Будь его воля, он бы просто не пускал таких посетителей в национальный парк – поставил бы шлагбаумы на всех подъездных путях и выдавал бы всем желающим пройти пропуск. Возможно, в будущем так и произойдет: парк с трудом справлялся с постоянным ростом числа посетителей.
На песчаном грунте виднелся четкий след шин, похоже, горного велосипеда. Марк тщательно изучил правила и хорошо знал свои обязанности, а также что позволено туристам, а что нет. С недавних пор администрация разрешила ездить по территории парка на горном велосипеде.
Молодой человек удовлетворенно улыбнулся, но тут же почувствовал себя виноватым. Оуэн говорил, что от смотрителя прежде всего требуются такт и дипломатичность. Зачем устраивать скандал, если можно добиться большего дружеским советом? Да, ему еще многому предстоит научиться. Иногда просто не удавалось найти подходящие слова для людей, потрясавших его своей тупостью или равнодушием к собственной безопасности и чужому имуществу – особенно к дикой природе. Посетители, осквернявшие вересковые поля, совершали тягчайшее преступление и менее всего заслуживали дипломатичного отношения.
Сейчас было только два часа дня, но через пару часов начнет темнеть. Вот уже несколько дней Марк обращал внимание на эти особенные, похожие на лунный свет сумерки: часам к пяти вечера они сгущались и все краски приобретали красноватый оттенок, а затем полностью угасали в темноте. Смотрители Пик-парка не особенно жаловали переход на зимнее время: часто, просчитавшись, посетители задерживались на холмах до наступления темноты.
Становилось все прохладнее, но Марк не чувствовал холода. Красная куртка из овечьей шерсти с серебристой эмблемой Пик-парка, которую он носил с гордостью, хорошо держала тепло. Также по этой куртке посетители узнавали, что перед ними смотритель, и успокаивались – особенно те, кто заблудился, выбился из сил, или поранился, или просто оделся не по погоде, или был неподходяще экипирован для прогулки по вересковой пустоши. Красная куртка служила чем-то вроде спасительного маяка, означавшего, что смотритель поблизости.
Когда смерть настигла Дженни Уэстон, девушка улыбалась. Эта улыбка застыла у нее на губах, став слегка испуганной, когда нож плавно вошел ей под ребра.
Острое лезвие с вольфрамовым покрытием не оставляло надежд. Прорезав ткань футболки, оно легко рассекло кожу, миновало слой подкожного жира, подбираясь прямо к сердцу. На футболке расплылось маленькое красное пятнышко, и всего лишь один кровяной фонтанчик брызнул на руль "кокомо".
Как только нож вышел наружу, рана, закрывшись, перестала кровоточить. Дженни с удивлением поглядела вниз и зажала рукой красное пятно. Там, внутри, ее сердце уже заполнялось вытекавшей кровью, которая давила на него, препятствуя сокращению мышц. Затем из левого легкого вышел воздух, и поток жидкости сразу заполнил освободившуюся пустоту. Слегка закружилась голова, начали неметь кисти рук и ступни, ноги подкосились, не в силах больше держать тело.
Дженни не сопротивлялась, когда ее, подхватив под мышки, поволокли по поляне. На песчаной земле оставались следы ее каблуков. Когда свежая кровь перестала поступать в мозг и конечности, ее кожа сделалась серовато-бледной; оголенные ноги и живот в дневном свете напоминали цветом вареную рыбу.
Там, где лезвие ножа вытерли о траву, осталось красное пятнышко. Маленькая струйка крови сбежала с руля на переднее колесо велосипеда. Понемногу темнея и сворачиваясь, она капля за каплей стекала вниз, пока вся не впиталась в землю.
К тому времени, когда убийца оставил Дженни Уэстон, или незадолго до этого она была уже мертва.
Марк знал, что когда-нибудь и он столкнется с этим совершенно бессмысленным поступком. Бестолковым и безответственным. В отчетах смотрительской службы время от времени упоминалось о взятых напрокат и не возвращенных велосипедах. Чтобы получить велосипед, человек показывал удостоверявший личность документ, оставлял свое имя и адрес и двадцать фунтов залога, поэтому воровать горный велосипед было невыгодно. Но иногда все же находились посетители, не возвращавшие велосипед. Порой они просто оставляли его где-нибудь на дороге, на стоянке или просто на болоте, как в этот раз. У Марка не укладывалось в голове, как можно так поступать.
"Кокомо", брошенный в вересковых зарослях, сильно рассердил его. Словно велосипед был здесь как оскорбление, как еще одно доказательство человеческого эгоизма, в который раз вторгшегося в его мир; как будто ребенок схватил грязными ручонками самое дорогое, что было у Марка. Поначалу он отнесся к велосипеду как к мусору, хотя и очень большому.
Приглядевшись повнимательнее, Марк заметил спереди на канареечно-желтой раме красную полоску, а на спицах – похожие на ржавчину пятна. От дурного предчувствия у него по спине побежали мурашки, пальцы судорожно нащупали в кармане рацию. Марк вдруг сильно пожалел, что оказался здесь совсем один. Рядом не было никого, кто мог бы его поддержать. Уж Оуэн точно знал бы, что надо делать.
Сминая страницы блокнота, Марк поспешно вытащил его из кармана и дрожащей рукой отметил цвет, марку и номер велосипеда. Пока он делал записи, к нему вернулось самообладание и стало легче, словно буквы, выводимые на бумаге, чудесным образом порождали в воздухе знакомый голос: "Наблюдай, записывай, докладывай".
– Слушаюсь, Оуэн, – прошептал Марк.
Со лба, по шее бежали струйки пота, но Марк заставил себя, миновав велосипед, пройти дальше – к группе камней среди чахлых берез. Кто-то совсем недавно грелся здесь у костра: на выгоревшей земле осталась горстка белесого пепла. Посетители парка любят разжигать костры рядом с Девственницами, – наверное, думают, что пламя может растопить их окаменевшие сердца. Летом, когда наступают самые длинные дни, сюда по ночам приходят сотни людей, и занимаются они отнюдь не только разжиганием костров.
Заглянув внутрь каменного круга, Марк резко остановился. Возникшее ощущение было сродни ужасу, который он переживал подростком, – отвращение к своему телу и чувство вины. Он старался внимательно осмотреть землю под ногами и вокруг – могли остаться следы велосипедных шин или ботинок или же какой-то предмет, который обронил тот, кто был здесь. "Я наблюдаю, – напоминал себе Марк. – Наблюдать – моя обязанность. Я должен не потерять голову и сделать так, как меня учили, не бросаясь ни в какие крайности".
Но Марк не мог обманывать себя бесконечно. Взгляд невольно отрывался от земли, и наконец с завороженно-стыдливым чувством молодой человек обнаружил, что все его внимание приковано к белевшей в центре каменного круга фигуре, которая застыла в странной, раздражающе неуместной позе.
– О господи!
Среди камней бесстыдно раскинулось тело женщины. Ее полуобнаженный торс разметался по бурьяну, руки и ноги изогнулись в призывных жестах: правое колено поднялось до самой талии, а левая нога вытянулась в струнку, словно женщина вот-вот прыгнет в воздух.
Марк отчетливо видел каждый мускул ее ног, каждое натянутое сухожилие, ее бедра с первыми признаками целлюлита. Поза женщины была карикатурой на жизнь, жестокой пародией на движение в состоянии экстаза. Ее руки лежали на талии, пальцы ног были оттянуты вниз, а голова словно кивала в такт неслышной музыке. Она распростерлась по земле в финальном арабеске, в роковом пируэте или же в последнем броске безудержного танго.
Марк спрашивал себя, стоит ли отметить все это. Описание выглядело бы таким странным, что у него больше не поднялась рука что-либо записать в блокноте. Вместо этого он снова и снова повторял про себя слова, стараясь запомнить увиденное. Мертвая женщина танцевала. Да, она выглядела именно как танцующая мертвая женщина.
Глава 2
В пятнадцати милях к северу, в городке Эдендейл, уже час с четвертью шло сражение. Полицейские, сдерживавшие натиск, выглядели помятыми и тяжело дышали. Их лица раскраснелись от напряжения, волосы прилипли к вспотевшим лбам. У одного-двух порвались рубашки, у кого-то был подбит глаз и из рассеченной кожи сочилась совсем тоненькая струйка крови.
Детектив Бен Купер отыскал взглядом в самой гуще боя своего коллегу, Тодда Уининка. Тодд сражался бок о бок с двумя констеблями из отряда тактической поддержки, к ним на помощь уже спешили другие полицейские. Они выглядели совсем уставшими, но на мрачных лицах читалась решимость. Противник значительно превосходил их в силе, и выказываемое ими хладнокровие в любой момент могло им изменить.
Сбившись в кучу, студенты теснили полицейских. В этой свалке могло случиться все, что угодно, – удар в глаз, подножка, прокушенное ухо. Сегодня у охранников правопорядка не было ни щитов для уличных боев, ни касок, ни оружия, ни рычащих овчарок, ни лошадей – словом, ничего, что удержало бы студентов на расстоянии. И им также не разрешалось использовать специальное оружие или слезоточивый газ.
Вдобавок ко всему на полицию обрушивался непрекращавшийся шумовой поток: студенты скандировали лозунги, выкрикивали оскорбления вперемешку с бранью.
Вынув руки из карманов джинсов, Купер поднял воротник пальто, стараясь хоть немного приглушить какофонию. Будь его воля, он закрыл бы глаза, чтобы не видеть эту свалку. Купер изо всех сил заставлял себя не думать о том, что произойдет, если ряды полицейских сомнут. В любую секунду этот день мог закончиться жестоким посрамлением эдендейлского отделения дербиширской полиции. И без единого ареста.
– Что будем делать, сержант? – спросил он.
Сержант Ренни побывал во многих стычках. Все это он видел уже не раз. Потерев подбородок, он плотнее запахнул куртку и болезненно поморщился, когда один из полицейских, упав, оказался у него под ногами.
– Исследуем положение дел, – сказал он. – Проведем опрос.
Купер кивнул:
– Да, наверное. Но все это слова, а не выход…
– Зато убедимся, что нам еще есть над чем поработать.
– И что это даст?
Ренни пожал плечами и вздохнул:
– Бен, это все, что мы можем сделать. Или давай просто отойдем в сторону и пустим все на самотек.
Полицейские, развернувшись лицом к противнику, снова выстроились в линию. Вдали, за толпой, Куперу были хорошо видны корпуса студенческого городка колледжа Хай-Пик. Расположенные на низких склонах холма, они смотрели вниз, на Эдендейл, словно благодушные великаны, гиганты просвещения долины Эден.
Купер порылся в карманах в поисках упаковки мятных леденцов – хотелось заглушить неприятный привкус во рту. Карманов у него было множество – в джинсах, на рубашке, на внутренней и наружной сторонах куртки. Но попались лишь обрывки кассовых чеков, две стреляные гильзы и полпакета собачьего корма.
Купер знал, что от этих зданий на холме исходит не только просвещение. Он сам пробыл там достаточно долго – ровно столько, чтобы получить уровень А, необходимый для работы в полиции. Сокурсники называли его карьеристом, как будто его целеустремленность заставляла их чувствовать себя виноватыми в чрезмерном увлечении вечеринками и случайным сексом. Но какой-то бес направлял жизнь Бена Купера в совершенно непонятную для его сверстников сторону – некий ревнивый божок, который терпеть не мог вечеринок.
Снова удобно устроившись на своем месте, Дейв Ренни открыл крышку термоса и протянул Куперу пластиковый стаканчик, но Бен отказался, как только представил себе кофе с привкусом металла. Лицо сержанта оставалось серьезным, на лбу от напряжения появились морщинки, как у человека, на чьих плечах лежит большая ответственность.
– Понимаешь, если они избавятся от кухни и уволят персонал столовой, придется устанавливать торговые автоматы, – пояснил он. – И что тогда? Они кому-нибудь нужны? Какой смысл тратить деньги на торговые автоматы, если ими не будут пользоваться?! Да и для бюджета накладно, такое швыряние денег на ветер.
Купер наблюдал, как Тодд Уининк, пригнув голову и выставив вперед плечи, готовится к встрече с лохматым юнцом, весь день достававшим его. Их лбы с глухим треском столкнулись, а ноги зашаркали по земле.
Толпа за спиной Купера заорала. Линия полицейских подалась назад. Некоторые упали, и остальные топтались прямо по ним. Уининк, ошалело оглядываясь по сторонам, выбрался из свалки. У него был такой вид, словно он только что получил легкое сотрясение мозга. Заметив бегущего мимо студента, он инстинктивно сделал захват. Ноги студента подогнулись под тяжестью Уининка, и оба, обессилев и тяжело дыша, свалились в грязь.
Купер улыбнулся. По счастливой случайности Уининк сбил с ног нужного студента. Игрок колледжа Хай-Пик завладел мячом и уже мчался к разделительной линии. Еще несколько секунд, и он принес бы своей команде нужные для победы в матче очки. Пока противники боролись, пытаясь подняться на ноги, судья дал финальный свисток. Матч окончился со счетом 12:10 в пользу полиции Эдендейла.
– Ну вот и отлично, – заметил Купер.
– Полагаю, честь мундира спасена, – убирая термос, произнес Ренни.
– Ничего не могу сказать по этому поводу, сержант. Но когда наши ребятки проигрывают, они всегда громят судейскую трибуну.
Оставив боковую линию, Купер направился к зданию клуба. Когда он только пришел в полицию Эдендейла, его – высокого, крепкого молодого человека – пригласили в сборную регбистов, но позже, заметив, что он жалеет проигравших, обвинили в недостаточной жесткости. Теперь в обязанности Купера входило заказывать пиво в раздевалку, где праздновали победу. Чего только не сделаешь для своих коллег в воскресный день, даже если бы предпочел остаться дома и смотреть видик со своими племянницами.
Прошло уже десять лет, и теперь Купер оглядывался на дни, проведенные в колледже Хай-Пик, с некоторой ностальгией. Тогда вся его жизнь была подчинена определенной цели. Успешно сданные экзамены рассматривались как пропуск в жизнь, а служба в полиции – как судьба. Это чувство не оставляло его и пока он был простым патрульным, и даже когда перешел в отдел уголовной полиции и начал учиться совсем другой работе. За каждым его шагом на новом поприще пристально следили и в основном одобряли. В основном. Те случаи, когда он ошибался или сомневался, были памятны ему до сих пор.
А два года назад все изменилось. С гибелью отца, сержанта полиции Джо Купера, он потерял опору, и в то же время с его плеч свалилась огромная тяжесть. Не было больше руки, направлявшей его жизнь, – она принадлежала теперь только ему одному. Но это случилось слишком поздно для Бена Купера: он уже стал таким, каким сделал его отец.
– Вот почему нам всем придется заполнить анкеты по поводу использования торговых автоматов, – продолжал шагавший рядом с Купером Ренни, тщательно выговаривая начальные буквы слов. – Чтобы получить представление, насколько нам вообще надо это новое оборудование, которое они предлагают. Ну и чтобы тот, кому положено, в штабе мог принять полноценное решение. Кстати, основанное на конструктивной обратной связи с потребительским контингентом.
Купер буквально видел инструкцию для служебного пользования, которую цитировал Ренни. С мокрыми от кофе усами, в старомодных вязаных перчатках, Ренни выглядел как чей-то дедушка, направляющийся в мертвый сезон в Блэкпул.
До Купера вдруг дошло, что в следующем году он отметит свой тридцатый день рождения. Сейчас этот день еще маячил в отдалении, словно летнее грозовое облако, заставляя Бена чувствовать, что его молодость почти прошла, а он так и не распробовал, что это такое. Со временем он, наверно, превратится во второго Дейва Ренни.
– Похоже, Тодд все-таки получил легкое сотрясение, сержант.
– Да он всегда так выглядит, – заметил Ренни.
– Но его же ударили по голове.
– Да не волнуйся… Не такой Уининк парень, чтобы дать себя в обиду. Он-то свое всегда возьмет.
Разумеется, Тодд Уининк был не таким парнем. Вот уже пару месяцев как Купера вместе с Уининком бросили в самый эпицентр реорганизации отделения. В подобных обстоятельствах между людьми возникают отношения, похожие на брачные узы. Вопрос "они и мы" сосредоточивается на одной личности. Но бывают времена, когда необходимо, чтобы рядом был другой полицейский. Если его нет, может оказаться, что ты смотришь не в ту сторону и не в то время. Нужно, чтобы рядом был кто-то, кому можно доверять. Они поддерживают вас, вы поддерживаете их. Купер знал, что этот закон написан невидимыми чернилами на обратной стороне удостоверения, выдаваемого констеблю в день присяги. Этот закон – страховочный шов, прошитый на твоей самой первой униформе; страница, которую всегда забывают напечатать в учебнике для полицейских.
Для Купера таким человеком всего пару недель назад стал Уининк. Они вместе участвовали в облаве на территории подпольного цеха по производству наркотиков, устроенного в заброшенном складе на окраине Эдендейла. Один из обитателей цеха начал было размахивать киркой, но делал это недостаточно быстро: полицейские сбили его с ног, и никто не пострадал.
Стараясь отвлечься, Купер подумал о предстоящем свидании с Хелен Милнер. Еще часок он побудет в регби-клубе, а затем они с Хелен решат, как проведут этот вечер. Может, будут просто гулять, а когда у него в голове немного прояснится, пропустят стаканчик-другой в "Маяке" и отправятся куда-нибудь поужинать. Именно в "Маяк" они отправились при первом свидании. Месяца два назад они снова встретились в поселке Мурхэй, где Хелен гостила у бабушки, и возобновили отношения, начавшиеся еще в школьные годы. Но в этих вновь начавшихся отношениях не все было безоблачно. Впрочем, как всегда.
В коридоре клуба пахло потом, грязью и разными чистящими средствами. К этим запахам примешивались приятные ароматы бальзамов, кремов и масел для массажа. Дейв Ренни помог Куперу донести до раздевалки упаковки с пивом для игроков, и тут у него запищал пейджер.
– Кого там принесло? Ну что еще?
Купер проводил Ренни взглядом, когда тот пошел к телефону в конце коридора, затем оглянулся на непрестанно хлопавшую дверь раздевалки, через которую в обоих направлениях постоянно сновали игроки и девицы из группы поддержки. Тодд Уининк только что вышел из душа и теперь растирался полотенцем. Его обнаженный торс выглядел совершенно естественно в толпе молодых здоровых мужских тел, из которой то и дело раздавались взрывы смеха.
Перед Уининком уже стояло пиво. Удивительно, что он умудрился не опоздать, прибыв на матч в самую последнюю минуту. Все остальные игроки уже переоделись и готовились выйти на поле, думая, что им придется играть в сокращенном составе, и проклиная Уининка за такое предательство. Наверняка всю предыдущую ночь он где-нибудь пропьянствовал и проснулся в чужой постели за много миль отсюда, меньше всего беспокоясь о регби.
Купер помотал головой, отгоняя навязчивую мысль: мускулистая, волосатая нагота Уининка только оттеняла тот образ, что остался в его памяти, – образ коллеги, в паре с которой он работал до Уининка. Открытая, честная, естественная мужественность Тодда олицетворяла нечто бесконечно далекое от детектива Дианы Фрай. Бывшего детектива, надо сказать. А сейчас – исполняющей обязанности сержанта уголовной полиции.
Вот уж о чем другом, а об этом Куперу совсем не хотелось думать: сразу всплывали болезненные воспоминания. Многого он не понимал до сих пор, но подозревал, что кое в чем он и сам ошибся.
Минут через пять до Купера дошло, что Дейв Ренни так и не вернулся отмечать победу. Исчез из прокуренной раздевалки и Тодд.
– Ты видел Тодда Уининка? – почти прокричал он, чтобы его услышали, хотя стоял так близко к одному из игроков, что мог бы похлопать его по плечу.