Впервые с того момента, как женщина в спешке выскочила из кабинета Анны Леоне, она почувствовала себя относительно спокойно. Разум ее очистился. Она задышала ровнее. Руки не дрожали.
Глубоко вобрав в себя воздух, Лорен подняла руку с "вальтером" и, перейдя на знакомый ритм, начала…
Бах! Бах! Бах! Вдох. Бах! Бах! Бах! Вдох. Бах! Бах! Бах! Вдох. Перезарядка. Бах! Бах! Бах!
В туловище. В туловище. В голову. Вдох… В туловище. В туловище. В голову. Вдох…
Каждый выстрел находил свою цель. Бумажные мишени превращались в клочья. Одна мишень… другая… третья…
Закончив, женщина протерла оружие, выкинула стреляные гильзы и разорванные мужские силуэты в мусор, а затем сложила свои вещи обратно в мешок.
Когда Лорен повернулась, чтобы идти, она увидела, что упражнявшиеся по соседству в стрельбе мужчины прекратили все свои дела и смотрят на нее. Один из них забрал свою сумку с задней скамьи и открыл перед Лорен дверь.
Когда они дошли до реквизиторского цеха киностудии и вытащили затычки из ушей, мужчина, бросив на женщину оценивающий взгляд, сказал:
- Леди! Я хотел бы познакомиться с вами.
Лорен шла, щурясь под лучами яркого солнца, и жалела о том, что выбросила солнцезащитные очки.
"Нет, - подумала она, - ты не хочешь стать Роландом Балленкоа".
* * *
Фотоаппарат показывал ее крупным планом. Он видел, как женщина выходит из тира и направляется к своему черному седану БМВ-5. За прошедшие годы она сильно изменилась. Элегантную одежду женщина сменила на голубые джинсы, черную футболку и бейсбольную кепку. Обычно уложенные в модную стрижку темные волосы теперь были стянуты в конский хвост. Ни дорогих украшений, ни искусного макияжа. Однако, несмотря на утомленный вид и истощенность, она по-прежнему была сексапильной телкой.
Женщина подошла к машине и сунула свой черный вещевой мешок в багажник, не зная, что смотрит прямо в объектив его фотоаппарата. Лорен захлопнула багажник.
Затвор клацнул. Машина отъехала.
16
В доме, который Роланд Балленкоа арендовал у Карла Эддарда, явно давно никто не жил.
Старик отпер дверь, и они вошли внутрь. В помещении пахло моющими средствами и пылью. Воздух стоял спертый. Так пахнет в домах, в которых ни одно живое существо давным-давно не тревожило воздух.
Вся мебель - на своих местах. Ничего не пропало, но ничего и не прибавилось - ни журналов, ни туфель, ни распечатанных конвертов с неоплаченными счетами, ни рубашки, ни куртки, ни бейсболки, ни зубной щетки, ни расчески, ни ватной палочки… Ничего… Никаких остатков пищи. Ни мусора, ни обрывков бумаги, ни обертки от жевательной резинки… Создавалось впечатление, что Роланд Балленкоа никогда сюда не наведывался.
- Полагаю, вы можете давать объявление и искать нового арендатора, - сказал Мендес.
Карл Эддард бросил на детектива снисходительный взгляд.
- Зачем? Пока Балленкоа платит, он будет моим лучшим арендатором.
- Зачем ему платить за дом, если он не живет в нем? - задумчиво спросил Хикс.
- А мне какое дело? - вопросом на вопрос ответил старик.
Видя, что смотреть здесь, в сущности, нечего, Мендес подавил в себе желание поискать под кроватями, между матрасами и матрасными пружинами. Ему хотелось выдвинуть ящички комода и проверить, не приклеено ли липкой лентой что-нибудь к их донышкам. Ему хотелось взобраться на чердак и найти там спрятанную коробку с чем-то.
Но ничего такого он делать не стал.
В принципе, назвать их действия противозаконными нельзя, поскольку они вошли в дом вместе с его владельцем. Если даже какое-нибудь инкриминирующее Балленкоа доказательство по недомыслию окажется у всех на виду, особых проблем не будет. Остается только надеяться, что у него обычный адвокат, а не прожженная бестия. Они могут навлечь на себя гнев всего полицейского управления Сан-Луис-Обиспо, но, с юридической точки зрения, тыл у них довольно прочный… кажется…
Но на этом их юрисдикция заканчивалась. Без ордера на обыск и формального повода они имели право только осмотреть дом. Они не расследовали никаких преступлений. И здесь они оказались только из-за любопытства Мендеса, из-за его сочувствия к женщине, которую все считали сукой, находящейся на грани безумия.
Карл Эддард начал нервничать, когда истекли обещанные ему двадцать минут.
- У меня еще много дел, - пожаловался старик. - Этот парень из воздуха перед вами не материализуется.
"Зато он как в воду канул", - подумалось Мендесу.
Они поблагодарили Эддарда. Старик запер дом и пошел по своим делам. У заборчика к нему привязалась Мейвис Витейкер и зашагала за ним по улице.
- Я говорила вам, что ничего хорошего из этого не выйдет! Приютили у себя извращенца!
Эддард отмахнулся от нее, словно от назойливой мухи.
Мендес и Хикс поехали в центр города. Там они пообедали в небольшом, весьма живописном мексиканском ресторанчике. Стоящие на улице столики прятались от солнца в тени двух высоких раскидистых деревьев.
- Чертовски странно, - произнес Хикс, внимательно рассматривая лежащие на тарелке рыбные тако под острым соусом из красного перца. - Кому нужно арендовать дом в одном городе, а жить в другом?
- Я хочу знать, как он может позволить себе такое. Арендную плату ни здесь, ни в Оук-Кнолле пустяковой не назовешь. Неужели свободные фотографы так много зарабатывают?
- Если это правда, то я иду прямиком в магазин фототоваров, чтобы зарабатывать этим на жизнь.
- Теперь у нас больше вопросов, чем ответов, - пожаловался Мендес.
Он поддел на вилку ломтик тамале и с кислой миной на лице принялся жевать.
- Но главный вопрос в том, какого черта он это делает, - сказал Хикс.
- Честно говоря, у меня нехорошее предчувствие насчет этого парня. Люди не скрывают своего места пребывания, если им нечего скрывать.
- Думаю, в отделе транспортных средств его нынешнего адреса не знают.
- Как думаешь, сколько писанины уйдет на то, чтобы узнать его адрес через почтовую службу? - спросил Мендес.
- Уйма. И что нам это даст? Если почту не приносят ему прямо домой, у нас будет номер его ящика на почтамте.
- Мне бы для начала и его почтового индекса хватило, - не согласился Мендес. - Надеюсь, он не окажется из Оук-Кнолла.
17
Положив скрипку в футляр, Рэни Паквин покинула комнату для занятий музыкой и, пройдя через холл, очутилась на улице. Стоял горячий калифорнийский полдень. После пребывания в прохладном, оборудованном кондиционерами здании девушка почувствовала, как все ее тело окутывает тепло, приятное и нежное, словно бархат. Рэни полной грудью вдохнула пахнущий эвкалиптами сухой воздух и улыбнулась.
Ее шея и плечи ныли, но занятие прошло сегодня плодотворно. Она была довольна собой. Скоро летний музыкальный фестиваль. Рэни не только будет играть вместе со своим камерным ансамблем, но еще и выступит соло. Ее выбрали на одном из вечерних концертов. Огромный успех для любой студентки Мак-Астерского колледжа, особенно второкурсницы.
Жизнь прекрасна.
Тяжелая работа принесла свои плоды. Участие в фестивале докажет ее родителям, что их дочь поступила правильно, оставшись в Оук-Кнолле на лето, а не поехала домой, чтобы убивать время на берегах озера Мичиган.
Рэни шла по территории кампуса с лучезарной улыбкой на лице. Сейчас она вернется домой, переоденется, постирает грязное белье, а потом вместе с Мишель, Ксенией и Дженной будет играть в теннис. После этого они поедут в центр и перекусят в одном из придорожных кафе на площади.
До женского общежития было десять минут ходу. Большой дом в викторианском стиле стоял на углу затененного огромными дубами переулка. Девушка направилась к гаражу, где позавчера оставила полиэтиленовый пакет с грязными вещами, да так и не постирала. У нее уже не осталось чистого белья, поэтому первым делом Рэни решила устроить маленькую постирушку.
Пакет с грязным бельем она оставила на полу. Вспомнив, как однажды Дженна обнаружила в приготовленной для стирки одежде трех мышей, девушка поежилась. По коже забегали мурашки. Рэни осторожно взяла пакет за самый низ и приготовилась вытряхнуть вещи. Если что, она отбросит его в сторону и с криком выскочит из прачечной. Но на стол высыпалось одно лишь грязное белье.
Рэни сразу же почувствовала, что здесь что-то не то. От пропахшей потом одежды, в которой она играла в теннис, исходил странный запах. Девушка поморщилась. Пахло какими-то сильными ферментами. Мерзость! Так пахнет высохшая мужская сперма, но этого просто быть не может! Со времени разрыва с Джейсоном прошло уже несколько месяцев. Правда, мысли о расставании до сих пор тревожили ее.
Девушка бросила белье в барабан стиральной машины. У нее найдется кое-что интереснее, чем думать о мальчиках.
* * *
Из общежития Рэни вышла одетая в накрахмаленную теннисную форму со скандально короткой юбочкой. Высокая, стройная девушка с длинными загорелыми ногами. Темные волосы были собраны сзади в конский хвост, который высовывался из-под белой панамы.
Фотографируя девушку, он не был уверен, кого снимает. Мужчина знал имена полдюжины девушек, живших в общежитии. Балленкоа убил на это много времени. Он ждал, когда почтальон принесет утреннюю корреспонденцию. Как только он уходил, мужчина оглядывался по сторонам и поднимался на крыльцо большого дома, чтобы внимательно просмотреть оставленные там письма.
В своем блокноте Балленкоа записал имена и фамилии девушек, которые жили в доме: Холли Джонсон, Дженнифер Портер, Сара Мак-Кой, Натали Уитмен, Хизер Ортиц и Рэни Паквин. Последнее имя он внес вчера ночью. Это имя было написано маркером на полиэтиленовом пакете с грязным бельем, из которого он брал трусики.
Вспомнив это имя, мужчина вновь почувствовал запах девушки. Он хотел попробовать на вкус ее киску. Роланду вдруг ужасно захотелось, чтобы ее трусики были сейчас при нем. Ему хотелось сунуть их себе в рот и сосать… Отложив фотоаппарат на пассажирское сиденье, Роланд полез рукой в расстегнутую ширинку. Он начал ласкать себя, провожая взглядом уходящую по улице стройную теннисистку.
Если это и есть Рэни Паквин, то ему очень повезло. Он помнил, что в пакете с грязным бельем была теннисная одежда.
Когда девушка свернула за угол и скрылась из виду, Роланд перестал с собой играть, застегнул ширинку и вытер руки влажной салфеткой. Затем он сделал несколько записей в своем блокноте.
По своему характеру Роланд был пунктуальным и хорошо организованным человеком. Даже будучи ребенком, он хранил свои вещи и мысли в идеальном порядке. Заметки Роланда были отражением его характера и отличались дотошностью. Он писал мелким аккуратным почерком, стараясь не упускать деталей.
Роланд Балленкоа пользовался записными книжками и ручками исключительно самого высокого качества, которые он покупал в магазине художественных принадлежностей, а не в обыкновенных канцелярских лавочках розничной торговли, где продавались дешевые блокноты. Бумага в его записных книжках была чуть толще обычной и легко впитывала чернила. Ручки он предпочитал со сверхтонкими перьями. Такими пользуются архитекторы.
На самом деле он украл эти ручки в доме Лоутонов в Санта-Барбаре. Ланс Лоутон был всеми уважаемым архитектором. Роланду нравились эти ручки.
Сначала он указал адрес женского студенческого общежития, а затем описал дом - как он выглядит, где расположен, в каком квартале, что находится по соседству…
С правой стороны страницы мужчина сделал очень подробную зарисовку интересующего его здания, а под рисунком - довольно детальный план окрестностей: гараж, дом, расположение дверей, окон и так далее.
В нижней части страницы, слева, Роланд печатными буквами вывел имена живущих в доме девушек, а также написал, какая корреспонденция приходит на их имя.
Дженнифер Портер. 1 открытка из Люцерна, Швейцария. Послана 27 июня 1990 года. Сзади от руки написано: "Жаль, что ты не здесь. Люди тут замечательные. Обожаю Швейцарию. С любовью, Дениз".
Сара Мак-Кой. Конверт от Сообщества терапевтов Оук-Кнолла. Предположительно чек.
Натали Уитмен. 1 открытка "Холлмарк" в фиолетовом конверте. Обратный адрес: М. Дорн, 1128 Виа-Морада, Пасо Роблес, СА 93446. 1 открытка-напоминание, посланная из стоматологической поликлиники "Лучезарная улыбка": "Вам назначено 22 июля на 10 ч. 30 мин.". На открытке фамилия пишется как "Витмен".
И тому подобное.
Роланд перевернул лист и на чистой странице печатными буквами тщательно вывел:
Рэни Паквин. Высокая. 5 футов и 7–9 дюймов. Стройная. Маленькая грудь. Длинные ноги. Загорелая. Прямые темно-каштановые или черные волосы. Носит распущенными или собранными в конский хвост. Играет на скрипке. Увлекается теннисом.
Мужчина осторожно подул на страницу, чтобы высушить чернила, закрыл записную книжку и сунул ее обратно в курьерскую сумку, лежавшую на пассажирском сиденье. Затем он завел мотор и направился к теннисным кортам.
18
Я однажды прочла, что все мы рождаемся с инстинктом самосохранения и защиты тех, кого любим. А потом общество каждый день выбивает эти инстинкты из нас до тех пор, пока мы не становимся настолько запуганными "хорошими манерами", что не можем защитить самих себя.
Детей моего поколения учили уважать старших, не дерзить и не устраивать ссор при посторонних. Нас учили быть вежливыми, отвечать, когда спрашивают, и помогать всем, кто нуждается в нашей помощи.
До похищения Лесли я не знала, что могу завизжать, если почувствую угрозу со стороны незнакомца. Меня учили подавлять в себе страх. Я почти слышу голос матери в своей голове, которая ругает меня на чем свет стоит за то, что я слишком близко принимаю все к сердцу: "О чем подумают люди? Ты беспричинно будоражишь себя и посторонних!"
Женщин из поколения моей матери воспитывали так, чтобы они скрывали свои чувства. В обществе было принято считать, что женщины слишком эмоциональны, имеют склонность к истерикам и до смехотворности пугливы.
Так же отчетливо, словно это происходит прямо сейчас, в одной со мной комнате, я слышу, как папа говорит маме: "Не глупи. Не чуди. Ты делаешь из мухи слона. Ты не должна об этом думать".
В день, когда пропала Лесли, я, войдя в дом, сразу же почувствовала, что случилось что-то страшное… не просто плохое, а по-настоящему страшное… ужасное… Чувствовать это у меня не было никакой причины, и я сказала, что всему виной напряженные отношения с Лесли.
Я уехала из дома по делам. Джудит Айвори собиралась заново отделывать свой стоящий на побережье дом. Я потратила несколько часов, стараясь отговорить Джудит от ошибок, которые были продиктованы ее плохим вкусом. Это показалось мне намного важнее, чем оставаться дома и наблюдать за выходками старшей дочери, пребывающей в плохом настроении.
Я хорошо знала Лесли. Весь день она будет дуться, сидя в своей комнате и выходя лишь за тем, чтобы во время обеда и полдника выливать на окружающих свое недовольство. К ужину дочь смягчится. Ко времени отхода ко сну Лесли уже начнет сожалеть о своем поведении… если не в первый день "домашнего ареста", то во второй обязательно… А потом дочь приступит к своей хитрой тайной кампании, направленной на то, чтобы вернуть себе потерянную благосклонность и доверие родителей.
Я понимала, что на этот раз достичь примирения будет не так легко, как прежде. Лесли насмерть собиралась стоять за свою независимость, а Ланс не менее рьяно собирался отстаивать абсолютный авторитет отца. Столкновение титанов. В последние дни жизнь в доме Лоутонов была довольно тягостной.
Я очень жалела мою впечатлительную Лию, мою маленькую миротворицу. Она ничего плохого не сделала, но наравне с провинившейся сестрой оказалась пленницей в собственном доме. Еще не скоро мы сможем стать той дружной семьей, какой когда-то были. Лия добровольно отказалась идти гулять со своими подружками. Она не хотела лишний раз раздражать Лесли, напоминая старшей сестре о последствиях ее непослушания. Такого великодушия Лесли не заслуживала. Окажись Лесли в положении младшей сестры, она ни за что бы не пошла на такую жертву ради Лии.
Я жалела Лию, но в то же время воспользовалась шансом смыться из зоны военных действий и оставила младшую дочь саму расхлебывать плохое настроение старшей. Я чувствовала себя немного виноватой, однако не сомневалась, что без меня напряжение в доме значительно ослабнет. С Лией Лесли помирится куда быстрее, чем со мной или с Лансом.
Я надеялась, что по возвращении домой застану их обеих сидящими в гостиной. Мои дочери будут смотреть какой-нибудь фильм, играть в электронные игры или, возможно, устроятся у бассейна, чтобы позагорать и полистать журналы мод. Жизнь в исправительном учреждении семейства Лоутонов была довольно комфортной.
Но когда я прошла в кухню через комнату для стирки, неся охапку образцов тканей и книги с фотографиями обоев, меня встретила необычная мертвая тишина. Я остановилась и застыла подобно статуе. Чувство леденящего страха сжало мое сердце костлявыми пальцами.
Я постаралась отогнать от себя этот страх. Так нас учили в детстве. Я даже не стала вслух звать девочек. Пройдя из кухни в кабинет, я положила книги с образцами на стол и решила набросать заметки о пляжном домике Джудит Айвори. Даже заставив себя делать что-то "нормальное", я не могла избавиться от ощущения, что все как раз наоборот. Я так разнервничалась, что вздрогнула, когда в комнату вошла Лия.
- Привет, дорогуша, - сказала я, растягивая губы в дежурной маминой улыбке. - Как вела себя Тинзилла?
Глаза Лии наполнились слезами.
- Лесли поехала на матч по софтболу.
- Что?!
Гнев затмил все мои чувства.
Лесли, конечно, девочка упрямая, но ответственная. Я бы ни за что не поехала к Айвори, если бы хоть на минуту заподозрила Лесли в том, что она нарушит запрет родителей и оставит свою младшую сестру одну дома.