- Хазард и Хари направлялись на северо-восток и только начали подниматься по древней торговой тропе к Панг Ла, когда Хари - у него было более острое зрение - сказал, что видит две группы всадников, двигающиеся на юг. До всадников было несколько миль, но погода стояла ясная - Хазард сказал, что они могли видеть гору Эверест, курящуюся сильнее, чем когда-либо, так что облачный шлейф тянулся над вершинами миль на тридцать к востоку от нашей горы. Хазард и Хари свернули к ближайшему склону, и Джон взял полевой бинокль, чтобы рассмотреть все как следует. Дальняя группа состояла из двух человек - Джон сказал, что, вне всякого сомнения, узнал лошадь Бромли и мула, которого тот купил в Дарджилинге, но теперь у Бромли и его нового товарища были еще шесть яков - а довольно далеко от них, часах в пяти или семи езды, двигались семь человек на более крупных лошадях. Либо на настоящих верховых лошадях, либо - как назвал их Хари - этих больших лохматых монгольских пони.
- Это выглядело как преследование? - спрашивает Дикон.
- Хазарду это показалось очень странным, - говорит Нортон. - Когда они догнали нас в Дарджилинге, он рассказывал, что потом подумал, что им с Хари Синг Тапой следовало повернуть на юг и узнать, что, черт возьми, там происходит - не собирается ли Бромли и следующие за ним люди посягнуть на нашу гору. Но из-за картографических съемок Хазард и так уже отставал от нас на несколько дней. Он хотел догнать нас до прибытия в Калькутту, и в конечном итоге они с Хари повернули на север, к перевалу Панг Ла.
- Какого числа они видели всадников? - уточняет Дикон.
- Девятнадцатого июня. Всего через три дня после того, как наша группа разделилась на выходе из долины ледника Ронгбук.
- Все это очень увлекательно, - замечает Дикон, - но никак не подтверждает сообщение, что лорд Персиваль погиб под лавиной на горе Эверест. Полагаю, вы получили дополнительную информацию из какого-то другого надежного источника?
- Получили, - подтверждает Оделл. - Когда мы с Шеббером завершали нашу довольно приятную геологическую экспедицию и направлялись на север, к главному проходу на восток, то встретили трех шерпов, которые сопровождали нас на гору Эверест, опытных высокогорных носильщиков. Возможно, по экспедиции двадцать второго года вы помните одного из них, который лучше всех говорил по-английски… Иемба Чиринг, но все почему-то звали его "Ками".
- Я очень хорошо помню Ками, - говорит Дикон. - Он таскал тяжелые грузы в пятый лагерь… без кислородной маски.
- Совершенно верно, - кивает Оделл. - И он был таким же надежным во время экспедиции этого года, окончившейся так печально. Но мы с Шеббером очень удивились, когда снова повернули на северо-восток и встретили Ками и двух его не говорящих по-английски двоюродных братьев, Дасно и Нему. Они так спешили, что буквально хлестали своих маленьких тибетских лошадок… вам известно, что шерпы редко так обращаются с животными. Они вернулись на ледник Ронгбук, а теперь бежали, словно спасаясь от смерти.
- Какого числа это было? - спрашивает Дикон.
- Двадцать второго июня.
Полковник Нортон прочищает горло.
- Ками и его кузены пошли назад вместе с нами, но попросили разрешения отделиться от основной группы. Я позволил, полагая, что они самостоятельно пойдут домой. Очевидно, они собирались вернуться в базовый лагерь… а может, и в верхние лагеря.
- С какой целью? - спрашивает Жан-Клод. - Могу ли я предположить… уборку мусора?
Нортон хмурится.
- Вполне возможно. Хотя мы не оставили после себя ничего ценного, если не считать таковым запасы ячменя и консервов в разных лагерях.
- Впоследствии Ками убеждал меня, что они случайно оставили там какой-то религиозный талисман, - говорит Оделл. - Он подумал, что забыл талисман в базовом лагере или прикрепленным к одной из каменных стен сангха во втором лагере. Говорил, что не может без него вернуться к семье и в деревню. Я ему поверил.
- И что, по его словам, они видели? - спрашивает Дикон.
Я тайком бросаю взгляд на часы. Остается не больше трех минут, прежде чем эти уважаемые альпинисты должны будут отправиться на официальный прием, устраиваемый Королевским географическим обществом в этом же здании. Оглянувшись, я вижу, что фонари на пересечении Экзибишн-роуд и Кенсингтон-роуд уже горят. Октябрьский вечер уже опустился на город.
- Ками рассказал, что вместе с двоюродными братьями вернулся в наш старый базовый лагерь двадцатого июня, - говорит Оделл. - Они обыскали лагерь, но талисмана там не было. Однако они нашли там то, что повергло их в недоумение… семь хромых монгольских лошадей, пасущихся ниже памятной пирамиды из камней, ниже озерца из талой воды, где растет немного той жесткой травы.
- И никто не приглядывал за лошадьми? - спрашивает Дикон.
- Ни души, - подтверждает Оделл. - А чуть дальше в долине, до начала лабиринта из ледяных шпилей, они наткнулись на палатку Уимпера, принадлежавшую лорду Персивалю - ту самую, в которой он спал каждую ночь, когда мы видели его во время перехода, Ками ее сразу узнал - и двух мертвых тибетских пони. Лошади были убиты выстрелом в голову.
- Застрелены! - вырывается у Жан-Клода.
Оделл кивает.
- Ками рассказал нам, что он и его младшие братья встревожились. Нема не хотел ни идти дальше, ни оставаться рядом с мертвыми лошадьми, и поэтому Дасно повел его назад, к базовому лагерю, а Ками продолжил подъем по леднику ко второму лагерю. Он говорит, что должен был найти талисман. И еще он удивлялся и немного беспокоился за Бромли, который был добр к нему, когда приходил к нам в лагерь во время перехода.
- А он больше не видел Бромли? - спрашиваю я.
- Нет, - отвечает Оделл. - Ками нашел свой талисман - между камнями сангха, которую они построили во втором лагере, именно там, где и предполагал.
- Что такое сангха? - интересуется Жан-Клод.
Ему отвечает Дикон:
- Каменные стены, которые мы вместе с носильщиками строим в первом лагере и выше. Они окружают наши палатки и не дают вещам улететь, если поднимается ветер. Носильщики часто спят внутри сангха, на подстилке, под брезентовой крышей, держащейся на шесте. - Дикон поворачивается к Оделлу. - Что видел Ками?
Оделл трет щеку.
- Ками признался нам, что нужно было повернуть назад и догонять кузенов, как только он нашел талисман, но любопытство взяло верх, и он стал подниматься к третьему лагерю.
- Наверное, это было опасно - принесенный муссоном снег скрыл трещины, - говорит Жан-Клод.
- Странное дело, - замечает полковник Нортон. - Мы думали, муссон развернется во всю силу в первую неделю июня… и действительно, несколько дней перед последней попыткой Мэллори и Ирвина было несколько сильных снегопадов. Но шестнадцатого июня, когда мы двинулись в обратный путь, муссон еще не пришел на Ронгбук - а по словам вернувшегося Ками, и двадцатого июня тоже. Немного снега, очень сильный ветер, но это не настоящий муссон. Он разыгрался только после нашего возвращения в Дарджилинг. Очень странно.
- Ками сказал, что когда он был во втором лагере, задолго до того, как преодолел последние четыре мили по леднику через поле высоких кальгаспор, он слышал нечто вроде грома, и этот звук доносился с верхней части горы, над Северным седлом, - говорит Оделл.
- Грома? - переспрашивает Дикон.
- Ками показалось это очень странным, - продолжает Оделл, - потому что день был ясным - яркое голубое небо, хорошо различимая снежная шапка на вершине Эвереста. Но, по его словам, звук был похож на гром.
- Лавина? - предполагает Же-Ка.
- А может, эхо от пистолетного или ружейного выстрела? - прибавил Дикон.
Нортон, похоже, удивился этому предположению, но Оделл кивает.
- Ками провел ночь на леднике, а в утреннем свете увидел новые палатки на месте нашего третьего лагеря и другие палатки на уступе Северного седла, где мы разбивали четвертый лагерь. Он также сказал, что видел три фигуры высоко на склоне горы, над тем местом, где Северо-Восточный гребень соединяется с Северным гребнем. По его словам, далеко на западе, между первой ступенью и второй ступенью… где находится валун. Этот валун формой похож на гриб. Три крошечные фигурки остановились у того камня, а потом вдруг осталась только одна фигурка. Через несколько часов он наблюдал, как люди спускались по отвесной ледяной стене Северного седла, используя веревочную лестницу, которую сплел Сэнди Ирвин. По его мнению, их было четверо или пятеро.
- Даже шерпа с его острым зрением не способен без полевого бинокля различить фигурки людей на таком расстоянии, - задумчиво произносит Дикон.
- Да, конечно, - с улыбкой говорит полковник Нортон. - Ками признался, что "позаимствовал" добрый цейссовский бинокль в одной из пустых немецких палаток третьего лагеря.
- Вы оставили веревочную лестницу Ирвина? - спрашивает Дикон Нортона. - Она все еще там, на ледяных утесах Северного седла?
- Мы собирались снять ее, поскольку она была опасной, потертой и изношенной, - отвечает полковник. - Но в конце концов выяснилось, что это слишком хлопотно, а некоторые считали, что она продержится до нашей следующей экспедиции, и мы оставили ее на месте. И, честно говоря, отчасти в память о Сэнди.
Дикон кивает.
- Я понимаю, вам уже пора, но что такого вам рассказал Ками, что заставило вас сообщить о смерти лорда Персиваля, свидетелем которой был некто Бруно Зигль из Германии?
Оделл прочищает горло.
- Ками испугался грома, но остался поблизости от третьего лагеря в этот второй день, чтобы посмотреть, что за люди спускаются с ледника - надеялся, что это Бромли, - но когда он уже отчаялся ждать и решил уйти, кто-то приказал ему остановиться - по-английски, но с сильным акцентом. У кричавшего человека в руке был пистолет. Ками считает, что это был "люгер". Ками остановился.
- Пистолет на горе Эверест, - шепчет Жан-Клод. Я слышу отвращение в его голосе. И полностью разделяю его чувства.
- По крайней мере, вот ответ на вопрос, кто застрелил пони Бромли и Майера, - предполагаю я.
Дикон качает головой.
- Животные могли охрометь. Возможно, Бромли и Майер их сами застрелили, рассчитывая спуститься к Тингри или Шекар-дзонгу с яками.
- Как бы то ни было, бедняга Ками подумал, что его пристрелят за проникновение в палатку и кражу цейссовского бинокля, - продолжает Оделл. - По его словам, он надеялся лишь на то, что двоюродным братьям хватит смелости отыскать его тело и похоронить здесь же, в расселине, соблюдая установленный обряд. Но немец с "люгером" спросил по-английски - Ками довольно долго жил в Калькутте и мог узнать немецкий акцент, - кто он такой. Ками ответил, что он шерпа из экспедиции Нортона и Мэллори и что он вместе с другими вернулся забрать забытые вещи и его ждут. "Сколько вас?" - спросил немец. Девять, - солгал Ками. - Включая двух сахибов, которые ждут в монастыре Ронгбук.
- Умный парень, - замечает Дикон.
- В любом случае, немец убрал пистолет, назвался европейским исследователем Бруно Зиглем, который занимается рекогносцировкой вместе с двумя товарищами - в это Ками не поверил, потому что видел семь монгольских лошадей и четыре или пять человек на веревочной лестнице Ирвина, - и что он, Зигль, видел, как двадцать часов назад Бромли и сопровождавшего его австрийца по имени Курт Майер накрыла лавина. У Ками хватило самообладания спросить, где погиб сахиб Бромли, и Зигль ответил, что это случилось на склоне горы выше четвертого лагеря, на Северном седле. Ками сказал, что очень опечален этой новостью - и действительно, он плакал в присутствии Зигля, отчасти, как он сам признался, потому что знал, что немец лжет ему насчет места гибели Бромли, и думал, что его самого, скорее всего, застрелят. Но Зигль просто махнул рукой, чтобы тот уходил, и сказал держаться подальше от Ронгбука. Ками послушался, - завершает рассказ Оделл, - и буквально съехал вниз по опасным языкам ледника, пока не догнал Нему и Дасно. Двоюродные братья принялись нахлестывать своих пони, чтобы оказаться как можно дальше оттуда, и ехали всю ночь, пока не наткнулись на нас с Шеббером, когда мы направлялись на север, к торговым путям.
- Таким образом, в нашем первом полном отчете об экспедиции в "Таймс" из Дарджилинга мы высказали предположение о несчастном случае и гибели Бромли, - говорит полковник Нортон. - Не прошло и двух дней, как мы сели на поезд и отбыли в Калькутту, в Дарджилинге объявился сам Зигль и телеграфировал свою версию гибели Бромли немецкой "Фёлькишер Беобахтер".
- Это одна из правых газет, так? - спрашивает Жан-Клод.
- Да, - отвечает Говард Сомервелл. - Газета национал-социалистической партии. Но Зигль - известный немецкий альпинист, и историю почти сразу перепечатал "Шпигель", потом "Берлинер тагеблатт" и "Франкфуртер цайтунг". Рассказ Зигля был практически дословно повторен "Таймс" меньше чем через день после нашего первого, краткого сообщения - и включен в наш отчет, хотя, честно говоря, это мне не очень нравится.
Нортон и остальные кивают.
- Но у вас есть свидетельства Хазарда, Хари Синг Тапы, тибетских паломников и Ками, которые подтверждают, что Бромли дошел до Эвереста и начал восхождение, - отвечает Дикон. - Вряд ли я могу дать какую-то надежду или утешить леди Бромли, предположив, что сообщения о его исчезновении на горе - это ошибка.
- Вероятно, - говорит Говард Сомервелл, - но все это чертовски странно. Оставляет неприятный осадок, не так ли? Мы все знаем Бруно Зигля - он уже много лет является известным немецким альпинистом, но, насколько я знаю, никогда не был исследователем. А как насчет Курта Майера? Почему Бромли выбрал именно этого немца или австрийца для попытки покорения Эвереста, даже первого этапа?
Полковник Нортон пожимает плечами.
- Альпийский клуб связался с немецкими и австрийскими клубами альпинистов, но они сообщили, что в их списках нет человека по имени Курт Майер. Это странно.
Затем мы жмем друг другу руки, и прощание выглядит гораздо сердечнее, чем знакомство.
Снаружи северный ветер дует поперек широкой улицы от Кенсингтонского сада. Он несет с собой аромат зелени и еще не увядших цветов, но его перебивает более резкий, печальный запах опавших, гниющих листьев. Не очень приятный запах осенней смерти. Облака низко нависают над городом, и я чувствую, что скоро пойдет дождь.
- Нам лучше взять кеб, - говорит Дикон.
Всю дорогу до гостиницы никто из нас не произносит ни слова.
Дурацкое место, чтобы оставлять трубку.
* * *
После октябрьских поминальных служб, отчетов Альпийского клуба и нашего разговора с Нортоном, Сомервеллом, Ноэлом, Оделлом и Хингстоном, но еще до нашей ноябрьской поездки в Мюнхен мы с Жан-Клодом выражаем желание начинать сборы на Эверест. Дикон нас отговаривает. Говорит, что, прежде чем планировать снаряжение и логистику для такой экспедиции, нужно сделать две вещи.
Во-первых, утверждает он, мы должны как можно больше узнать о Джордже Мэллори - нечто важное о трудной задаче восхождения на Эверест, которая стоит перед нами, - а для этого нужно поехать в Уэльс. (Я ничего не знаю об Уэльсе, за исключением того, что у них в языке нет гласных. Неужели всех гласных?.. Ничего, скоро выясню.)
До нашей с Диконом поездки в Германию остается еще несколько недель. Он договорился о встрече с Бруно Зиглем в Мюнхене в ноябре месяце. Тем временем Дикон напомнил мне, что во время войны Жан-Клод потерял не только всех трех старших братьев, но также двух дядек и несколько других родственников мужского пола.
Узнав об этом, я удивился, что Же-Ка принимает немецких клиентов в качестве гида Шамони и, по словам Дикона, относится к ним с такой же заботой, вниманием и терпением, как к французам, итальянцам, британцам, американцам и другим клиентам.
Но в ноябре нас ждет поездка в Мюнхен.
- Во-первых, - говорит Дикон, после того как мы заполняем большую часть заднего сиденья и весь багажник рюкзаками и альпинистским снаряжением, в том числе большим количеством дорогой новой веревки, которую изобрел сам Дикон - "волшебной веревки Дикона", как мы с Же-Ка ее называем; сочетание разных материалов в ней обеспечивает гораздо большую прочность на разрыв, чем у легко рвущейся альпинистской веревки, которую мы использовали в Альпах, и, как я полагаю, что все это поедет с нами на Эверест, - мы едем в Пен-и-Пасс.
- Пенни Пасс? - переспрашиваю я, хотя он произнес название явно иначе. - Похоже на какое-то место из вестерна с Томом Миксом.
Дикон не отвечает, а молча заводит двигатель и везет нас из города на запад, в Уэльс.
Выясняется, что Пен-и-Пасс - это район высоких утесов и вертикальных каменных плит в окрестностях горы Сноудон на севере Уэльса. Мы проезжаем гостиницу, расположенную в верхней точке перевала, которая, по словам Дикона, использовалась многими группами на заре британского альпинизма. Многие из этих групп привозил сюда выдающийся скалолаз своего времени, старший товарищ Мэллори, Джеффри Уинтроп Янг, с которым Мэллори познакомился в 1909 году.
Я бы не отказался от плотного ланча и пинты пива в гостинице, но мы едем дальше. В рюкзаках у нас есть сэндвичи и вода, но я втайне надеюсь на что-нибудь более питательное.
Прямо у самой грунтовой дороги, по которой мы едем уже целый час, видны многочисленные утесы, прекрасно подходящие для скалолазания, но Дикон едет мимо, пока в какой-то невероятной глуши не останавливает нашу машину с открытым верхом и говорит:
- Забирайте свои рюкзаки и все снаряжение из багажника, парни. И свяжите все покрепче. Нас ждет долгий переход.
Так и есть. Больше двух часов по пересеченной местности, прежде чем мы добираемся до выбранного им утеса. (Не помню, как он назывался, то ли Лливедд, то ли Ллехог, но это был большой утес, вертикальная стена футов 400 с нависающим карнизом во всю ширину приблизительно в 50 футах от вершины.) Нам дают понять, что Дикон взбирался на него до войны с Мэллори, его женой, Клодом Эллиотом, Дэвидом Паем, превосходным скалолазом Гарольдом Портером - который в 1911 г. первым покорил многие из этих утесов и проложил новые маршруты, - а также Зигфридом Херфордом, лучшим альпинистом того времени и, возможно, самым близким другом Мэллори.
Мы с Жан-Клодом готовы сесть, изучить поверхность утеса - должен признаться, устрашающую - и съесть свой жалкий ланч, но Дикон настаивает, чтобы мы потерпели и прошли чуть дальше.
К нашему удивлению, он ведет нас вокруг массивного утеса к обратной стороне, по которой подняться на вершину - детская забава. Нужно просто карабкаться на разбросанные в беспорядке камни и пологие выступы. Так мы и поступаем, и это меня раздражает. Я очень не люблю легкие пути к вершине, даже если это лучший способ разведки вертикальной скальной стены. Многие великие скалолазы так и делали, даже спускались на веревке вниз, чтобы все проверить, прежде чем начать восхождение - хотя Дикон рассказывает нам, что Мэллори после разведывательного спуска позволил идти первым своему тогдашнему партнеру, Гарольду Портеру.