Через несколько мгновений кабинет заполонили люди, и Томас непослушными все еще губами объяснил, как нашел сообщение. Атта и Джерард выгнали из кабинета набежавшую толпу - всех, кроме Дина Хини, - после чего позвонили какому-то Ламару.
- И скажи ему - пусть не болтает, - отчеканила Атта.
Джерард, сосредоточенно нахмурившись, кивнул.
- Есть! - крикнула Сэм.
Все сгрудились вокруг плоского экрана. Стоя за ними, Джерард бормотал что-то в телефонную трубку.
Черное окошко открылось в центре монитора. Нет, не совсем черное. Серые тени, движущиеся серые тени.
- Некачественная запись из Интернета, - сказала Сэм.
- Время? - спросила агент Атта.
- Установить невозможно.
Ноги в тяжелых башмаках пинают кого-то...
- Это рука? - спросил Дин Хини. - Кого-то убили?
Яркая вспышка, словно вокруг прокатили напольную лампу. Мгновенный снимок распростертого тела. Блеск крови? Затем...
- Твою мать, - пробормотала Атта.
Закончилось. Что бы ни хотел передать Нейл, трансляция закончилась.
Ответственный оперативный сотрудник Шелли Атта обратила на Томаса мрачный взгляд. "Твоя промашка", - читалось в нем.
- Минуточку, - сказала Сэм. - Снова начинается... Возможно, он прокручивал это весь день.
Она была права. Окно оставалось черным, но что-то изменилось в характере этой тьмы. Бледное, смазанное пятно недалеко от центра экрана, казалось, проявляет признаки жизни... Словно лицо утопленника всплывало из глуби черных вод. Затем картинка вдруг высветилась - но всей вероятности, что-то вырезали. Это был кусок из ток-шоу, нечто наподобие старого "Чарли Роуза", - мужественно красивый латиноамериканец средних лет в костюме сидел в освещении студийных прожекторов. Казалось, он слушает...
- Это он? - спросила Сэм.
- Zarba , - прошипела агент Атта.
Сначала Томас подумал, что она называет имя мужчины, но потом вспомнил, что zarba по-арабски значит "дерьмо".
- Кто это? - спросил Джерард.
Сэм большими глазами посмотрела на него.
- Это Питер Халаш. Ну, тот самый конгрессмен, который пропал два дня назад.
Томас слушал затаив дыхание.
- Точно, - сказал он.
Они с Норой даже голосовали за этого человека, когда тот баллотировался в мэрию, а они жили в Бруклине.
- Какого черта ты теперь замышляешь, Нейл? - вырвалось у него.
- Ничего хорошего, - помрачнев, сказала Атта. Она подняла руку и щелкнула пальцами. - Кто-нибудь. Дин?..
- Уже, - ответил тот, поднося к уху мобильник. - Прости, что установил у тебя "жучки", Джефф, но ты не поверишь, что я только что...
- Смотрите, - сказала Сэм. - Он что-то говорит.
- Звук! - воскликнула агент Атта. - Где у этой штуковины звук?
Томас опустился на четвереньки, залез под стол и весьма неделикатно наткнулся на голые колени Сэм. Он подключил компьютер к старому усилителю, который держал под столом. Прибавил громкости.
- ...что касается последствий так называемой "революции серых клеток", - гулко раздался в динамиках голос Халаша, - то, по моему личному мнению, это буря в стакане воды.
Томас немного приглушил звук. Сэм поблагодарила его быстрой нервной улыбкой, когда ему удалось выбраться из-под стола.
- Господь даровал каждому человеку свободную душу, - вещал между тем Халаш, - и именно эта свободная душа делает каждого человека - прошу прощения, Филис, я хотел сказать "личность", - именно эта свободная душа делает каждую личность ответственной за то, хорошо или плохо складывается ее судьба, и, что еще более важно, ответственной за свои преступления.
- Но конечно... - начал было женский голос, впрочем, тут же замолчавший.
Сценка застыла. Контрольное сообщение прекратилось, "окно" потемнело.
- Я видел это интервью, - сказал Хини, прикрывая мобильник рукой. - Кажется, это было весной, когда Халат отвечал по иску, поданному неврологами.
- Но он записал это, - произнес Томас, подумав о Синтии Повски. - Это - часть его аргументации.
Вдруг "окно" высветлилось, и они вновь увидели Халаша: на сей раз он сидел на полу какого-то помещения размерами с собачью конуру, голова его была перебинтована. Он баюкал на руках девочку со спутанными светлыми волосами. Его расхристанный костюм напоминал тот, что был на нем во время интервью. На девочке была клетчатая юбка и белые носочки - что-то вроде школьной формы. Она была чуть помладше Рипли. Оба со страхом глядели в камеру.
- Ламар получает изображение? - пролаяла Атта, обращаясь к Джерарду.
- На все сто, и звук тоже, - сказал Джерард, прижимая мобильник к уху. - Сейчас он снимает биометрические показатели девочки.
- Это безобразие! - злобно прорычал Халаш в камеру. - Безобразие!
Девочка начала ворковать - от этого звука у Томаса пробежали по всему телу мурашки. Это было все равно что наблюдать бредовый кошмар в подзорную трубу. Вдруг Томасу захотелось убежать - все равно куда, только бы подальше отсюда.
- Роберта Сойер, - сказал Джерард еле слышно, повторяя то, что говорили ему по телефону. - Знакомые зовут Бобби. Судя по отчету, пропала без вести в Западной Виргинии неделю назад.
- Наш парень раскручивается, - пробормотала Атта.
- Тс-с... - успокаивал Халаш девочку. - Ш-ш-ш...
Он прижался щекой к ее растрепанным локонам. Закрыл веки, и скупые слезы проступили из-под них. Потом веки дернулись, открылись, как у марионетки: казалось, глаза Халаша что-то ищут в темноте за камерой.
- Тихо, - шепнул он.
И впился зубами в щеку девочки, как в яблоко. Она издала пронзительный, нечеловеческий вопль.
- Есть же границы! - взвыл Халаш, продолжая вгрызаться в ее плоть. - Всему есть предел!
Девочка билась в его руках, как глубоководная рыба.
- Нет, конгрессмен, - произнес голос из океанских глубин. - Есть только цепочки и поведенческие реакции. Какая разница, поступают ли внешние импульсы от меня или от мира?
Халаш помотал головой, как собака, отрывающая мясо от кости.
- Божественные цепочки! - крикнул он, выплевывая сгусток крови. - А ты - извращенец! - Всхлипывая, он наклонился над бьющейся в судорогах девочкой. - Это не я! Меня сотворил Господь!
- Но ты чувствуешь. Это твой выбор.
Перемазанный в горячей крови Халаш, рыдая, положил девочку перед собой на цементный пол.
- По-жа-луй-ста! - шипящим голосом произнес он, начиная раздеваться. - По-жа-луй-ста!
- Тебе этого хочется. Страсть как хочется
Томас повернулся и вышел из комнаты.
- Но... но... - доносилось до него бормотание Халаша.
Томас зашел в ванную и посидел перед унитазом. Он уставился на пыльный ободок из поддельной меди, подумал о микробах.
- Нет! Еще, чуточку еще, пожалуйста... - разносилось по дому, и потом эти звуки, слишком человеческие... слишком человеческие, чтобы принадлежать животному.
Его так и не вырвало.
- Ох, как хорошо-о-о-о...
Томас не мог думать. Не мог чувствовать.
- Та-а-ак...
В кабинете, куда он вернулся, царила мертвая тишина.
Сэм начала тихонько всхлипывать.
- Дерьмо какое-то, - сказал Джерард.
Все четверо - Томас, Сэм, Джерард и Дин Хини, - не находя себе места, кружили по гостиной. Агент Атта была на кухне, говорила по мобильнику, успев прогнать набежавших местных и группу реагирования.
- Загипнотизировал он его, что ли? - спросил Джерард.
Томас медленно провел рукой по голове.
- Нет. Гипноз действует не так. Представление о всесильном гипнотизере и полностью подвластном ему человеке - выдумка.
Сердитое выражение мелькнуло на пухлом, но миловидном лице агента.
- Но я как-то раз сам видел в колледже...
- Это наполовину правда, наполовину чушь, - прервал его тяжело дышавший Томас - В ходе исследования было обнаружено, что многие участники на самом деле следуют указаниям гипнотизера, чтобы доставить удовольствие публике, а не ему.
Джерард покачал головой, явно не убежденный словами Томаса.
- Я знаю, что видел.
- Значит, ты идиот, - сказала Сэм. - Ты видел бинты?
- Я про колледж говорю, - ухмыльнулся Джерард.
- Так вы считаете, это какая-то мозговая операция, профессор? - спросил Дин Хини.
Томас почесал в затылке. Чем больше он старался отогнать видение, тем отчетливее оно ему представлялось.
- Скорее всего, да, - сказал он, чуть помолчав. - Своего рода хирургическое вмешательство, вероятно затронувшее переднюю часть поясной извилины и дорсолатеральный участок префронтальной коры... но для этого потребуется консультация невролога.
- Переднюю часть чего? - переспросил Джерард.
- Участок мозга, управляющий исполнительными функциями.
- Ну и ну.
- Поняли теперь? - спросила Сэм. - Он имеет в виду волю - части мозга, затрагивающие волю.
Томас чувствовал разлитый в воздухе яд - теперь они стали друг для друга всего лишь объектами.
- Спасибо, что просветили, агент Логан. А я-то уж решил, что он о передней части президента.
- Прости, Джер, - сказала Сэм с напускным раскаянием. - Я вовсе не хотела, чтобы это прозвучало снисходительно... Не хотела разговаривать с тобой свысока.
Все еще продолжая говорить по телефону, агент Атта медленно вышла из кухни.
- Поняла, поняла, поняла, - раздраженно зачастила она. - О'кей. Пока.
Захлопнув мобильник, она по очереди обвела взглядом всех присутствующих.
- Так. Я только что разговаривала с одним из самых дорогих пиджаков в Вашингтоне... - Произнеся это, она сурово взглянула на Томаса. - К вашему сведению, профессор, начиная с этого момента приказываю вам никому не рассказывать о том, что видели, понятно?
- Что вы имеете в виду? Почему?
- Национальная безопасность.
Томас моргнул. Забавно, какой завораживающий смысл приобретают некоторые слова. Отец Томаса всегда вслух ругался, стоило ему услышать хоть одну фразу из старой телепередачи. Во времена холодной войны, объяснял он, когда на кону стояла ни много ни мало судьба всего человечества, им не потребовалось и сотой доли того, что предположительно понадобится для войны с терроризмом.
"И всегда-то они - ревностные сторонники, - разглагольствовал он. - С таким же успехом можно было объявить войну браконьерству!"
- О! - ответил Томас - Я понимаю.
- Лично я не уверена, что вы...
- Нет, нет, понимаю, агент Атта. Нейл говорил, что работал на АНБ.
- Тогда понимаете. В данном случае мы имеем дело с очень засекреченным случаем.
- Полагаю, это важное оружие в нескончаемой войне против терроризма.
Атта хмуро посмотрела на него.
- Что-то вроде этого.
У нее сделался вид загнанного в угол человека, который вынужден прибегать к избитым рассуждениям, принимать за чистую монету слова, к которым никто уже не относился всерьез. Требовался какой-то упрямый фанатизм, чтобы действовать вопреки очевидному, решимость во что бы то ни стало добиться истины.
- Чушь, - ответил Томас. - Терроризм это фарс, и если бы правительство было действительно заинтересовано в том, чтобы помочь своим гражданам, вместо того чтобы манипулировать ими, то оно бы рвало и метало, оно напомнило бы людям, что статистически владение пистолетом представляет большую опасность, чем терроризм. Это что касается паралича власти. Незаконных подлых махинаций и проектов. Недостатка правовой ос...
- Это не то, что...
- Те, кто манипулирует вами, говорят вам только то, что вам необходимо знать! Не больше и не меньше!
Агент Атта подошла к Томасу вплотную и ткнула длинным ногтем ему в грудь.
- Не хотите со мной по-хорошему, профессор? А? Права я или нет, вы хоть представляете, какую веселую жизнь я могу вам устроить?
Томас уставился на нее, снедаемый недобрым предчувствием. Язвительное замечание Джерарда насчет детской порнографии показалось гораздо более обдуманным, чем раньше. Какая гадость.
- Там разгуливает сумасшедший, - произнес он, найдя в себе мужество скрыть дрожь в голосе, - похищая и убивая ни в чем не повинных людей...
- Вы, должно быть, говорите о Костоправе, - ответила агент Атта, - потому что, насколько известно людям, никакого Нейла Кэссиди не существует.
- Это безумие. Абсолютное бе...
- Ну, давайте, смелее, - сказала агент Атта, снова тыча его ногтем. - Протестируйте меня.
- Хватит, Шелли, - раздался голос Сэм где-то на периферии.
- Молчать! - прикрикнула Атта на свою подчиненную. - Заткни пасть, куколка.
Томас повернулся и широкими шагами направился к двери.
- Куда это вы собрались? - резко спросила Атта.
- К соседям, за детьми. - Томас помолчал, бросил на Сэм виноватый взгляд. - К вашему сведению, агент, надеюсь, вы все уберетесь отсюда до моего возвращения.
И хлопнул дверью.
В окно кухни Томас увидел свет фар.
Дети спали наверху, они даже вряд ли помнили, как он принес их от Миа. По правде говоря, и ему бы следовало спать, но почему-то он сидел за кухонным столом, уставившись на прохладные плитки, слушая гудение холодильника.
Он подошел к двери раньше, чем раздался робкий стук. На краткий, как биение пульса, миг он подумал, что это может быть Нейл, но слишком длинным и слишком болезненно-тяжелым выдался день - это было бы уже чересчур.
В каком-то оцепенении он рывком распахнул дверь и увидел Сэм, стоявшую на темном крыльце. Она устало взглянула на него. Ее волосы были какими-то поникшими.
- Безумный день, - сказала она, нервно улыбаясь.
- Безумный, - кивнул Томас.
- Можно войти? Вы не заняты?
- Послушайте, мне действительно жаль, что я...
- Случается, люди совершают безумные вещи, - беспечно ответила Сэм. - От этого и дни получаются безумные.
Томас улыбнулся и посторонился, пропуская ее.
- Кроме того, - продолжала она, когда Томас закрыл дверь, - я хотела извиниться за Шелли.
Томас повернулся, окинул ее взглядом. Вид у Сэм был усталый, и все же вся она была охвачена исступленным нетерпением, как скалолаз, рискнувший ступить на подозрительный камень. Она была прекрасна.
- Вам действительно так приглянулось это? - спросил Томас.
Сэм посмотрела на него с загадочной улыбкой.
- Что приглянулось?
- Это дело. Хотите довести его до победного конца?
Сэм озорно нахмурилась.
- Разве по мне не видно?
- Кофе? - спросил Томас.
- Да, конечно... Только без кофеина, если есть. Нервы у меня - никуда.
Томас улыбнулся и кивнул:
- Безумный день.
Сэм с ухмылкой вскинула голову.
- Безумный, и не говорите...
- Да насрать, - сказал Томас, проходя на кухню. Ему нравилось, что он так свободно может сквернословить в ее присутствии.
Он схватил стеклянный кофейник с кофеварки, но остановился. Сэм не хотела поддерживать их бестолковую cловесную игру. Он обернулся. Она, скрестив ноги, прислонилась к дверному косяку.
- Послушайте, - сказала она. - Так... так нечестно.
Томас кивнул, внезапно почувствовав себя голым и до неприличия бледным в свете кухонной лампы.
- Да.
- То есть почему я здесь... На самом деле... - Сэм улыбнулась, затем нервно рассмеялась. - Так вот, я скажу.
- И зачем вы здесь?
- Завтра у меня намечена деловая встреча с доктором Маккензи. Тем самым, который работал с Нейлом...
Нейл. Куда ни плюнь, черт возьми, это был новый центр тяжести его жизни. Неожиданно Томас почувствовал себя дураком. На мгновение он подумал, что Сэм вернулась... из-за него.
- И?.. - Собственная нетерпеливость заставила его поморщиться.
- Так вот, - она сглотнула, - меня "проинформировали", что этот парень никоим образом не может упоминать о работе Нейла - она вся засекречена, - так что самое большее, мы можем рассчитывать на его... личные впечатления.
- Следовательно?
- Вы действительно могли бы помочь мне, профессор.
- А как насчет Шелли и Джерарда?
- Я уже говорила вам: нас так мало - хоть разорвись.
- Но что я могу сделать? - нахмурился Томас.
Лицо Сэм моментально стало безучастным. Томас знал, что ФБР активно готовит своих специалистов на случай тактических переговоров - в СМИ они называли это "словесным дзюдо". При этом обычно употреблялись такие слова, как "обработка" и "переориентация", но в конечном счете все сводилось к манипулированию. Как выяснилось, налет безликого профессионализма, как правило, оказывался лучшим способом для слуг закона добиться нужного, будь то обычные граждане или подозреваемые. Выяснилось, что лучший способ одержать верх в грязной игре - это до поры до времени приберегать свои козыри.
- Интерпретация нуждается в контексте, профессор. Никто не знает Нейла лучше вас.
Ошеломленный на мгновение, Томас внимательно разглядывал Сэм.
- Вы всегда так претенциозны, агент Логан?
- Да бросьте... Вы же прекрасно понимаете, как это непросто.
Да, это было непросто. Две нераздельные жизни. Реальные люди, между которыми все - начистоту.
- Полагаю, непросто.
- Так вы приедете?
Ошибся. Томас нутром почувствовал, какую допустил ошибку.
Но он был нужен ей.
- Позвоните мне утром, агент.
У Сэм был такой вид, словно она абсолютно права.
Потребовалось время, но в конце концов Томас раскопал в подвале старый надувной матрас. Надувая его, он присел на диван, пристально глядя в экран телевизора. Сменяющиеся красотки из "Новостей" приглушенно бормотали что-то. По-видимому, очередной окровавленный позвоночник обнаружили в почтовом ящике где-то в Лонг-Айленде, далеко от съемочной группы.
Закончив с надувным матрасом, он поднялся наверх и взял с кровати простыню и одеяло. Со всей этой охапкой и болтающимся из стороны в сторону матрасом он зашел в детскую. Фрэнки с Рипли заснули быстро. Стоя в дверях, Томас немного помедлил, смакуя волшебный запах детских тел, свернувшихся под одеялами в тепле, чистоте и безопасности. Затем, положив матрас на пол между их кроватями, он устроил себе импровизированную постель. Подвинулся ближе к розовому ночнику, будто собирался читать. Глаза его уставились на сломанный карандаш и тень, которую тот отбрасывал на коврик. Томас постарался угадать его цвет.
Крохотный пузырек внутри вдруг раздулся от страха, угрызений совести и жалости к себе. Лежа один на полу, он крепко обхватил себя за плечи и стиснул зубы. Он чувствовал себя макакой, в отчаянии забившейся в угол какой-то большой клетки, наблюдавшей за остальной стаей широко открытыми непонимающими глазами.
"Нейл и Нора..."
Но его дети... С ним были его дети. Они были его тотемом, в них крылось неизъяснимое очарование. Частица его, и в то же время не он - нечто самостоятельное, что как раз и придавало им такое значение. Нечто, ради чего стоило умереть в этой жизни, в мире, где жертвенность сменилась деловой болтовней.