– У нас маленький магазин, – сказал он. – Я должен очень тщательно отбирать товар. В некотором смысле это непросто, но, с другой стороны, доставляет мне удовольствие, поскольку я обладаю свободой выбора. Я сам принимаю решения. Вот почему для ломика я выбираю сталь с высоким содержанием углерода и хрома. Затем возникает вопрос о том, должна ли сталь быть отпущенной один раз или дважды. Честно говоря, я всегда предпочитаю двойной вариант, для прочности. И мне хотелось бы, чтобы зубцы были плоскими – для удобства и в то же время обладали повышенной прочностью – для надежности. Ведь в некоторых ситуациях речь идет о безопасности для жизни. Представьте себе человека на стропильной балке, у которого обламывается зубец. Этот человек просто упадет.
– Да, пожалуй, – согласился я. – Значит, нужна сталь соответствующего сорта, дважды отпущенная, и нужны прочные зубцы. Что же вы выбираете?
– Ну, что касается данного инструмента, я иду на компромисс. Мой основной производитель не делает ломики короче чем в восемнадцать дюймов. Но мне, разумеется, нужны также ломики длиной в двенадцать дюймов.
Вероятно, он прочел на моем лице, что я ничего не понимаю, потому что пояснил:
– Для гвоздей с большой шляпкой и балок. Если вы работаете внутри пространства в шестнадцать дюймов, вам не удастся воспользоваться ломиком длиной в восемнадцать, верно?
– Конечно, – ответил я.
– Поэтому я беру двенадцатидюймовые ломики у другого производителя, хотя сталь там отпущена только один раз. Однако с точки зрения твердости вполне допустимо. Когда рычаг составляет всего двенадцать дюймов, нагрузка существенно уменьшается.
– Ясное дело, – сказал я.
– Кроме упомянутого ломика и фирменных титановых я делаю ломики на заказ в одной очень старой компании в Питтсбурге, которая называется "Фортис". Они производят для меня две модели: восемнадцатидюймовые и трехфутовые. У обеих моделей диаметр поперечного сечения три четверти дюйма. Высокое содержание углерода в дважды отпущенной стали, зубцы особой твердости и высококачественная краска.
– Именно такой трехфутовый ломик у вас украли, – подхватил я.
Он посмотрел на меня так, словно я был ясновидящим.
– Детектив Кларк показал мне образец украденного ломика, – объяснил я.
– Понятно, – сказал он.
– Скажите, насколько редким является ломик фирмы "Фортис" длиной в три фута?
На лице хозяина появилась гримаса разочарования.
– Я продаю один такой ломик в год, – сказал он. – Два, если очень повезет. Они дорогие. А в последнее время людей все меньше интересует качество. Я бы сказал, не следует метать бисер перед свиньями.
– И в других местах такая же ситуация?
– В других местах? – переспросил он.
– В других магазинах вашего региона. Там такая же ситуация с ломиками "Фортис"?
– Прошу прощения, – сказал он. – Возможно, я выразился недостаточно ясно. Эти ломики делают для меня. По моим собственным чертежам. Это мой личный заказ.
Я изумленно посмотрел на него.
– Иными словами, такой ломик можно купить только в вашем магазине?
Он кивнул:
– Таковы преимущества независимости.
– То есть это эксклюзивная вещь?
– Они уникальны, – подтвердил хозяин.
– Когда вы в последний раз продали такой ломик?
– Около девяти месяцев назад.
– Скажите, со временем краска сходит?
– Я понимаю, о чем вы спрашиваете, – сказал старик. – Ответ на ваш вопрос – да, конечно. Так что если вы нашли ломик, который выглядит как новый, значит, это и есть тот, что украли перед Новым годом.
Идя по стопам детектива Кларка, мы позаимствовали еще один ломик. Он был смазан машинным маслом и обернут в бумагу. Мы положили его, как трофей, на заднее сиденье "шевроле". Потом мы поели в машине. Сэндвичи купили в кафе, расположенном в сотне ярдов к северу от магазина.
– Какие три новых факта у нас появились? – спросил я.
– Первый: миссис Крамер и Карбон убиты одним и тем же орудием. Второй: мы сойдем с ума, пытаясь связать два этих убийства между собой.
– И третий?
– Я не знаю.
– Третий состоит в том, что преступник очень хорошо знал Сперривилл. Вы сумели бы найти этот магазин в темноте и в спешке, если бы впервые попали в город?
Мы посмотрели вперед через ветровое стекло. Вход в переулок было трудно разглядеть, хотя мы и знали, что он находится именно там. К тому же сейчас было светло.
Саммер закрыла глаза.
– Нужно сосредоточиться на орудии, – сказала она. – Забыть обо всем остальном. Представить его себе. Ломик, сделанный на заказ. Уникальная вещь. Его вынесли из переулка, который находится перед нами. Потом он оказался в Грин-Вэлли в два часа ночи первого января. А затем в Форт-Бэрде в девять вечера четвертого января. Ломик проделал путешествие. Мы знаем, где оно началось, и нам известно, где закончилось. Однако мы не представляем себе, что происходило в середине, тем не менее в процессе ломик побывал в одном месте. Он прошел через главные ворота Форт-Бэрда. Мы не выяснили когда, но мы не сомневаемся, что он через них проходил.
Она открыла глаза.
– Мы должны вернуться туда и снова посмотреть журнал. Он мог вернуться не ранее шести часов утра первого января, поскольку Форт-Бэрд находится в четырех часах езды от Грин-Вэлли. А самое позднее время прохода через ворота базы – восемь вечера четвертого января. Этот промежуток охватывает восемьдесят шесть часов. Нам нужно проверить всех, кто возвращался на базу за это время. Мы точно знаем, что он побывал на базе, и у нас нет сомнений, что он не сам туда попал.
Я ничего не ответил.
– Мне очень жаль, – сказала Саммер. – В списке будет много имен.
Мне уже больше не казалось, что я прогуливаю школу. Мы вернулись на шоссе и направились на восток в поисках автострады I-95. Свернув на нее, мы помчались на юг, в сторону Бэрда. Обратно к Уилларду и телефону. И к рассерженным ребятам из "Дельты". Перед въездом на территорию Северной Каролины нас накрыла серая туча. Небо потемнело, и Саммер включила фары. Мы миновали здание полицейского участка, потом то место, где нашли портфель Крамера, и еще через одну милю – площадку для отдыха. Затем мы оказались возле развязки, рядом с которой находился мотель Крамера. Вскоре и он остался у нас за спиной, и мы проехали последние тридцать миль, отделявшие нас от Форт-Бэрда. Часовой записал в журнал, что мы вернулись в 19.30. Я попросил скопировать для нас всю информацию в журнале начиная с 6.00 первого января и до 20.00 четвертого января и немедленно доставить копию этого восьмидесятишестичасового кусочка жизни в мой кабинет.
В моем кабинете было очень тихо. Утренняя свистопляска давно закончилась. На пост заступила сержант, у которой был маленький ребенок. Она выглядела усталой. Я сообразил, что она мало спит. Всю ночь ей приходится работать, а днем она занята с ребенком. Тяжелая жизнь. Она заварила кофе. Наверное, нуждалась в нем не меньше меня. Возможно, даже больше.
– Ребята из "Дельты" проявляют беспокойство, – сказала она. – Они знают, что вы арестовали болгарина.
– Я его не арестовывал. Просто задал несколько вопросов.
– Они не пожелали заметить разницу. Эти типы несколько раз заходили сюда и спрашивали, где вас найти.
– Они были вооружены?
– Этим парням не требуется оружие. Им следовало бы запретить покидать собственную территорию. И вы это можете сделать. Вы ведь исполняете обязанности командира военной полиции.
Я покачал головой.
– Что-нибудь еще?
– Вам нужно позвонить полковнику Уилларду до полуночи, в противном случае он будет считать, что вы находитесь в самовольной отлучке. Он сказал, что подаст рапорт.
Я кивнул. Это был очевидный следующий ход Уилларда. Обвинение в самовольной отлучке не будет иметь отрицательных последствий для Уилларда как моего командира. Виноват всегда тот, кто сбежал из части.
– Что-нибудь еще? – повторил я свой вопрос.
– Санчес хочет десять-шестнадцать, – сказала она. – С Форт-Джексоном. Кроме того, звонил ваш брат.
– Он оставил сообщение? – спросил я.
– Нет.
– Понятно, – сказал я.
Я подошел к своему столу. Взял телефон. Саммер сразу направилась к карте. Коснулась пальцами булавок, провела линию от Вашингтона до Сперривилла, от Сперривилла до Грин-Вэлли, от Грин-Вэлли до Форт-Бэрда. Я набрал номер Джо. Он ответил после второго гудка.
– Я звонил маме, – сказал он. – Она пока держится.
– Она сказала "скоро", Джо. Но из этого не следует, что мы должны нести постоянное дежурство.
– Это произойдет быстрее, чем мы думаем. И быстрее, чем мы хотим.
– Как она?
– Не лучшим образом.
– Ты в порядке?
– У меня все неплохо, – ответил Джо. – А ты?
– Для меня это не самый лучший год.
– Теперь твоя очередь звонить ей, – сказал он.
– Я позвоню, – пообещал я. – Через несколько дней.
– Позвони завтра, – велел он.
Он повесил трубку, и я с минуту сидел молча. Потом вновь поднял трубку и попросил сержанта соединить меня с Санчесом из Форт-Джексона. Я держал в руке трубку и ждал. Саммер внимательно смотрела на меня.
– Постоянное дежурство? – спросила она.
– Она ждет, когда ей снимут гипс, – сказал я. – Ей это не нравится.
Саммер еще несколько мгновений смотрела на меня, а потом вернулась к карте. Я включил громкую связь и положил трубку на стол. Раздался щелчок, и я услышал голос Санчеса.
– Я тут донимал полицейских из Колумбии относительно машины Брубейкера, – сказал он.
– Они до сих пор ее не нашли? – спросил я.
– Нет, – ответил Санчес. – И даже не пытаются. Я никак не мог этого понять. Поэтому я не отставал от них.
– И?
– И они кинули мне еще один кусок.
– Какой?
– Брубейкер убит не в Колумбии, – сказал он. – Его привезли туда и бросили.
Глава 17
Санчес рассказал нам, что медицинские эксперты из Колумбии обнаружили некоторые противоречия в состоянии тела Брубейкера и пришли к мнению, что он умер за три часа до того, как его тело оставили в переулке. После смерти наступает цианоз крови. Сердце останавливается, кровяное давление падает, жидкая кровь скапливается в нижних частях тела под воздействием силы тяжести. В результате через некоторое время на коже возникают фиолетовые пятна. Затем в промежутке от трех до шести часов после смерти цвет кожи перестает меняться, как на проявившейся фотографии. У человека, умершего на спине, будет бледная грудь и фиолетовая спина. А у того, кто лежит лицом вниз, все наоборот. Но в случае с Брубейкером цианоз распространился по всему телу. Медицинские эксперты Колумбии сделали вывод, что он был убит, после чего тело пролежало на спине около трех часов, а потом его выбросили в переулке – лицом вниз. Они уверены, что временной промежуток составил три часа, поскольку именно за такое время начинают фиксироваться трупные пятна. Они утверждают, что у него есть такие ранние пятна на спине и поздние пятна на груди. Кроме того, они сказали, что на спине осталась полоса мертвой плоти, которая подвергалась сильному нагреванию.
– Он лежал в багажнике автомобиля, – догадался я.
– Над глушителем, – уточнил Санчес. – За три часа тело успело сильно нагреться.
– Это многое меняет.
– И объясняет, почему его "шевроле" не удалось найти в Колумбии.
– А также объясняет отсутствие свидетелей, гильз и пуль, – добавил я.
– И что же теперь нам искать?
– Три часа в машине? – спросил я – Ночью, по пустым дорогам? Получается круг радиусом в двести миль.
– Довольно большой круг, – заметил Санчес.
– Приблизительно сто двадцать пять тысяч квадратных миль, – прикинул я. – Произведение числа "пи" на квадрат радиуса. Что предпринимают по этому поводу полицейские из Колумбии?
– Они выронили это дело из своих рук, как горячую картофелину. Теперь им занимается ФБР.
– И что Бюро думает о наркотиках?
– Они настроены скептически. Полагают, что героин не наш профиль. Марихуана или амфетамины – это мы можем.
– Я бы не отказался от небольшой порции двух последних, – проворчал я.
– С другой стороны, они знают, что парни из "Дельты" много путешествуют. Пакистан, Южная Америка. А героин поступает именно оттуда. Поэтому они оставляют эту версию про запас, на случай если расследование зайдет в тупик, – именно так собиралась поступить и полиция Колумбии.
– Пустая трата времени. Героин? Такой человек, как Брубейкер, скорее умрет.
– Они полагают, что так оно и произошло.
Санчес отсоединился, и я положил трубку.
– Скорее всего, это произошло на севере, – предположила Саммер. – Брубейкер выехал из Роли. Его машину следует искать где-то в тех местах.
– Это не наше дело, – сказал я.
– Согласна, этим должно заниматься ФБР.
– Не сомневаюсь, что они так и поступили.
В дверь постучали. Я впустил капрала, который принес стопку листов. Он отдал честь и положил бумаги на мой стол. Отошел на шаг назад и вновь отсалютовал.
– Копии записей в журнале убытия и прибытия. С первого по четвертое января, как вы приказали.
Он развернулся кругом, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Я посмотрел на кипу бумаг. Листов семь на глазок. Не так уж и плохо.
– Займемся делом, – сказал я.
Нам вновь помогла операция "Правое дело". Повышенный уровень боеготовности привел к тому, что множество увольнений были отменены. В общем-то без особо уважительных причин, поскольку ситуация в Панаме не была такой уж серьезной, но военные работают именно так. Зачем нужно понятие уровней "готовности обороны", если их нельзя применять? Зачем устраивать небольшие драмы за рубежом, если вся армия не почувствует этого на своей шкуре?
С другой стороны, нельзя отменять увольнительные, если не позаботиться о том, чтобы люди могли заполнить свое время. Отсюда появление дополнительных тренировок и тестов. Большинство из них были довольно напряженными и начинались рано. В результате мы получили неожиданный подарок: почти все, кто выезжал с базы праздновать Новый год, вернулись сравнительно рано. Вероятно, они приехали на базу около трех или четырех часов утра, поскольку после шести поток возвращающихся превратился в тоненький ручеек.
За восемнадцать оставшихся часов первого января на базу вернулось девятнадцать человек. В том числе мы с Саммер, после поездки в Грин-Вэлли и визита в "Уолтер Рид". Себя мы сразу вычеркнули из списка.
Второго января кроме нас на базу вернулось шестнадцать человек. А третьего января – всего двенадцать. И семнадцать до 20.00 четвертого января. Всего шестьдесят две фамилии за промежуток в восемьдесят шесть часов. Девять из них – гражданские водители фургонов, доставлявших продовольствие. Мы их вычеркнули. Одиннадцать фамилий встречались дважды. Эти люди возвращались, снова уезжали и опять возвращались. Как регулярные пассажиры автобуса, купившие сезонные билеты. Одним из них была мой ночной сержант. Мы ее вычеркнули, поскольку она являлась женщиной, к тому же невысокого роста. Мы вычеркнули все повторные возвращения.
Осталось проверить сорок одного человека. Во всех случаях у нас была фамилия, звание и инициалы. По этим данным мы не могли установить, кто из них мужчина, а кто женщина. И не знали, каковы их рост и сила. Не говоря уже о том, кто из них правша.
– Я займусь выяснением пола, – предложила Саммер. – У меня остались полные списки. Там можно узнать имена.
Я кивнул. Потом снял трубку и напугал патологоанатома, предложив встретиться у него в морге.
Я доехал на нашем "шевроле" до его офиса, поскольку не хотел, чтобы меня увидели с ломиком в руках. Припарковавшись у входа в морг, я стал ждать. Патологоанатом появился через пять минут – он шагал со стороны офицерского клуба. Наверное, я помешал ему закончить десерт. Или – еще того хуже – он не доел основное блюдо. Я выбрался из машины, прихватив с заднего сиденья ломик. Патологоанатом скользнул по нему взглядом и повел меня внутрь. Похоже, он понял, чего я хочу. Он открыл свой кабинет, включил свет и сразу выдвинул ящик письменного стола. Оттуда он достал ломик, которым убили Карбона. Положил его на письменный стол. Я пристроил рядом взятый взаймы новенький экземпляр. Он были совершенно идентичны.
– А что, существует много видов ломиков? – поинтересовался патологоанатом.
– Гораздо больше, чем можно подумать, – ответил я. – Мне довелось выслушать целую лекцию на эту тему.
– Эти два выглядят совершенно одинаковыми.
– Так и есть. Две горошины из одного стручка. Можете не сомневаться. Они сделаны на заказ. Уникальные предметы.
– Вы были знакомы с Карбоном?
– Очень поверхностно, – ответил я.
– Как он держался?
– В каком смысле.
– Он сутулился?
Я вспомнил тускло освещенный бар, потом яркий свет на парковке и покачал головой.
– Он не был достаточно высоким, чтобы сутулиться, – сказал я. – Карбон был жилистым крепким парнем с прямой спиной. Из тех, что стоят на передней части стопы, а не на пятках. Настоящий атлет.
– Хорошо.
– Почему?
– Удар был направлен по нисходящей. Не рубящий удар сверху вниз, а горизонтальный замах с последующим резким снижением. Рост Карбона составлял семьдесят дюймов. Рана находилась на расстоянии шестидесяти пяти дюймов от земли, если считать, что он не сутулился. Но удар нанесен сверху. Значит, убийца был высоким.
– Вы это уже говорили прежде, – напомнил я.
– Нет, действительно высоким, – сказал он. – Я провел небольшое исследование. Все зарисовал. Убийца должен быть рослым, примерно шесть футов и четыре или даже пять дюймов.
– Как я, – сказал я.
– И таким же массивным, как вы. Очень непросто так сильно проломить череп.
Я вновь представил место преступления: небольшие холмики, поросшие сухой травой, кое-где валяются ветки деревьев, но в остальном земля плоская. Так что один человек не мог оказаться стоящим выше другого. Местность не давала такой возможности.
– Шесть футов и четыре или пять дюймов, – сказал я. – Вы готовы стоять до конца?
– В суде?
– Это был несчастный случай, – сказал я. – Мы не собираемся обращаться в суд. Разговор идет между нами. Будут ли напрасной тратой времени поиски человека, имеющего рост менее шести футов и четырех дюймов?
Патологоанатом несколько раз вздохнул.
– Шесть и три дюйма, чтобы наверняка, – сказал он. – Нужно учесть возможные погрешности измерений. Я готов утверждать, что его рост был не менее шести футов и трех дюймов. Можете быть в этом уверены.
– Хорошо, – сказал я.
Он проводил меня до двери, выключил свет и запер свой кабинет.
Когда я вернулся, Саммер сидела за моим столом. Она уже закончила сортировать подозреваемых по признакам пола. Это не заняло много времени. Списки личного состава были алфавитными и четкими, как почти все бумаги в армии.
– Тридцать три подозреваемых мужского пола, – подытожила Саммер. – Двадцать три – рядовые и сержанты, десять – офицеры.
– Кто они?
– Всего понемногу. Для "Дельты" и рейнджеров увольнительные были полностью отменены, но у них были вечерние пропуска. Очевидно, Карбон и сам первого января покидал территорию базы.
– Мы можем его вычеркнуть.