Сержант посмотрел на девушку. Она до сих пор не проронила ни слова. И вообще ее внимание было поглощено другим. Легким движением она откинула с глаз прядь волос и, повернувшись лицом к краю карьера, наслаждалась перезвоном какой-то самодельной "музыки ветра", висевшей на березе. Колокольчики издавали постоянный мелодичный звон, и до Купера дошло, что голос сержанта звучит странно и неуместно – бессмысленный животный рык на фоне гармонии отдаленного хора. Казалось, звуки "музыки ветра" имели для этой сонной молодой женщины смысла больше, чем маленькая армия полицейских, ворвавшихся в ее дом.
– А ваше имя, мисс? – поинтересовался сержант.
Она словно не слышала его, по-прежнему пристально глядя в пространство и не оборачиваясь, как будто по рассеянности не замечая направленного на нее всеобщего внимания.
– Вы, мисс. Будьте добры, назовите свое имя.
Тут она повернулась и странно улыбнулась ему, но эта улыбка не была отмечена недружелюбием или мрачностью. Она снова откинула со лба упавшую прядь, и ее пальцы затанцевали по лицу, удивленно касаясь щек. Теперь Купер разглядел легкий пушок на подбородке и над верхней губой, адамово яблоко и широкий лоб. Это была отнюдь не "мисс", а еще одно существо мужского пола.
Кел встал между своим другом и полицейским.
– Вы опять ошиблись. Мы зовем его Страйд, – сказал он.
Сержант тоже заметил свою ошибку.
– Ладно. Но я разговариваю с ним, а не с вами.
– Просто говорите с ним в другом тоне.
Сержант решительно подошел ко второму молодому человеку.
– Пожалуйста, назовите ваше имя, сэр.
Повисла тишина. Молодой человек начал медленно поднимать взгляд от земли, но сержант, не вытерпев, протянул руку, готовый схватить юношу за плечо. Кел злобно напрягся, и два констебля приблизились к нему на шаг.
– Это не важно, – тихо произнес юноша.
Губы его едва двигались, и слова прозвучали как шепот. Но все ясно слышали их. Рука сержанта неуверенно замерла на полпути. Он напоминал человека, взявшего на прицел лебедя, и его палец уже лежал на спусковом курке двенадцатого калибра.
– Если вы не предъявите какой-либо документ, вас доставят в участок для выяснения личности, – сказал он.
– Да уж, вот проблема, – вмешался Кел. – Ну, чего же вы ждете? Отведите его в участок. Вы, мешки с дерьмом. Какая разница, как его назвали родители? Какая разница, откуда он? Все, что вам нужно знать, это кто он. Все, что вообще нужно. Господи Иисусе.
– Вы, сэр, – религиозный джентльмен? А вот я слышал, что, если часто упоминать имя Иисуса, Деве Марии это может надоесть, и она скажет вам, что он сегодня занят и не сможет выйти поиграть.
Наконец тот, кого звали Страйд, вздохнул и покачал головой.
– Это на самом деле не важно. Это же просто имя.
– Боюсь, сэр, нам придется настоять на том, чтобы вы предъявили удостоверение. Иначе вам придется пройти с нами.
Все ждали. Наконец Страйд уселся на пороге фургона и наклонился внутрь. Полицейские заметно нервничали. Он вытащил картонную коробку с кучей бумаг и одежды и начал в ней рыться, доставая рукой до самого дна. Он вынимал содержимое по частям и раскладывал на ступеньке, внимательно рассматривая каждую вещь.
Кел смотрел на него со смешанным выражением беспокойства и обожания. Страйд взглянул на него, и, когда их взгляды встретились, между ними словно проскочила искра. Купер вздернул голову, пытаясь уловить, что за сообщениями они обменялись, но не смог проникнуть в их тайный разговор.
Неожиданно в руке Страйда блеснул острый металлический предмет. Сержант уже наполовину вытащил из-за пояса дубинку, когда Страйд открыл ладонь и показал предмет своему другу.
– Это же консервный нож, который мы потеряли, – сказал Кел.
Сержант сначала смутился, а потом разозлился. Страйд улыбнулся ему. Его пальцы опять загуляли по лицу. Они танцевали по щекам, словно что-то говорили на языке глухонемых. Может, он так смеялся?
Потом он одним движением, словно фокусник, достающий из шляпы кролика, извлек маленькую жестянку из-под печенья. На стенках ярко-синей коробочки с позолоченным ободком на крышке располагались портреты в викторианском стиле. Молодой человек снял крышку и показал полицейским содержимое. В жестянке было полным-полно всякого хлама: фотографии, письма, открытки, несколько авиабилетов, металлические значки, золотая ручка, пожелтевшие газетные вырезки.
– Вот он я, – произнес он.
Заткнув дубинку обратно, сержант взял у него из рук фотокарточку в простенькой пластмассовой рамке. Ее края совсем растрескались, а один угол откололся. Поверх плохой цветной фотографии, сделанной при слишком ярком освещении, стояла надпись "НСС".
– Это ваша студенческая карточка? – спросил сержант, переводя взгляд с фотографии на Страйда.
– Да, в универе в Шеффилде.
– Волосы у вас подлиннее, но, похоже, это вы.
– Это я.
– Саймон Бевингтон.
Сержант записал имя и отметил членский номер в Национальном студенческом союзе.
– Здесь указан адрес. Это, как и у вашего друга, адрес ваших родителей? Общага? Или что?
– Койкоместо.
– Понятно. Когда вы проживали там в последний раз?
– Шесть месяцев назад. Может, год. Кто знает?
– Карточка сделана в прошлом году. Когда вы покинули университет?
– В январе.
– Где живут ваши родители?
– Не помню.
– Прекратите.
– Моя жизнь с ними больше никак не связана.
– Интересно, знают ли они об этом, сэр, – заметил сержант. – Вы же понимаете, мы можем связаться с ними.
– Надеюсь, вам понравится.
Сержант оглянулся на констеблей и снова повернулся к молодому человеку.
– Мы должны допросить вас и записать ваши показания. Потом решим, забирать ли вас отсюда.
– Господи Иисусе! – пробормотал Кел.
– Показания! – воскликнул Страйд. – А можно такие показания? Как насчет: "Сержант, я люблю вас"?
Купер внимательно наблюдал за молодым человеком. Трудно было сказать, ломает тот комедию или нет. Но конечно, ему следовало уделить серьезное внимание: именно его имя было недавно нацарапано на земле в центре каменного круга.
Купер вздохнул. Запах курицы с карри пробудил в нем голод. Но, судя по всему, вряд ли он сегодня попадет на ланч в рингхэмском пабе.
Диана Фрай сообщила дежурному о происшествии, но к концу разговора вид у нее стал задумчивым.
– Что там? – спросил Купер.
– Команда в Тотли отработала гостей Дженни Уэстон. Помнишь девушку с дредами, которую там видели?
– Разумеется. Похоже, соседи знали про каждый шаг Дженни.
– Так вот, теперь почти наверняка установлено, что эта девушка не была случайной гостьей: судя по всему, какое-то время она жила вместе с Дженни Уэстон у нее дома.
– Известно, кто она?
– Дженни представила ее одной из своих коллег как Роз Дэниелс. Ей около двадцати, предположительно из Чешира.
– Тогда ее однозначно следует допросить. Наверняка она знает, чем жила Дженни, лучше, чем кто другой.
– Ну да, ее обязательно допросили бы, если бы смогли найти, – сказала Фрай. – Но, похоже, Роз Дэниелс исчезла.
Позади, на пустоши, наконец нашелся повод арестовать низенького толстяка в зеленой дутой куртке: он разлегся голым прямо на вереске посреди более мелкого каменного круга неподалеку и блаженно дремал на виду у всех проходивших мимо, словно не подозревая, что от холода кожа у него стала синюшного цвета, а гениталии сморщились до размера маленьких грибочков. Полицейские заставили его одеться, обвинив в непристойном поведении. А констебль Рагг улыбнулся.
Глава 12
Вечером того же дня Кел и Страйд сидели в Южном карьере на большом камне рядом со своим фургоном. Прихлебывая чай из кружек, они умело сворачивали бумажные папироски, набивая их табаком. Движения Страйда, одетого в штаны защитного цвета и нечто похожее на старую шинель из запасников армейского склада, были вялыми, спина ссутулилась, лишь изредка он откидывал волосы, падавшие на лицо. Табакерка лежала у него на колене. Сосредоточив все внимание на сигарете, он аккуратно засовывал внутрь нее табак, иногда улыбаясь чему-то своему, словно какой-то неведомой шутке.
Бену Куперу показалось, что тот, кого звали Кел, ведет себя явно осторожнее. Хотя он и не смотрел по сторонам, однако прекрасно знал, что за ним наблюдают. Плечи его были напряжены, и он хмурился, облизывая край папиросной бумажки, прежде чем сунуть табакерку обратно в карман своей камуфляжной куртки. Обернувшись, Кел посмотрел на закуривавшего Страйда, и в его носу блеснула пуссета. Сквозь темный ежик бритых волос – едва ли более длинных, чем щетина на его щеках, – виднелась светлая кожа.
– И что вы о них думаете? – спросил старший инспектор Тэлби.
– В основном безвредны, – ответил инспектор Хитченс.
Купер усмехнулся, и Тэлби раздраженно взглянул на него.
– Это что, шутка?
– "По галактике автостопом", сэр, – объяснил Купер. – Так путеводитель описывает планету Земля. Только этими двумя словами: "в основном безвредна".
Старший инспектор уставился на него. Ветер ерошил седые пряди его волос: они взлетали на ветру, а затем снова опускались на виски, как потревоженная ночью стая голубей.
– Дуглас Адамс, – поспешил на помощь инспектор Хитченс. – Мне самому нравился Марвин – андроид-параноик.
Старший инспектор перевел взгляд на Хитченса.
– Сэр, как-то невольно получилось. Я просто хотел сказать, что эти двое… ну, что они в основном безвредны. У полиции на них ничего нет.
Кел и Страйд сидели молча, куря свои самокрутки, умиротворенно глядя в небо и принимая жизнь такой, какая она есть. Купер вспомнил, что в описи предметов, найденных криминальной бригадой на месте преступления рядом с телом Дженни Уэстон, фигурировали сигаретные окурки. Но те были от "Мальборо", а не от самодельных папирос.
Над фургоном, на самом краю выступа карьерной стенки, росла березка. Развешанные на ее нижних ветках мелкие металлические предметы, кусочки фольги и старые консервные банки позвякивали на ветру.
– А это зачем? – буркнул Тэлби. – Новый способ мыть посуду?
– Древесное искусство, – сказал Хитченс. – Бевингтон написал стихи и приклеил их к колокольчикам. Говорит, это должно создавать атмосферу мира и гармонии. Хотите посмотреть поближе?
– Нет, спасибо. Избыток гармонии мне вредит.
Тэлби раздраженно посмотрел вниз, на фургон. Куперу показалось, что Кел только усилием воли не ответил на этот взгляд.
– Мы точно можем исключить их из числа подозреваемых? – спросил Тэлби.
– Очевидных связей с жертвой у них нет, и нет известных нам мотивов. Нет никаких доказательств и свидетельств того, что они каким-либо образом связаны с местом преступления.
– А обувь?
– Я подробно не рассматривал, – сказал Купер, – но Келвин Лоренс носит кеды, а у Бевингтона – пара мартинсов. Ни то ни другое не соответствует тому отпечатку.
– Может, у них в фургоне найдется еще и пара ботинок. Я понимаю, богачами они не выглядят, но даже у этой парочки обуви может быть не одна пара.
– Без ордера в фургон не полезешь: оснований-то нет.
Сбросив шинель, Страйд улегся на спину на краю скалы. Он пристально глядел в небо. Руки его лежали на лице, но пальцы оставались неподвижными. Дым от самокрутки поднимался на несколько футов вверх, а затем рассеивался ветром. Казалось, что он видит в небе нечто, заставлявшее его улыбаться, словно самому себе. Улыбка была такой неожиданной, что детективы тоже посмотрели наверх. Но там ничего не было, кроме облаков, плывших высоко над пустошью. Облака становились все больше и темнее. Собирался дождь.
– Если вы находите эту "музыку ветра" странной, Купер может показать вам еще кое-что, – сказал Хитченс.
Они проследовали по карьеру к неприметному местечку, прикрытому двумя большими камнями. В углублении одного из камней стоял ряд предметов, вначале показавшихся гигантскими свечками. Они были в фут высотой, сделаны из воска и вылеплены очень тщательно, все одинаковой характерной формы – длинные прямые стволы со слабыми прожилками вен и раздутыми круглыми головками, похожими на капюшон, с небольшими отверстиями на самом верху. Они были всех цветов: синие, красные, желтые, изысканных коричневатых и зеленоватых оттенков, а один – ярко-белый, с нежными золотыми жилочками вен. Они стояли, как солдаты на параде, указывая прямо в небо.
– Фу, какая гадость! – поморщился Тэлби.
– Они изображают фаллосы, – сказал Хитченс.
– Я сам вижу, что́ они изображают, – сказал Тэлби. – И фаллос – не то слово, которое первым приходит на ум.
– Наверное, пришлось немало потрудиться, создавая такие точные формы. Я даже думал, может, заявить их на премию Тернера.
– И кто этот Леонардо да Винчи, которого мы должны поблагодарить?
– Некто Кел. Он весьма гордится ими. Называет это место членофермой.
– Это непристойно.
– Да, но вряд ли их можно обвинить в нарушении закона, – заметил Купер.
– Я не хочу смотреть на это. Идемте назад.
Они пошли обратно к тропинке. Купер заметил группу женщин, приближавшихся с противоположной стороны карьера. На них были светлые куртки с капюшонами и леггинсы. Женщины оживленно болтали между собой. Остановившись, они посмотрели на Кела и Страйда, а затем подошли к березе и принялись изучать музыкальные приспособления.
– Где Фрай, исполняющая обязанности сержанта уголовной полиции? – спросил Тэлби. – Она же недавно была здесь?
– Ушла на встречу с Мегги Крю, – доложил Хитченс.
– Да, конечно, – едва слышно вздохнул старший инспектор: он не питал особых надежд в отношении Мегги Крю.
С минуту Тэлби стоял молча, разглядывая фургон и его обитателей.
– Через полчаса у меня пресс-конференция, – проговорил наконец он. – И что я скажу телевизионщикам и газетчикам?
– Предложите им не лезть не в свое дело! – отозвался Хитченс.
– Ладно, – сказал Тэлби. – С меня хватит. Пойдем.
Женщины в светлых куртках ушли дальше. Какое-то время слышалась их болтовня. Но когда они достигли камня, где стояла членоферма, наступила полная тишина.
В штабе на Уэст-стрит реконструкция добралась уже до буфета. Его умудрились сделать одновременно меньше и неудобней. Может, специально, чтобы новые торговые автоматы казались значительным усовершенствованием.
Но эдендейлскому отделению повезло. У их соседей из бэйкуэллского отделения буфета теперь не было вообще: каждый день во время ланча у подъезда появлялся представитель передвижной торговли сандвичами. Кроме того, на углу у каждого офиса можно было выпить чашку чаю или кружку "Нескафе" и съесть пачку шоколадного печенья. Но "буфетной культуры" быть не могло, поскольку не было самого буфета. Проблема разрешилась сама собой.
Бен Купер с чашкой кофе подошел к столу, где уже сидели, оживленно болтая, несколько человек из его смены. Разговор тут же заставил его почувствовать себя неловко.
– Она самая настоящая сука, – говорил Тодд Уининк.
Напротив Уининка сидела Тони Гарднер, детектив из другой смены. Она прежде служила в патрульной полиции и по привычке все еще стягивала свои прямые светлые волосы в хвостик. Она кивнула:
– Да, с ней тяжело иметь дело.
– Вы о ком? – поинтересовался Купер, хотя и так уже догадался.
– Об этой Диане Фрай, – ответил Уининк.
– Противная корова, вот она кто, – добавила Гарднер.
Купер занял свободный стул, сосредоточив все свое внимание на том, чтобы не разлить кофе, поэтому ему не пришлось ни с кем встретиться взглядом.
– Просто слишком старается, – сказал он. – Скоро угомонится.
Уининк печально покачал головой:
– Не понимаю, откуда у тебя столько терпения. На твоем месте я вел бы себя совсем по-другому.
Глядя на полицейских за столом, Куперу очень хотелось рассказать им тайну Дианы Фрай, которую она однажды поведала ему, не вдаваясь в подробности, – ужасную историю ее семьи и пристрастившейся к героину сестры, которой она не видела с шестнадцати лет. Но он понимал, что ни с кем не вправе делиться этой тайной.
– Я бы сказала, куда ей засунуть свои нашивки, – сказала Гарднер, улыбаясь Тодду Уининку, словно желая показать, что согласна с ним.
Купер догадывался, что тут есть и нечто большее: для некоторых женщин Тодд обладал немалой привлекательностью, что Бену никогда не было до конца понятно. Предполагалось, что весь секрет заключался в откровенной мужественности, в сексуальном напоре, скрывавшемся за его мрачноватой ухмылкой, и в его манере двигаться. Правда, это не то, чего женщины ищут в мужчине, – как говорили они сами. По крайней мере, как говорили Бену Куперу.
Постепенно разговор перешел на другие темы – на дурное настроение начальства, ночные смены и оклады. Как выяснилось, любой из сидевших здесь смог бы руководить эдендейлским отделением лучше, чем их теперешний начальник. Тогда бы и раскрываемость удвоилась. Хотя, конечно, приходится еще иметь дело с судами. Не говоря уж об Обществе защиты преступников, как они его называли, – организации адвокатов, несущих ответственность за судебное преследование подозреваемых в преступлении, которых им поставляла полиция. Все дружно покачали головами.
– А завтра нам предстоит гоняться за белыми фургонами, – сказал Уининк. – Жду не дождусь.
Наконец остальные полицейские ушли. Купер и Уининк остались одни.
– Ты в порядке, Тодд?
– Конечно. А что?
– Просто интересно, что случилось утром. Почему тебя отозвали?
– А-а, обычная фигня, – беззаботно ответил Уининк. – У кого-то наверху опять мозги заклинило.
На экране стоявшего в углу телевизора появилось лицо старшего инспектора Тэлби. Показывали фрагмент пресс-конференции. Тэлби пытался выглядеть серьезно, профессионально и надежно.
– Тодд, – сказал Купер, – что ты знаешь о Мегги Крю? О жертве, с которой работает Диана Фрай?
– Все, что я знаю, что она почти ничего не может вспомнить о нападении. Хотя я бы на ее месте тоже не особенно старался помнить такое. Женщине тяжело, когда ее лицо превращают в сплошную кровавую рану.
– Ты не знаешь, она была замужем?
– Нет. Она – адвокат: деловые костюмы и сводки. Из тех, которые любят, чтобы их называли "мисс".
– У нее есть дети?
– Дети? Ты шутишь. Да все ее чрево уже давным-давно плесенью покрылось.
Купер мысленно вернулся к предыдущему разговору. Его раздражало то, как все закончилось.
– Послушай, ты можешь понять, что в чем-то она, конечно, аутсайдер, – произнес он вслух.
– Кто?
– Диана Фрай. Наверное, трудно принять, что ты аутсайдер. Требуется время, чтобы к этому привыкнуть.