Ричер засунул чек в карман и спустился по лестнице вниз. Проходя мимо напольных часов, он наклонил их в сторону. Они с грохотом рухнули на пол, разбились и перестали тикать.
Двое мужчин незаметно покинули наблюдательный пост через три часа. Жара стала невыносимой. К тому же оставаться там не было ни малейшей необходимости. Они точно знали, что никто никуда не собирается уезжать. Старуха и ее сын большую часть времени оставались в доме. Девочка болталась вокруг конюшни, пока солнце не загоняло ее внутрь, однажды медленно побрела в дом – кухарка позвала ее поесть. Они решили прекратить наблюдение и уползли на север, а когда из дома их уже не могли увидеть, поднялись на ноги и зашагали по пыльной обочине дороги. Женщина в "форд-крауне" приехала за ними вовремя. В машине на полную мощность работал кондиционер. Мужчины сразу потянулись к бутылкам с водой. Напившись, они сделали отчет.
– Хорошо, – сказала женщина. – Похоже, мы готовы сделать наш ход.
– Вполне, – сказал смуглый мужчина.
– И чем скорее, тем лучше, – согласился тот, что был повыше, со светлыми волосами. – Давайте быстрее с этим покончим.
Как только Ричер отъехал подальше от дома Бревера, он поставил на место номерные знаки "ле-барона". Потом сразу же направился в Пекос и забрал "фольксваген" Элис Аарон у механиков. Он заплатил сорок долларов, но позже у него возникли сомнения: рычаг переключения скоростей дважды застревал, пока он ехал обратно к центру. Возможно, они вообще ничего не сделали.
Ричер оставил автомобиль на стоянке, положив на прежнее место карты и пистолет. Войдя в контору, он нашел Элис за столом. Рядом с ней расположились клиенты, а она с кем-то беседовала по телефону. Ричер сразу понял, что это одна семья. Три поколения тихих встревоженных людей. Элис успела переодеться. Она была в черных хлопковых брюках с высокой талией и таком же черном пиджаке. Спортивный топик под пиджаком больше походил на рубашку. Теперь Элис можно было принять за настоящего адвоката.
Она увидела Ричера, прикрыла рукой трубку и извинилась перед своими клиентами. Отвернувшись от усталого семейства, Элис тихо заговорила с Ричером.
– У нас возникли серьезные проблемы. Хэк Уокер хочет вас видеть.
– Меня? Зачем?
– Вам лучше поговорить с ним.
– Что он хочет мне сказать? Вы с ним встречались?
Она кивнула.
– Я была у него в офисе. Мы беседовали полчаса.
– И что он сказал?
– Вам лучше поговорить с ним, – повторила она. – А мы пообщаемся после этого. Хорошо?
Ричер уловил тревогу в голосе и посмотрел на Элис, которая вновь заговорила по телефону. Сидящие рядом люди наклонились вперед, чтобы слышать ее слова. Ричер вытащил из кармана чек на двадцать тысяч долларов, развернул и положил на стол перед Элис. Она увидела его и замолчала. Закрыла ладонью трубку и глубоко вздохнула.
– Благодарю, – сказала она.
Теперь в ее голосе слышалось замешательство. Казалось, она жалеет о заключенной сделке. Ричер положил на стол ключи от машины и вышел на улицу. Свернул направо и зашагал в суд.
Офис окружного прокурора Пекоса занимал весь второй этаж здания суда. На лестничной площадке имелась дверь в узкий коридор, по которому можно было пройти в вестибюль, где находилась кабинка секретарши. Дальше шли три двери, ведущие в кабинеты окружного прокурора и двух его помощников. Все внутренние стены, отделяющие кабинеты друг от друга и от кабинки секретарши, были сделаны из стекла, лишь нижняя часть оставалась сплошной. Стекло закрывали старомодные жалюзи с широкими деревянными рейками и матерчатыми лентами. Все выглядело тесным и устаревшим. На внешних окнах стояли кондиционеры, расположенные очень высоко, их глухое гудение создавало постоянный шумовой фон.
В кабинке секретарши стояло два заваленных бумагами стола. За дальним столом сидела женщина средних лет, идеально вписывающаяся в эту обстановку, а за ближним устроился молодой человек – вероятно, студент старших курсов, решивший подзаработать на летних каникулах. Очевидно, в его обязанности входило помогать секретарше, поскольку он оторвался от бумаг и улыбнулся, словно говоря: "Чем мы можем помочь?"
– Меня хотел видеть Хэк Уокер, – сказал Ричер.
– Мистер Ричер? – спросил молодой человек.
Ричер кивнул, и студент показал ему на угловой кабинет.
– Он вас ждет.
Ричер протиснулся мимо столов к угловому кабинету. На дверях красовалась табличка с надписью: "ГЕНРИ А. В. УОКЕР, ОКРУЖНОЙ ПРОКУРОР". Жалюзи внутри кабинета были опущены. Ричер постучал и, не дожидаясь ответа, вошел.
В кабинете было по окну на каждой стене, множество картотечных шкафов и большой письменный стол, на котором стоял компьютер, три телефона и лежала куча документов. Уокер сидел, откинувшись на спинку стула, в руках он держал рамку с фотографиями. Сзади у рамки виднелась простая деревянная подставка – такие обычно ставят на письменный стол или на полку. Уокер не сводил глаз с фотографии. Он был явно чем-то огорчен.
– Что я могу для вас сделать? – спросил Ричер.
Уокер оторвал взгляд от фотографии.
– Пожалуйста, присядьте, – предложил он.
Он больше не говорил с фальшивой сердечностью политика. У него был усталый и самый обычный голос. Перед столом стоял стул для посетителей. Ричер отодвинул его подальше от стола, чтобы иметь возможность вытянуть ноги, и сел.
– Так что же я могу для вас сделать? – вновь спросил он.
– Случалось ли в вашей жизни так, что за одну ночь все становилось с ног на голову?
Ричер кивнул:
– Время от времени.
Уокер поставил фотографию на стол боком, чтобы она была видна им обоим. Тот самый цветной снимок, который Ричер видел в шкафу Слупа Грира. Трое молодых людей стояли, опираясь на крыло старого пикапа, хорошие друзья, опьяненные молодостью и бесконечными возможностями, которые сулила им жизнь.
– Я, Слуп и Ал Юджин, – сказал Уокер. – А теперь Ал исчез, а Слуп мертв.
– Никаких известий о Юджине?
Уокер покачал головой:
– Ничего.
Ричер промолчал.
– Мы трое были неразлучны, – продолжал Уокер. – Вы знаете, как это бывает. В таком изолированном месте мы были не просто близкими друзьями. Мы были вместе против остального мира.
– Слуп – это настоящее имя?
Уокер посмотрел на Ричера.
– А почему вы спрашиваете?
– Раньше я думал, что вас зовут Хэк, но на табличке написано Генри.
Уокер устало улыбнулся.
– В моем свидетельстве о рождении написано "Генри". Однако мои родители всегда называли меня Хэком. Когда я был совсем маленьким, то никак не мог произнести свое настоящее имя. Получалось "Хэк".
– Но Слуп – настоящее имя?
Уокер вновь кивнул.
– Да, Слуп Грир, просто и ясно.
– Так что же я могу для вас сделать? – в третий раз спросил Ричер.
– Честно говоря, не знаю, – ответил Уокер. – Может быть, вы немного меня послушаете, а потом сумеете прояснить кое-какие вещи.
– Какие вещи?
– Пока я и сам не знаю, – продолжал Уокер. – Ну, например, что вы видите, когда смотрите на меня?
– Окружного прокурора.
– И?
– Я не совсем понимаю, о чем вы.
Уокер немного помолчал.
– Вам нравится то, что вы видите?
Ричер пожал плечами.
– Все меньше и меньше, если быть честным до конца.
– Почему?
– Потому что я пришел к вам и обнаружил, что вы со слезами на глазах вспоминаете о своей дружбе с бесчестным адвокатом и человеком, избивавшим свою жену.
Уокер отвернулся.
– Вы сразу перешли к делу.
– Жизнь слишком коротка.
Тишина длилась секунду. Ее нарушало лишь глухое гудение кондиционеров, изредка менявших ритм своей работы.
– На самом деле я един в трех лицах, – сказал Уокер. – Я мужчина, я окружной прокурор, и я намерен баллотироваться на должность судьи.
– И?
– Ал Юджин не является бесчестным адвокатом. Он достойный человек. Он организатор избирательной кампании. У него нет другого выбора. Так уж получилось, что в штате Техас не самым лучшим образом обстоит дело с защитой прав подсудимых. В особенности неимущих подсудимых. Вы и сами это знаете, поскольку вам пришлось искать адвоката для Кармен. Теперь вы знаете, что ее дело не будет передано в суд в течение ближайших нескольких месяцев. А адвокат, которого вы нашли, наверняка сказала, что занята в ближайшие месяцы. Никуда не годная система, и мне, как и Алу, об этом известно. Конституция гарантирует защитника каждому подсудимому, и Ал относится к таким вещам очень серьезно. Он готов защищать всякого, кто обратится к нему за помощью. Конечно, некоторые из них оказываются плохими парнями, но не забывайте, что конституционные права распространяются и на них. Однако большинство из его клиентов нормальные люди. Они просто бедняки – белые, черные и латиноамериканцы.
Ричер молчал.
– Разрешите мне сделать кое-какие предположения, – продолжал Уокер. – Я не знаю, кто вам рассказал о нечестности Ала, но ставлю доллар против десяти, что это был немолодой богатый белый человек, имеющий высокий социальный статус.
"Расти Грир", – подумал Ричер.
– Не нужно говорить, кто вам это сказал, но ставлю десять долларов против сотни, что я прав. Когда такой человек видит, как адвокат защищает бедняков или цветных, он считает такого адвоката глупым и бесполезным, а его поведение – предательством по отношению к собственной расе или классу, после чего назвать такого адвоката бесчестным уже совсем несложно.
– Ладно, – сказал Ричер. – Возможно, я ошибался относительно Ала.
– Я гарантирую, что вы ошиблись. Я гарантирую, что вы можете изучить с пристрастием каждый день его жизни после выпуска из университета и не найдете ни одного бесчестного поступка.
Он постучал ногтем по фотографии, указывая на Ала Юджина.
– Я счастлив, что он мой друг. Как человек и как окружной прокурор.
– А как насчет Слупа Грира?
Уокер кивнул.
– Мы до него еще доберемся. Но сначала разрешите рассказать вам, что значит быть окружным прокурором.
– А вам есть что рассказать?
– Ничего нового. Я очень похож на Ала. Я верю в Конституцию, в закон, беспристрастность и справедливость. Я могу с полной уверенностью гарантировать, что, если вы перевернете мой офис сверху донизу, вы все равно не сумеете найти ни одного случая, когда я не был бы беспристрастным и справедливым. Да, я бывал жестким, я отправлял людей в тюрьму, а некоторых даже на смерть, но поступал так только в тех случаях, когда не сомневался в своей правоте.
– Похоже на предвыборную речь, – заметил Ричер, – но я не зарегистрирован в этом штате и не буду голосовать.
– Я знаю, – ответил Уокер. – Мне наконец удалось это проверить. Вот почему я так с вами разговариваю. Речь не идет о политике. Все вполне серьезно. Я хочу стать судьей, поскольку смогу принести пользу. Вы знакомы с законами Техаса?
– Не слишком хорошо.
– Судей в Техасе выбирают. И они обладают немалой властью. У нас необычный штат. Здесь много богатых людей и много бедняков. Бедняки нуждаются в бесплатных адвокатах. Но в Техасе нет системы государственных адвокатов. В результате суд сам выбирает адвокатов для бедняков. Выбирает из любой старой юридической конторы. Иными словами, суд полностью контролирует процесс. И определяет плату. Имеет место система назначения сверху, патронаж. И кого же назначит судья? Естественно, того, кто внес вклад в его избирательную кампанию. При такой системе никого не интересуют качества адвоката или справедливость. Судья переводит десять тысяч долларов из кармана налогоплательщиков на счет юридической фирмы, те назначают какого-то бесполезного болвана, который работает за сотню долларов, а оставшиеся девять тысяч девятьсот долларов фирма получает в качестве чистого дохода. А несчастный подсудимый, который, вполне возможно, ни в чем не виноват, получает тюремный срок. Большинство адвокатов защиты встречаются со своими клиентами непосредственно перед началом процесса, прямо в зале суда. У нас есть адвокаты-пьяницы и адвокаты, засыпающие во время процесса. К примеру, за год до того момента, как я стал окружным прокурором, судили одного парня за изнасилование ребенка. Он был признан виновным и получил пожизненное заключение. А потом один любитель общественного блага вроде вас сумел доказать, что этот парень сидел в тюрьме в то время, когда произошло изнасилование. В тюрьме, Ричер. В тюрьме, где он дожидался суда по обвинению в краже автомобиля. Все необходимые документы, доказывающие его невиновность, имелись в распоряжении защиты, но его первый адвокат даже пальцем не пожелал пошевелить.
– Паршивое дело, – заметил Ричер.
– Поэтому я двигаюсь в двух направлениях, – продолжал Уокер. – Во-первых, я намерен стать судьей, чтобы исключить такие вещи в будущем. Во-вторых, прямо сейчас, пока я занимаю должность окружного прокурора, мы действуем в интересах двух сторон. Всякий раз, когда кто-то из нашей команды готовит обвинение, другой проводит работу для защиты и пытается разбить доводы обвинения. Мы трудимся изо всех сил, поскольку знаем, что никто другой не сделает это вместо нас, и я не могу спать спокойно, если мы оказываемся не на высоте.
– Защита Кармен Грир не вызывает ни малейших сомнений, – сказал Ричер.
Хэк Уокер опустил взгляд на бумаги, лежащие на его столе.
– Нет, ситуация с Грир – это настоящий кошмар, – возразил он. – Полнейшая катастрофа во всех отношениях. Лично для меня как человека, как окружного прокурора и как кандидата в судьи.
– Вам нужно взять отвод.
Уокер поднял глаза.
– Конечно, я возьму отвод. Тут нет ни малейших сомнений. Однако ситуация остается для меня очень личной. Так или иначе, но это мой округ. Любой результат будет иметь для меня далеко идущие последствия.
– Вы не намерены рассказать мне, в чем ваша проблема?
– Разве вы сами не понимаете? Слуп был моим другом. И я честный прокурор. Вот почему я хочу, чтобы восторжествовало правосудие. Но я не могу отправить на смерть женщину-латиноамериканку. Ведь если я так поступлю, мне придется забыть о победе на выборах, верно? В нашем округе много латиноамериканцев. Однако я хочу стать судьей, поскольку смогу сделать много полезного. А если мы потребуем смертной казни для Кармен, то у меня не будет никаких шансов. По крайней мере, здесь. Дело займет первые полосы всех газет. Вы можете себе это представить? Что напишет "Нью-Йорк таймс"? Они и так думают, что мы тупые варвары из южных штатов, которые женятся на своих кузинах. Это будет преследовать меня до самой смерти.
– Ну так не выдвигайте против нее обвинения. В любом случае это будет несправедливо. Речь идет о самообороне в чистом виде.
– Она вас в этом убедила?
– Это очевидно.
– Я бы очень хотел, чтобы все было очевидным. Я бы отдал свою правую руку. Впервые в жизни я был бы готов нарушить закон.
Ричер посмотрел на него.
– Но вам нет необходимости его нарушать, не так ли?
– Давайте попытаемся во всем разобраться, – предложил Уокер. – Шаг за шагом, с самого начала. Защита, построенная на насилии в семье, может принести успех, но преступление должно быть совершено в состоянии аффекта. Вы меня понимаете? Таков закон. Не должно быть заранее обдуманных намерений. А Кармен все продумала заранее. Это факт, и его не удастся скрыть. Она купила пистолет, как только узнала, что муж возвращается домой. Соответствующие документы окажутся в нашем распоряжении – я знаю, что это правда. Кармен только ждала подходящего момента.
Ричер ничего не сказал.
– Я ее хорошо знаю, вы должны это понимать, Ричер. Слуп был моим другом, так что я знаком с ней почти столько же, сколько он.
– И?
Уокер мрачно пожал плечами.
– Возникают серьезные проблемы.
– Какие?
Уокер тряхнул головой.
– Я не знаю, как много могу вам рассказать, не нарушая закона. Поэтому я просто сделаю несколько предположений. Хорошо? И я не хочу, чтобы вы мне отвечали. Вам не нужно ничего говорить. Иначе вы окажетесь в трудном положении.
– В каком смысле?
– Вы поймете меня позже. Вероятно, она рассказала вам, что родилась в богатой семье виноделов к северу от Сан-Франциско.
Ричер промолчал.
– Она рассказала вам, что познакомилась со Слупом в КУЛА, где они вместе учились.
Ричер молчал.
– Она рассказала, что забеременела от Слупа и они поженились, а в результате родители лишили ее наследства.
Ричер молчал.
– Она рассказала вам, что Слуп ударил ее в первый раз, когда она была беременна. Она рассказала, что у нее были серьезные травмы и что Слуп заставлял ее объяснять их падениями с лошади.
Ричер молчал.
– И еще она говорила, что именно она обратилась в налоговую инспекцию, из-за чего у нее были все основания бояться возвращения Слупа.
Ричер молчал.
– Ладно, с точки зрения суда все, что она вам говорила, лишь показания с чужих слов, которые даже не будут занесены в протокол. А непосредственность ее заявлений говорит лишь о силе ее гнева. В такой ситуации ее адвокат будет изо всех сил стараться доказать истинность ее показаний, поскольку весь процесс предстанет тогда в другом свете. К тому же существуют процессуальные нормы, позволяющие это сделать. Конечно, в обычной ситуации прокурор попытается их оспорить, но мы этого делать не станем, поскольку знаем, что насилие в семье может быть скрытым. Инстинкт подсказывает мне, что нужно идти на все, чтобы хоть как-то приблизиться к правде. Представим себе, что вам или человеку вроде вас позволят дать показания. Вы нарисуете ужасную картину, присяжные представят себе, как боялась Кармен предстоящего возвращения Слупа, они начнут ей сочувствовать. Возможно, даже не заметят преднамеренности в действиях Кармен. Нельзя исключать, что ее признают невиновной.
– Так в чем же проблема?
– Проблема в том, что после ваших показаний вы будете подвергнуты перекрестному допросу.
– И что с того?
Уокер вновь опустил взгляд.
– Давайте я сделаю еще несколько догадок. Не отвечайте мне. И пожалуйста, если я ошибусь, не обижайтесь. Так или иначе, я заранее приношу свои извинения. Хорошо?
– Хорошо.
– Я полагаю, что Кармен тщательно готовилась к убийству мужа. Она все обдумала заранее и попыталась уговорить вас сделать это для нее.
Ричер молчал.
– И еще я полагаю, что она выбрала вас совсем не случайно. И пыталась уговорить вас изо всех сил.
Ричер молчал. Уокер сглотнул.
– И еще одно предположение, – продолжал он. – Она предложила вам секс в качестве награды.
Ричер молчал.
– И она на этом не успокоилась. В какой-то момент она снова попыталась затащить вас в постель.
Ричер молчал.
– Вот видите? Если я прав – а у меня есть все основания так думать, поскольку я знаю эту женщину, – при перекрестном допросе все эти свидетельства тщательной подготовки могут выйти наружу. Иначе вы будете вынуждены лгать. Или мы можем не задать нужных вопросов. Но если представить себе, что все нужные вопросы будут произнесены и вы ответите на них правдиво, станет ясно, что Кармен готовилась к убийству мужа. И тогда ее положение станет тяжелым, возможно, безнадежным.