Же-Ка начинает что-то говорить, но затем умолкает и указывает вверх.
Связка из трех человек - Пасанг первый, Реджи в центре, Дикон замыкающий - медленно спускается по склону, опираясь на длинные ледорубы. Они уже ярдах в двадцати от нас. Я должен был догадаться, что осторожный Дикон, прежде чем отреагировать на мой сигнал, потратил время на то, чтобы соединить всех веревкой, не позволив спускаться по одному.
- В чем же я ошибаюсь? - спрашиваю я, возобновляя разговор с Же-Ка с того места, где он прервался.
В ответ он лишь качает головой и отступает от трупа. Трое наших товарищей огибают тело и останавливаются, образуя полукруг. Я жалею, что не снял анорак и не прикрыл изуродованные воронами ягодицы и вытащенные наружу внутренности лорда Персиваля. Теперь Реджи наклоняется ниже и видит эту ужасную картину - останки человека, с которым вместе росла, как с родным братом.
Моя кислородная маска по-прежнему опущена.
- Мне очень жаль, Реджи, - говорю я, понимая, что мои глаза под толстыми зеленоватыми стеклами очков наполняются слезами. Может, это просто холодный ветер.
Она стягивает кислородную маску и вопросительно смотрит на меня. Очки у нее подняты на лоб. В утреннем свете лицо выглядит очень бледным.
- Мне очень жаль, что вам приходится видеть своего кузена таким, - повторяю я. Больше всего на свете мне хотелось бы, чтобы его нашел не я.
Реджи вскидывает голову, обводит взглядом трех остальных мужчин, затем снова смотрит на меня. Как и все остальные.
- Это не Персиваль. - Ей приходится повышать голос, чтобы его можно было расслышать за усиливающимся воем холодного ветра.
Я пячусь - чисто инстинктивно. "Кошки" у меня на ногах соскальзывают с камня, и мне приходится опереться на ледоруб, чтобы не упасть. Потом я напоминаю своему телу, что до падения в вечность меня отделяют каких-то двадцать ярдов. Я очень смущен. Но это британский альпинист, можно не сомневаться. И если не ее кузен…
- Я узнаю эти широкие плечи и эти альпинистские ботинки, - говорит Реджи. - Персиваль гораздо тоньше, и торс у него не такой мускулистый. И зеленых альпинистских ботинок у него никогда не было… Джейк, я абсолютно уверена, что вы нашли Джорджа Ли Мэллори.
Вторник, 19 мая 1925 года
Время уже за полночь, но мы впятером - Дикон, Пасанг, Реджи, Жан-Клод и я - сидим в своих спальных мешках внутри "большой палатки Реджи", которая примостилась на наклонной каменной плите рядом с пятым лагерем, и каждый держит одну из внутренних растяжек, пытаясь помешать усиливающемуся ветру порвать брезент или сбросить нас с горы. Мы очень, очень устали.
Мне жаль, что мы не стали хоронить Джорджа Мэллори сегодня днем - вернее, вчера днем, понимаю я, взглянув на часы. Сегодня уже девятнадцатое мая, а по плану Дикона мы должны были подняться на вершину еще два дня назад. Ветер усиливается с каждым часом, и двояковыпуклое облако, висевшее над вершиной Эвереста все утро, после наступления темноты спустилось к нам в вихре метели, и если бы мы остались на Северной стене с телом Мэллори, то были бы вынуждены потратить еще час или два, отбивая замерзшие куски скалы, чтобы засыпать тело. Даже самая маленькая пирамида из камней отняла бы больше времени и сил, чем мы могли потратить в условиях надвигающейся бури. Мы тщательно обыскали тело, отметили его положение и приметы, по которым его можно найти, чтобы потом вернуться к нему, и Дикон объявил, что пора начинать длинный траверс с запада на восток к пятому лагерю. Когда я возразил, что Мэллори заслуживает должного погребения, несмотря на приближающуюся ночь, Реджи ответила мне: "Он почти год лежал здесь под снегом и солнцем, под луной и звездами, Джейк. Еще одна ночь ничего не изменит. Мы переночуем ниже - в пятом, а не в шестом лагере - а утром вернемся, чтобы похоронить Мэллори".
Но вышло так, что мы не вернулись.
Мне до сих пор больно об этом думать.
Как оказалось, мы поступили разумно, что повернули назад и пошли траверсом в пятый лагерь, а не попытались подняться в крошечный шестой лагерь. К двум часам дня ветер так разгулялся, что вырвал часть креплений одной из двух маленьких палаток Мида в пятом лагере. Теперь это засыпанная снегом куча зеленого брезента и сломанные стойки на крутом склоне горы. Мы могли бы снова поставить палатку, используя ледорубы в качестве стоек, но не стали тратить на это силы. Вторая палатка Мида была порвана падающими с горы маленькими камнями, которые пробивали стены и крышу, как пули - жестяную банку. Любой, кто находился бы в палатке в момент попадания в нее камня, был бы убит на месте. Впереди нас ждала долгая ночь с сильным ветром и летящими камнями.
Поэтому нам не оставалось ничего другого, как впятером набиться в "большую палатку Реджи" на наклонной плите, защищенной от камнепада двумя большими валунами; Дикон и Пасанг установили ее вчера, когда поднялись с грузом в пятый лагерь. (В воскресенье, поправляю себя я, снова вспомнив, что время уже за полночь.) Дикон и Пасанг не только придавили все края палатки довольно большими камнями и вместо колышков использовали вбитые в скалу немецкие стальные крюки, но также укрепили палатку приблизительно двадцатью ярдами новой особо прочной веревки, зигзагом пропущенной через вершину купола и привязанной к большим валунам, выше и ниже по склону.
Палатка Реджи достаточно велика, чтобы пять человек могли в ней сидя поужинать, но вытянуться в ней в полный рост, чтобы поспать, довольно трудно.
У нас не было времени, чтобы отковырять примерзшие камни и похоронить Мэллори, но мы все равно целый час мерзли у его тела на Северной стене Эвереста. Несмотря на пришитые к одежде бирки с надписью "Дж. Мэллори", Дикон хотел со всей определенностью установить личность погибшего. Поэтому мы втроем взялись за ножи и стали отковыривать гравий с левой стороны тела, где оно вмерзло в землю, пока не смогли немного приподнять его и взглянуть на лицо.
Ощущение было такое, что приподнимаешь бревно, накрепко вмерзшее в почву за долгую зиму.
В конечном счете Дикон лег на спину и заполз под приподнятое тело, чтобы рассмотреть лицо мертвеца.
- Это Мэллори, - сказал он.
- Что вы еще видите? - спросил Пасанг.
- Глаза закрыты. На щеках и подбородке щетина, но бороды нет. - Голос у Дикона усталый.
- Я имел в виду видимые повреждения, - уточнил Пасанг.
- Жуткая колотая рана на правом виске над глазом, - сказал Дикон. - Возможно, ударился о камень, когда летел вниз, или в него отскочило острие ледоруба при попытке самозадержания.
- Кость черепа в этом месте пробита? - спрашивает Пасанг.
- Да.
- Можно его опускать? - спрашиваю я, тяжело дыша. Мы сняли кислородные маски перед тем, как приступить к делу. Усилие, которое требовалось приложить, чтобы просто приподнять наполовину выпотрошенный, окоченевший труп, было для меня чрезмерным.
- Да, - повторил Дикон и выскользнул из-под мертвого тела. Потом прибавил, почти шепотом: - Прощай, Джордж.
Мы обыскали карманы Мэллори и заглянули в брезентовую сумку, висевшую у него на груди. Как я уже говорил, на трупе не было ни металлической рамы для кислородных баллонов, ни рюкзака - только маленькая сумка на груди и под мышкой, а также несколько сохранившихся в карманах вещей.
В кармане норфолкской куртки обнаружился высотомер, похожий на те, которыми пользовались мы - специально калиброванный до 30 000 футов, - но стекло разбилось при падении, а стрелки отсутствовали.
- Очень плохо, - сказала Реджи. - Нам никогда не узнать, поднялись ли они с Ирвином на вершину.
- Кажется, у них было несколько фотоаппаратов, - вспомнил Дикон. - Тедди Нортон говорил, что Мэллори носил с собой "Вест Покет Кодак".
Мы повернули брезентовую сумку, чтобы в нее можно было просунуть руку, и мои пальцы, обтянутые перчаткой, нащупали что-то твердое и металлическое.
- Похоже, мы нашли эту камеру, - объявил я.
И ошибся. Твердый предмет состоял из большой коробки спичек "Сван Веста" и металлической консервной банки с мясными лепешками. Мы вернули все на место. Другие предметы из карманов Мэллори составили почти случайный набор личных вещей, словно он только что отправился на зимнюю прогулку в Гайд-парк: огрызок карандаша, ножницы, английская булавка, маленький металлический футляр для ножниц и съемный кожаный ремешок, которым кислородная маска крепилась к его кожаному мотоциклетному шлему. Последний предмет я узнал, поскольку почти такой же ремешок в этот момент стягивал мне подбородок.
Мы вернули консервы, спички и другие предметы на свои места, в сумку и карманы, но продолжили извлекать другие: очень грязный - похоже, сопливый - простой платок с маленьким тюбиком вазелина (мы знаем, что вазелином смазывают потрескавшиеся губы, поскольку у каждого из нас есть такой тюбик, той же марки) и гораздо более красивый, с искусно вышитой монограммой, Дж. Л. М., фуляровый носовой платок с узором синего, бордового и зеленого цвета. В этот платок были завернуты какие-то бумаги. Дикон просмотрел бумаги, но это, похоже, были личные письма, и он не стал их читать, только обращения и надписи на конвертах (один был адресован "Джорджу Ли Мэллори, эскв., для передачи, британский торговый агент, Ялунг, Тибет"). Личные и деловые письма не представляли интереса, за исключением странной серии цифр, нацарапанных карандашом на полях письма от какой-то дамы, но не жены.
- Это показания давления кислорода, - сказал Жан-Клод. - Возможно, расчеты, как далеко они могут дойти с таким запасом в тот последний день.
- Тут только пять столбцов, - заметила Реджи. - Я думала, они вышли из четвертого лагеря, имея при себе больше пяти баллонов.
- Так и было, - подтвердил Дикон.
- Тогда тут нет ничего, что поможет нам понять, - сказала Реджи.
- Не уверен. - Дикон кивнул, снова сложил каждое письмо, вложил в конверты, аккуратно завернул в платок с монограммой и вернул в карман мертвеца.
Мы ничего не взяли, но я все равно чувствовал себя расхитителем гробниц. Мне еще не приходилось обыскивать карманы трупа. Для Дикона такое занятие, похоже, было не в новинку, и я понял, что он действительно этим занимался - возможно, сотни раз - на Западном фронте.
В других карманах обнаружились только складной нож и очки.
- Возможно, это важно, - сказала Реджи. - Очки были у него в кармане.
Я не сразу сообразил, что она имеет в виду - был слишком занят, пытаясь справиться с кашлем.
- Да, - кивнул Жан-Клод. - Они упали либо до рассвета, либо уже в сумерках… Мэллори начал восхождение через день после того, как видел пораженного снежной слепотой Нортона. Не подлежит сомнению, что он мог снять очки только после захода солнца.
- Но куда они шли, вверх или вниз, когда сорвались с гребня? - спросил Пасанг.
- Думаю, спускались, - ответил Дикон.
- А электрический фонарь у них был? - поинтересовалась Реджи.
- Нет, - покачал головой Дикон. - Оделл нашел его в их палатке в шестом лагере и захватил с собой. Тот факт, что они не взяли единственный электрический фонарик, почти неопровержимо свидетельствует, что они покинули шестой лагерь после восхода солнца. А также о том, что Джордж Мэллори был довольно рассеянным.
- Не будем плохо говорить о мертвых, - сказал я, все еще кашляя.
- Вовсе не плохо, - возразил Дикон. - Я просто придерживаюсь фактов. В двух экспедициях, в которых я участвовал вместе с ним, Джордж вечно что-нибудь забывал, терял или оставлял на месте ночевки - носки, бритвенный прибор, шляпу, рулон туалетной бумаги… Просто он был таким.
- И все же… - начал я, но не нашел других аргументов.
Дикон прикрыл глаза ладонью - мы обыскивали тело Мэллори, сняв очки, поскольку облака были уже прямо над нами, - и посмотрел на склон, пытаясь что-то разглядеть в снежном вихре.
- Те овраги внизу и эта сторона первой ступени, под Желтым поясом, - по ним очень трудно спускаться в темноте, без электрического фонарика, ламп или свечей.
Мы все посмотрели на скалы и овраги высоко над нами.
- Исходя из того, что тело не сильно изуродовано - а также из факта, что Мэллори был еще в сознании и пытался задержаться на склоне, что ему в конечном итоге удалось, - можно с уверенностью сказать, что он упал не с северо-восточного склона. - Дикон подтвердил мою догадку. - И почти наверняка не с такой высоты, на которой находится Желтый пояс. Скорее всего, он сорвался с какого-нибудь оврага или с каменной гряды внизу, ближе к нам.
- Тогда Сэнди Ирвин может ждать нас там, - сказала Реджи.
Дикон пожал плечами.
- Или Ирвин сорвался первым и утащил за собой Мэллори. Мы этого не узнаем, если не найдем тело Ирвина.
"Хочешь сказать, что после всего этого мы продолжим поиски?" - устало подумал я.
И тогда Дикон приказал нам возвращаться в пятый лагерь, пока ветер не стал еще сильнее, а среди вихрей снега еще можно было что-то разглядеть.
- Получается, ничто из найденного на теле Джорджа Мэллори не может нам подсказать, поднялись ли они с Сэнди Ирвином на вершину или нет, - говорит Реджи. - И часы, и высотомер Мэллори разбились и лишились стрелок.
- Возможно, именно отсутствующее даст нам ключ к разгадке, - замечает Дикон.
Я выглядываю из глубин своего грязного пухового спальника.
- Фотоаппарат "Кодак"?
- Нет, - говорит Дикон. - Фотография Рут, жены Мэллори. - Нортон и все остальные, с кем я беседовал, говорили, что он взял с собой фотографию из четвертого лагеря - там ее не нашли, как и в двух верхних лагерях, - поскольку обещал Рут, что оставит ее на вершине.
- Или в самой верхней точке, откуда ему пришлось повернуть назад - одному Богу известно где, - прибавляет Же-Ка.
Дикон кивает и принимается грызть чубук холодной трубки.
- Отсутствие фотографии нельзя считать доказательством, что он побывал на вершине, - говорит Реджи.
- Нельзя, - соглашается Дикон. - Только того, что Мэллори ее где-то оставил. Возможно, как предположил Жан-Клод, в самой верхней точке, перед тем, как повернуть назад… где бы это ни было.
- А меня интересует пропавшая камера, - говорит Пасанг. Его низкий голос, как всегда, мягок и нетороплив.
- Почему? - спрашиваю я.
- А когда вы отдаете свой фотоаппарат другому человеку? - вопросом на вопрос отвечает высокий шерпа.
- Когда просите вас сфотографировать, - говорит Реджи. - Мэллори мог… отдать Ирвину свой "Кодак" на вершине, после того как сфотографировал молодого человека.
- Это всего лишь догадка, - возражает Дикон. - А вот вам не догадка и не гипотеза, а непреложный факт: если мы хоть немного надеемся продолжить поиски завтра, то должны немного поспать.
- Легко сказать, - выдавливаю я между приступами кашля. - Похоже, я совсем не могу заснуть на этих долбаных высотах.
- Не выражайся, Джейк, - говорит Дикон. - Среди нас дама.
Реджи закатывает глаза.
- У меня с собой есть снотворное, - предлагает Пасанг. - Гарантированные три или четыре часа сна.
Все умолкают, и я представляю, что они думают о том же, что и я: "Пока мы будем дрыхнуть, ветер сдует нашу палатку в пропасть".
Я открываю рот, чтобы выразить свое мнение, но Реджи останавливает меня, вскинув руку.
- Тихо, все, - шепчет она. - Я слышу голос. Чьи-то крики.
Моя рука покрывается мурашками.
- При таком ветре? - удивляется Дикон. - Это невозможно. Четвертый лагерь далеко внизу, и…
- Я тоже слышу, - говорит Пасанг. - Там, в темноте, кто-то есть, и он кричит.
Часть III МЕРЗОСТЬ
Глава 1
Примечание для мистера Симмонса. Вплоть до этой части я излагал свою историю преимущественно в настоящем времени, поскольку использовал записи из дневника и заметки, которые сделал летом и осенью 1924 г., а также весной 1925 г. Настоящее время помогло мне оживить воспоминания. Я знаю, что это не очень профессионально с моей стороны, но эту последнюю часть своей истории я рассказывал только одному человеку и ни разу не записывал. Теперь я записываю ее так, как помню теперь, в прошедшем времени, но вы должны понимать, что каждое слово в ней настолько точно и правдиво, насколько я в состоянии вспомнить и рассказать, и что вы второй человек с 1925 г., который услышит эту часть истории.
Джейк Перри
Через пять минут после того, как Пасанг подтвердил, что слышит крики, мы втроем - Дикон, Пасанг и я - выскочили из палатки прямо в снежный вихрь. Было решено, что кто-то должен остаться внутри и держать стойки. Реджи вызвалась сама, а мы с Же-Ка бросили монетку, и он проиграл.
- Вы все еще слышите? - крикнул Дикон Пасангу.
- Нет, но кое-что вижу, - ответил шерпа. Он указал вниз, в то место футах в 300 от нас, где находились остатки двух палаток на первоначальном месте нашего пятого лагеря.
Из-за снега, кружащегося в конусе света шахтерской лампы, я не сразу его увидел: красное свечение за большими валунами футах в 100 ниже нас.
Связавшись веревкой - мы не стали тратить время, чтобы надеть "кошки", - мы стали спускаться по крутому склону; я шел первым. Из-за сильного ветра на камнях было не очень много снега, но толстый слой льда делает камни еще более скользкими, чем обычно. Странное ощущение - снова идти в одних шипованных ботинках, без "кошек". Мне уже не хватает ощущения безопасной опоры, которое в последние дни обеспечивали мне "кошки".
Через пятнадцать минут мы добрались до места нашего первоначального пятого лагеря; одна палатка была разорвана камнепадом, вторая рухнула, открывая нам брызги красного огня. Совершенно очевидно, что это не недолговечная ракета Вери, а скорее железнодорожный осветительный патрон, один из тех, что мы тоже привезли с собой, красных и белых.
В десяти футах от осветительного патрона на спине неподвижно лежал человек в куртке на гусином пуху, которую носили участники нашей экспедиции. Он упал рядом с клапаном целой, но упавшей палатки Мида.
Мы наклонились над ним; лампы освещали его обращенное к небу лицо и широко раскрытые глаза.
- Это Лобсанг Шерпа, - сказал Дикон. - Он мертв.
Когда в понедельник утром мы встретились в четвертом лагере, Ричард сказал, что днем раньше доставлял груз в пятый лагерь с несколькими носильщиками, и Лобсанг выполнял обязанности сирдара. Теперь, восемнадцать часов спустя, Лобсанг, невысокий, но выносливый "тигр", заслуживший должность сирдара невероятно тяжелой работой и долгими переходами, действительно выглядит мертвым - рот открыт, зрачки неподвижные и расширенные.
- На сегодня хватит трупов, - сказал Пасанг и поставил на землю рюкзак. Он единственный взял с собой вещи. В дрожащем свете ламп и вихре снежинок из тяжелого рюкзака появляется кожаный медицинский саквояж. - Мистер Перри, - обратился он ко мне, - будьте так любезны, расстегните куртку Лобсанга Шерпы и всю остальную одежду, чтобы обнажилась грудь.
Я опустился на крутой склон на одно колено, снял неудобные верхние варежки и сделал то, что сказал Пасанг, - хотя не верил, что методы первой помощи помогут человеку, который выглядит мертвым, а его лицо покрыто тонким слоем кристалликов льда, принесенных ветром.
Но Пасанг извлек из саквояжа самый большой шприц из всех, что я когда-либо видел, если не считать скетча, разыгранного студенческим театром в Гарварде. Игла была не меньше шести дюймов длиной, а сам шприц напоминал скорее ветеринарный инструмент, которым делают прививки рогатому скоту, никак не подходящий для человеческого существа.