- Во-первых… или скорее во-вторых, после вопроса о деньгах, - начинает Реджи, - позвольте обратить внимание на возмутительный факт, что в составе вашей экспедиции нет врача. Во всех трех предыдущих британских экспедициях присутствовало не меньше двух врачей, причем один из них хирург. Обычно их больше двух.
- Во время войны я научился оказывать первую помощь, - цедит Дикон сквозь зубы.
- Разумеется, - улыбается Реджи. - Если во время этой экспедиции кто-то из нас будет ранен шрапнелью или сражен пулеметной очередью, я не сомневаюсь, что вы сможете продлить ему жизнь на несколько минут. Но в Тибете нет полевых госпиталей сразу за линией фронта, мистер Дикон.
- Хотите сказать, что вы опытная медсестра? - говорит Дикон.
- Да. На двух наших плантациях работают больше тринадцати тысяч местных жителей, и мне пришлось освоить сестринское дело. Но суть не в этом. Я хочу, чтобы к нам присоединился превосходный врач, опытный хирург.
- Мы не можем себе позволить нанимать еще людей… - возражает Дикон.
Реджи останавливает его грациозным жестом руки.
- Доктор Пасанг, - обращается она к своему сирдару, - будьте любезны, сообщите этим джентльменам о вашей медицинской подготовке.
Доктор Пасанг? Признаюсь - со стыдом, - что за те несколько секунд, пока Пасанг не заговорил на своем идеальном английском, в моей голове промелькнула череда туманных образов индийских факиров и святых, не говоря уже о гаитянских колдунах вуду, лечащих танцами.
- Я год посещал лекции в Оксфорде и год в Кембридже, - говорит высокий шерпа. - Потом год стажировался в Эдинбургском медицинском центре, три года в университетской больнице Мидлсекса, восемнадцать месяцев обучался хирургии у знаменитого торакального хирурга герра доктора Клауса Вольхейма в Гейдельберге… в немецком Гейдельберге, джентльмены… затем, после возвращения в Индию, еще год работал в больнице монастыря Каррас в Лахоре.
- Кембридж и Оксфорд никогда не… - начинает Дикон, но умолкает на полуслове.
- Не допустят к себе цветных? - бесстрастно заканчивает за него доктор Пасанг. Впервые за все время на его лице появляется широкая, искренняя улыбка. В ней нет злобы. - По какой-то непонятной причине, - продолжает он, - эти оба достойных заведения пребывали в иллюзии, что я старший сын махараджи Айдапура. Как и больницы в Эдинбурге и в Мидлсексе, о которых я упоминал. Это было незадолго до вашей учебы в Кембридже, мистер Дикон, и тогда для Англии было очень важно поддерживать хорошие отношения с правителями Индии.
Долгое молчание прерывает тихий голос Жан-Клода:
- Доктор Пасанг, может, мой вопрос покажется вам дерзким, но почему, получив такое блестящее медицинское образование и став дипломированным врачом, вы вернулись к работе… сирдара… здесь, на плантации Реджи… то есть леди Бромли-Монфор?
Снова блеснула белозубая улыбка.
- Сирдар - моя должность только в этой экспедиции к священной тибетской горе Джомолунгме, - отвечает он. - Как уже объяснила леди Бромли-Монфор, на нее работают больше тринадцати тысяч мужчин и женщин. У этих работников большие семьи. Мои знания здесь, между Дарджилингом и южными склонами Гималаев, не пропадают зря. На плантациях у нас две больницы, которые, осмелюсь заявить, по части оборудования и лекарств превосходят маленькую английскую больницу в Дарджилинге.
- А как люди обойдутся без вашей помощи, пока вы будете в экспедиции, доктор Пасанг? - слышу я свой голос.
- Леди Бромли-Монфор была очень щедра и отправила более молодых, чем я, людей учиться медицине в Англию и в Нью-Дели. А несколько наших женщин из шерпов окончили курсы медсестер в Калькутте и Бомбее и, в знак благодарности к своей благодетельнице, вернулись, как и я, на плантацию, чтобы предложить свои услуги.
- Вы и вправду хирург? - спрашивает Дикон.
Улыбка Пасанга теперь другая, более резкая.
- Позвольте мне достать скальпель из моего саквояжа, мистер Дикон, и я вам это продемонстрирую.
Дикон снова поворачивается к Реджи.
- Вы сказали, что имеются три причины, почему мы должны согласиться с вашим присутствием. Мы можем взять с собой доктора Пасанга - и будем благодарны, - но женщина в экспедиции на Эверест…
- Полагаю, вам будет очень трудно путешествовать по Тибету без официального разрешения властей, - говорит Режди.
- Я… Мы… - бормочет Дикон. Потом ударяет по столу кулаком. - Леди Бромли обещала, что получит такое разрешение и что нам передадут бумаги здесь, в Дарджилинге.
- Совершенно верно. - Реджи поднимает руку над правым плечом, и Пасанг вкладывает ей в ладонь свернутый в трубку документ. Она расправляет толстый пергамент на карте с маршрутом нашего пятинедельного путешествия из Дарджилинга к Ронгбуку, а затем к Эвересту. - Пожалуйста, прочтите его, все. - Реджи поворачивает к нам документ.
Мы привстаем, наклоняемся над столом и начинаем читать. Это рукописный текст, написанный красивым почерком и скрепленный несколькими восковыми печатями.
ДЗОНГПЕНАМ И СТАРЕЙШИНАМ ФАРИДЗОНГА, ТИНГ-КЕ, КАМБЫ И КХАРТЫ
Вы должны иметь в виду, что отряд сахибов идет посмотреть на гору Джомолунгма, несмотря на временный запрет далай-ламы на подобные путешествия иностранцев из-за их неподобающего поведения после так называемой "экспедиции на Эверест" 1924 г. Данное исключение сделано святым далай-ламой только потому, что руководитель этой группы, леди Бромли-Монфор, является давним другом тибетцев и многих дзонгпенов, и мы желаем, чтобы она и ее спутники получили возможность доступа к Джомолунгме и на Джомолунгму, дабы попытаться забрать тело ее погибшего кузена, британского лорда Персиваля Бромли, с которым многие из вас встречались. Он умер на священной горе в 1924 г., и наши друзья Бромли хотели бы похоронить его должным образом. Мы верим, что отряд леди Бромли-Монфор, в продолжение традиции, которую она установила на своей плантации в Дарджилинге, проявит дружеское и уважительное отношение к тибетцам. Поэтому, по просьбе премьер-министра Белли и согласно воле Его Святейшества далай-ламы, было выпущено данное распоряжение, обязывающее вас, всех официальных лиц и подданных правительства Тибета, предоставлять средства транспорта, в том числе верховых лошадей, вьючных животных и носильщиков, по просьбе леди Бромли-Монфор и ее помощников сахибов по ценам, удовлетворяющим обе стороны. Любая другая помощь, которая может потребоваться леди Бромли-Монфор, днем или ночью, во время переходов или остановок, в их лагере или его окрестностях, или в наших деревнях, должна быть немедленно предоставлена, а их требование относительно транспорта или всего остального следует выполнять без промедления.
Где бы ни оказалась леди Бромли-Монфор и ее помощники, все наши подданные должны оказывать ей необходимую помощь наилучшим из возможных способов, не только для того, чтобы восстановить дружеские отношения между британским и тибетским правительством, но и поддержать давнюю дружбу между чайной плантацией леди Бромли-Монфор - известной своим гостеприимством к нашим путешественникам - и всем народом Тибета.
Составлено в год Водяной Собаки Печать премьер-министра.
У Дикона не нашлось слов. Его лицо ничего не выражало - таким бесстрастным я его еще не видел, даже в тот день, несколько месяцев назад, когда на вершине Маттерхорна мы узнали о гибели Мэллори и Ирвина.
Реджи - я почти сразу же позволяю себе мысленно называть ее по имени - сворачивает бумагу от премьер-министра и карту, передает их Пасангу и говорит:
- Я приказала слугам упаковать ваши вещи. Теперь нам нужно ехать на плантацию, чтобы остаток дня посвятить обсуждению таких вопросов, как предполагаемый маршрут, подробности восхождения, запасы продовольствия, отношения с тибетскими дзонгпенами и так далее. Завтра утром вы должны выбрать себе личных проводников-шерпов и лошадей. У меня есть достаточно надежных людей, и к завтрашнему чаю мы сможем отобрать около шестидесяти носильщиков, которые нам понадобятся, и до наступления ночи они успеют погрузить все на вьючных животных.
Она встает и стремительно выходит из комнаты. Пасанг - доктор Пасанг, напоминаю я себе, - не отстает от нее лишь за счет своих гигантских плавных шагов. Через какое-то время мы с Же-Ка встаем, переглядываемся и, с трудом удержавшись от улыбки в присутствии Дикона, идем наверх, чтобы проследить за упаковкой нашего багажа.
Дикон в конечном итоге тоже идет к лестнице.
Монахи превратились в настоящую гастролирующую труппу, где одни танцевали, а другие били в барабаны и играли на дудочках из бедренной кости. Они были очень популярны среди английских завсегдатаев кинотеатров.
Карты расстелены на длинном столе в библиотеке особняка Реджи на чайной плантации. Такие обширные библиотеки мне приходилось видеть нечасто - в том числе в домах моих богатых бостонских друзей и в Англии. Даже в библиотеке леди Бромли не было столько дополнительных уровней, круглых железных лестниц, поднимающихся к световым люкам, и передвижных стремянок. Стол для чтения достигал четырнадцати футов в длину и шесть в ширину; по бокам его стояли глобусы, один с древней картой, другой с современной. Мы окружили один край стола, встав рядом с картой с нашим предполагаемым маршрутом, которую Реджи показала нам в отеле; под ней лежали другие цветные карты.
Этим утром до плантации мы доехали с шиком. По крайней мере, Реджи и двое из нас. Три грузовика - за рулем первого сидел Пасанг - тянули наше продовольствие и снаряжение в гору, но мы с Же-Ка ехали вместе с Реджи в обитом бархатом салоне "Роллс-Ройса" модели 1920 года "Серебряный призрак". Переднее сиденье шофера было открытым - начинался дождь, - но Жан-Клод с комфортом расположился на мягких подушках рядом с Реджи под черной крышей - так, чтобы не стеснять даму, - а я сидел напротив Же-Ка на маленьком откидном сиденье, которое представляло собой всего лишь обитую кожей дощечку, прикрепленную к перегородке, отделявшей нас от водителя. Каждый раз, когда колесо попадало в колдобину или натыкалось на серьезный ухаб - а грунтовая дорога состояла из одних ям и ухабов, - я подпрыгивал на своей маленькой "подкидной доске", ударяясь непокрытой головой о жесткий брезент крыши, и со всего размаху опускался на место. Мои длинные ноги задевали за более короткие ноги Же-Ка, и после каждого толчка я извинялся.
Дикон выбрал место впереди, слева от шофера - молчаливого маленького индуса по имени Эдвард, такого маленького, что я удивлялся, как ему удается что-то разглядеть за длиннющим капотом "Серебряного призрака". Несмотря на название, машина была не серебристой, а кремовой, за исключением сверкающего радиатора, держателей для фар, пяти хромированных полос, идущих от радиатора к такому же сияющему бамперу, рамы ветрового стекла и еще нескольких блестящих деталей, в том числе хромированных спиц запасных колес, которые были закреплены за передними дверцами на нижних частях крыльев.
Раздвижная панель, позволявшая Реджи разговаривать с шофером, открывалась только с правой стороны, за водителем. К реву двигателя прибавлялся грохот струй внезапного ливня по толстому брезенту крыши, и нам пришлось бы кричать, чтобы Дикон нас услышал. Перегородка за спиной последнего была из матового стекла с выгравированным гербом Бромли, грифоном с рыцарской пикой в лапах - точно такого же я видел на флаге, реявшем над поместьем леди Бромли в Линкольншире.
- У вас большая плантация, леди… Реджи? - спросил Жан-Клод сквозь барабанную дробь внезапного ливня.
- Эта главная плантация, ближе к Дарджилингу, занимает около двадцати шести тысяч акров, - ответила Реджи. - На северо-западе у нас есть еще одна, выше и больше, но маленький поезд из Дарджилинга не доходит до ее полей, как здесь, на главной плантации, и поэтому оттуда дороже поставлять чайный лист на рынок.
"Больше пятидесяти тысяч акров, - подумал я. - Чертова уйма чая". Потом вспомнил, что британцы в Англии и здесь, в Индии, пьют этот напиток утром, днем и вечером, не говоря уже о сотнях миллионов индусов, перенявших эту привычку.
Крутые склоны холмов тут были изрезаны террасами, на которых зеленели ряды кустов, похожих на ухоженный виноградник, только гораздо ниже. Я заметил мужчин и женщин в мокрых хлопковых сари и рубашках, трудившихся вдоль бесконечных зеленых рядов, повторявших изгибы холмов, словно параллельные линии высот на топографической карте. От разнообразия оттенков зеленого захватывало дух.
Минут через двадцать мы свернули с крутой, раскисшей грунтовой дороги на длинную, уходящую вверх аллею из белого гравия. Не знаю, что я ожидал увидеть в конце аллеи - возможно, еще один каменный замок, как у леди Бромли в Линкольншире, - но дом Реджи, большой и окруженный конюшнями и другими прочными хозяйственными постройками, по цвету и архитектуре больше походил на большой деревенский дом Викторианской эпохи. Грузовики последовали за нами на широкую аллею, но затем свернули к конюшне и гаражу за ней, а "Серебряный призрак" остановился перед домом на круглой гравийной площадке, окруженной разнообразной тропической зеленью, мокрой от дождя. Заглушив мотор, Эдвард выскочил из машины и открыл дверцу с той стороны, где сидела Реджи.
Это был первый и последний раз в моей жизни, когда я ездил в "Роллс-Ройсе".
Когда за окном сгустились тропические сумерки, мы ужинали великолепной телятиной за длинным столом (длиннее, чем в библиотеке, на котором оставили карты), а затем все четверо - пятеро, если считать высокую, безмолвную фигуру доктора Пасанга, - вернулись в библиотеку, где всех ждал бренди, а нас с Же-Ка - еще и сигары. Дикон попыхивал трубкой и, по всей видимости, продолжал молча искать аргументы и причины, чтобы помешать Реджи примерно через 36 часов отправиться в путь вместе с нами. Мы не собираемся у стола с картой, а садимся у гигантского камина, который растопили слуги. На плантации, на высоте около 8000 футов, довольно холодно.
- Взять женщину на Эверест - об этом даже не может быть и речи, - заявляет Дикон.
Реджи поднимает взгляд от своего сужающегося кверху бокала с бренди.
- А это и не обсуждается, мистер Дикон. Я иду. Вам нужны мои деньги, мои шерпы, мои лошади и седла, нужны медицинские знания доктора Пасанга и мое разрешение от премьер-министра Тибета - и вам нужна я, чтобы в этом году получить доступ в Тибет, даже если бы не было кризиса со вшами и танцующими ламами.
Дикон морщится. "По крайней мере, она больше не называет его "Дики"", - думаю я.
- Кризис со вшами и танцующими ламами? - удивляется Жан-Клод, отрываясь от бренди и сигары.
Я почти забыл, что Же-Ка провел зиму и осень во Франции, а не в Лондоне, как мы с Диконом. Я смотрю на последнего, ожидая объяснений, однако он машет рукой, предоставляя слово мне.
- Ты должен помнить, - я поворачиваюсь к Жан-Клоду, - что знакомый Ричарда, которого мы видели в Королевском географическом обществе, фотограф и кинорежиссер Джон Ноэл, заплатит "Комитету Эвереста" восемь тысяч фунтов за права на все кино- и фотосъемки прошлогодней экспедиции.
- Помню. Еще подумал тогда, что это невероятная сумма, - говорит Жан-Клод.
Я киваю.
- Ну вот, Ноэл не сомневался, что получит прибыль, окажись прошлогодняя экспедиция успешной, однако он не мог снять захватывающий фильм об исчезновении Мэллори и Ирвина, поскольку имелась всего лишь одна фотография, сделанная перед тем, как они покинули четвертый лагерь, а облака заслонили двадцатидюймовый объектив кинокамеры, так что Ноэлу пришлось выпустить очередной фильм о путешествиях - он назвал его "Крыша мира". Мы с Диконом посмотрели его в январе, перед тем, как ты вернулся из Франции.
- И что?
- То, что в фильме были вещи - в том числе сцена, где старик находит вшей у мальчика-попрошайки и давит их зубами, - которые явно рассердили тибетское правительство. Другим не понравился фрагмент, когда приводились слова вдовы Мэллори о том, что она сожалеет о всей экспедиции. Но больше всего тибетцев разозлили танцующие ламы.
- Танцующие ламы? - переспрашивает Жан-Клод. - Ноэл снял их в монастыре Ронгбук?
- Гораздо хуже, - говорит Реджи. - Джон Ноэл заплатил группе лам, чтобы те покинули монастырь Гьянгдзе и давали представления - вживую, в кинотеатрах Лондона и других британских городов - того, что Ноэл в своем фильме называет "танцем дьявола". Монахи превратились в настоящую гастролирующую труппу, где одни танцевали, а другие били в барабаны и играли на дудочках из бедренных костей. Они были очень популярны среди английских завсегдатаев кинотеатров. Нечто экзотическое. В то же время лам представили архиепископу Кентерберийскому как "святых людей". Ссора между Тибетом и правительством Ее Величества была достаточно серьезной, и Тибет не дал разрешение "Комитету Эвереста" на планируемую экспедицию 1926 года. Возможно, пройдет еще лет десять, прежде чем британский Альпийский клуб и "Комитет Эвереста" получат доступ в горы.
- Ага, - говорит Же-Ка. - Я могу понять, почему обиделись тибетцы. Но как они узнали, что происходит в английских кинотеатрах?
Дикон нервно набивает трубку. Реджи улыбается.
- На самом деле инициаторами моратория на британские экспедиции на Эверест были не тибетцы, - говорит она. - Это дело рук майора Фредерика Маршмана Бейли.
- Кто, черт возьми, этот майор Фредерик Маршман Бейли? - Я впервые слышу об этом человеке и о том, что именно он, а не тибетцы, мешает "Комитету Эвереста" получить разрешение на экспедицию на Эверест.
- Он английский резидент в Сиккиме, - отвечает Дикон, не выпуская трубки изо рта. Голос у него очень злой. - Помните наши карты? Самая восточная провинция британской колониальной администрации Индии, та самая, через которую нам придется идти в Тибет. Якобы независимое королевство Сикким. Бейли заручился поддержкой далай-ламы в Лхасе относительно всей этой чепухи об "оскорбленных тибетцах", но на самом деле именно Бейли не позволил получить разрешение всем британским альпинистам, за исключением нашей экспедиции. А также немецким и швейцарским.
- Зачем ему это, Ри-шар? - спрашивает Жан-Клод. - То есть я понимаю, почему британский резидент пытается остановить немцев и швейцарцев и сохранить Эверест как "английскую гору", но почему, черт возьми, он не дает получить разрешение английским экспедициям?
Похоже, гнев не дает Дикону говорить. Он кивает леди Бромли-Монфор.
- Бейли - бывший альпинист, покоривший несколько не самых высоких вершин здесь, в Гималаях, - объясняет Реджи. - Он уже давно не в лучшей форме - хотя и тогда не мог даже подумать об Эвересте, - но многие из нас считают, что он поддерживает и преувеличивает гнев тибетцев по поводу лам в качестве предлога сохранить горы за собой.
От этой новости я начинаю часто моргать.
- Он попытается сделать это весной или летом?
- Никогда, - цедит Дикон сквозь сжатые зубы. - Просто хочет помешать остальным.
- Тогда почему леди… Реджи… получила согласие премьер-министра и далай-ламы?
Реджи снова улыбается.