- Выслушайте меня в последний раз, мистер Дикон. Кузен Персиваль гостил здесь, когда руководителей экспедиции двадцать четвертого года пригласили на плантацию на ужин с лордом и леди Литтон, а также со мной и Перси. Должно быть, вам известно, что лорд Литтон был генерал-губернатором Бенгалии, и они вместе с генералом Брюсом и полковником Нортоном почти час беседовали с Перси в кабинете. Вернувшись, Брюс и Нортон объявили, что Перси будет позволено следовать за экспедицией - не с ними, как вы понимаете, неофициально, а только позади них - при условии, что у Перси будет собственная лошадь, палатка и запас продуктов. Последнее было не проблемой, потому что Перси уже собирал здесь, на плантации, все необходимое еще за две недели до прибытия экспедиции в Калькутту.
Дикон качает головой.
- В этом нет никакого смысла. Позволить кому-то просто следовать за экспедицией в Тибет? Тому, у кого нет официального разрешения находиться на территории Тибета? Даже если бы лорд Персиваль держался на расстоянии одного дня пути от экспедиции, он все равно был англичанином, и его арест или задержание могли бы осложнить отношения экспедиции с дзонгпенами и тибетскими властями. Полная бессмыслица.
- Кто такие дзонгпены, о которых я все время слышу? - спрашивает Жан-Клод. - Просто местные начальники? Деревенские старосты? Тибетские военачальники?
- Ни то, ни другое, ни третье, - отвечает Реджи. - Большинство тибетских общин управляются дзонгпенами - обычно двумя, один из которых уважаемый лама, а другой уважаемый мирянин из числа жителей деревни. Но иногда дзонгпен один, глава племени. - Она снова поворачивается к Дикону. - Уже поздно, мистер Дикон. Вы получили удовлетворительные ответы на все вопросы?
- За исключением одного: зачем ваш кузен хотел подняться на Эверест после того, как оттуда ушла экспедиция Нортона? - продолжает настаивать Дикон.
Реджи смеется, но смех у нее невеселый.
- Перси никогда не пытался покорить Эверест. В этом я уверена.
- Зигль рассказал "Берлинер цайтунг" и "Таймс", что именно таковы были намерения Перси, - возражает Дикон. - Он утверждает, что когда с другими немцами прибыл во второй лагерь - уже из чистого любопытства, понимая, что первоначальный план встретиться с Мэллори осуществить не удастся, - то он, Зигль, и его спутники видели вашего кузена и Курта Майера, спускавшихся с Северного гребня. Явно с трудом.
Реджи решительно качает головой. Ее иссиня-черные локоны скользят по плечам.
- Бруно Зигль лгал. - Голос ее звучит резко. - Возможно, у Перси была причина подниматься на гору, но я точно знаю, что он приезжал в Тибет не для того, чтобы покорить Эверест. Бруно Зигль - заурядный немецкий бандит, и он лжет.
- Откуда вы знаете, что Зигль - заурядный немецкий бандит? - спрашивает Дикон. - Вы знакомы?
- Разумеется, нет, - фыркает Реджи. - Но я навела справки в Германии и кое-где еще. Как альпинист Зигль опасен - для себя и для тех, кто идет с ним; а в своей обычной жизни в Мюнхене он головорез-коричневорубашечник.
- Думаете, Зигль как-то замешан в смерти вашего кузена и Майера? - спрашивает Дикон.
Реджи не отвечает, но взгляд ее ультрамариновых глаз упирается в Дикона.
Когда все немного успокаиваются, мы демонстрируем Реджи усовершенствованные Жан-Клодом "кошки" с 12 зубьями и короткие ледорубы для преодоления вертикальных стен. Затем Же-Ка показывает приспособление под названием "жумар" и веревочные лестницы, которыми обычно пользуются исследователи пещер.
- Великолепно, - восклицает Реджи. - Все это значительно облегчит подъем на Северное седло - а перила и лестницы обезопасят носильщиков. Но боюсь, у меня нет достаточно жестких ботинок, чтобы воспользоваться "кошками" с передними зубьями.
- Они нужны только лидеру, - поясняет Дикон. - А я гарантирую, что этого не будет.
- Я привез с собой запасную пару жестких ботинок, - говорит Жан-Клод. - Думаю, они могут подойти. Я сбегаю и принесу - проверим.
Ботинки приходятся женщине впору. Реджи делает несколько пробных замахов короткими ледорубами. Дикон не закатил глаза, но я вижу, чего ему это стоило.
- А теперь я хочу вам показать одну новинку, - говорит Реджи.
Она идет в кладовую и через несколько минут возвращается с четырьмя головными уборами, похожими на шлемы футболистов, только изготовленными из кожаных ремешков, или на головные повязки, которыми пользуются шахтеры. Только сзади у них две изолированные батарейки, а спереди - шахтерская лампа.
- Я заказала эти штуки в сентябре прошлого года, после возвращения с Эвереста, - говорит Реджи. - Лорд Монфор владел большим количеством шахт в Уэльсе. Это новейшее изобретение - электрические головные фонари вместо карбидных, которые могли вызвать взрыв. Батареи тяжеловаты, но их хватает на несколько часов… и у меня есть много запасных.
- Для чего, черт возьми? - Дикон держит кожаные ремешки с лампой и тяжелыми батареями на вытянутых руках.
Реджи вздыхает.
- По словам Нортона, Ноэла и остальных, с которыми я говорила, когда в прошлом году их несчастливая экспедиция возвращалась через Дарджилинг, Мэллори и Ирвин планировали покинуть палатку в шесть или шесть тридцать утра, но на такой высоте все делается очень медленно - правильно зашнуровать ботинки, попытаться растопить снег на плите, чтобы добыть воду и приготовить горячий напиток и горячую кашу перед выходом, при этом не перевернуть плиту, надеть кислородные аппараты и включить их, - и поэтому они вышли из лагеря только в восемь или даже позже. Слишком поздно для попытки покорить вершину. Даже если они достигли вершины, им никак не удалось бы спуститься к пятому лагерю до наступления темноты. Вероятно, они не добрались бы даже до Желтого пояса.
- И когда, по вашему мнению, группа должна покидать лагерь с этими… этими… штуковинами на головах? - спрашивает Дикон.
- Не позже двух утра, мистер Дикон. Я бы предложила ближе к полуночи в ночь перед попыткой покорения вершины.
Мысль о восхождении на такой высоте ночью вызывает у Дикона смех.
- Мы замерзнем, - безапелляционно заявляет он.
- Нет, нет, - возражает Жан-Клод. - Разве ты забыл, Ри-шар, что благодаря тебе у нас есть замечательные теплые куртки на гусином пуху месье Финча, которых хватит и нам, и всем "тиграм"-шерпам? И мне кажется, что в словах леди… в словах Реджи есть резон. Ночью сходит меньше лавин. Снег и лед плотнее и тверже. Новые "кошки" будут лучше держать на более холодном снегу и твердом льду. И если эти фонари действительно освещают дорогу…
- Ими пользуются сотни валлийских шахтеров, - перебивает его Реджи. - По крайней мере, инженеры и мастера. И у шахтеров в их темных норах нет луны и звезд.
- Magnifique! - восклицает Жан-Клод.
- Очень интересно, - соглашаюсь я.
- Выйти из высокогорного лагеря в полночь, чтобы покорить вершину, - говорит Дикон. - Полный абсурд.
Для перехода к Эвересту отобраны 40 мулов, и каждый мул способен тащить на себе двойной тюк весом около 160 фунтов. Один носильщик-шерпа может вести двух мулов и одновременно нести тяжелый груз.
Реджи настаивает, чтобы наша экспедиция взяла больше полуфабрикатов. Дикон решительно возражает. За вкуснейшим ужином - фазан с превосходным белым вином - они снова схлестываются.
- Полагаю, леди Бромли-Монфор, вы не понимаете мою идею, которая лежит в основе этой экспедиции, - холодно замечает Дикон.
- Слишком хорошо понимаю, мистер Дикон. Вы пытаетесь покорить высочайшую вершину мира в альпийском стиле, словно это Маттерхорн. Вы планируете купить как можно больше продовольствия в тибетских деревнях по пути, а также охотиться на диких коз, кроликов, тибетских газелей, белого оленя, гималайских голубых баранов - на все, что только можно найти и подстрелить.
- Именно так, - подтверждает Дикон. - А поскольку вы утверждаете, что ходили в горы и в Альпах, и здесь, в Гималаях, то знаете, что еще никто не испытывал альпийский стиль на Эвересте.
- И на то есть веская причина, мистер Дикон. Не только высота горы, но и погода. Даже в это время, до начала муссона, погода на горе может измениться за несколько минут. А у вас просто нет достаточного количества занимающих немного места продуктов, чтобы провести на горе несколько недель, если потребуется. Вы же не можете бегать от ледника Ронгбук через Панг Ла в Шекар-дзонг каждый раз, когда у вас закончатся припасы. А в крошечной деревушке Чодзонг на перевале Панг Ла со стороны Эвереста в это время года нет лишних продуктов.
К этому времени я уже усвоил, что Ла по-тибетски означает "перевал". Панг Ла - это перевал на высоте 17 000 футов к югу от Шекар-дзонга, последний высокогорный перевал на подходе к монастырю Ронгбук, леднику Ронгбук и Эвересту. У большинства экспедиций дорога от Шекар-дзонга до базового лагеря на Эвересте в устье ледниковой долины Ронгбук занимает четыре дня… и еще несколько дней требуется для того, чтобы найти дорогу через ледник на Северное седло.
- Мы можем купить дополнительный провиант в деревнях по пути, - не сдается Дикон.
Реджи смеется.
- Большинство жителей тибетской деревни продадут вам последнюю курицу, даже если это значит, что его семья будет голодать, - говорит она, сверкнув белоснежными зубами. - Но как вы сохраните куриную тушку свежей в течение нескольких недель, если снег застанет вас в третьем лагере ниже Северного седла, мистер Дикон? Вы собираетесь нести с собой лед? Электрический холодильник? А после того, как вы минуете Ронгбук, не стоит надеяться, что вам хватит дичи, которую вы можете подстрелить. Если не считать немногочисленных голубых баранов и еще более редких йети, там, наверху, ничего нет. Вы можете потратить несколько дней на охоту, а не на восхождение… и все равно будете голодать.
Дикон игнорирует упоминание йети.
- Не забывайте, пожалуйста, леди Бромли-Монфор, что я там был. Я провел не одну неделю, исследуя северные подходы к Эвересту - гораздо дольше вас.
- В двадцать первом году вы потратили столько времени из-за того, что не могли отыскать очевидный путь через ледник Восточный Ронгбук, мистер Дикон.
Лицо Ричарда мрачнеет.
- Послушайте, - Реджи поворачивается ко всем троим, а не только к Дикону. - Я не предлагаю организовать питание так, как это делали Брюс, Нортон и Мэллори… Боже милосердный, я видела, как они отправлялись из Дарджилинга. Семьдесят носильщиков-шерпов - а к тому времени, как они пересекли границу Тибета, к ним присоединились еще столько же, всего сто сорок - и больше трех сотен вьючных животных, тащивших не только все необходимое, вроде кислорода, палаток и провианта, но также бесчисленные банки с фуа-гра, копчеными сосисками и говяжьим языком.
- На больших высотах пропадает аппетит, - говорит Дикон. - Нужна еда, которая его стимулирует.
- Да, знаю, - улыбается Реджи. - Возможно, вы помните: я говорила, что в августе прошлого года я сбросила больше тридцати фунтов на Северном седле. Выше двадцати трех тысяч футов одна мысль о еде вызывает отвращение. И нет сил, чтобы ее приготовить. Вот почему я хочу взять больше консервов, простых продуктов и пакетиков с рисом и лапшой, которые достаточно разогреть в кипящей воде. На случай, если нас задержит непогода.
Дикон смотрит на нас с Же-Ка, словно мы обязаны броситься на его защиту. Мы улыбаемся ему и ждем.
- Вместо трехсот вьючных животных, - продолжает Реджи, - у нас будет только сорок, а замену мы при необходимости будем покупать по дороге. И носильщиков-шерпов не семьдесят, а тридцать. Мы не будем нанимать еще сто пятьдесят носильщиков в Шекар-дзонге - я договорилась обменять мулов на яков, и нам хватит наших тридцати шерпов. Но у нас должно быть достаточно продовольствия. Поиски кузена Перси могут занять несколько недель. Глупо возвращаться, не найдя его, просто потому, что у нас закончилась еда.
Дикон вздыхает. Он не может раскрыть настоящую причину, по которой он, Жан-Клод и я согласились на эту экспедицию. Дождаться хорошей погоды, затем в альпийском стиле на вершину, а затем… домой.
Реджи по очереди смотрит на каждого из нас.
- Я знаю истинную причину вашего участия в экспедиции, джентльмены, - говорит она, словно читая наши тайные мысли. - Я знаю, что вы надеетесь покорить Эверест и что вы используете деньги моей тети и предлог в виде поисков Перси для того, чтобы добраться до горы, а если повезет, то и подняться на вершину.
Мы молчим. И ни у кого не хватает духу встретить ее холодный взгляд.
- Но это не имеет значения, - продолжает Реджи. - Для меня важнее, чем для вас, найти тело Персиваля - возможно, по причинам, которые вы пока не понимаете, - но я тоже хочу подняться на Эверест.
Услышав эти слова, мы дружно поднимаем головы. Женщина на вершине Эвереста? Это просто смешно. Никто не произносит ни слова.
- Уже девять часов, - говорит Реджи, и в ту же секунду по большому дому разносится бой часов. - Нам пора спать. Выступаем на рассвете.
Мы с Жан-Клодом встаем вместе с Реджи, но Дикон остается сидеть.
- Нет, пока мы не уладим вопрос о том, кто руководит экспедицией, леди Бромли-Морфор. У экспедиции не может быть двух руководителей. Так ничего не получится.
Реджи отвечает ему улыбкой:
- Все прекрасно получилось в прошлом году, когда генерал Брюс заболел малярией, мистер Дикон. Полковник Тедди Нортон - вероятно, он знал, что не попадет в группу, которая пойдет на приступ вершины, - взял на себя общее руководство экспедицией, а мистер Мэллори отвечал за план восхождения и отбор группы, которая пойдет на вершину. Естественно, это оказался он сам и его физически крепкий, но неопытный помощник Сэнди Ирвин… Милый мальчик, мне было приятно видеть его у себя в доме. Теперь я предлагаю использовать ту же систему. Я возьму на себя руководство всей экспедицией, а вы будете отвечать за восхождение, отчитываясь только о тех решениях, которые связаны с моими разумными предложениями по поиску останков кузена Перси.
Я вижу, что Дикон пытается найти нужные слова, чтобы раз и навсегда отвергнуть это предложение. Но не успевает.
Пасанг… доктор Пасанг… отодвигает стул Реджи, освобождая ей проход.
- Доброй ночи, джентльмены, - тихо произносит она. - На рассвете мы выступаем к Эвересту.
Часть II ГОРА
Суббота, 25 апреля 1925 года
До Эвереста все еще 40 миль, но гора уже доминирует не только на фоне покрытых снегом высоких вершин Гималаев, но и на самом небе. Я подозреваю, что Дикон привез с собой британский флаг, чтобы водрузить его на вершине, но теперь вижу, что у горы уже есть свое знамя - белое туманное облако и водяная пыль, крутящаяся в дующем с запада на восток ветре и протянувшаяся миль на 20 или больше, справа налево, словно белый плюмаж, колеблющийся над более низкими вершинами к востоку от заснеженной громады Эвереста.
- Mon Dieu, - шепчет Жан-Клод.
Мы впятером, включая Пасанга, ушли вперед от носильщиков-шерпов и яков и поднялись на невысокую гору к востоку от перевала. Пасанг стоит в нескольких ярдах позади нас и ниже самой высокой точки перевала, держа в руке поводья маленького белого пони Жан-Клода, которого пугает сильный ветер на Панг Ла - последнем перевале перед Ронгбуком и Эверестом, - а остальные четверо вынуждены лечь на усыпанную камнями землю, чтобы нас не сдуло ветром.
Мы небрежно лежим на правом боку, как римляне на ложе во время пира - Дикон дальше всех от меня, приподнявшись на правом локте и пытаясь удержать полевой бинокль левой рукой, затем Реджи, которая вытянулась ничком, так что подошвы ее ботинок напоминают два перевернутых восклицательных знака, и двумя руками направляет опирающуюся на камень морскую подзорную трубу, затем Жан-Клод, который приподнялся выше всех нас и, прищурившись, смотрит на юг сквозь темные очки, и наконец я, чуть сзади от остальных, тоже приподнявшись на правом локте.
У всех на голове широкополые шляпы, защищающие от гималайского солнца, безжалостного на такой высоте - солнечные ожоги и слезающая кожа были моим проклятием последние недели, вероятно, как и для Сэнди Ирвина. Мужчины просто нахлобучивают шляпы поглубже, пытаясь перехитрить ветер, а на голове Реджи странная шляпа из мягкого фетра - с широкими полями слева, спереди и сзади, завернутая справа, с регулируемым ремешком, который проходит под подбородком и удерживает ее. Реджи сказала, что купила ее в прошлом году в Австралии.
Мы выкрикиваем друг другу названия гор, словно дети, разбирающие рождественские подарки: "На западе, та высокая - это Чо-Ойю, двадцать шесть тысяч девятьсот шесть футов…", "Гиачунг Канг, двадцать пять тысяч девятьсот девяносто футов", "Тот пик, отбрасывающий тень на Эверест, - это Лхоцзе, двадцать семь тысяч… я забыл…". "Двадцать семь тысяч восемьсот девяносто футов", "А вон там - Чомо Лонзо, двадцать пять тысяч шестьсот четыре фута…"
- И Макалу, - говорит Дикон. - Двадцать семь тысяч шестьдесят пять футов.
- Боже мой, - шепчу я. Самые высокие вершины американских Скалистых гор просто потеряются среди подножий этих сверкающих белыми клыками гигантов. Седла - понижения, соединяющие Эверест и другие вершины, - находятся выше 25 000 футов, на 3000 футов выше любой горы в Северной Америке.
По словам Реджи и Дикона, члены предыдущих экспедиций могли видеть Эверест, когда шли на запад к Шекар-дзонгу - особенно если у них возникало желание подняться по долине Йару к западу от Тинки-дзонга и совершить небольшое восхождение, - но мы последние пять недель шли под густыми низкими облаками, нередко навстречу ледяному дождю или метели, и в этот солнечный день на Панг Ла впервые получили возможность посмотреть на гору.
Реджи манит меня к себе, и я ложусь ничком рядом с ней - испытывая странное чувство близости - на красноватую землю и твердые камни, и она держит подзорную трубу, пока я смотрю.
- Боже мой. - Похоже, это единственное, что я в состоянии произнести в этот день.
Даже в своем возрасте - 2 апреля где-то в Сиккиме мне исполнилось 23 - я имел достаточно альпинистского опыта, чтобы понимать, что на горе, которая издалека кажется неприступной, могут обнаружиться маршруты восхождения, если приблизиться к ней или даже подняться на склон. Но вершина Эвереста выглядит… слишком большой, слишком высокой, слишком белой, продуваемой ветрами и бесконечно далекой.
Жан-Клод подполз к Дикону, чтобы воспользоваться его биноклем.
- Отсюда не видно Северного седла и верхней точки ледника Восточный Ронгбук, потому что их заслоняют горы, - объясняет Дикон. - Но ты взгляни на Северо-Восточный хребет. Видишь первую и вторую ступени ближе к вершине?
- Я вижу только бесконечный шлейф водяного пара, - отвечает Же-Ка. - Какой же должен быть сейчас ветер на самом Северо-Восточном хребте?
Дикон не отвечает на этот вопрос, а продолжает объяснять.
- Отсюда хорошо видно Большое ущелье - или, как они его теперь называют, ущелье Нортона, - протянувшееся вниз и влево из-под пирамидальной вершины.
- Да… - выдыхает Жан-Клод.
Слегка подрагивающая подзорная труба Реджи не позволяет понять, заполнено ли ущелье глубоким снегом - тогда это смертельная ловушка, если сойдет лавина.
- Сильные весенние ветра - это хорошо. - Голос Реджи почти не слышен из-за воя ветра на Панг Ла, ухающего и свистящего среди камней. - Они уносят с собой муссон и зимний снег. И повышают наши шансы найти Перси.