когда они вместе ходили на плавание. Но с полгода назад Лукас бросил плавание, и с тех пор они с Зиглером, кажется, мало общались. Ник почти не сомневался в том, что его сын ходил не к Кенни Зиглеру, а к кому-то другому.
Сейчас Лукас, не моргая, смотрел в пространство, а в наушниках его что-то по-прежнему шипело и свистело.
– Тебе надо делать уроки?
– Не надо меня пасти, Ник…
Ник? Это что-то новенькое! Раньше Лукас так отца не называл. Некоторые из друзей Лукаса с самого детства звали родителей по именам, но они с Лаурой всегда настаивали на том, чтобы дети называли их папа и мама. Вот уже месяц Лукас упорно называл отца только по имени. Вероятно, хотел показать, что тот ему не указ…
– Я кажется, с тобой разговариваю. Пожалуйста, сними наушники.
– Я и так хорошо слышу… А где Барни?
– Сними наушники, Люк!
Лукас стащил наушники и бросил их к себе на грудь, не убавив звука. Теперь музыка визжала намного громче.
– С Барни случилось несчастье. Большое несчастье.
– О чем ты?
– Мы нашли его в… Короче, Барни убили.
Резким движением Лукас выпрямился на кровати, скинул ноги с постели и уперся ими в пол с таким видом, словно собирался броситься на отца.
– Убили?!
– Мы нашли его в бассейне. Какой-то мерзавец… – Ник замолчал, не в силах описывать ужасную сцену.
– Это тот же, который залезает в дом и пишет?
– Наверное.
– Это ты во всем виноват! – воскликнул Лукас, и слезы заблестели у него на глазах. – Зачем ты их всех уволил? Теперь тебя все ненавидят…
Ник не знал, что ответить.
– А в школе! Да ты поувольнял половину родителей! Представляешь, как я там себя чувствую!
– Лукас, послушай!..
В этот момент сын так рявкнул на Ника, словно тот своими руками зарезал их собаку:
– Убирайся из моей комнаты!
Ник сам поразился своему поведению в этой ситуации. Осмелься он так разговаривать со своим отцом, его непременно выпороли бы, но вместо того чтобы заорать, затопать ногами или влепить Лукасу оплеуху, Ник проговорил очень спокойным, усталым голосом, полным сочувствия к мальчику, с которым из-за него перестали дружить в школе:
– Очень прошу тебя, Лукас, никогда больше не разговаривай со мной в таком тоне.
С этими словами Ник вышел в коридор, тихо затворив за собой дверь.
Его и так болевшее сердце защемило еще больше, когда он увидел за дверью комнаты своего обожаемого сына Джулию с мокрым от слез лицом.
5
Ник долго целовал, гладил и успокаивал Джулию.
Он только уложил ее спать, как в дверь постучали.
Пришел Эдди Ринальди, начальник службы безопасности корпорации "Стрэттон". На нем был коричневый трикотажный джемпер. От Эдди пахло пивом и сигаретами, и Ник подумал, что Эдди наверняка явился прямо из бара "Виктор", где просиживал все вечера.
– Страшное дело! – сказал Эдди. – Это я про твою собаку…
Эдди Ринальди был долговязым и тощим, нескладным и нервным. В его кучерявых каштановых волосах уже поблескивала седина. Лоб и щеки были изрыты оспочками, оставшимися от юношеских прыщей. У него были серые глаза, широкие ноздри и безвольная складка губ.
Они с Ником учились вместе в старших классах. Они играли в одной хоккейной команде. Эдди был правым крайним, а Ник был ее капитан и центр-форвард. Впрочем, они особенно не дружили. Ник был красивым мальчиком, лучшим игроком команды и любимцем всей школы, по которому вздыхали все девочки. Эдди тоже неплохо играл, но этот шутник и весельчак многим казался недалеким, а прыщи у него на лице распугивали девочек. Кое-кто в команде всерьез утверждал, что в детстве Эдди уронили с высокого шкафа, но такое отношение к нему было несправедливо. Хоть Эдди и учился кое-как, ему было не отказать в природной сообразительности. Кроме того, он во всем хотел быть похожим на Ника Коновера и почти им восхищался, хотя в этом восхищении и была изрядная доля ревности. После школы Ник поступил в Университет штата Мичиган, а Эдди пошел в полицейское училище. Кажется, там он неплохо учился и по окончании получил работу в полиции города Гранд-Рапидс, где и прослужил почти двадцать лет, до тех пор пока у него не начались неприятности. Нику Коноверу он объяснил, что его обвинили в избиении свидетеля. Никакого свидетеля он, конечно, не бил, но Эдди Ринальди все равно отстранили от оперативной работы, понизили в звании и запрятали за пыльный письменный стол в недрах полицейского отделения. Начальник объяснил Эдди, что ему нужно отсидеться там подальше от журналистов, пока те не позабудут о выдвинутых против него обвинениях, но Ринальди понимал, что может поставить крест на своей карьере в полиции.
Вот тогда-то Ник Коновер и протянул Ринальди руку помощи. К тому времени Ник уже занял пост генерального директора корпорации "Стрэттон" и смог предложить Эдди работу, на которую тот, при своих способностях, вряд ли мог когда-либо рассчитывать. Эдди Ринальди получил должность заместителя начальника службы безопасности, в чьи обязанности входили проверки послужного списка работников корпорации, расследование мелких хищений и тому подобное. Как Ник и предсказывал начальнику службы безопасности, седовласому ветерану, прослужившему много лет в полиции Фенвика, Эдди Ринальди рыл землю носом, стараясь отмыть запятнанную репутацию, и не жалел слов благодарности Нику за предоставленную ему возможность.
Прошло два года, пожилой начальник службы безопасности вышел на пенсию, и Эдди Ринальди занял его место. Иногда Нику Коноверу казалось, что они с Эдди Ринальди снова играют в хоккей: Ник – звезда команды, канонир, как его называли за мощнейший удар, бросался прямо в гущу схватки у ворот противника, а Эдди с дьявольской ухмылкой выделывал невероятные трюки на своем правом краю, незаметно ставя подножки соперникам и орудуя своей клюшкой так, что она попадала им то в солнечное сплетение, то по зубам.
– Спасибо, что пришел, – сказал Ник.
– Покажи мне кухню.
Ник провел Эдди по коридору, включил свет и отлепил большой кусок полиэтиленовой пленки, спасавшей от пыли из недоделанной кухни остальные комнаты дома.
Эдди прошел на кухню вслед за Ником, огляделся по сторонам, заметил отделанную стеклом и металлом кухонную мебель и негромко присвистнул.
– Представляю, сколько все это стоит, – пробормотал Ринальди и поставил на пол небольшую спортивную сумку, висящую у него на плече.
– И не говори. Полный маразм…
Ник открыл одну из конфорок и защелкал пьезорозжигом. Загудело синее пламя.
– Изрядное давление газа, – заметил Эдди. – Но вы ведь практически здесь не готовите?
– Редко. Это все новая газовая труба. Мне из-за нее всю лужайку перекопали. Пришлось снова засеивать.
– А это что? Сколько у тебя раковин?
– Две. Считается, что в одной моют, а в другой полоскают.
– А где посудомоечная машина? Здесь?
– Да… – Ник покосился на дорогостоящее приобретение Лауры – посудомоечную машину с двумя отделениями для экономии воды при мытье небольшого количества посуды.
Эдди потянул за ручку, приделанную к массивной кленовой доске.
– А это что? Ящик для ножей?
– Нет. Это выдвижная разделочная доска.
– Ого! Неужели ты сам до этого додумался?
– Конечно, нет. Это все придумала Лаура: какие будут шкафы, столы, какого цвета, где они будут стоять. Она выбрала и все электроприборы.
– Кстати, о столах. А что, большой стойки не будет? На ней же удобно готовить?
– Ее скоро установят на место.
– А где у тебя бар?
Стоило Нику слегка прикоснуться к одному из шкафчиков, как его дверца распахнулась, обнаружив шеренгу бутылок.
– Здорово!
– Магнитный замок. Тоже изобретение Лауры. Что ты будешь? Виски?
– Давай.
– Со льдом, конечно… – Ник поднес стакан к автоматической машинке для льда в дверце холодильника. Кубики льда со звоном посыпались в стакан. Наполнив стакан почти до краев "Джонни Уокером", Ник вручил его Эдди и вышел из кухни.
Эдди с нескрываемым удовольствием приложился к стакану.
– А ты что будешь пить? – спросил он у Ника.
– Да ничего. Я принял таблетку снотворного. После нее мне лучше не пить.
Они с Эдди прошли по темному заднему коридору, на стенах которого тускло светились оранжевые выключатели. По пути Ник включил настольную лампу, ежедневно напоминающую ему о погибшей жене. Лаура много месяцев упорно разыскивала подходящую для зала гипсовую лампу, пока в один прекрасный день не нашла ее в антикварном магазине на Манхэттене, где оказалась, поехав вместе с Ником, отправившимся в командировку в Нью-Йорк. Вообще-то магазин обслуживал только профессиональных декораторов и дизайнеров, но Лаура упросила, чтобы ее пустили внутрь, где она и обнаружила эту лампу. Когда Ник спросил Лауру, по какой причине лампа стоила таких невероятных денег, жена объяснила ему, что ее ножку выточили из гипса, добытого на месторождении Вольтерра в самой Италии. Ник смирился с этим объяснением, хотя и не мог понять, зачем ездить так далеко за простым белым камнем.
– Брось ты эти таблетки! Знаешь, что является лучшим лекарством от бессонницы?
– Нет. Что?
Лампочки в кабинете Ника автоматически вспыхнули, стоило обоим мужчинам оказаться внутри, и осветили отштукатуренные вручную стены, огромный плоский телевизор "Сони" и высокие стеклянные двери, выходящие прямо на лужайку, совсем недавно засеянную травой.
– Как это что? Секс, секс и еще раз секс!.. Подумай, в каком дворце ты теперь живешь! Здесь тебе легко отдастся любая красотка!
– Да не нужен мне такой дворец, это все Лаура…
Плюхнувшись в мягчайшее кожаное кресло, Эдди отхлебнул виски и со стуком поставил стакан на мраморный столик у стены. Ник устроился в соседнем кресле.
– Так вот, о женщинах. Я тут познакомился с одной в субботу вечером, в баре. Наверное, я перед этим здорово выпил… Короче, когда я посмотрел на нее утром… Ну ты понимаешь меня?.. Одним словом, страшна, как ядерная война! Не пойму, что мне в ней понравилось накануне! – Эдди Ринальди рассмеялся.
– Зато ты как следует выспался.
– А вот и нет. Видел бы ты мою рожу!.. Но все равно, хватит тебе сидеть одному! Пора уже познакомиться с какой-нибудь женщиной. Сходи, например, в мой бар. Туда ходят одинокие бабы. Хотя уродин там тоже хватает…
– Мне пока не хочется.
– Но ведь прошло уже больше года! – Эдди Ринальди старался говорить сочувственным тоном, но у него не очень получалось. – Это немало.
– После семнадцати лет совместной жизни – мало.
– А кто говорит о совместной жизни! Посмотри на меня. Я не покупаю, а беру напрокат. Меняю баб, как перчатки.
– Давай лучше поговорим о сигнализации. Уже поздно, а я устал.
– Ну хорошо. У нас хороший спец по сигнализациям. Это он поставил мне сигнализацию дома.
Ник удивленно повернулся к Ринальди.
– Не волнуйся, я заплатил за нее из своего кармана! А ты что думал?.. Короче, если у него есть на примете нужное оборудование, он и тебе все завтра же поставит.
– С камерами и всем остальным?
– А как же! С интерактивными камерами по всему периметру, у всех входов и выходов, с камерами в доме, наружными и скрытыми.
– В каком смысле "интерактивными"?
– Они выходят в Интернет. То есть ты будешь получать сигнал по Интернету и прямо на работе видеть на компьютере, что творится у тебя дома. Это супер!
– С записью на кассету?
– На какую кассету! Все, что видят камеры, записывается на компьютер. Чтобы сэкономить место на диске, можно поставить датчики движения, чтобы камеры включались только тогда, когда что-то движется. Камерами можно управлять на расстоянии: крутить и вертеть их во все стороны. Можно вести цветную видеозапись со скоростью семь с половиной кадров в секунду. Ты и представить себе не можешь, на что способна современная техника!
– И что, она не пустит ко мне в дом этого маньяка?
– Представь себе, как все эти камеры сами повернутся в его сторону, стоит ему зашагать к твоему дому. Если он не полностью спятил, он просто тут же даст деру. Или камеры его снимут. Кстати, я видел неплохие камеры у вас на заборе. И не только у входа. Если такие камеры стоят по всему забору, они могли уже снять твоего маньяка. Завтра утром я поговорю об этом с вашей охраной.
– Думаешь, полиция об этом уже не спрашивала?
– Здешняя полиция не будет ради тебя напрягаться, – фыркнул Эдди Ринальди. – Они просто притворяются, что занимаются твоим делом.
– Пожалуй, ты прав.
– Да не пожалуй, а точно. Они ненавидят тебя лютой ненавистью. Ты же Ник-Мясник! Ты увольняешь их родителей, братьев, сестер и жен. Могу поспорить, они даже рады тому, что у тебя неприятности.
– Кстати, что ты имел в виду, когда сказал: "если он не полностью спятил"? – озабоченно проговорил Ник Коновер.
– Такие маньяки могут быть совершенно непредсказуемыми сумасшедшими. От таких людей есть только одно надежное средство. – С этими словами Эдди расстегнул свою сумку и достал из нее небольшой клеенчатый сверток. Развернув его, он положил себе на ладонь черный матовый короткоствольный пистолет. На его рукоятке виднелись заметные царапины, а по стали шла борозда. – Смит-вессон"Сигма" 38-го калибра, – заявил Ринальди.
– Не надо, – стал отказываться Ник.
– На твоем месте я был бы осторожней. Вспомни, что он сделал с собакой. А если он примется за детей? Неужели ты отдашь их ему на съедение?!