- Там огромное открытое пространство. И я в буквальном смысле наткнулся на него. Я смотрел отсюда в бинокль минут десять, но не смог увидеть его тела. Хотя знаю, где оно.
Мне все еще было не по себе от мысли, что мы не похоронили Мэллори.
- Тогда есть вероятность, что мы наткнемся на герра Майера или моего кузена. Поднявшись на Северо-Восточный гребень, мы по крайней мере окажемся в том месте, где Ками Чиринг видел их в последний раз. Но лагерь выше второй ступени, Ричард… если поднимется такой ветер, который обычно там дует, я сомневаюсь, что моя куполообразная палатка его выдержит. И на высоте почти двадцать девять тысяч-футов будет очень холодно.
- Вы все кое о чем забываете, - прохрипел я, с трудом подавив кашель.
- Что именно, Джейк? - спросил Дикон.
- Вы с Нортоном сравнивали вторую ступень с носом дредноута. - Я снова закашлялся. - Сотня футов почти отвесной скалы. Ни одному человеку - даже Мэллори - такое не под силу. По крайней мере, на такой высоте. А Северная стена ниже второй ступени и слишком крута для траверса.
- Ты ошибаешься, Джейк, - сказал Дикон. - Есть один человек, который сможет свободным стилем подняться по отвесной скале второй ступени.
Мысленно я стал перебирать всех великих европейских и американских скалолазов, которые могли бы бросить вызов второй ступени на такой высоте, но не нашел ни одного.
- Это ты, Джейк, - сказал Ричард. - Ты, друг мой. Идемте.
Он снова взялся за лямки своего тяжелого рюкзака. И на этот раз, отметил я, надел кислородную маску. Все остальные последовали его примеру. Дикон уложил в свой и без того перегруженный рюкзак два тяжелых, полных баллона кислорода, которые мы оставляли здесь, в шестом лагере. Затем повел нас вверх по усеянному камнями склону к очень крутым каменным оврагам, которые приведут нас к Желтому поясу и другим каменным оврагам и скальным лабиринтам, которые нужно преодолеть, чтобы добраться до продуваемого ветрами Северо-Восточного гребня.
Глава 14
Это восхождение по Северной стене через Желтый пояс и дальше, к Северо-Восточному гребню, было самым трудным и технически сложным из всего, с чем мне до сих пор пришлось столкнуться на Эвересте. Несмотря на усилившуюся крутизну склона, труднопроходимый маршрут и устрашающий обрыв глубиной 8000 футов, мы по-прежнему шли не в связке. В лабиринте нависающих скал и снежных глыб, в большинстве своем на уходящих вверх крутых занесенных снегом оврагах, большинство дорог оканчивались тупиком, огромной каменной глыбой или опасным снежным карнизом. Дикон выбрал маршрут, который, по его мнению, мог привести нас на более пологий склон, ведущий к кромке гребня чуть восточнее большого выступа, получившего название первой ступени. Думаю, мы не стали идти в связке из-за глупой привычки, сформировавшейся за много часов независимого восхождения, а также потому, что все свое внимание сосредоточили на том, чтобы упираться передними зубьями "кошек" в крутой склон оврага, потом вгонять впереди себя ледоруб, хвататься за него и подтягиваться, тяжело дыша (кислородом мы пользовались только время от времени, что еще больше замедляло реакцию и мышление), и делать следующий мучительный шаг. От ударов "кошек" вниз летели комья снега; теоретически они могли спровоцировать сход лавины, но никому не хотелось следить за их падением. Мы рассеялись по склону, без лидера, на таком расстоянии друг от друга, что не могли бы помочь товарищу, который сорвется и начнет скользить вниз. Но каждый раз, когда я поднимал голову, Дикон был впереди и выше всех, прокладывал путь. За ним Жан-Клод, потом я, Пасанг и наконец - футах в пятнадцати ниже верного шерпы, по его следам - леди Бромли-Монфор.
Реджи упала, когда мы не прошли и двух третей самого крутого участка снежного оврага.
В тот момент я стоял, опираясь на свой ледоруб, и смотрел почти прямо вниз, мимо своих ботинок, и видел, как она поскользнулась. Правый ботинок с надетой "кошкой" опустился на присыпанный снегом камень, который должен был бы стать надежной точкой опоры - таких выступов в овраге было много, и мы использовали их, - но не стал. Камень сорвался и покатился вниз, а Реджи упала на бок и, громко вскрикнув, сразу заскользила по склону.
Надо отдать ей должное - при падении она не выпустила ледоруб, сумела перевернуться на живот и вонзила широкую лопатку в снег, начав самозадержание. Ее движения были уверенными и неожиданно грациозными, выдавая опытного альпиниста.
Но "кошки" с 12 зубьями - так помогавшие нам на склонах в последние несколько дней - глубоко зарылись в снег, и скользящая вниз Реджи перевернулась, выпустив из рук длинный ледоруб.
Теперь она съезжала головой вниз, приближаясь к крутому обрыву и острым скалам внизу. Пасанг мгновенно повернулся и огромными шагами запрыгал по оврагу, но шансов остановить падение Реджи у него не было. Она уже проделала две трети пути и, набирая скорость, неслась к 100-футовому обрыву над высшей точкой того небольшого углубления, в котором я нашел тело Мэллори. Дальше она кубарем покатится вниз и разобьется насмерть.
И тогда леди Кэтрин Кристина Реджина Бромли-Монфор проделала нечто невероятное.
Вместо того чтобы беспомощно цепляться за снег варежками или обтянутыми перчатками пальцами, тщетно пытаясь замедлить падение, как поступило бы большинство, она, продолжая скользить по расширяющемуся оврагу, ловким движением протянула руки к рюкзаку, который каким-то образом не слетел с нее, и достала два коротких ледовых молотка конструкции Жан-Клода, надежно закрепленных ремешками над боковыми карманами для бутылок с водой.
За несколько мгновений до того, как упасть с самого крутого участка Северной стены, Реджи продела запястья в темляки, оттолкнулась одним молотком, чтобы перевернуться лицом вверх, а затем подняла обе руки и глубоко вонзила клювы молотков в снег. Последовали еще три быстрых как молния удара, и Реджи перестала вращаться, хотя продолжала скользить вниз.
Потом еще два сильных удара, всем телом; молотки ушли в снег так глубоко, что не были видны варежки на руках, и Реджи остановилась всего в нескольких ярдах от обрыва, спускавшегося к самому подножию Северной стены.
Дикон с Пасангом продолжали огромными, опасными прыжками нестись вниз, за несколько минут теряя многие футы высоты, на преодоление которых ушло не меньше часа. Они почти одновременно остановились рядом с Реджи - та лежала на снегу лицом вниз, раскинув в стороны руки и ноги и подняв вверх "кошки". Мы с Же-Ка хотели спуститься к ним, но Дикон крикнул, чтобы мы оставались на месте - и так уже потеряно слишком много времени.
Через минуту Реджи уже сидела - ботинок с "кошкой" на ноге Пасанга служил ей упором, не позволяя соскользнуть вниз - и пила горячий чай из термоса, который протянул ей Дикон.
Ветер по-прежнему был такой слабый, что мы с Жан-Клодом слышали каждое слово Реджи, сидевшей в 100 футах ниже нас на почти вертикальном склоне.
- Дура, дура, - повторяла она. - Дура!
Пасанг осмотрел ее - просунул руки под верхние слои одежды, ощупывая руки, ноги и туловище. Глядя на него, я пожалел, что я не врач. Потом он крикнул нам, что с леди Бромли-Монфор все в порядке, за исключением нескольких синяков и ушибов.
- Нужно проверить ваши лодыжки. - В тоне Дикона чувствовалась тревога. Нередко резкое опрокидывание в результате торможения "кошками" при скольжении приводит к растяжению и даже перелому лодыжек или голеней, в чем мы сами убедились на примере Джорджа Мэллори. На нем даже не было "кошек", а он все равно погиб. Одни лишь тяжелые ботинки стали причиной перелома большой берцовой кости, белый обломок которой торчал из его ноги.
С помощью обоих мужчин Реджи встала и слегка покачнулась, но громадная ладонь Пасанга не дала ей упасть.
- Больно… лодыжкам, я имею в виду… но растяжения нет. И ничего не сломано.
Пасанг опустился на колени справа от нее, и на секунду мне показалось, что он молится. Потом я понял, что шерпа затягивает ремни на "кошках" леди.
- Вот ваш ледоруб, - сказал Дикон и протянул ей инструмент.
Реджи нахмурилась - я стоял выше ее на 100 футов и видел ее лицо в профиль.
- Это не мой ледоруб.
- А чей же еще? - удивился Дикон. - Я нашел его там, куда он отскочил, в овраге в двадцати футах правее вас.
- Вон мой старый ледоруб, в снегу примерно посередине оврага, - махнула рукой Реджи. - Глупо было выпускать его из рук. А это новый ледоруб Шенка.
- Вы не отпускали свой ледоруб, миледи, - сказал доктор Пасанг. - Его вырвало у вас из рук. Если бы вы затянули темляк - как с ледовыми молотками, - крутящий момент просто сломал бы вам запястье.
- Да, - рассеянно подтвердила Реджи. - Но чей же это ледоруб? Выглядит абсолютно новым, но дерево рукоятки темнее, чем у моего. И на нем три зарубки примерно в двух третях от конца…
- Три зарубки? - Голос Дикона звучал как-то странно. Он взял ледоруб из рук Реджи и внимательно осмотрел. Затем вытащил из рюкзака бинокль и начал изучать узкий овраг справа от того, в начале которого стояли мы с Же-Ка. С каждой секундой я мерз все сильнее, особенно ноги.
- Там что-то есть. - Рука Пасанга указывала наверх.
- Да, - подтвердил Дикон. - Человек. Тело.
Втроем - первый десяток шагов двое высоких мужчин поддерживали Реджи, неуверенно шагавшую на своих "кошках", - они стали подниматься по оврагу, но не назад, где почти у самого верха стояли мы с Же-Ка, а к более узкому и крутому, справа от нас. Там нас что-то ждало - или кто-то.
Глава 15
Я первым добрался до человека в другом овраге, потому что немного схитрил. Вместо того чтобы спуститься по своему оврагу, а затем снова подняться по соседнему, как разумно поступили все остальные, включая Жан-Клода, я использовал остаток сил, чтобы перебраться через девятифутовую гряду из камней, разделяющую два оврага, и спрыгнул с нее на снег, едва удержался на ногах, отчаянно размахивая руками, а затем поспешно вогнал в снег ледоруб. Эти глупые и опасные действия привели меня к трупу на несколько минут раньше остальных.
То, что это труп, я понял сразу. И - даже с учетом моего очень ограниченного знакомства с мертвецами - выглядел он странно.
Высокий мускулистый мужчина сидел на плоском камне всего в нескольких ярдах от того места, где после падения остановилось его тело. Он словно застыл.
Английский альпинист, сомнений в этом быть не могло. Как и у Мэллори, у него за спиной не было кислородных баллонов или рамы для них. На нем был потрепанный ветром анорак поверх норфолкской куртки, из-под которой выглядывали несколько шерстяных свитеров, на голове - остатки мотоциклетного или летного шлема, странно сдвинутого набок, а также лохмотья большой шерстяной шапки. Очки отсутствовали, и лицо было открыто всем стихиям.
Я наконец понял, почему его поза показалась мне странной: труп застыл в сидячем положении, сложив ладони вместе, то ли в молитве, то ли в попытке согреть руки. Причем ладони были зажаты между поднятыми коленями, так крепко притиснутыми друг к другу, что казались цельной замерзшей массой.
Собравшись с духом, я присел и посмотрел в лицо мертвеца.
Красивое лицо и, вероятно, очень молодое, хотя год пребывания на такой высоте, а также ветер и солнце оставили на нем свой отпечаток. Я видел глубокие следы в тех местах, куда прижималась кислородная маска в последний день его жизни: у переносицы красиво вылепленного носа и по обе стороны того, что когда-то было изящно очерченным ртом. Смотреть на его рот было жутковато, поскольку либо последний вздох, либо натянувшиеся уже после смерти связки приоткрыли его, отодвинув сморщенные губы от белых зубов и обнажив коричневые десны.
Глаза были закрыты - они глубоко ввалились, словно в них отсутствовали глазные яблоки - и заполнены снегом и льдом. Правая сторона некогда красивого молодого лица осталась практически нетронутой, если не считать странных, прозрачных полосок кожи, свисавших со щек, лба и подбородка. Рана на левой стороне лица, которую я поначалу принял за полученную при падении, при ближайшем рассмотрении оказалась делом воронов, клевавших замерзшую кожу, чтобы добраться до глубоких слоев. В результате обнажились кость левой скулы, все зубы с левой стороны лица бедняги, а также коричневые мышцы и связки. Признаюсь, мне стало не по себе - словно эта сторона лица трупа широко мне улыбалась.
Половина лба и черепа были открыты, поскольку мотоциклетный шлем и шерстяная шапка съехали набок, и волосы на голове оказались коротко постриженными и такими светлыми, что сквозь мои очки из крукса выглядели почти белыми. Я на секунду поднял очки, чтобы получше разглядеть, и убедился, что короткие, все еще зачесанные назад волосы действительно белые - скорее всего, из-за годового воздействия ультрафиолетовых лучей, свирепствующих на такой высоте. Нетронутая правая сторона лица поросла белой щетиной, но часть щетины вдоль затененной скулы имела желтоватый оттенок.
Я оглянулся в поисках рюкзака или других вещей, сохранившихся после падения, но ничего не увидел, за исключением брезентовой противогазной сумки на груди трупа - как у Джорджа Мэллори. Борясь с внезапным приступом тошноты, я присоединил кислородную маску к своему кожаному мотоциклетному шлему, включил подачу кислорода на минимум и сделал несколько вдохов, чтобы вернуть мозг в рабочее состояние.
Когда четверо моих товарищей преодолели последние ярды вверх по оврагу, я отступил, освобождая им место. Какое-то время все молчали, скорее для того, чтобы наполнить легкие кислородом, чем в знак уважения к мертвому человеку у наших ног. Это придет потом… А пока я жадно глотал воздух, который питал меня кислородом, как на высоте 15 000 футов, из своего баллона и, моргая, пытался избавиться от черных точек, заполнивших сузившееся поле зрения. Карабкаться через каменную гряду на высоте 28 000 футов - это не самый разумный мой поступок за последнюю неделю.
Я потянул кислородную маску вниз.
- Это ваш кузен Персиваль, Реджи?
Женщина посмотрела на меня так, словно сомневалась, не шутка ли это. Увидев, что я серьезен, покачала головой. После падения на склоне из-под отороченного мехом летного шлема выбились несколько прядей ее прекрасных иссиня-черных волос. Она тоже сдвинула на лоб массивные очки, чтобы, как я полагаю, получше рассмотреть труп, и в ее глазах было еще больше яркого ультрамарина, чем обычно.
- Этому человеку в момент смерти было чуть за двадцать, - сказала Реджи. - Моему кузену Перси в прошлом году исполнился тридцать один. Кроме того, у Перси… были… темные волосы, более длинные, и тонкие черные усики, как у Дугласа Фэрбенкса в "Знаке Зорро".
- Тогда кто же это?
- Джентльмены, - печальным голосом продолжила Реджи, - перед вами бренные останки двадцатидвухлетнего Эндрю Комина "Сэнди" Ирвина.
Жан-Клод перекрестился. Впервые за все время нашего знакомства.
Я снова оттянул маску вниз для длинной тирады.
- Не понимаю. Я нашел Мэллори в семи или восьми сотнях футов ниже… но Ирвин тоже обвязан веревкой. И тоже оборванной близко к телу…
Дикон огляделся.
- Ты прав, Джейк, - сказал он. Здесь, на высоте больше 28 000 футов, по-прежнему дул лишь легкий ветерок. - Мэллори не падал с такой высоты, через весь Желтый пояс, каменные гряды и скалы - в противном случае его тело было бы изуродовано гораздо сильнее.
- Значит, они спускались поодиночке? - спросил Жан-Клод; в его тоне сквозило неодобрение опытного гида Шамони.
- Не думаю, - ответил Дикон. - Полагаю, несчастный случай - падение - имел место гораздо ниже, под Желтым поясом и тем гребнем, где-то среди скалистых оврагов внизу. Один из них сорвался первым… и как ни трудно в это поверить, мне кажется, этим человеком был Мэллори.
- Почему? - спросил я.
- Из-за раны на колене Ирвина, - тяжело дыша, сказал Пасанг.
Я ее не заметил. Ткань некогда светлых, а теперь покрытых грязью брюк была порвана и испачкана засохшей кровью, и колено представляло собой открытое месиво из разбитых хрящей.
- И что это доказывает? - Я снова надел кислородную маску.
- Это доказывает, что Ирвин пролетел меньшее расстояние, чем Мэллори, - сказал Дикон. - Но обратите внимание, что альпинистская веревка толщиной три восьмых дюйма порвалась приблизительно в десяти футах от тела Ирвина - как и тела Мэллори, - и я полагаю, от удара об острую скалу, но уже после того, как оба получили травмы.
- От которых они и умерли? - спросила Реджи.
- Нет, - ответил Пасанг. - Мистер Мэллори умер от последствий падения и от переохлаждения. Но, я думаю - и мы все это видели, - через несколько минут или даже секунд он потерял сознание от ужасной травмы головы или от боли в сломанной ноге. Мистера Ирвина, по моему мнению, сбило с ног, предположительно во время страховки где-то чуть ниже этого места, и он упал и разбил колено - кстати, это очень, очень больно; травма колена считается одной из самых болезненных, какую только может выдержать человек. Но веревка оборвалась, снизу доносились затихающие крики и звуки падения мистера Мэллори, и мистер Ирвин прополз вверх несколько ярдов или даже сотню футов до этого места, где замерз насмерть после наступления темноты.
- Почему он пополз вверх? - спросил Жан-Клод. - Их шестой лагерь находился всего в нескольких сотнях ярдов отсюда, ниже и восточнее.
- Не забывайте, что ни у мистера Мэллори, ни у мистера Ирвина не было компаса, - тихо сказал Пасанг. - Мистер Мэллори спускался первым через каменный лабиринт ниже Желтого пояса и упал - возможно, сбив с ног мистера Ирвина, который его страховал, - а затем веревка оборвалась, и мистер Ирвин разбил пателлу.
- Пателлу? - переспросил Жан-Клод.
- Коленную чашечку, - пояснил Пасанг.
- И тем не менее, - настаивал Жан-Клод, - зачем Ирвину ползти вверх, если Мэллори упал вниз?
- Возможно, потому, что здесь, у самого гребня, еще оставалась полоса света от заходящего солнца, а Сэнди очень, очень замерз и думал, что солнце подарит ему еще несколько минут тепла и жизни, - предположила Реджи. - В любом случае, вот его блокнот.
Она извлекла маленькую книжечку не из противогазной сумки, а из нагрудного кармана норфолкской куртки Ирвина. Мы сгрудились вокруг нее. Известно, что Ирвин писал с чудовищными ошибками - много лет спустя я понял, что это, скорее всего, дислексия, - но здесь он сокращал большинство слов, и читать накорябанные карандашом строчки было все равно что разгадывать немецкий шифр.
Я снова оттянул маску от лица.
- Что это значит: "вбс 1й блк 3.48 псл нчл всх V пдч всвр вкл 2.2л"?
Ответил мне Жан-Код. Он разбирал каракули и сокращения Ирвина не лучше остальных, но был специалистом по кислородным аппаратам, модернизацией которых занимались его отец, Джордж Финч и Сэнди Ирвин.
- Выбросил первый баллон… кислорода… через три часа сорок восемь минут после начала восхождения из пятого лагеря, - перевел Же-Ка. Но это было еще не все. - Подача все время была включена на максимум, две целых и две десятых литра в минуту.
- Все точно, - с уважением произнес Дикон вполголоса. - Если они всю дорогу от пятого лагеря дышали кислородом при максимальной подаче, то должны были выбросить первый пустой баллон где-то недалеко от первой ступени.