Он внезапно замолчал и опустил глаза. Мне подумалось, что его и раньше часто этим донимали. Только вот кто? Наверное, всё-таки я.
- Хорошо, папа, - я смиренно потупилась. - Договорились. Больше мы этой темы не касаемся.
- Как твоё здоровье? - отец перевёл разговор на другую тему.
- Говорят, неплохо. Восьмого сентября соберётся консилиум, он будет решать вопрос о моем окончательном излечении и, конечно, выписке! Это было бы здорово! Как раз к моему дню рождения!
- Да, - отец странно улыбнулся - если всё будет хорошо, то мы сможем отметить этот праздник вдвоём.
- А ты думаешь, что-то может нам помешать?
- Нет, я так не думаю, - он запустил пальцы правой руки в волосы и провёл ими вверх. - Всё должно быть просто чудесно.
Где-то я уже видела этот жест! Память попыталась дать мне шанс восстановить очередной эпизод прошлой жизни, но воспользоваться им я не смогла.
Не успела, потому что вспомнила о другом.
- Папа, в прошлый раз ты хотел мне что-то рассказать, - напомнила я.
- Конечно, - откликнулся он. - Мы остановились на том, как ты побывала в прошлом во второй раз.
- Нет, - я капризно наморщила нос. - Я хотела узнать, был ли у меня муж?
Я капризно наморщила свой хорошенький носик…
- До этого мы постепенно дойдём, - взгляд его посерьёзнел. - Давай лучше всё по порядку.
- Хорошо, - согласилась я. - Если тебе так удобнее…
- Удобнее, - быстро кивнул он. Мы немного помолчали.
- Итак, ты вернулась из прошлого во второй раз и, судя по всему, провела время там с большей пользой, чем в первый. По крайней мере, я это заметил и уже начал готовить твой третий переброс…
Но…как говорится, всё всегда хорошо не бывает. Неожиданно правительство перестаёт финансировать мои исследования. С этого и начинается цепь неудач и последующих проблем. Мне не хватает исходного материала. В кредитах отказывают - нет подходящего гаранта. Ты чувствуешь моё настроение - как специально, чуть ли не каждый день заводишь разговор о том, что тебе надо снова вернуться. В конце концов, я сдаюсь и говорю тебе правду. Перед этим я внимательно просматриваю свои расчёты. Да, так оно и есть. Возможность повторить эксперимент имеется у меня ещё один раз, от силы - два. Но за благополучный исход последнего я не ручаюсь.
Ты, как всегда, упряма, ты полностью переняла мой характер. В результате я снова сдаюсь и перебрасываю тебя в третий раз. Снова на тысячу лет назад. Ты возвращаешься оттуда бесконечно подавленная, практически не отвечаешь на мои вопросы, целыми часами сидишь и смотришь в окно, молчишь, иногда плачешь. А за окном - осень, та осень, с приходом которой ты вкусила печаль. Печаль затянувшейся паузы перед нашим с тобой расставанием…
Боже, это было невыносимо!
Он быстрыми шагами пересёк комнату, опустился на одно колено и спрятал лицо в моих ладонях. Судорожно дёрнулось сердце, в руках вспыхнул нестерпимый жар, и мне опять показалось, что этот жест - нечто большее, чем попытка отца найти успокоение в руках дочери. Но, уже в следующий момент, повинуясь бессознательному желанию, я осторожно высвободила одну из рук и запустила пальцы в его густую, начинающую седеть шевелюру. Мне почудилось, что он тоже вздрогнул и чтобы скрыть это движение, ещё сильнее прижал ладонь моей руки к своим губам.
Казалось, исчезло всё, что нас до этого окружало. Мы оказались в темной и тягучей субстанции, обволакивающей со всех сторон. Не было больше ничего вокруг, не было больше никого вообще. Сейчас нам никто не был нужен. Два живых существа, берущие своё начало от Сотворения мира, остались, наконец-то, наедине. И в этот момент они не хотели никого видеть и слышать.
Возможно ли такое в отношениях между родителями и детьми? Уместно ли подобное подсознательное влечение к противоположному полу с физиологической точки зрения?
Кто знает…
Наверное, да…
По крайней мере, мне так казалось. Ведь не могла же я себе признаться, что в тот момент видела в Николасе не отца, а своего мужчину, который был у меня и раньше, где-то в прошлой жизни, потом исчез и вот, появился вновь…
Отец отнял губы от моей руки, поднял голову и посмотрел на меня долгим, утомлённым взглядом. Я моргнула, пелена наваждения исчезла, и только тогда я осознала, что мы снова находимся в реальном мире.
- Это было невыносимо, - беззвучно повторили его губы.
- Я представляю, - мой голос неожиданно сделался глухим, как предгрозовой рокот грома.
Я тут же постаралась откашляться.
- Я понимаю твоё состояние, папа. Когда тебя не было, я испытывала то же самое.
Он ещё раз пристально посмотрел мне в глаза, потом медленно поднялся и наклонился надо мной - такой большой, внушительный, необъятный…. И вдруг резким движением подхватил меня на руки, от чего перехватило дыхание, и сердце бешено заколотилось в предвкушении долгожданного и волнительного…
Я почувствовала вблизи его запах, не тот аромат дорогой парфюмерии, который невидимым шлейфом окутал всю палату, а запах настоящего мужчины - томящий своим ожиданием поскорее принадлежать ему. И моё тело содрогнулось в предвкушении предстоящего…
Отец улыбнулся, сел на стул и опустил меня к себе на колени. Не знаю почему, но я не стала убирать рук с его шеи, но обвила её ещё сильнее и положила голову на крепкое, неподвластное возрасту плечо. И мне сразу стало так хорошо, как не было уже долгие месяцы.
- Вот так ты очень любила делать, когда была совсем маленькой, - шёпотом произнёс он. - Если не возражаешь, давай посидим, помолчим и помечтаем - неважно о чем. Может быть, этот момент успокоения тоже поможет твоей памяти открыть ещё одну страницу книги, которую она запечатала сургучом.
И в нас вошла тишина. Холодная, безжалостная, пронзительно-серая, которая заставила сжаться моё сердце и пронеслась по телу стремительной, прохладной волной.
Тишина, которая пыталась помочь мне вспомнить.
Тишина, которая пыталась помочь осознать вспыхнувшие во мне чувства.
Тишина, которая пыталась помочь понять…
И её плоский, отливающий тусклой поверхностью, клинок, разрезал мою и без того исстрадавшуюся душу на несколько частей. Потом аккуратно подцепил их своим острием и опустил в высокие, цилиндрической формы банки, наполненные темной тягучей массой. Я сразу поняла, что окружена субстанцией начала. Начала мужского и женского, существовавшего только в связи друг с другом, отдельно от всех остальных. Субстанцией, которая была уже не такой густой, потому что её разбавили насыщенным раствором тишины.
- Джина! - мне показалось, что шёпот отца раздался внутри меня. - Джина, к сожалению, мне пора…
- Уже?.. - разочарованно прошептала я.
- Да. Я приду завтра. Все складывается не так уж и плохо. Надо подождать несколько дней, а потом мы будем вместе всю оставшуюся жизнь.
- Правда? - я почувствовала, как моё лицо приняло наивное детское выражение ожидания давно обещанной игрушки.
- Правда, - его губы прикоснулись к моему виску, и я растворилась в этом поцелуе.
- Завтра, - прошептал он, опуская меня на кровать.
- Завтра, - блаженно улыбаясь, прошептала я.
- Завтра, - прошептала уже ставшая светлой и похожей на обычный воздух субстанция тишины.
21 августа
Я так и не поняла - спала я сегодня ночью или нет. Порой мне казалось, что я всё-таки проваливаюсь в тёмную бездну - медленно и мучительно, распластавшись всем телом, словно погружаюсь в тихий холодный омут. Меня начинают преследовать непонятные яркие видения, и я чувствую, как невольно становлюсь действующим лицом кинопьесы потустороннего синематографа. И вдруг - неожиданный, резкий толчок. Мои мышцы судорожно сокращаются, я открываю глаза и вижу - театр теней уже уехал, так и не взяв меня с собой.
За окном притаилась печальная тихая осень. Она дышит на стекла прохладным, пахнущим прелой листвой воздухом и скребётся тонкими, сморщенными коготками голых ветвей деревьев. Я не хочу её впускать, не хочу соприкасаться с ней, потому как знаю, что осень несёт в себе лишь ожидание и горечь несостоявшейся встречи. А я уже устала ждать.
Я закрываю глаза и поворачиваюсь на бок. Мягкий кокон забвения моментально обволакивает меня с головы до ног, баюкает и нашёптывает строчки из сценария следующего фильма. Я слышу звон колокольчиков, скрип деревянных колёс, фырканье лошадей и уже знаю, что маленький, забытый мною театр возвращается вновь.
Внутренний импульс напоминает, что следует снова открыть глаза, и я это делаю. Взгляд упирается в квадратное, идеально натянутое белое полотно и только спустя несколько секунд я начинаю понимать, что это - больничный потолок. Печальная осень что-то бормочет и настойчиво ковыряет оконные рамы.
Но не так-то просто меня провести.
Я твёрдо знаю, что если сейчас закрою глаза, то снова услышу звон знакомых бубенчиков.
Вот только зачем они мне? Какое представление могут показать эти тени, в какой следующий фильм пригласят они меня на главную роль? Может, это будет картина о моём отце? Хотелось бы, хотя, наверное, всё-таки нет, - я уже не хочу, чтобы роль моего папы исполняла какая-то тень… А посему самое лучшее сейчас - посмотреть, как торопится войти в дом все та же печальная осень…
В общем, когда окончательно рассвело, я поняла, что абсолютно не выспалась, жутко измучалась и устала. Полли, которая навестила меня по обыкновению утром, сразу это заметила.
- Приснился скверный сон? - спросила она вместо того, чтобы начать отчитывать меня, как обычно.
- Угу, - угрюмо пробормотала я.
- Это всё от излишнего перевозбуждения, - философски пояснила Полли. - Оно и понятно - слишком много впечатлений обрушилось на вас в последнее время. Ничего, я думаю, все постепенно войдёт в свою колею. Кстати, сегодня утром я видела результаты предварительных анализов - они весьма недурны. Так что, есть все основания полагать, что тесты на консилиуме пройдут без сучка и задоринки.
- Вы так думаете? - с надеждой спросила я.
- И не только я, - она многозначительно подняла кверху указательный палец и понизила голос до шёпота, - многие так считают, поверьте, до меня периодически всё же доходят обрывки кое-какой информации…
- Хорошо, если так, - улыбнулась я и откинулась на спинку кровати.
- Моё мнение, - назидательно произнесла Полли, - вам уже давным-давно пора вставать, миссис Джина. Ваш отец может появиться здесь с минуты на минуту, а вы ещё даже не умыты и совершенно не прибраны.
Она шутливо погрозила мне пальцем.
- Непорядок!
Все мои последующие действия были подобны пуле, вылетавшей из охотничьего ружья. Полли сидела на стуле, наблюдая, как я ношусь миме неё, и ехидно усмехалась.
- Такое впечатление, что вы ожидаете не своего отца, а любимого мужчину, - неожиданно сказала она.
Я остановилась, как вкопанная.
- Почему вы так сказали?
- Что? - не поняла сиделка.
Она, естественно, не обратила внимания на свои слова.
- Почему… Почему вы сказали… что… я могу… любить его?
- Не знаю… - Полли растерянно захлопала глазами. - Просто… Просто мне так показалось… Вы забегали, как молодая девушка, которая собирается на первое свидание…
- А я, что - старая? - тоскливо выдохнула я.
- Нет, - Полли поняла, что сказала не то и нервно заёрзала на стуле. - Никакая вы не старая, Джина, конечно, и совсем молоденькой вас не назовёшь… Девушкой, я бы хотела добавить… Просто молодая женщина. Да!
Когда он отправил меня в прошлое, мне было девятнадцать лет…
Глаза её заблестели, выход из неудобного положения был найден.
- Приятная молодая женщина! - скороговоркой выпалила она.
- Которая может влюбиться в своего отца! - скептически закончила я.
- Не понимаю, Джина! - пробормотала Полли. - Почему вас так задели мои слова?
- Нет, - я почувствовала, как внезапно заболела голова и потёрла пальцами виски. - Не то, чтобы задели, нет… здесь совсем другое. Послушайте, Полли, мне надо с вами поговорить!
Я уселась на кровать напротив неё. Полли участливо кивнула.
- Я не знаю, что со мной происходит, - начала я дрожащим голосом. Полли кивнула мне ещё раз, и я почувствовала себя увереннее.
- Я не могу понять, почему этот человек вызывает во мне такие противоречивые чувства… С одной стороны я действительно верю, что он - мой отец, а с другой… Когда он прикасается, мне кажется, что родитель сделал бы не так…
- Ничего страшного, - сиделка улыбнулась. - Я уже говорила, вы - молодая и довольно привлекательная особа, естественно у вас был муж, а, следовательно, семейная, сексуальная жизнь. - А теперь уже год, как вы ничего этого не получаете. Гормоны же вырабатываются постоянно. Их уже накопилось слишком много за все это время. Поэтому вы так и реагируете на прикосновения МУЖЧИНЫ, неважно, кто он, ваш отец или нет.
- Это я всё понимаю, - я с досадой махнула рукой. - Возможно, вы правы. Но мне кажется, здесь дело совсем в другом. У меня такое ощущение, что мне знакомо это прикосновение, причём, хорошо известно, раньше оно повторялось много раз…
- Вы хотите сказать, что отец до этого к вам ни разу ТАК не прикасался?
- подозрительно прищурив глаза, перебила сиделка.
- Нет… - я сделала глубокий выдох. - Я не об этом. Естественно, папа дотрагивался до меня, ведь он меня очень любит! Но у меня такое чувство, что подобное делал какой-то другой мужчина!
- И опять ничего удивительного! - Полли сделала строгое "учительское" лицо и поправила очки на переносице. - Ведь у вас был муж, и ваш отец этого не отрицает!
- Тогда почему, когда прикасается папа, мне кажется, что это делает муж? - в отчаянии воскликнула я.
В палате повисла пауза.
- Я не сексопатолог, - пробурчала Полли. - И не психиатр. Увы, объяснить я этого не могу. Но, если хотите, то спрошу у врачей, в нашей клинике есть неплохие специалисты…
- Нет!!! - истерически взвизгнула я.
- Что с вами? - Полли строго посмотрела на меня поверх очков. - Ну, нет, так нет, зачем так кричать?
- Пусть это останется между нами, - прошептала я.
- Хорошо, - Полли хлопнула руками по коленям и поднялась. - Честно говоря, не нравится мне сложившаяся ситуация. У вас с этими встречами нервы совсем расшатались. Боюсь, как бы ни стало хуже. До консилиума остались считанные дни…
Она ещё раз внимательно посмотрела мне в глаза, потом неопределённо пожала плечами и пошла к входной двери. Взявшись за ручку, она мгновение помедлила, потом снова повернулась ко мне.
- Скажите мне честно, Джина, - задумчиво произнесла она. - Чего вы боитесь?
- Узнать правду, - сама не знаю почему, ответила я.
21 августа. Вечер
В течение дня отец так и не появился. Странно, но в этот раз я не так остро ощущала, что мне его не хватает. Дневной разговор с Полли мало-мальски привёл мои мысли в порядок, заставил меня начать разбираться в себе. Хотя, с другой стороны, как я могу это сделать, когда толком ничего не помню? Когда на улице стемнело, я забросила эту бесполезную затею.
На душе удивительно спокойно. Если папа не приехал - значит, так надо. Если не позвонил - значит, не смог дозвониться. Да! Абсолютно верно! Сегодня же выходной день, врачей в клинике почти нет, вот медсестры и треплются без устали по телефону! Так что ничего страшного, завтра он придёт обязательно. И ещё мне кажется, что я услышу от него нечто очень важное.
22 августа
С утра на улице шёл мелкий, моросящий дождь. Я глядела на запотевшие стекла, усеянные мелкой сеточкой, бегущих вниз струек, и думала о том, насколько непонятно все устроено в жизни. Ещё день назад я была готова рычать и метаться из угла в угол, словно раненая волчица, ожидая появления своего отца. А сейчас я просто смотрю на причудливый полупрозрачный узор и не могу понять, что со мной происходит. То ли я действительно успокоилась, то ли просто устала так рьяно ждать. Хотя, может быть, ещё на моё душевное состояние оказало влияние подаренное папой кольцо.
Наверное, всё-таки успокоилась - когда за спиной щёлкнул дверной замок, я знала, что это - отец и продолжала, не оборачиваясь, смотреть в окно. Я услышала, как он остановился и поняла, что он растерялся. По-видимому, не ожидал, что я так отреагирую на его появление.
- Здравствуй, папа, - тихо сказала я.
- Здравствуй, дочка, - он, наконец, решился и сделал несколько шагов в мою сторону. - Что-то случилось?
- Нет, - так же тихо ответила я. - Со мной всё в порядке. Просто, в очередной раз я решила посмотреть, что делает за окном печальная осень.
Я почувствовала, как его руки легли мне на плечи, и губы прикоснулись к моему затылку.
- Ты просто устала, Джина, - шёпот прошелестел нежным воркованием голубя. - Устала жить в ожидании. Вчера опять навалилось столько дел… Я пробовал дозвониться несколько раз, но внизу телефон был все время занят…
- Не оправдывайся, пап, - я тяжело вздохнула. - Я всё прекрасно понимаю.
Он медленно развернул меня к себе, и в первый раз я увидела близко его лицо. Нет, он ещё совсем не старый, и кожа довольно гладкая и упругая, несмотря на сеточку морщин возле глаз.
Только вот шрам… Он делает его старше. Ужасный след какого-то жуткого происшествия…
- Папа, - в мимолётном порыве я дотронулась рукой до его обезображенной щеки. - Откуда у тебя этот шрам?
- Попал в одну неприятную историю, - улыбнулся он. - Я тебе как-нибудь потом расскажу.
- Ты слишком многое откладываешь на "потом", - укоризненно прошептала я.
- А куда торопиться? - отец слегка отстранил меня, но рук с плеч не убрал. - Джина, пойми, у тебя сейчас такое состояние, что лучше обо всем узнавать постепенно. Организм ещё слишком слаб. Скоро тебя выпишут, и у нас будет возможность проводить вдвоём гораздо больше времени.
- Хорошо, - я сделала шаг назад, освободившись от его объятий. - Ты должен поступать, как считаешь нужным. Что ты мне расскажешь сегодня?
- Ты какая-то странная, - было видно, что он занервничал.
- Нет, папа, просто настроение непонятное. Давай не будем терять времени - у нас его и так постоянно не хватает. Ты опять начнёшь собираться и торопиться на самом интересном месте.
- Давай, - согласился он.
Я опустилась на кровать и жестом указала ему на табурет. Он немного постоял, над чем-то сосредоточенно размышляя, потом рассеяно засунул руки в карманы пальто, посмотрел на меня долгим, загадочным взглядом и таинственно улыбнулся.
- Я совсем забыл, что у меня для тебя есть подарок.
Он извлёк из кармана маленькую цветную коробочку и протянул мне.
- Что это? - изумилась я.
- Открой, - в уголках глаз вновь появилась знакомая сеточка. - И всё поймёшь сама.
Я почувствовала, как на лице появляется радостная улыбка идиотки, но обращать на неё внимания было некогда. Я быстро вскрыла упаковку и вытряхнула содержимое.
На раскрытую ладонь выпал новенький сотовый телефон. Я видела подобные много раз по телевизору.
- Ты умеешь им пользоваться? - спросил отец, и я покачала головой. - Давай покажу…
Когда с обучением было покончено, отец удовлетворённо хмыкнул, отошёл к окну и достал сигарету.