- Ишь, хитрюга, - Николай Егорович вновь повернулся и зашипел, буравя безумным взглядом. - Хочешь, чтобы я тебя выпустил? Не выйдет! Моя дочь жила тихой скромной жизнью, а когда появился ты - она исчезла. Что ты ей наговорил? Что ты с ней, сволочь, сделал? Пока ты мне все не расскажешь, я тебя отсюда не выпущу. Так и заруби себе на носу! Ты еще не понял, что я готов на крайние меры? Я ни перед чем не остановлюсь! Ну, так что, будешь говорить?
Тихон грустно молчал. Николай Егорович, сначала представший перед ним вменяемым мужчиной, вновь превратился в озлобленного, дышащего яростью зверя.
- Я… - у Тихона снова заныло в боку. Он всем телом ощутил полную беззащитность перед этим разъяренным человеком и лихорадочно думал, как потянуть время. - Я подумаю, - выпалил он, когда Николай Егорович со зловещим оскалом вплотную приблизился к нему. - Который сейчас час?
- Девять вечера, - машинально взглянув на часы, ответил отец Светы.
"Какой ужас, я здесь уже целый день!" - подумал Тихон и мгновенно почувствовал страшную жажду.
- Пить! Дайте воды, - с мольбой попросил он.
Николай Егорович расплылся в довольной улыбке.
- Вот! Ты уже сломался! - Николай Егорович радостно тыкал в Тихона пальцем. - Я тебе не дам воды. Воды ты не дождешься! Я тебя больше не буду бить. Я буду ждать, когда за глоток воды, ты мне маму родную продашь. Ну, так как, расскажешь, что сделал со Светой? Молчишь? Ну, ну! Я сейчас.
Николай Егорович скрылся наверх, потом вернулся, держа в руках бутылку минеральной воды "Боржоми".
- Ехал к тебе, дай, думаю, куплю. Парень, наверное, пить хочет. - Он сдернул пробку о деревянную ступеньку. Из бутылки раздалось радостное шипение. Николай Егорович поднес бутылку к губам и звучно глотнул. Кадык на горле дернулся вверх-вниз, отмеривая большой глоток пузырящейся минералки.
Заколов облизнулся, жадно наблюдая, как капелька влаги скользит по подбородку.
- Холодная, в буфете купил, - блаженно объяснил Николай Егорович, вытирая губы. - Хочешь? - И он подставил бутылку под нос Тихону.
Заколов кивнул, вытянул губы, уже ощущая радостную свежесть воды. Но горлышко бутылки отдалилось.
- Говори, сволочь, где моя дочь? - крикнул Николай Егорович. - Ну! Или сдохнешь здесь!
Тихон отстранился, стукнувшись затылком о трубу.
- У меня завтра экзамен, - желая вызвать сострадание у отца абитуриентки, пересохшим горлом просипел он.
- Что? - взвился Николай Егорович. - У моей Светочки тоже должен был быть экзамен! Но тот, кто глумился над ней, об этом совсем не думал! Он думал только о себе, а не о моей бедной девочке. Где она? Где она, я тебя спрашиваю?
Тихон закрыл глаза и напряг тело, ожидая побоев. Но ударов не последовало.
В мертвой тишине он услышал звонкое бульканье вытекающей воды. Глаза раскрылись и жадно смотрели, как в перевернутой бутылке, которую Николай Егорович держал прямо перед ним, рывками уменьшается водяной конус. Вот, с последним звучным хлюпаньем остатки воды вырвались наружу, увлекая за собой несколько крупных задержавшихся на горлышке капель. Тихону показалось, что извержение манящей пузырящейся водяной струи длилось очень долго.
Николай Егорович демонстративно стряхнул остатки влаги на пол и отбросил бутылку.
- Я подожду до утра. Тогда ты мне и ответишь за все, - бесстрастно сообщил он, поднялся по лестнице и долго заваливал чем-то люк сверху.
Видимо собирался вернуться не скоро.
Глава 12. Экзамен в погребе
Саше не терпелось побыстрее рассказать Тихону о том, что он узнал от армян. Получается, никакие они не гомики, а обычные бабники. И женское белье в их тумбочке теперь понятно откуда. Так что подозрения с них можно снимать.
Но Тихона в общежитии все еще не было. Время шло, наступила ночь, общежитие закрылось, а Заколов так и не появился.
Саша спрашивал ребят о друге: не видел ли его кто-нибудь сегодня? Заглянул к Наташе, чтобы узнать, куда уехали отец Светы и Тихон. Но она, как и остальные, ничего не знала.
Заколов закрыл глаза, мечтая о желанной воде. Не думать о воде не получалось. Чтобы перевести мысли в иное русло, он попытался описать формулами процесс вытекания воды из бутылки.
Что имеем? Жидкость несжимаемая, плотность и объем известны, масса, следовательно, тоже. Диаметр горлышка также считаем заданным. Дальше все просто, расписываем силу тяжести жидкости, еще пара формул, и вот тебе - время и скорость вытекания воды из бутылки. Если подставить данные… Так… Получается около девяти секунд.
Почему же ему показалось, что все тянулось так долго? Что это - особенности уставшей психики или погрешность расчета? Да, его формулы предполагают поток ламинарным, без трения и перемешивания. На самом деле поток турбулентный, он же видел маленький клокочущий водопад. Но это незначительно увеличивает время.
А как плавно и сладостно отрывались последние капли! Вот вода накапливается на изгибе стекла, и сила поверхностного натяжения становится меньше веса жидкости, скопившейся в капле. В этот момент происходит отрыв. Дальше капля правильным шариком летит вниз… Кстати, вот ее полет, классическими формулами описывается довольно точно. А турбулентность… Турбулентность будем изучать в институте.
Черт, ведь завтра экзамен!
Тихон открыл глаза. Николай Егорович, уходя, погасил свет, и в погребе стояла кромешная темнота. Тихон подождал, но глаза, как и раньше, не различали абсолютно ничего. Если завтра он не попадет на экзамен, то - конец всем планам и надеждам! А Николай Егорович обещал прийти только утром. Но уговаривать его - совершенно бессмысленно. Он полностью зациклился на идее виновности Тихона, и опровергнуть это, сидя связанным в подвале, невозможно.
Надо действовать. Надо вырваться отсюда!
На этот раз противной повязки во рту у Заколова не было, и он чувствовал себя гораздо лучше.
Тихон пошевелил пальцами рук, пытаясь освободиться от веревки. Но путы, впившиеся в распухшие запястья, никак не растягивались и не ослаблялись. Он дернул руками трубу - стоит мертво. Что это за труба, зачем она здесь? Тихон приподнялся, ощупывая ладонями холодную металлическую поверхность. Так и есть, в ней просверлены крупные дырки. Значит, это воздуховод для вентиляции погреба. Он должен торчать над крышей гаража. Вряд ли воздуховод закрепляют намертво.
Тихон провернулся вокруг трубы и уперся коленями в стену погреба. Он давил спиной на трубу, отталкиваясь ногами от стены. Труба стала поддаваться, причем сдвигалась ее нижняя часть. Видимо, труба нижним концом была просто вкопана в землю. Тихон долго расшатывал ее, дырка в полу вокруг трубы становилась больше.
Тихона осенило, - а если трубу приподнять и вытащить из лунки?
Он присел, прижал руками трубу к спине и попытался встать вместе с ней. Труба приподнялась, но до конца не вышла из земли.
Уставший от натуги Заколов рухнул на пол. Ему страшно хотелось пить. Во рту было абсолютно сухо, а обильный пот каплями стекал по лицу. Откуда только пот берется, если весь день организм не принимал влаги?
Тихон прижал трубу, и еще раз попробовал встать. Труба поддавалась. Он много раз приседал, пытаясь обхватить трубу пониже. Наконец, он с трудом привстал на изнеможенных ногах и почувствовал, что конец трубы вышел из лунки. Тихон резко сдвинул ее в сторону. Вверху что-то треснуло, труба отклонилась, и Заколов бухнул нижний торец трубы на пол.
Он плюхнулся на земляной пол, совершенно обессиливший. И еще долго приходил в себя, восстанавливая силы. Когда отдышался, стал отклонять трубу все дальше и дальше в бок, изгибаясь скрюченным телом. Наконец удалось сдернуть с трубы связанные руки.
Ура! Теперь он может передвигаться!
Тело освободилось, но руки оставались крепко связанными за спиной. Заколов нащупал ногой валявшуюся бутылку и резко пнул ее. Склянка чпокнула о стенку погреба, раздался звон падающих осколков. Поковыряв ногой, Тихон отделил самый крупный. Затем он сел на пол спиной к стене и подхватил острую стекляшку.
Затекшие кисти рук слушались плохо, и он из-за неудобства поранил пальцы. Но это была уже почти победа! Теперь предстояло с помощью кривого осколка перерезать проклятые путы.
Этот процесс занял очень много времени. Держать стекло надо было вывернутой ладонью вверх, постоянно делая мелкие вертикальные движения. Стекло соскальзывало, его острые края резали пальцы. Веревка, которая оказалась толстой капроновой стропой, поддавалась с большим трудом.
Изрядно намучавшись, не обращая внимания на боль, Тихон перерезал последнюю нить и смог освободить уставшие руки.
Он осторожно размял липкие от крови ладони, восстанавливая забытые ощущения в цепких руках. Подул на пальцы. Кровь ссыхалась плохо, глубокие порезы кровоточили. Но ждать было нельзя. Он все еще оставался в запертой темнице.
Заколов привстал, нащупал в темноте хлипкую лестницу. Под ногами скрипнули две нижние ступени. Тихон надавил руками на крышку люка, толстые занозистые доски почти не приподнимались. Тихон уперся в крышку спиной. Нехотя вжикнули ржавые петли. Крышка, заваленная сверху чем-то очень тяжелым, поддалась.
От напряжения под ногами с хрустом обломилась ступенька. Тихон свалился на пол, сразу припомнив третий закон Ньютона. Чем сильнее он давил на люк, тем больше трещала ступенька под ногами.
От обиды Тихон стукнул кулаками по полу и вновь ощутил голод и безумную жажду. Он вспомнил, что видел в углу погреба какие-то банки. Нащупав одну из них, примерился в темноте и с силой ударил локтем по крышке. Крышка прогнулась и открылась.
В банке оказались соленые огурцы. Тихон доставал их по одному и ел, заглушая голод. Рассол сильно щипал порезы на пальцах, а жажда только усилилась. Тихон вскрыл оставшиеся банки - те же самые огурцы.
Ну почему хозяйка погреба не заготовила компоты?
Всю ночь Сашка прислушивался к звукам из открытого окна, ожидая, что Тихон вот-вот влезет в комнату. Но кровать друга так и осталась нерасплавленной.
Не появился Заколов и утром. А ведь надо идти на экзамен! Про экзамен то он не мог забыть!
Впервые, за все время отсутствия Заколова, Сашка серьезно встревожился. Тихон исчез, как незадолго до этого Света.
Евтушенко медленно брел в институт, постоянно останавливаясь и оглядываясь в надежде, не появится ли где-нибудь пропавший друг. Он до последнего момента ждал его перед аудиторией, все отчетливее понимая, что рушится их общая мечта - вместе поступить в институт и учиться в одной группе.
Заколов устало привалился к стене, сомкнул веки и почувствовал, как мягкой периной неумолимо наваливается сон. Спать, спать…
Но что это? Тихон открыл глаза и встряхнулся. Он различает в темноте очертания трубы. Робкий свет проникает в потолок, в том месте, где сдвинута труба. Нет, спать сейчас нельзя!
Тихон встал и поднес руку с часами к жидкому просвету в потолке. На циферблате он разглядел стрелки - восемь тридцать пять.
Уже утро! Через двадцать пять минут начинается экзамен!
Злость разбудила в Заколове остатки сил. Использую трубу, как рычаг, он двигал ее во все стороны, расширяя дырку в потолке. Сверху что-то сыпалось и обрушалось. Когда дыра стала достаточно большой, Тихон, подтянувшись на руках, попытался вылезти наверх. В какой-то момент он застрял, но, сильно выдохнув и задержав дыхание, сумел протиснуть похудевшее тело в гараж.
Без пяти девять - показывали стрелки испачканных часов. Экзамен вот-вот начнется. Он уже опаздывает!
Железные двери пустого гаража были закрыты снаружи. Тихон, недолго думая, той же трубой разворотил шифер в потолке и отбил одну из досок перекрытия. На шум он не обращал внимания. Быстрее бы вырваться из заточения.
В крыше образовалась дырка, сквозь которую виднелось чистое утреннее небо. Ура! Там свобода!
Заколов ухватился руками за продольную балку, подтянулся, намереваясь выбраться на крышу гаража. Когда его голова уже полностью выглянула наружу, внизу раздался лязг металлической двери. "Быстрее, - приказал Тихон. - Я должен обязательно попасть на экзамен".
Он успел выбраться почти по пояс, как его кто-то сильно дернул за ноги.
Заколов не удержался и рухнул вниз.
Мрачный Евтушенко услышал, как прозвенел последний звонок, возвещающий начало экзамена. Тихон так и не пришел, а значит - его теперь в любом случае не примут в институт.
Саша получил экзаменационные листы и тупо смотрел на колонку текста и на рисунки с условиями задач. Мысли его были совсем не здесь. Раз Тихон не появился, значит, с ним произошло что-то очень серьезное. А он даже не обратил внимания на номер машины, на которой Тихон вчера уехал! Только помнит, что это были "Жигули" красного цвета.
Сидеть и бездействовать стало невыносимо. Рука отшвырнула листы, Евтушенко выбежал из аудитории. Он остановился на крыльце института, вытянулся и с надеждой вглядывался вдаль - может, друг где-то рядом и ждет помощи?
За Сашей выбежала дама из приемной комиссии, которую Павленко называл Люся.
- Евтушенко! Ты почему ушел? Нельзя выходить без разрешения!
- Я не буду сдавать.
- Как? Ты же один из десяти абитуриентов, кто получил пятерку на первом экзамене!
- Я друга жду. Без него я сдавать не буду.
- Друга? Причем здесь друг, когда речь идет о твоей личной судьбе?! Ты понимаешь, какую чушь несешь? - искренне недоумевала Люся. Но, увидев непреклонность в глазах молодого человека, раздраженно пробурчала: - Ну, как знаешь. Совсем с ума посходили…
Она удалилась в темные глубины института, а Сашка остался ждать.
Тихон свалился внутрь гаража. Левую ступню пронзила резкая боль. Подвернул!
- Ах ты, гаденыш! Удрать решил! Вовремя я вернулся, - крикнул Николай Егорович и пнул лежащего Заколова.
Он замахнулся, чтобы нанести еще один удар тупым твердым ботинком, но руки Тихона были на этот раз свободны. Заколов перехватил летящую ступню, вывернул ее, и Николай Егорович со стоном свалился на бок. Тихон тут же вскочил на корточки и уже отвел правый кулак, намереваясь жестко двинуть противника в висок, но беспомощный вид пожилого человека заставил его остановиться.
"Лежачего не бьют", - вспомнил Тихон основное правило благородных детских драк.
Николай Егорович беззвучно плакал. По осунувшемуся лицу текли слезы. Заколову неожиданно стало жаль беспомощного отца пропавшей девушки.
- Я не трогал вашу дочь. Поверьте! - в сердцах крикнул Тихон. Потом тихо спросил: - Она не нашлась?
- Нет, - уже не сдерживая рыдания, сообщил отец Светы.
- Я сделаю все, чтобы ее найти. Клянусь, - пообещал Тихон всхлипывающему Николаю Егоровичу. - А сейчас я должен идти. Извините.
Заколов вышел из открытого гаража и поковылял к выезду на дорогу.
На часах было уже девять пятнадцать, а до института еще - топать и топать. Пустят ли его на начавшийся экзамен? И как хочется пить!
На свободе и утреннем солнышке жажда с удвоенной силой вцепилась в него. Тихон попытался бежать, но пересохшее горло, уставшее тело и вывихнутая ступня отказывались подчиняться. Он хромал, непослушные ноги поднимались невпопад и цеплялись за землю.
Сзади раздался звук движущегося автомобиля. Из гаражей выехал голубой "Москвич". Заколов обернулся, в глазах затлела последняя надежда, но он забыл даже поднять руку.
Автомобиль приближался, а Тихон только глядел с мольбой в глазах на прямоугольные фары, не подавая никаких знаков. Машина поравнялась, обдала дорожной пылью и, не снижая скорости, покатила дальше.
Тихон смотрел, как удаляется его единственный шанс успеть на экзамен. Самостоятельно он не сможет быстро доковылять до института.
Вдруг "Москвич" остановился. Завороженный Тихон, прихрамывая, засеменил к нему. За рулем сидела женщина, что сильно поразило Заколова. Женщина за рулем, без мужчины - это до сих пор большая редкость в нашей стране. Где-то он ее уже встречал. Ах, да! Это мама той девушки Лизы, которую он видел в первый день в институте. С ее дочерью дружит Борис Махоров.
Женщина смотрела с не меньшим удивлением. Она, видимо, тоже узнала его.
- Что ты здесь делаешь? В такое время, да еще в таком… странном виде? - спросила она, выйдя из машины.
Тихон тупо оглядел свои грязную, местами порванную одежду и исцарапанные руки.
- Мне надо на экзамен, - ничего не объясняя, сказал он. - Подвезите.
- Экзамен уже давно начался. Я проводила дочь, а сейчас пришла за машиной. Пока брат в отпуске, потренируюсь, ведь у мужиков не допросишься. А что ты здесь делаешь? - вновь спросила она.
- Подвезите, - не в силах вступать в объяснения, попросил Тихон. - Я еще успею.
- Садись, - после некоторого раздумья согласилась женщина. - Но езжу я медленно, только учусь.
К зданию института Тихон подъехал без двадцати минут десять. От входа к нему спешил обрадованный Сашка Евтушенко.
- Ты здесь? Почему не на экзамене? - удивился Тихон, не сумев подавить улыбку при виде друга.
- Тебя жду.
- Спасибо, - стесняясь простого слова, еле слышно произнес Заколов.
Друзья обнялись.
- Что с тобой произошло? - тревожно спросил Сашка, осмотрев странный вид Тихона.
- Потом, потом. А сейчас на экзамен.
- Думаешь, нас еще пустят?
- Я всегда верю только в хорошее.
Заколов понимал, что надо как можно быстрее прийти в аудиторию, но ноги сами собой привели к туалету. Он долго, с наслаждением пил воду из крана, подставив лицо под холодную струю. Потом умылся, попытался привести себя в порядок, и только не обнаружив писсуара, понял, что находится в женском туалете. Том самом, где когда-то проводил обследование.
И зачем он тогда сюда приперся? Что он знает о пропавшей Светке? Может, она вырвалась из-под опеки полоумного папаши, ушла в отрыв с каким-нибудь приятелем и колбасит сейчас с ним по полной программе на его хате, наплевав на все! А он из-за нее должен рисковать поступлением в институт и попадать в какие-то дурацкие ситуации, из которых можно и живым не выбраться. Нет, хватит приключений! Сейчас надо думать только об экзаменах.
Эти мысли промелькнули у него в одно мгновение. Но их тут же заменил образ беззащитной перепуганной Наташи, и лицо Николая Егоровича, на котором застыло немое отчаяние. Он обещал им найти Свету. Он поклялся. И он обязательно это сделает.
Успокоившийся Сашка поджидал Тихона около аудитории, где шел экзамен. Только друзья открыли дверь, как проход им сразу же перегородила вскочившая женщина-преподаватель и что-то зашикала, оттесняя мощным корпусом в коридор.
- Мы - абитуриенты, нам надо на экзамен.
- Ничего не знаю, идите отсюда, не мешайте работать, - твердила она.
- Но мы же есть в списках!
- Опоздавших не пускаем. Такие правила. Уходите сами, а то вызову милицию.
Все надежды рушились. Было ясно, что ее не переспорить. Они не попадают на экзамен, а значит и в институт!
В коридоре Тихон заметил спешащего на шум сурового Павленко. Внезапно Тихона осенила смелая мысль, и он ринулся навстречу председателю приемной комиссии.
- Что здесь такое? Что за вид у вас? - сурово произнес Павленко. - А ну марш отсюда! Не мешайте проводить экзамен.