Как это могло оказаться так просто? Как мог Томас, глядя в глаза Сэм, нести какую-то ахинею? Молча дивясь себе, он понял, что у него это здорово получается. Остановившийся взгляд, так, словно он просто считывает зафиксированный памятью текст. Наклон головы, словно говорящий: "Я понимаю, это звучит странно, но что я могу поделать?" Всю жизнь Томас корил себя за то, что теряется, когда его припирают к стенке.
Теряется, но говорит правду.
Сэм посмотрела на него, извиняясь. В глазах ее читалось: "Просто такая уж работа. Дело..."
- Когда я приехал, - продолжал Томас, - она была скорее испугана, чем в ярости. Решила, что я выдумал все это, потому что узнал, что они были... были... Когда она разоткровенничалась, это было не в бровь, а в глаз.
Он знал, что его слова звучат убедительно. Но, несмотря на это, у него защемило в груди, мысли беспорядочно роились в голове. Рано или поздно они допросят Нору. В конце концов, она имела касательство к делу.
"Я же сам себя гублю..."
- Простите, профессор, - сказала Сэм и пронзительно посмотрела на него, будто испугавшись, что потеряла что-то. - То есть Том.
Томас кивнул, словно затем, чтобы подбодрить ее. Когда в нем успела так развиться способность ко лжи? "Все накалывают друг друга".
Остаток пути до Манхэттена Сэм посвящала Томаса в подробности похищения Гайджа и Повски.
Гайдж, воротила в области розничных продаж, попросту не вернулся после утренней пробежки в Центральном парке. Свидетели показали, что видели, как он болтает с кем-то, сидящим в серебристом "БМВ", не более. Томас спросил, как мог миллиардер вроде Гайджа делать что-либо без всякой охраны, на что Сэм ответила: "Такой уж он был парень".
- Какой?
- Да как вам сказать - парень, который мочится, отойдя на два шага от писсуара.
- Такой у него большой?.. - рассмеялся Томас.
- Нет. Как раз наоборот. Это у него маленькое.
- Тогда я, кажется, не понимаю.
В лучах солнечного света улыбка Сэм казалась ослепительной.
- Иметь маленький член это одно. А вот не придавать этому никакого значения - нечто совсем другое. Раструбите повсюду о ваших слабостях, и люди решат, что вы сильный.
- Или, - добавил Томас, - что у вас мания пенисного величия.
Сэм хихикнула.
- Знаю, все мужики такие.
Синтия Повски, хорошо известная в определенных кругах как Сладенькая, исчезла на автостоянке своего роскошного многоквартирного кондоминиума после того, как навещала "друзей". Свидетелей нет. Камеры слежения стоянки были предположительно вырублены какими-то вандалами накануне ночью. Следователи знали - или, по крайней мере, думали, - что она поехала на стоянку, потому что ее "порше" был припаркован как обычно - занимая сразу два места. Они знали, что она никогда не занималась своим ремеслом на дому из-за дружка, которого власти Эскондидо считали главным подозреваемым, пока в Квантико не прислали видео.
Хотя Томас слушал внимательно и даже задал несколько уточняющих вопросов, беспокойство и укоры совести так и бурлили у него в голове. После многих лет преподавательской работы он обнаружил, что может слушать и даже отвечать на вопросы студентов, будучи сосредоточен на чем-то совершенно другом. Вплоть до самого развода он никогда не понимал, что эта рассеянность, или, вернее, сосредоточенность на ином, может стать настолько конструктивной. Сколько шпилек в адрес Норы он отпускал, объясняя на занятиях то или иное основополагающее психологическое понятие!
Спецагент Саманта Логан говорила, а он слушал, не переставая обмозговывать происходящее.
Для чего лгать?
Чтобы выгородить Нейла?
Но зачем? У парня не только поехала крыша, но он еще и трахался с Норой... Трахнул его. Теперь-то зачем его выгораживать?
Когда-то в Принстоне они с Нейлом шутки ради взяли напрокат "Экзорциста", рассчитывая хорошенько повеселиться. Но фильм до смерти напугал обоих, хотя ни один из них не верил в Бога, демонов и даже в священников, способных вытворять такое. Выкурив несколько косяков и рассмотрев все противоречия, они совместными усилиями выработали понятие, которое назвали "эффектом экзорцизма": разрыв между знанием и приведением в норму. Оба знали, что одержимость бесом это чушь, но с тех пор состояние ужаса вошло у них в привычку, стало нормой.
Как обнаружил впоследствии Томас, значительная часть лечебной психологии противилась "эффекту экзорцизма".
Значительная часть того, что значило быть человеком.
"Мой самый близкий друг..."
Он выгораживал Нейла, следуя привычке. Чертовой привычке.
И все же, даже поняв это, он продолжал слушать, как Сэм бойко излагает факт за фактом. Благожелательно. Вежливо. Когда затор в движении заставил ее замолчать, чувство справедливости едва не заставило его выложить все начистоту.
"Просто скажи ей! - внутренне возопил он. - Скажи: Саманта, я солгал... Ваш подозреваемый объявился у меня вчера вечером".
Однако вместо этого он сказал: "Сволочное движение".
Непонятно как, но им все же удалось выехать на Уэстсайдское шоссе. Когда они неторопливо ехали вдоль Гудзона, Томас не сводил глаз с другого берега, где в лучах дряхлеющего солнца лежал угрюмый Джерси. Казалось невероятным, что всего несколько столетий назад этот берег служил границей просвещенной цивилизации. Границей знания. Он буквально видел их, голландцев и англичан, вглядывающихся в изумрудные дали между деревьями, напоминавшими колонны храма в Карнаке.
Сколько людей сошло с ума? Сколько, подобно Нейлу, отреклись от всего, что они знали, и приняли сначала пути, а затем и ужасы того, что лежит по ту сторону знания?
"Нейл в роли Куртца, - скривившись, подумал он. - Я в роли Марлоу..."
Насколько это лестно?
"Не очень, - понял он мгновение спустя. - Совсем даже нет".
- Вам одним удалось опознать Нейла, - услышал себя Томас как бы со стороны, - потому что он этого хотел.
- Что вы имеете в виду? - спросила Сэм.
- Помните, вы сказали, что мозг Гайджа вспомнил Нейла, хотя сам Гайдж так и не вспомнил его. Я ни в коей мере не считаю себя нейрохирургом, но мне кажется, что намного проще отключить все механизмы узнавания, нежели выборочно.
- И что вы хотите этим сказать?
- Что Гайдж - составная часть доводов Нейла. Он пытается что-то сказать...
- Что-то сказать? Но что именно?
- Полагаю, вы читали заявление Гайджа?
- Всего каких-то сраных раз пятьдесят.
Непонятно почему, но всякий раз, когда она употребляла бранное слово, это глубоко волновало его. Вероятно, потому что все отрочество он гонялся за цыпочками, которые только и делали, что бранились. Или, по крайней мере, пытался.
Любой человек всегда старается понять, что представляет из себя незнакомец, с которым ему довелось столкнуться. Томас предполагал, что спецагент Логан выросла в рабочей семье. Атеистка. Уравновешенная. Она рано осознала свою сексуальность и, возможно, отдала цвет своей юности соседскому пареньку, когда была еще подростком. Подобно этому пареньку, она принадлежала к поколению "порноинтернета", той волне лишенных сексуальной чувствительности мальчишек и девчонок, которые считали развратные разговорчики неотразимо притягательным и наикратчайшим путем к достижению статуса взрослого человека. Отсюда был один шаг до половой распущенности, которая воспринималась как развлечение, чему открыто завидовал отец Томаса и что разрушило все выводы психологии касательно сексуальной активности подростков.
Это была женщина, отгулявшая свои девические вечеринки, целеустремленная и готовая пойти наперекор принятым условностям, циничная и решительная; она использовала средства, данные ей свыше, - и к черту всякие традиции. Это была роль, которую она выбрала из личностного каталога, предлагаемого современным обществом. И все же ей была присуща сдержанность в поведении и чистосердечная озабоченность, противоречившие напускной браваде. Легкий привкус наивного идеализма. По непонятной причине быть хладнокровным и добросовестным никогда не казалось комфортным. Все равно что сшитые дизайнером джинсы и здоровый образ жизни.
- Гайдж не припоминает какие-либо ссылки на спор? - спросил Томас.
- Нет. Но мы его и не спрашивали.
- Значит, существует такая вероятность...
Она испытующе посмотрела на себя в зеркальце и надела темные очки:
- Есть только один способ это узнать.
Как выяснилось, Гайдж жил в Бересфорде, в Верхнем Уэстсайде, напротив Центрального парка. Когда они направились к входу в здание, Томас поймал себя на том, что вытянул шею, как какой-нибудь деревенщина, заинтригованный неравным браком между индустриальным размахом и мотивами итальянского Ренессанса. Когда Сэм махнула своим значком, швейцар только пожал плечами так, словно был хиромантом, столкнувшимся с еще одной чрезвычайной неизбежностью. В наши дни людей ничем не проймешь.
- И далеко можно зайти с такой штукой? - язвительно поинтересовался Томас, пока они шли по роскошному вестибюлю.
Сэм улыбнулась и снова стала рыться в сумочке в поисках благотворительной мелочи: ящик с эмблемой ЮНИСЕФ стоял на столике между лифтами.
- Не далеко, но достаточно, - ответила она, держа в одной руке монеты, а другой нажимая на кнопку вызова лифта.
Воздух благоухал - Томасу представились жены богатеев, которые с утра до вечера ходят по магазинам. Изучая свое кривое отражение в латунной двери поднимающегося лифта, он задумался над тем, уж не насмешка ли над жильцами изречение "Fronta Nulla Fides", начертанное на украшенном завитушками полу. На установленном в лифте экране мелькали клипы Си-эн-эн, посвященные самым животрепещущим событиям: от хаоса в Европе до гражданской войны в Ираке и последних деталей по делу Костоправа. Было обнаружено еще одно тело с вырванным позвоночником - на сей раз в Квинсе. Трансляция с места преступления. Томас подумал, что таким образом у зрителя должна создаваться иллюзия присутствия.
Мужчина, встретивший их у входа в пентхауз, был невысокого роста, с бочкообразной грудью, воспаленными глазами и темной густой бородой; такие бороды всегда заставляли Томаса думать о волосатых спинах их обладателей. На мужчине были джинсы, подтянутые намного выше пояса. Томас моментально признал в нем одного из тех парней, которые слишком долго крутятся перед зеркалом, втягивая живот, и никогда не носят рубашки навыпуск.
- Здравствуйте, мистер Гайдж, - поздоровалась Саманта.
- Здравствуйте, агент Логан.
Томас поднял брови. Он не был уверен, что последует далее, но уж явно не полное узнавание.
- Я никогда не забываю голоса, - заявил Гайдж, словно читая его мысли. - Если бы не это, я сказал бы, что вижу ее впервые в жизни.
- Но вы видели меня, - сказала Саманта.
- Ну, если вы уверены, - пожал плечами Гайдж и перевел взгляд на Томаса. - А вы? Я видел вас прежде?
- Нет, мистер Гайдж. Меня зовут Томас Байбл.
Гайдж осторожно кивнул.
- Доктор Байбл - преподаватель психологии из Колумбийского университета, мистер Гайдж. У него к вам несколько вопросов.
- Ответьте прежде вы. Он терапевт или судебный врач?
- Иногда большой разницы нет... Но я не шарлатан, если вы это имели в виду. - Томас помолчал, облизнул пересохшие губы, - Я - друг Нейла Кэссиди.
С лица Гайджа исчезло всякое выражение.
- Пожалуйста, прошу, - сказал он.
Через облицованную мрамором прихожую они проследовали за мистером Гайджем в роскошную гостиную в эгейском стиле, выдававшую помешанность владельца на богатстве и великолепии. Монументальная комната была поделена на "уголки интимных знакомств". Но эффект - если таковой и предполагался - разрушали раскиданные повсюду дешевые поделки. Мистеру Гайджу определенно нравился его маленький блошиный рынок...
- Прошу простить за спартанское негостеприимство, - сказал он, подвигаясь к u-образному дивану. - Я уволил весь персонал... Они показались мне какими-то... неузнаваемыми.
Томас присоединился к Сэм, усевшейся напротив хворого миллиардера. Ни сам миллиардер, ни его интерьер не оправдали ожиданий Томаса. Видимо, насмотрелся слишком много фильмов.
- Выпьете? - спросил Гайдж. - Боюсь, у меня остался только скотч.
Сэм отрицательно покачала головой. Томас попросил одну порцию со льдом.
- Итак, - сказал Гайдж, направляясь к бару, - какие вопросы собирался задать мне друг мистера Кэссиди?
Томас сделал глубокий вдох. Учитывая то, что рассказывала Сэм в машине, он решил привнести умиротворяющую нотку, которая помогла бы мистеру Гайджу чувствовать себя раскованно.
- Разные, - ответил он. - Однако полагаю, у вас тоже накопилось немало вопросов.
Гайдж горько усмехнулся. "И все же это терапия", - можно было прочесть в его взгляде.
- Каких же?
Томас пожал плечами.
- Ну, для начала... Разве вам не хочется узнать, почему он сделал это с вами?
- О, я знаю почему, - ответил Гайдж, поворачиваясь к бутылке.
- Правда?
- Ну конечно. Это было наказание.
Томас осторожно кивнул и спросил:
- За ваши грехи?..
- Да, за мои грехи.
- И в чем же вы грешны?
Гайдж тщательно поболтал стакан с виски, словно хотел растворить кубики льда.
- Вы что, священник? - спросил он, передавая Томасу выпивку.
Томас впервые заметил, как тщательно Гайдж избегает смотреть им в лицо.
- Нет, - ответил он.
- Тогда мои грехи не имеют к вам никакого отношения.
Гайдж резко повернулся, но не к Сэм, а по направлению к ней. Его манера поведения начинала напоминать Томасу слепого.
- Психологи, - сказал Гайдж с легким презрением, - хотят, чтобы все наши грехи были симптомами, не так ли?
- Извините, мистер Гайдж, - произнес Томас, ставя свой стакан. - Может быть, вы предпочли бы...
- Профессор Байбл считает, что Кэссиди ведет с ним что-то вроде спора, - осмелилась вставить слово Сэм. - Нам нужна ваша помощь, мистер Гайдж.
Наконец миллиардер взглянул ей прямо в лицо. В глазах его отразился странный ужас.
- Спор? Какой спор?
- О том, что ничто не имеет никакого значения, - ответила Сэм, бросив взгляд на Томаса. - В это, наверно, трудно поверить, но Нейл Кэссиди верит в то, что не существует такой вещи, как... как...
- Как люди, - закончил за нее Томас - Он считает, что многое из того, во что мы верим - ну, скажем, намерения, цели, смысл, добро и зло, - просто иллюзии, порождаемые нашим мозгом.
В глазах Гайджа блеснули слезы.
- Ну, тут он явно заблуждается, разве нет?
- Заблуждается в чем? - спросил Томас.
- В том, что ничто не имеет смысла.
- Я не совсем понимаю...
- Конечно, не понимаете, - прервал его Гайдж без всяких объяснений. Он покачал головой, как таксист-иммигрант, раздраженный нерешительностью пассажира насчет платы за проезд. - Так чего же вы хотите?
Томас и Сэм нервно переглянулись. Во внешности сидевшего перед ними человека было что-то трогательное и одновременно внушающее благоговейный ужас. Томас подумал, что наконец понял сказанное Сэм о мужчинах, которые мочатся, отойдя на два шага от писсуара.
- Не говорил ли вам Нейл чего-нибудь о... о предпосылках?
- Нейл?
- Я имею в виду Кэссиди. Говорил?
Гайдж довольно долго простоял, ничего не отвечая.
- Хотелось бы ответить "да", - наконец произнес он. - Но я действительно не помню.
- Вы уверены? - спросила Сэм.
Гайдж помрачнел.
- Знаете, какое мое излюбленное место, агент Логан?
Томас положил руку на колено Сэм - то ли чтобы предупредить, то ли чтобы приободрить ее, он и сам не знал.
- Нет, - ответила Сэм. - Какое?
- Метро, - сказал Гайдж со страдальческой улыбкой. - Чертово метро, там я сильнее всего чувствую себя дома. То есть... в своей тарелке. Сначала это было просто ощущение комфортности, понимаете? Но дальше - больше. Намного больше. Теперь у меня такое чувство, будто я встречаю Рождество с покойными родственниками. Просто сидя в метро, раскачиваясь в такт с незнакомцами.
Он повернулся - налить себе еще.
- Трогательно, правда? - хмыкнул он, не оборачиваясь.
- Может быть, будет лучше, если мы позвоним вам? - рискнул Томас.
- Смотрите-ка, теперь он меня ублажает, - произнес Гайдж, обращаясь к сводчатому потолку.
Он повернулся, постоял в нерешительности, затем с вызовом посмотрел на Томаса и Сэм. И, тепло улыбнувшись, произнес:
- Пошли, на хер, вон.
Томас и Сэм молча воззрились на него.
- Что именно вас так смутило? - спросил Гайдж. - Пошли? На хер? Вон?
Томас и Сэм поспешно встали.
- Можно позвонить вам, мистер Гайдж? - спросила Сэм. - Мы действительно...
- Го-о-о-споди! - возопил крепыш. - Пошли! На хер! Вон!
С каждым словом он, топая, надвигался на них, неотвратимый, как приговор.
Томас споткнулся о загнутый край персидского ковра. Сэм поддержала его. Широко расставив руки, Гайдж сгонял их к двери, ведущей в прихожую.
Возле двери они задержались.
Томас поднял голову и увидел, что все трое отражаются в зеркале с тяжеловесной рамой в стиле рококо.
- Трое незнакомцев, - произнес Гайдж со спокойствием, тем более пугающим, если вспомнить свирепое поведение хозяина несколько мгновений назад. - Известно ли вам, доктор Байбл, что такое - жить нигде? Глядеть, вглядываться и всякий раз обнаруживать, что ты - нигде?
Любопытно, однако в каком-то смысле Томасу это было известно. Но говорить об этом он не собирался.
- Но вы же стоите прямо перед нами, мистер Гайдж, у себя дома.
- Разве? Сомневаюсь... - Он задумчиво, исподлобья, взглянул в зеркало. - Да вы хоть понимаете, что это такое? Думаете, я вижу вас, знаю вас и проблема в том, что всякий раз, как я отворачиваюсь, я забываю, кто вы такие? Нет, это не так. Совсем не так. Когда я гляжу на вас - так же пристально, как я гляжу на вас сейчас, - я через секунду уже не узнаю ваши лица. И дело не в том, что ваше лицо каждую минуту меняется, становится чем-то, что я никогда не видел прежде. Просто незнакомое лицо. Непостижимое...
Гайдж оторвал взгляд от зеркала и повернулся к Томасу.
- Когда я смотрю в зеркало, мистер Байбл, меня здесь нет. Но хуже то, что вас тоже нет. Вы для меня не существуете. Только голос. Голос из тьмы.
Некоторое время Томас молча смотрел на него. А потом, запинаясь, сказал:
- Это последствия мозговой травмы. Вы должны по...
- Мозговой травмы? - переспросил бородач. - Мозговой травмы? Вы называете это так?
Он покачал головой и, широкими шагами пройдя мимо них, рывком распахнул одну из дубовых дверей.
- Что же это тогда? - спросил Томас, когда бородач уже перешагнул через порог.