Мы внимательно разглядывали оружие убийства. Это был обычный гвоздодер, выкованный из восьмигранного стального профиля. Новенький качественный инструмент. Он был покрыт блестящей черной краской, которую используют для автомобилей или катеров. По форме он чем-то напоминал альт-саксофон. Основная часть в три фута длиной слегка изогнута в форме буквы S, один конец немного закруглен, другой закруглен сильнее, как у буквы J. Каждый конец был расплющен и разделен на два зубца, что позволяло выдирать гвозди из деревянных поверхностей. Все линии были плавными и законченными – простой и жутковатый инструмент.
– Едва ли им часто пользовались, – заметила Саммер.
– Им вообще не пользовались, – уточнил я. – По крайней мере, для обычных работ.
Я встал.
– Нам не обязательно снимать с него отпечатки. Мы можем с уверенностью предположить, что преступник был в перчатках, когда выбрасывал ломик.
Саммер тоже поднялась на ноги.
– И нам не нужно определять группу крови, – сказала она. – Нет никаких сомнений, что кровь принадлежит Карбону.
Я ничего не ответил.
– Мы можем просто оставить ломик здесь, – предложила Саммер.
– Нет, ни в коем случае.
Я наклонился и стал развязывать правый ботинок. Вытащив шнурок, я завязал рифовым узлом его концы. У меня получилась петля диаметром пятнадцать дюймов. Я протащил петлю под ломиком и тут же поднял его, словно рыболов, гордящийся своей добычей.
– Пошли, – сказал я.
Прихрамывая, стараясь не потерять правый ботинок, я подошел к пассажирскому сиденью. Аккуратно уложил ломик на пол, чтобы не наступить на него ногой. Усевшись рядом с коробкой передач, я постарался убрать ноги подальше от ломика.
– Куда теперь? – спросила Саммер.
– В морг, – ответил я.
Я рассчитывал, что патологоанатом и его ассистенты ушли завтракать, но ошибся. Они все еще работали. С патологоанатомом мы столкнулись в вестибюле. Он куда-то спешил, держа в руке папку. Он посмотрел на меня, а потом перевел взгляд на наш трофей, болтающийся на шнурке. Ему потребовалось полсекунды, чтобы понять, что это такое, и еще полсекунды, чтобы сообразить: мы все попали в крайне неудобное положение.
– Мы можем зайти позднее, – предложил я и закончил про себя: "Когда вас здесь не будет".
– Нет, – возразил он. – Давайте зайдем в мой кабинет.
Он пошел вперед. Я смотрел ему вслед. Невысокий смуглый человек с короткими ногами, деловитый и компетентный, немного старше меня. Он казался симпатичным. И я предположил, что он неглуп. Медики вообще редко бывают глупыми. Им нужно изучить множество самых разных сложных наук, прежде чем они становятся врачами. И еще я подумал, что он не склонен к нарушениям этики. Мой опыт подсказывал, что среди медиков редко встречаются люди, лишенные морали. Они в душе ученые, а ученые обычно сохраняют искренний интерес к фактам и правде. В любом случае, им присуще любопытство. Все это позитивные факторы, поскольку отношение этого парня к происходящему могло иметь далеко идущие последствия. Он мог спокойно отойти в сторону или заложить нас – ему достаточно сделать один телефонный звонок.
Его кабинет оказался простой квадратной комнатой с металлическим письменным столом и шкафами, в которых, прижимаясь друг к другу, стояли папки с документами. Здесь вообще было тесновато. На стенах висели дипломы в рамках. На полках – множество книг и учебников. Однако я не увидел сосудов с образцами или прозрачных банок с формальдегидом, содержащих что-нибудь малоприятное. Это вполне мог быть кабинет армейского юриста, вот только дипломы были из медицинских, а не юридических университетов.
Доктор сел на свой вертящийся стул. Положил папку на стол. Саммер закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Я остался стоять посреди кабинета, держа раскачивающийся на шнурке ломик. Мы посмотрели друг на друга. Каждый ждал, кто сделает первый ход.
– Карбон погиб в результате несчастного случая, – сказал патологоанатом, словно продвинул пешку на два поля вперед.
– Несомненно, – ответил я, двигая свою пешку.
– Я рад, что тут нет никаких сомнений, – сказал он.
Однако в его голосе слышалось: "Неужели вы способны поверить в такое дерьмо?"
Я услышал, как вздохнула Саммер: мы обзавелись союзником. Однако наш союзник предпочитал сохранять дистанцию. Очевидно, он хотел спрятаться за игрой в шарады. И я не мог его винить. Ему предстояло служить еще много лет, ведь армия помогла ему получить замечательное образование. Вот почему он держался так осторожно. Вот почему нам следовало уважать желания нашего нового союзника.
– Карбон упал и разбил голову, – сказал я. – Дело закрыто. В чистом виде несчастный случай, тут всем можно только посочувствовать.
– Но?
Я слегка приподнял ломик.
– У меня сложилось впечатление, что он ударился головой об эту штуку.
– Три раза?
– Возможно, он подпрыгнул. Возможно, под палой листвой лежали сучья и земля спружинила, как батут.
Патологоанатом кивнул:
– Да, в это время года земля может обладать подобными свойствами.
– Летальными свойствами, – добавил я, опуская ломик.
Теперь мне оставалось только ждать.
– Почему вы принесли это сюда? – спросил он.
– Может возникнуть вопрос о неосторожности пострадавшего, приведшей к несчастному случаю, – сказал я. – Тот, кто оставил данный предмет валяться на земле, заслуживает выговора.
Патологоанатом снова кивнул:
– Разбрасывание мусора – это серьезное нарушение устава.
– Особенно в нашей армии, – подхватил я.
– Чего вы хотите от меня?
– Ничего, – сказал я. – Мы просто хотим вам помочь, вот и все. Поскольку дело закрыто, зачем вам забивать свой кабинет гипсовыми слепками раны? Мы решили, что можем выбросить их на помойку – за вас.
Он кивнул в третий раз.
– Да, вы вполне можете это сделать, чтобы сэкономить мне время.
Какое-то время все молчали. Наконец патологоанатом отложил папку в сторону, выдвинул ящик письменного стола, вытащил оттуда несколько чистых листов бумаги и с полдюжины предметных стекол микроскопа.
– Кажется, эта штука довольно тяжелая, – сказал он мне.
– Так и есть, – ответил я.
– Может быть, вам следует положить ее сюда. Чтобы вы могли немного отдохнуть.
– Это медицинский совет?
– Вы ведь не хотите повредить связки?
– И куда мне это положить?
– На любую горизонтальную поверхность.
Я шагнул вперед и осторожно положил ломик на стол, поверх листов бумаги и предметных стекол. Потом я вытащил шнурок, развязал узел, присел на корточки, вдел шнурок обратно в правый ботинок и аккуратно завязал узел. Между тем патологоанатом провел предметным стеклышком по тому концу ломика, который был испачкан кровью и прилипшими волосами.
– Проклятье! – пробормотал он. – Я испачкал стеклышки. Какая небрежность с моей стороны!
Затем он повторил ту же ошибку с оставшимися пятью стеклышками.
– Нас интересуют отпечатки? – спросил он.
Я покачал головой.
– Мы предполагаем, что виновник был в перчатках.
– И все же следует проверить. Неосторожность пострадавшего, приведшая к несчастному случаю, – дело серьезное.
Он открыл другой ящик стола, вытащил из коробки перчатку из латекса и натянул на руку. Над столом поднялось маленькое облачко талька. Патологоанатом взял ломик и вынес его из кабинета.
Он вернулся меньше чем через десять минут. Перчатку он так и не снял. Ломик был тщательно вымыт, черная краска блестела. Инструмент выглядел совершенно новым.
– Отпечатков нет, – сказал патологоанатом.
Он положил ломик на свой стул и вытащил из ящика письменного стола обычную коричневую картонную коробку. Открыв ее, он вынул оттуда два белых гипсовых слепка. Оба длиной в шесть дюймов, и на обоих черными чернилами написано: "Карбон". Один был позитивом (он получился, когда гипс приложили к ране), а другой – негативом (второй слепок сделали из первого). Негатив показывал форму раны, оставленной оружием, а позитив – форму оружия.
Патологоанатом положил позитив на стул рядом с ломиком. Выровнял их так, чтобы они легли параллельно друг другу. Слепок имел длину примерно в шесть дюймов. Он был белым, и его покрывали маленькие впадинки, но в остальном он совпадал с черным металлом. Полная идентичность. Та же часть, та же толщина, те же контуры.
Потом патологоанатом положил негатив на стол. Он был немного больше, чем позитив, и несколько менее аккуратным. Точная копия разбитого затылка Карбона. Доктор взял в руки ломик. Взвесил его в руке. Поднял и очень медленно опустил один раз, имитируя первый удар, а потом повторил свои действия. Наконец он произвел имитацию третьего удара, коснувшись слепка. Третий и последний удар оставил наиболее точный след. Четкая борозда длиной в три четверти дюйма в гипсе, ломик идеально в нее входил.
– Я проверю кровь и волосы, – сказал патологоанатом. – Впрочем, мы все знаем, каким будет результат.
Он вытащил ломик и еще раз опустил его вниз. И вновь инструмент четко вошел в слепок. Доктор вытащил ломик и покачал его на ладонях, словно взвешивая оружие. Потом взял его за более ровный конец и взмахнул им как битой, словно пытаясь попасть по высоко подброшенному мячу. Он вновь взмахнул ломиком, уже сильнее, – получился короткий резкий удар. Ломик казался слишком большим в его руках. Большим и тяжеловатым для него.
– Очень сильный человек, – сказал патологоанатом. – Большой замах. Крупный высокий человек, правша, в хорошей физической форме. Впрочем, под это описание подходят многие люди с базы.
– Там не было никакого человека, – возразил я. – Карбон упал и ударился головой.
Доктор улыбнулся, продолжая раскачивать на ладонях ломик.
– Он по-своему красив, – сказал он. – Звучит странно, да?
Я понимал, что он имеет в виду. Это был хороший кусок стали, в котором не было ничего лишнего. Как в кольте "детектив спешиал", или ноже морской пехоты, или таракане.
Патологоанатом спрятал ломик в длинный стальной шкафчик. Когда он задвинул ящик, металл негромко загудел.
– Пусть он останется у меня, – сказал патологоанатом. – Если вы не против. Так будет безопаснее.
– Хорошо, – сказал я.
– Вы правша? – спросил он.
– Да, – ответил я.
– Полковник Уиллард сказал мне, что это ваших рук дело, – сообщил врач. – Однако я ему не поверил.
– Почему?
– Вы удивились, увидев, кто это такой, когда я повернул его лицом к вам. Я четко зафиксировал вашу реакцию. Такие вещи невозможно имитировать.
– Вы сказали об этом Уилларду?
Он кивнул.
– Ему это не понравилось. Впрочем, мои слова не изменили его отношения. Я уверен, что он уже придумал соответствующую теорию.
– Я буду осторожен, – пообещал я.
– Ко мне заходили сержанты из группы "Дельта". Появились кое-какие слухи. Мне кажется, вам необходимо проявлять максимальную осторожность.
– Я непременно последую вашему совету, – сказал я.
– И правильно сделаете, – сказал патологоанатом.
Мы с Саммер вернулись в "хаммер". Она запустила двигатель, включила сцепление, но не сняла ногу с педали тормоза.
– К начальнику снабжения, – сказал я.
– Ломик не военного производства, – заметила Саммер.
– Он выглядит дорогим, – возразил я. – Таким дорогим, что может принадлежать Пентагону.
– Но тогда он был бы зеленым.
– Да, пожалуй, – согласился я. – Но нужно проверить. Рано или поздно нам потребуется привести все факты в систему.
Она сняла ногу с педали тормоза, и мы поехали к зданию, где работал интендант. Саммер пробыла в Бэрде гораздо дольше, чем я, и хорошо разбиралась, где находятся разные службы. Она припарковалась возле здания склада. Я знал, что внутри находится длинная стойка, за которой расположены обширные складские помещения с надписью: "Вход воспрещен". Там имелись огромные тюки с одеждой, шины, одеяла, комплекты столовых принадлежностей, шанцевый инструмент и самое разное оборудование.
Мы вошли и обнаружили за стойкой молодого парня в новенькой полевой форме. Это был веселый, пышущий здоровьем деревенский парнишка. Казалось, он работает в скобяной лавке отца и вполне доволен жизнью. Он был полон энтузиазма. Я сказал, что нас интересует строительное оборудование. Солдат вытащил справочник размером с восемь телефонных книг и отыскал нужный раздел. Я попросил его найти списки ломиков. Он лизнул палец, перевернул несколько страниц и нашел два подходящих места: "Ломы, общего назначения, длинные, с зубцами на одном конце" и "Ломы, общего назначения, короткие, с зубцами на обоих концах". Я попросил его показать образец последнего вида.
Он скрылся за рядами полок. Мы ждали. Вдыхали характерный запах старой пыли, новой резины и саржи. Солдат вернулся минут через пять с ломиком армейского образца и положил его на стойку перед нами. Саммер оказалась права. Ломик был выкрашен в зеленый цвет и не имел ничего общего с тем, что мы оставили в кабинете патологоанатома. На шесть дюймов короче, немного тоньше, и форма другая. Ломик являлся образцом военной инженерной мысли. Много лет назад был сформирован подкомитет с участием экспертов из строительных батальонов. Они обсудили размеры, вес и продолжительность службы самых разных инструментов. Рассмотрели возможные сферы их использования. Изучили проблемы, связанные с усталостью металла. Учли хрупкость металла в условиях суровой европейской зимы, а также податливость металла при жаре на экваторе. Затем сделали чертежи и объявили тендер. Заводы от Пенсильвании до Алабамы соревновались за право получить заказ. Были созданы образцы. Образцы прошли тщательное тестирование. В результате объявили победителя, выбрали краску, все параметры изделия тщательно запротоколировали. А потом об этих ломиках навсегда забыли. Однако продукт, получившийся в результате долгих подготовительных месяцев, армия будет получать тысячами единиц в год, нужен он ей или нет.
– Спасибо, солдат, – сказал я.
– Вы возьмете его с собой? – спросил он.
– Нет, мы только хотели посмотреть, – ответил я.
Мы вернулись в мой кабинет. Впереди был еще целый рабочий день, а мне нечем было заняться. Пока что новое десятилетие не слишком меня радовало. Но и горячим приверженцем девяностых годов я тоже не стал, хотя с той поры прошло уже шесть дней.
– Вы собираетесь написать отчет о несчастном случае? – спросила Саммер.
– Для Уилларда? Пока что нет.
– Он будет ждать его сегодня.
– Я знаю, – кивнул я. – Но я хочу, чтобы он еще раз обратился ко мне.
– Зачем?
– Наверное, все дело в том, что общение с ним завораживает. Вроде как смотреть на червей, ползающих по трупу.
– По трупу чего?
– Моего энтузиазма, заставляющего меня вставать по утрам.
– Одно гнилое яблоко еще ничего не значит, – сказала Саммер.
– Может быть, – ответил я. – Если оно одно.
Она промолчала.
– Ломики, – продолжил я. – У нас два разных дела, связанных с ломиками, а я не люблю совпадений. Однако я не вижу связи между этими делами. Нет никакой возможности слепить из них нечто целое. Карбон находился в миллионе миль от миссис Крамер во всех возможных смыслах. Они жили в совершенно разных мирах.
– Вассель и Кумер объединили эти миры, – заметила Саммер. – Их интересовало то, что могло находиться в доме миссис Крамер, и они были в Бэрде в ту ночь, когда убили Карбона.
– Именно это и сводит меня с ума, – сказал я. – Превосходная связь, но на самом деле ее нет. Они один раз позвонили в округ Колумбия, но находились слишком далеко от Грин-Вэлли, чтобы самим что-то сделать с миссис Крамер, а из отеля они никому не звонили. Потом они оказались здесь в ту ночь, когда убили Карбона, но оставались в офицерском клубе и ели мясо и рыбу, что могут подтвердить дюжины свидетелей.
– Когда они появились здесь в первый раз, с ними был шофер. Майор Маршалл, помните? Но во второй раз они приехали без него. Вроде как с секретной миссией.
– Нет ничего секретного в посещении бара офицерского клуба с последующим ужином. Всю ночь они находились на глазах у множества людей.
– Но почему они не взяли с собой шофера? Почему приехали вдвоем? Полагаю, Маршалл был с ними на похоронах. Но они решили проделать триста миль без него. А потом еще триста миль обратно.
– Может быть, Маршалл был чем-то занят, – предположил я.
– Он их любимчик, – возразила Саммер. – Он свободен всегда, когда им нужен.
– Но зачем они вообще сюда приехали? Слишком долгий путь ради обычного ужина.
– Они приехали за портфелем, Ричер. Нортон ошибается. По-другому быть не может. Кто-то отдал им портфель. И они с ним уехали.
– Не думаю, что Нортон ошиблась. Она меня убедила.
– Может быть, они получили портфель на стоянке. Нортон могла этого не видеть. Вряд ли она выходила на холод, чтобы помахать им рукой. Однако портфель наверняка у них. Иначе почему они со спокойным сердцем улетели в Германию?
– Просто они поставили на этом деле крест. Они не могли оставаться здесь вечно. В Германии их ждет борьба за место Крамера.
Саммер ничего не ответила.
– Так или иначе, но тут нет никакой связи, – сказал я.
– Наш мир полон случайностей.
Я кивнул.
– Таким образом, они отходят на второй план. Главным для нас остается Карбон.
– Мы вновь отправимся на поиски баночки от йогурта?
Я покачал головой.
– Она осталась в машине или была выброшена в мусорный бак.
– Нам бы она пригодилась.
– Теперь мы можем работать с ломиком. Он совсем новый. Скорее всего, его купили недавно, как и йогурт.
– У нас нет ресурсов.
– Нам поможет детектив Кларк из Грин-Вэлли. Он уже ищет свой ломик. Наверняка начал прочесывать скобяные лавки. Мы лишь попросим его расширить радиус и временные границы поисков.
– Но для него это серьезная дополнительная работа, – заметила Саммер.
– Мы должны кое-что предложить ему в обмен. Скажем, что работаем над делом, которое может ему помочь.
– Например?
Я улыбнулся.
– Мы смошенничаем. Назовем ему имя Андреа Нортон. Пусть узнает на своей шкуре, какая мы семья.