– Арендная плата очень высокая, – сказала Фрэнни, вспомнив о родителях: каждый день вставать в пять утра делать сандвичи; с трудом оплачивать счета, бороться с владельцами, желающими перестроить здание, за право аренды еще на несколько лет; все время мечтать вернуться в Неаполь богачами. Но правда была в том, что они никогда уже не смогут уехать отсюда, по крайней мере, сейчас дела обстояли именно так. Родственники и друзья умерли, или переехали, или изменились; та жизнь, от которой они сбежали из Италии, ничуть не отличалась от серого, однообразного будущего, ожидавшего их в Англии. Через несколько лет истечет срок аренды, теперь уже окончательно, и все здание снесут. Родителям придется переезжать, устраиваться заново в другом месте; усталые, пожилые люди, чьи надежды расплющены в лепешку, как старый кусок железа под молотом.
Фрэнни отыскала на кухне в шкафу возле раковины коробку свечей, взяла с плиты спички и дождалась Себа. Он вошел, закрыл за собой дверь и протянул ей большой фонарь.
Она включила его, направив мощный луч в темноту, и увидела, как белое пятно света скользнуло по полу. Затем засунула в задний карман джинсов свечу и спички и начала медленно спускаться вниз, держа фонарь в одной руке, а другой хватаясь за перекладины лестницы.
Достигнув пола, она почувствовала себя неуютно, отделенная от всех. Лицо Сюзи виднелось далеко вверху. Холодный воздух пробирал ее насквозь. Она посветила фонарем в непроглядную тьму, обступившую ее, пытаясь отогнать беспокойство. Метнулись тени. Равномерное кап… кап… кап отдавалось эхом в тишине, как будто откуда-то сверху протекала дождевая вода.
Со всех сторон ее окружали уходящие далеко в темноту колонны: приземистые каменные колонны и ребристые арки, возведенные, чтобы подпереть погреба после того, как несколько веков назад воды Темзы размыли фундамент. Они были возведены в то далекое время, когда еще не умели рассчитывать нагрузки и напряжение, поэтому их сделали гораздо толще, чем, по всей видимости, требовалось. Стены, сложенные из кирпича, отсырели и начали осыпаться; поговаривали, что за ними похоронены умершие в эпидемию чумы.
Фрэнни поводила фонарем, но не увидела ничего незнакомого. Несколько пустых картонных коробок, проеденных сыростью, идущей от пола. Вздрогнув, она отвела фонарь в сторону, когда пятно света упало на полуразложившуюся крысу.
– О'кей? – крикнула Сюзи, и ее голос отозвался эхом: – О'ке-е-ей!
– Ага, нормально! – прокричала в ответ Фрэнни.
"Мально-мально-мально", – откликнулось эхо, затем она посветила на лестницу фонариком, и все спустились вниз.
– Стра-а-ашно! – сказал Себ, засунув руки в карманы и оглядевшись вокруг.
– Великолепно, – заявила Сюзи, затем с сомнением посмотрела вверх. – Я думаю, надо закрыть люк. Нужна абсолютная темнота.
Себ взобрался по ступенькам и дотянулся до ручки. Люк захлопнулся с тяжелым стуком, это вызвало у Фрэнни внезапный приступ клаустрофобии.
Девушка посветила Себу, пока он спускался, а затем по очереди обвела фонарем лица друзей, ища поддержки. Почти все чувствовали себя не в своей тарелке. Даже Себ, казалось, немного приуныл. Одна лишь Сюзи не обращала ни на что внимания. Она выбрала широкий фанерный ящик в качестве стола, водрузила посередине перевернутый вверх дном стакан, а вокруг хаотически разбросала карточки с буквами и словами "да" и "нет".
– Поищите, на чем будете сидеть вокруг ящика, – сказала она.
– И-и-и! – завизжала Меридит, вцепившись в Джонатана Маунтджоя. – Там что-то двигалось!
Фрэнни включила фонарь и высветила крысу или большую мышь, удирающую под арку в дальнем конце.
– У тебя есть свечи, Фрэнни? – спросила Сюзи.
Фрэнни вытащила из кармана свечу и чиркнула спичкой. В затхлом сыром подвале едкий серный запах показался приятным. Сюзи взяла свечу, накапала немного воска на гладкую поверхность ящика и укрепила ее, чертыхнувшись, когда горячий воск капнул ей на палец. Джонатан Маунтджой начал двигать скрипевшую бочку. Фрэнни в испуге оглянулась, сразу вспомнив тень и шорох. Наконец все расселись.
– Выключай фонарь, Фрэнни, – сказала Сюзи.
Свет погас. Темнота, казалось, навалилась на них. Тусклое овальное пятнышко от свечи с трудом справлялось с ней. Тень плясала у основания свечи, когда пламя отклонялось в сторону. Холодный ветерок защекотал шею Фрэнни. Она ощущала запах горячего воска и более слабый – обгоревшей спички. В темноте все так же равномерно капала дождевая вода. Пламя снова затрепетало, теперь сильнее, и Фрэнни почувствовала, как тоненькие невидимые волоски на ее руках встали дыбом. Хлопчатобумажная футболка с надписью "Свободу Нельсону Манделе" прилипла к телу, как мокрое полотенце.
В кромешной темноте кто-то резко постучал три раза. Фрэнни вздрогнула. Загробный голос пробасил: "Есть тут кто-нибудь?"
Меридит хихикнула.
– Себ, – резко оборвала его Сюзи.
– А-ха-ха-ха-а! – отозвался тот низким, раскатистым голосом.
Пальцы обвились вокруг горла Фрэнни, и она подпрыгнула.
– Себ, ради бога! – И улыбнулась, внезапно освободившись от своего гнетущего ощущения. Может, это и есть лучший способ; просто пошутить, подурачиться, не воспринимать все всерьез.
– Я чувствую духов, – завывал Себ. – Я чувствую их всем телом. – Он задергался.
– Себ, – тихо сказал Макс. – Думаю, нам всем нужно успокоиться и сосредоточиться.
Меридит Миннс неуверенно улыбалась. Ее нездоровая бледность, ярко-красная помада и блестящие черные волосы в полумраке создавали жуткое впечатление. Сюзи Вербитен с высокомерным видом оглядела присутствующих.
– Слушайте, дорогие, я тут думаю, не пора ли мне, – сказала Меридит, театрально тряхнув головой. – Надо еще кое-что прочитать – у меня в понедельник экзамен.
– Ты не можешь уйти сейчас! – запротестовала Сюзи. – Нужно по меньшей мере шесть человек, чтобы хватило энергии вызвать духа. И еще один, чтобы контролировать его.
Меридит, задумавшись, прикусила щеку.
– Так, – скомандовала Сюзи, – положите палец на стакан. Совсем легко, не давите. Очень важно, чтобы никто не нажимал.
Дно стакана украшала наклейка с надписью "Хелкинс". Фрэнни осторожно вытянула руку, протолкнулась сквозь руки друзей и положила указательный палец на стакан. Стакан вибрировал и дергался из стороны в сторону.
– Не давите, – сказала Сюзи. – Вы все давите на него!
Стакан успокоился.
– Теперь все закройте глаза.
Фрэнни посмотрела в темноту, начинавшуюся за светлым пятном от свечи, потом на пальцы на стакане. И закрыла глаза.
Несколько секунд они сидели в тишине. Фрэнни ощущала какое-то давление на стакан.
– Есть ли здесь дух? – произнесла Сюзи негромким голосом. – Если здесь с нами присутствует дух, отзовись, двигая стакан.
Вдалеке зарождался шум. Он становился громче. Еще громче. Фрэнни почувствовала, как стакан задрожал. Шум нарастал, отражаясь от сводов подвала и переходя в оглушительный грохот.
– Господи Исусе! – воскликнул Джонатан.
– Метро, – пояснила Фрэнни, не открывая глаз. – Просто поезд метро. Центральная линия.
– Круто, Сюзи, – сказал Себ. – Ты умудрилась вызвать дух поезда метро.
Меридит хихикнула. Грохот затих вдали.
– А можешь вызвать паромную переправу через Ла-Манш? – осведомился Себ.
Меридит снова хихикнула.
– Или "Боинг-747", – добавил Макс.
– Тихо, – сердито зашипела Сюзи. – Сконцентрируйтесь!
Стакан дернулся.
– Здесь что-то есть. Что-то здесь с нами. Я чувствую его. – Сюзи повысила голос. – Есть ли здесь дух? Есть ли здесь дух, желающий говорить с нами?
Фрэнни сглотнула; тишина в подвале усиливала каждый звук. Она слышала – бум-бум-бум – стук своего сердца, слышала звук крови, бегущей по венам, похожий на отголосок далекого уличного движения; в горле булькнуло – она снова глотнула. В подвале вдруг резко похолодало, как будто открыли дверцу холодильника. Фрэнни оцепенела. Она почувствовала какую-то перемену, будто кто-то или что-то появилось здесь, рядом с ними. Оно стояло за ее спиной, проводя в нескольких дюймах от нее магнитом или целлофановой пленкой, отчего ее волосы поднимались; его ледяное дыхание пронизывало ее до костей, словно тело было прозрачным. Фрэнни крепче закрыла глаза, слишком напуганная, чтобы смотреть.
– Дух присоединился к нам, – объявила Сюзи.
Ледяные когти вонзились в кожу Фрэнни. Теперь она уже хотела остановиться, не в силах продолжать это.
– С нами дух, – произнесла Сюзи громче. – Хочешь ли ты говорить с нами?
Стакан резко дернулся, с громким скрежетом повернулся на несколько дюймов вправо и замер.
– Да, – сказала Сюзи, от волнения ее голос сорвался. – Он говорит "да"! – Ее голос вновь приобрел свою властность. – Кто ты? Пожалуйста, назови свое имя.
Фрэнни почувствовала, как стакан снова дернулся. Он скользнул по поверхности ящика и внезапно остановился.
– Буква "n", – сказала Сюзи.
Стакан снова задвигался.
– Не давите, дайте ему двигаться, позвольте духу двигать его. "О", – произнесла она напряженным голосом.
Снова рывок.
– Non, – сказал Джонатан Маунтджой. – По-французски "нет".
Стакан опять заскользил.
– O-m-n-i-s, – прочитала Сюзи.
– Omnis, – повторил Гейбриел.
– Это латынь, – заявил Себ. – Ты поймала какого-то римского центуриона. Привет тебе, Полоний!
Меридит засмеялась.
Стакан снова задвигался, заставив их всех вздрогнуть.
– M-o-r-i-a-r, – по буквам произнесла Сюзи. – Non omnis moriar.
– Non omnis moriar, – откликнулся Макс.
– Кто-нибудь помнит латынь? – спросила Сюзи.
– Я… я помню, – дрожащим голосом ответила Фрэнни. В горле у нее совсем пересохло, она с трудом выговаривала слова.
– Что это значит?
– Это цитата из Горация, – почти прошептала она.
– Дурация? – сострил Себ.
Меридит опять хихикнула, на этот раз нервно.
– Из Горация, – тихо повторила Фрэнни. Рука ее дрожала. – Это значит: "Весь я не умру".
20
Сентябрь 1991 года
Двери поезда распахнулись, и Фрэнни, вздрогнув, подняла голову, отвлекаясь от своих мыслей. "Саут-Клэфем". Она вскочила и успела выскользнуть из вагона, потом остановилась на платформе, вспоминая.
Родовой девиз Оливера. Non omnis moriar.
Внутри все напряглось. Еще одно совпадение. Если только не подводит память. Поезд с яростным воем промчался за спиной, набирая скорость. Порыв ветра из тоннеля налетел на нее, закрутив клубы пыли, и умчался, догоняя поезд.
Изменить прошлое, чтобы подогнать его к настоящему. Разум способен на такое, разум все время выкидывает разные фокусы. Пока эскалатор нес ее наверх, она напряженно вспоминала. Три – нет, больше – три с половиной года назад; это было в конце весеннего семестра в последний ее год в университете; они отмечали чей-то день рождения в дешевой пиццерии в подвальчике, где они часто бывали.
Провести сеанс с планшеткой предложила Сюзи Вербитен. Сюзи же и провела его. Сюзи была заводилой, в гораздо большей степени, чем Фиби. Сюзи заявила, что ее мать занимается белой магией, и вот откуда она знала все про спиритические сеансы.
Но Сюзи слепа.
Как же связаться с ней, размышляла Фрэнни, торопясь домой. Она знала, что мать Сюзи жила в Суссексе, и вспомнила, как Сюзи говорила ей, что это деревня, где когда-то жила Вирджиния Вульф. Родмелл! Память выдала название, хотя Фрэнни и недоумевала, как ей это удалось. Номер телефона раздобыть легко, Вербитен не слишком распространенная фамилия.
Она подобрала с пола в коридоре почту двухдневной давности: в основном счета и одно поздравление с днем рождения с итальянскими печатями и неапольской маркой; от ее тетки, каждый год посылавшей ей открытку, которая, успешно пробившись сквозь итальянскую почтовую службу, несмотря ни на что, приходила раньше времени. Фрэнни прошла в гостиную и набрала номер справочной, в ожидании ответа машинально разрисовывая конверт, в котором был счет за телефон.
"NON OMNIS MORIAR", – написала она заглавными буквами, затем быстро нацарапала названный номер и тут же набрала его.
Ей ответила женщина.
– Сейчас я позову ее. – Высокий голос имел легкий налет прокуренной хрипотцы. – Простите, кто это говорит?
– Фрэнни Монсанто. Мы учились вместе в университете.
Она услышала, как на том конце сняли трубку, и раздался дружелюбный бодрый голос Сюзи:
– Спэгс! Как дела?
Фрэнни словно вернулась в прошлое. Как будто они не виделись всего пару дней, а не три года.
– Хорошо, у меня все хорошо.
– Чем занимаешься?
Фрэнни рассказала. Сюзи, казалось, искренне интересовалась тем, где она работает, чем именно занималась после университета, с кем поддерживает отношения.
– Слушай, ты будешь в Суссексе в выходные? – спросила Фрэнни.
– Да, я здесь все время.
– Это не очень далеко от деревни под названием Местон, возле Льюиса?
– Нет, а что?
– Я собираюсь туда на уик-энд.
– Ради бога, Фрэнни! Это всего четыре мили от нас. Заезжай к нем, выпьем или пообедаем.
– С удовольствием. Когда удобно?
– В любое время. У меня нет никаких планов.
Фрэнни заколебалась.
– Сюзи, ты помнишь тот спиритический сеанс в подвале кафе моих родителей?
– Странно, что ты спрашиваешь.
– Почему?
– Фиби Хокинс спрашивала у меня то же самое.
– Когда? Недавно?
– Да, она позвонила по вторник вечером и сказала, что только что вернулась с похорон Меридит. Тогда-то она и спросила про этот сеанс с планшеткой. Спросила, не помню ли я, кто там был.
Фрэнни молчала. Похоже, Сюзи еще не слышала о несчастном случае с Фиби.
– И ты вспомнила?
– Я всегда вела дневник; я могла записать в нем имена. Но довольно трудно искать что-то в моем… – Голос оборвался.
– Может быть, я смогу тебе помочь. Мне кажется, я помню, но мне нужно знать точно.
– В чем дело, Фрэнни? Что случилось?
Фрэнни не хотелось обсуждать это по телефону.
– Подумай об этом до завтра, хорошо? Я понимаю, что все происходило давно. Попробуй, может, ты что-нибудь найдешь или вспомнишь?
– Да, – ответила Сюзи встревоженно. – Я постараюсь. Думаешь, что-нибудь…
– Не знаю. Я думаю, что это просто совпадение.
– Я тоже всегда так думала.
– Что?
– Я все время помнила то послание, которое передала мне планшетка.
– А что в нем было?
– Это было одно слово, больше ничего. Темнота.
Поток машин, направляющихся к югу от Лондона, медленно двинулся вперед и снова остановился. Оливер затормозил и перевел рычаг коробки передач "ренджровера" в нейтральное положение. Погода стояла ненастная: разбухшие от дождя плотные облака катились по голубому небу, деревья гнулись под порывами ветра, листья и пустые картонки катились по тротуарам.
На Оливере был тонкий синий джемпер поверх спортивной рубашки и синие джинсы, волосы были растрепаны, а сам он выглядел уставшим. Они сидели молча, оба погруженные в свои мысли, и Фрэнни подумала, не случилось ли с ним чего.
Фиби Хокинс. Фиби, вернувшись с похорон, сразу же позвонила Сюзи Вербитен, чтобы спросить, кто участвовал в том спиритическом сеансе. Затем она позвонила Фрэнни предупредить насчет числа двадцать шесть. Почему? Она вспомнила номерок в гардеробе художественной галереи в среду вечером, а потом это происшествие с машиной Оливера. Но это нелепо. Потом она подумала о том, что на следующей неделе будет день ее рождения, и что-то кольнуло ее. Ей исполнится двадцать шесть лет. Что знала Фиби?
Non omnis moriar. Чем старательнее она вспоминала, тем меньше была уверена. Она помнила, что испугалась, зажала уши, не желая слышать послание, предназначенное ей. Не просто испугалась – она помнила, что ее охватил ужас.
Планшетка передала каждому из них послание, но Фрэнни не помнила, что в них было. И она никогда не знала, в чем заключалось ее собственное, даже просила всех не говорить ей. Она знала, что иногда, услышав что-нибудь плохое, можно внушить себе, что это так и случится, и тем самым добиться того, что пророчество исполнится.
Темнота. Могла ли Сюзи Вербитен желать себе ослепнуть?
Оливер вдруг взял ее руку и поцеловал.
– Я еще не извинился за то, что рассердился на тебя в воскресенье. Прости.
Она покачала головой.
– Это моя вина. Мне было так больно, что я ничего не соображала. Я совсем не хотела обвинять Эдварда. Я просто…
Они выбрались на шоссе; здесь движение было менее интенсивным. Оливер нажал на газ, перестроился в другой ряд.
– Мне следовало объяснить тебе это раньше. – Он взъерошил правой рукой волосы, затем немного опустил стекло. Поток воздуха с шумом ворвался в салон. – У него есть поведенческие проблемы; то, что психиатры называют "ребенок с отклонениями". Я не знаю, в чем причина – в смерти матери или во мне.
– В тебе?
Он говорил тихо, не отрывая взгляд от дороги, и ей приходилось напрягать слух.
– У меня были не слишком близкие отношения с родителями. С семи лет меня отдали в школу-интернат, а по выходным за мной приглядывали слуги. У моей сестры и у меня были няни, даже когда мы стали уже довольно большими, и еще миссис Бикбейн. Мне никогда не удавалось сблизиться с матерью и отцом. И сейчас я с трудом схожусь с Эдвардом. Я знаю, что он нуждается во мне после смерти матери, но, боюсь, я не слишком преуспел с тех пор.
– Мне показалось, что вы отлично ладите, – произнесла она, сочувствуя ему. Сочувствуя его сыну. – Правда, я мало видела вас вместе… – Она остановилась, вспомнив Кингс-Кросс: раздражение Эдварда и беспомощность Оливера. Потом в памяти всплыло то утро, когда женщине отрезало голову на Полтри. Отец и сын, входившие в кафе, раздражение сына.
– Это с ним с тех пор, как я встретил тебя, – сказал Оливер. Он поехал медленнее, отвлекаясь от дороги, и вернулся в соседний ряд. Машины, идущие сзади, стали обгонять их. – Ты творишь с ним чудеса. Когда мы встретили тебя на Кингс-Кросс, он перед этим всю дорогу вел себя отвратительно, а остаток дня он был просто шелковый. В прошлую субботу все было великолепно; и в воскресенье, кроме…
– Кроме того раза, когда я обвинила его, что он нарочно дал мне сливу с осой. Господи, ну извини меня!
Он снял левую руку с руля и похлопал ее по бедру.
– Послушай, он вполне мог это сделать.
– Нет, – решительно возразила она. – Все произошло случайно. – Она взглянула на Оливера. – Нет такой причины, по которой он хотел бы причинить мне боль, ведь так?
Надеюсь, ты не собираешься спать с моим папой?
– Нет, – ответил он, выдавив неуверенную улыбку, и вернул руку на руль.
У нее появилось знакомое ощущение, что он что-то недоговаривает.
– Что ты имел в виду, говоря "ребенок с отклонениями"? Его странные приступы молчания? То, что он начинает говорить на латыни?
– Не только это. Он очень взрывоопасен в школе; многие ребята просто боятся его. Директор уже пару раз предупреждал меня, что Эдварда могут исключить оттуда.
– Взрывоопасен?