Заведение, где я сидел сейчас, большое и шумное, было переделано во время бурной яппификации старых доков. Сейчас здесь было полно молодых, хорошо одетых людей, потягивавших дорогое пиво. Кто-то заскочил сюда по дороге домой с Канэри Уорф. Другие уже были аборигенами, переехавшими в здешние сверхдорогие квартиры с видом на море. Классическим типам из Ист-Энда тут места не было.
Несмотря на приличный костюм, я, однако, чувствовал себя не в своей тарелке. Я привык к пабам в Блумсбери или Кентиш Таун, где потрепанного вида посетители негромко толковали о своем, прихлебывая пиво из кружек.
Изабель появилась почти сразу вслед за мной. На прошлой неделе нам практически не удавалось поговорить: я все время проводил за столом Джейми, да и сама она была занята сверх головы.
Я подозревал, что ей непросто было решиться на служебный роман. Я ее понимал и не хотел подталкивать девушку к какому-то решению.
Я заказал две бутылки "Будвара", за который здесь ломили невероятную цену, и мы пристроились на высоких стульях в самом конце длинного стола.
- Долгая выдалась неделька, - я отхлебнул пенистый напиток. - Да и позапрошлая, пожалуй, тоже. У меня такое чувство, что я в Dekker уже целый год. У вас так всегда?
- Как правило, - отозвалась Изабель. - Всякий раз что-нибудь да случается.
- Ты работаешь над новыми контрактами по favelas?
- Да. Проект в Сан-Паулу представляется вполне интересным. - Она вздохнула. - Но очень трудно заставить себя вкладываться в работу после того, что случилось в Рио.
- Да уж, понимаю.
- До сих пор не могу в это поверить. - Ее лицо порозовело от злости. - И, главное, не могу поверить, что Рикарду оказался способен на такое. Ну хорошо, пусть я прокололась. И контракт уплыл. Но это же не повод наказывать людей!
- Не повод. В самолете я говорил с Рикарду об этом.
- И что?
- Сказал, что проект хорош, но нужно было проучить Bloomfield Weiss. Сказал, что у него не было выбора.
- Чушь!
- Мне самому трудно понять. То, чем я занимался раньше, не имело ничего общего с деньгами. Вечные ценности, разумное, вечное… Я учил студентов языку, литературе. Платили ровно столько, чтобы кое-как держаться на плаву. А сейчас все нацелено на деньги. Для себя, для компании. Если что-то сулит выгоду, мы этим занимаемся. Не сулит - или сулит, но не нам, - в мусор. Ни нам, никому.
- А чего ты ожидал?
- Наверное, именно этого. Просто привыкнуть оказывается не очень просто.
- Это грязный бизнес. Я надеялась, что хотя бы этим одним проектом добьюсь чего-то действительно полезного и заодно заработаю деньги для Dekker. Дура, что говорить. - Она вздохнула. - Ну да что теперь убиваться. Задавать вопросы морального характера в нашем деле - не слишком приятное занятие, Ник. Ответы могут не понравиться.
Я знал, что она права. Но я получал какое-то извращенное удовольствие оттого, что Изабель, разделявшая многие мои взгляды, все-таки нашла способ примириться с существующим положением дел. Работа в Dekker Ward затягивала меня, и я настроен на успех. Если Изабель смогла договориться со своей совестью, смогу и я.
Но было и еще кое-что…
- Как ты считаешь, Dekker занимается отмыванием денег?
Изабель ненадолго задумалась.
- Вряд ли. Рикарду часто ходит по самому краю, но он знает, когда и где нужно остановиться. Отмывание денег - это серьезный конфликт с законом. Если прихватят, проблем не оберешься. Он вложил слишком много сил в то, чтобы создать себе репутацию человека агрессивного, но законопослушного. Не думаю, что он будет рисковать.
Я внимательно слушал. Она говорила искренне, а ее мнению я доверял.
- А почему ты спросил? Статья в IFR?
- Да. И Джек Лэнгтон. Помнишь про Dekker и наркоторговцах в Рио?
- Я знаю, что за этими словами ничего не стоит, - заупрямилась Изабель. - Мне известно абсолютно все, что мы делаем в Бразилии.
- Хорошо. Но дело не только в этом, - сказал я. - Тебе известна девичья фамилия Люсианы?
Это был вопрос, который вертелся у меня на языке с тех пор, как я познакомился с Люсианой на вечеринке у Рикарду. В суматохе последней недели я решил его отложить на потом. Но сейчас я хотел услышать ответ.
Изабель выглядела озадаченной, но все-таки ответила.
- Араган. Люсиана Пинту-Араган.
- Так я и думал, - сказал я. - Значит, Франсиску Араган ее брат?
- Брат.
Она подтвердила мою догадку. Бразильский финансист, упомянутый в факсе. Тот самый, которого Управление по борьбе с наркотиками подозревало в отмывании наркодолларов.
- В чем дело, Ник?
Я рассказал о втором факсе и о том, что, скорей всего, его украли из стола в мое отсутствие. И о том, с какой настойчивостью Эдуарду требовал, чтобы о новых факсах для Бельдекоса я сообщал ему, и только ему.
Изабель жадно ловила каждое мое слово.
- И что ты обо всем этом думаешь? - поинтересовался я.
- Даже не знаю.
- Но ведь что-то явно происходит.
- Судя по твоему рассказу - да. И все-таки я не могу поверить, что Рикарду в этом замешан. Это на него не похоже.
- Франсиску Араган его шурин.
- Это верно. Однако Рикарду до сих пор прилагал все усилия к тому, чтобы не иметь с ним никаких дел. Здесь я двумя руками "за". У Арагана очень нехорошая репутация в Бразилии. И отец говорил что-то похожее. Dekker всегда держался от него подальше.
- Публично - да. Но разве не могли по-тихому открыть ему счет в Dekker Trust?
На лице Изабель отразилось сомнение.
- Технически это не сложно. И все-таки не думаю… Это против всех его правил. Понимаю, это звучит довольно смешно, но у Рикарду есть правила, которые он никогда не нарушает.
- Хорошо, а его брат?
- Возможно. Он не признает никаких правил.
- И он заправляет Dekker Trust, так ведь?
- Да. Так что для него было бы несложно выстроить такую цепочку. Однако здесь есть одно "но".
- А именно?
- Они с Люсианой крепко не в ладах.
- Хм, - сказал я. - Но ведь речь о чисто деловых отношениях. Я уверен, что Эдуарду способен перешагнуть через личную неприязнь, если это сулит ему деньги.
- Наверное, - сказала Изабель. - Но его брат никогда не одобрил бы подобные вещи.
- Если бы узнал.
Мы допили пиво.
- Еще по одной?
Изабель рассеянно кивнула. Она переваривала услышанное.
Я взял в баре еще две бутылки "Будвара" и вернулся к столу.
- Так что мне делать? Эдуарду я ничего не сказал. Джейми вообще считает, что мне надо обо всем забыть.
- Сложный расклад, - сказала Изабель. - Думаю, Эдуарду говорить действительно не стоит. Слишком велика вероятность, что он во всей этой игре. Тогда ты окажешься в опасности.
- Ты хочешь сказать, если бы он узнал, что я подозреваю его в отмывании денег? - Я не произнес этого вслух, но, похоже, я серьезно влип.
- Да. Но на твоем месте я поговорила бы с Рикарду.
- И ты считаешь, он ничего не скажет брату?
- Может и сказать. Но все-таки… Не думаю, что он тоже замешан. А знать бы ему следовало.
Довериться Рикарду? К этому, пожалуй, я был не готов.
- А если обратиться в соответствующие органы?
Изабель резко выдохнула.
- А вот этого тебе никогда не простят. Тебя сочтут предателем. И, кстати, будут правы. Нет. Я считаю, сначала нужно поговорить с Рикарду.
- Хм…
- И?
- Я подумаю.
Я действительно намеревался обдумать ее слова. Но в то же время я был уверен, что самым правильным - по крайней мере пока - было бы сидеть тихо.
Мои подозрения насчет смерти Бельдекоса и собственного приключения в Рио сейчас казались куда как более обоснованными. Но я не хотел обсуждать это с Изабель.
Ей это могло показаться дурной мелодрамой. Мне было плевать, что обо мне подумает Джейми, но совсем не хотел, чтобы любимая девушка считала меня параноиком. И все-таки мне хотелось побольше узнать о человеке, который все чаще и чаще представлялся мне моим предшественником во всей этой истории.
- Каким он был, этот Мартин?
- Вполне милый человек, - ответила Изабель. - Тихий, даже немного робкий. Полностью отдавался работе.
- Он ведь был американцем?
- Да. Из Майами. Работал там в отделении какого-то крупного банка, специализировавшегося на частных счетах латиноамериканских клиентов.
- А чем конкретно он занимался здесь?
- Не могу сказать. Кажется, официально он числился в Dekker Trust. Половину времени проводил здесь, вторую половину - на Каймановых островах. Они с Эдуарду работали над каким-то проектом, я о нем ничего не знаю. Но он явно имел отношение к Dekker Trust. Расспрашивал о наших клиентах, имевших там счета. - Изабель на мгновение умолкла. - То, что с ним произошло… Это ужасно. Ему было всего тридцать.
- Семья? - спросил я.
- Родители. Еще, кажется, брат и сестра. Они в Майами. Даже жениться не успел… - Она осеклась. - То же самое едва не случилось с тобой…
Я кивнул. Теперь она знала, о чем я думал все это время.
13
- Я ушел с факультета.
На моей вилке висел кусок пережаренной свинины. Я сунул его в рот и принялся жевать. И жевать. И жевать. Моя мать никогда не умела готовить.
- Ты это серьезно, дорогой? - спросила она, удивленно подняв брови.
- Бог мой! Когда это случилось? - громогласно вопросил отец.
- С месяц назад.
При нормальных отношениях было бы естественным спросить: "Что ж ты раньше не сказал?" Но у нас нормальных отношений не было. Я давно прекратил попытки обсуждать с родителями любые серьезные вопросы, да и сами они к этому не стремились.
Мы сидели в небольшой квадратной столовой в коттедже, который мои родители купили в Норфолке после того, как отец вышел на пенсию. Хотя апрель уже кончался, было довольно холодно. Когда ветер дул с севера или востока, здесь всегда было холодно - между Северным полюсом и коттеджем практически не было естественных преград. Мы с матерью надели теплые свитера, отец - старый твидовый пиджак.
Мое заявление прозвучало во время небольшой паузы, возникшей в разговоре. Вернее, в монологе. Отец сел на любимого конька: Европа, старые приятели из Сити, леди Тэтчер (титул пристегивался всегда) и крикет. Этот набор не менялся годами, разве что Европа потеснила профсоюзы в качестве основной мишени его ненависти. Он ел и говорил одновременно. Лицо его при этом краснело, на скулах ходили желваки. От нас не требовалось участия, только присутствие. Я не раз думал, а говорят ли они между собой, оставаясь вдвоем. Вывод был неутешительным. Дни, месяцы и годы, проведенные в молчании за столом.
- И что ты собираешься делать? - хмуро поинтересовался отец.
Я ждал этого вопроса, но в этот момент как раз с трудом проглотил не поддающийся пережевыванию кусок мяса и прислушивался, как он с трудом, но все-таки протискивается в мой организм.
- Буду работать в Dekker Ward, - наконец сказал я.
- Dekker Ward! Но это же биржевые маклеры? - Отец отложил вилку и расплылся в широкой улыбке: - Молодец, сынок! Молодец! - Он потянулся через стол и пожал мне руку, немало меня смутив. - Я их прекрасно знаю. Мы приятельствовали со старым лордом Кертоном. Сейчас, он, наверное, на пенсии. Кажется, они занимались плантациями. А в этом деле можно заработать кучу денег, если поймать нужный момент. Кучу денег.
- По-моему, старый лорд Кертон умер, отец. - Мой родитель любил, когда я называл его отцом. - Председатель правления теперь его сын, Эндрю.
Отец с удвоенной силой набросился на свинину. Сегодня у него был праздник.
- Сына не помню. Наверное, еще ходил в школу. Жаль, что старины Джеральда больше нет. - Он отхлебнул воды. - Рассказывай, дружище, что тебя заставило на это решиться?
- Деньги, отец. Мне нужны деньги.
- Деньги ты заработаешь, и сколько захочешь. Сити нынче купается в деньгах. Башковитый молодой человек вроде тебя может сколотить состояние. Я принесу вина. Это надо отметить. - Он встал из-за стола.
Мать, нахмурившись, не сводила с меня глаз.
- Но почему? - еле слышно прошептала она.
- Я на нуле, - так же шепотом ответил я.
Мать кивнула. Для нее это было понятно. Когда мы жили в графстве Суррей, нас бросало от весьма обеспеченной жизни к необходимости экономить каждый пенни. Какое-то время я думал, что это все из-за меня. Я ходил в местную школу, которая довольно скоро стала частной. Мне там очень нравилось. Учителя были превосходными, наша команда регбистов была одной из лучших, я обзавелся хорошими друзьями, а знания, полученные в школе, позволили поступить в Оксфорд. Но все равно меня не покидало чувство вины. Дело было в деньгах. Приходившие из школы счета всегда вызывали у отца раздражение. Я не мог понять почему. Он был биржевым маклером, как и отцы многих моих соучеников, и оплата этих счетов не составляла для него труда. Теперь я почти уверен, что недовольство отца было вызвано его неудачной игрой на бирже, но тогда мне казалось, что во всех финансовых бедах нашей семьи виноват я.
Отец вернулся с бутылкой красного аргентинского. Аргентинское. В десятку. Теперь он без умолку тараторил о старых колониальных акциях, которыми в его время занимался Dekker Ward.
Спустя несколько минут я решился мягко поправить его.
- Сейчас, отец, они в основном работают с Латинской Америкой. И подумывают о том, чтобы развернуть бизнес в России. Поэтому меня и пригласили.
- Что ж, это превосходно.
Отец принялся распространяться о сделках, которые он проворачивал, и о людях, с которыми был знаком, перемежая свою речь афоризмами вроде "в мае продать - горя не знать" и "никогда не доверяй человеку, чей галстук светлее, чем его кожа". Я изучал поверхность обеденного стола, испещренную следами моих школьных занятий. Вмятины от шариковой ручки. Самыми заметными были "окт 197" и "5х + 3".
После кофе я попросил маму показать мне ее последние работы. Она счастливо улыбнулась и повела меня в студию. Отец остался на кухне мыть посуду.
Еще пять лет назад ее картины представляли собой просторные ландшафты Норфолка, сделанные в слегка импрессионистской манере. С тех пор они стали гораздо более темными, дикими, с вихрями туч, окружавших одинокие фигуры на берегу, конца которому не было видно. Каждая картина в отдельности настораживала. Но когда вокруг тебя их были десятки, это пугало всерьез. Подобное ощущение я, пожалуй, испытал только в Национальной галерее на выставке Эдварда Мунка несколько лет назад.
Эти картины меня всерьез беспокоили. Ее работы почти наверняка были очень талантливы, но они словно высасывали из нее жизнь.
- Ты пробовала еще какие-нибудь галереи, мама? - спросил я.
- Дорогой мой, я тебе уже говорила: ни одна из здешних галерей их и видеть не хочет.
- А лондонские?
- Не смеши меня. Кому они там нужны.
Я не был в этом уверен. Мне казалось, что должны найтись люди, которых эти полотна привели бы в восторг. Но она всегда рисовала для себя. Не для других.
Мы остановились у одной особенно мрачной работы с почерневшим остовом разбившегося корабля, наполовину проглоченного прибрежными песками.
- Мне жаль, что тебе пришлось оставить литературу, сынок.
- Ничего я не оставил. Читаю по-прежнему. А когда заработаю денег, то так или иначе вернусь к ней. Я уверен.
- Что ж… Только пообещай мне…
- Что?
- Не жениться на женщине, работающей в финансах.
Что я мог на это ответить? Меня охватила печаль. Я взглянул на мать. Широкоскулое, умное лицо под волосами, едва тронутыми сединой. Она все еще была привлекательной, а на свадебной фотографии, висевшей в гостиной, выглядела просто красавицей. Наверное, они любили друг друга до женитьбы, хотя из детства мне помнились только короткие обмены колкостями, которые позже переросли в ссоры. С тех пор, как я уехал отсюда, в доме воцарилось молчание.
Отец подбросил меня до Кингз Линн. Когда я выходил из машины, он внезапно окликнул меня.
- Ник?
- Да?
- Если что-то услышишь о хороших акциях, дай знать старику, хорошо?
Он подмигнул.
Я вымученно улыбнулся и захлопнул дверцу автомобиля. В поезде, уносившем меня прочь, я почувствовал огромное облегчение.
Безлюдные вересковые пустоши пролетали за грязными окнами поезда. Я думал о том Сити, каким видел его мой отец. Ланчи, выпивки, разговоры, взаимовыручка, попытки выловить хорошую сделку. Это было так непохоже на безупречно отлаженную работу машины под названием Dekker, крутящейся в сверкающей гигантской башне и перегоняющей миллиарды долларов с одного конца планеты в другой. Но были и общие постулаты. И в его мире, и в моем сделка была всем. Ты помогал друзьям, давил врагов и добывал самый лучший контракт. А потом казался себе очень опытным и очень умным.
Из нависших мрачных туч на пустоши хлынул дождь, тяжелыми сердитыми каплями забарабанивший по окнам. Я откинулся на спинку сиденья. Сейчас я не казался себе таким уж умным.
14
В понедельник я с утра пораньше уныло крутил педали. Погода нашептывала свои уныло-моросящие секреты, работать не хотелось. Когда я, мокрый до нитки, наконец добрался до сорокового этажа, летучка была в разгаре.
Рикарду, словно дожидавшийся моего прибытия, кашлянул в кулак.
- Думаю, вы все уже читали статью в последнем номере IFR, - начал он. - Содержание ее меня нисколько не волнует, за исключением того, что эта грязная стряпня оскорбительна для памяти Мартина и его семьи. Однако меня всерьез волнует тот факт, что один из нас говорил с репортером и предоставил ему крайне неблагоприятную информацию о нашей компании. Этого человека мы уволили.
По рядам собравшихся прокатился рокот. Каждый осматривался по сторонам, пытаясь понять, кого же нет сегодня в зале. Вскоре невнятное бормотание вылилось в отчетливое слово: Дейв. Дейв! Почему он это сделал? И что он сказал?
- Этот человек не только не будет больше работать в Dekker. Он никогда не сможет работать на рынке облигаций. - Голос Рикарду звучал ясно и отчетливо. - Он нарушил договор о конфиденциальности, который вы все подписывали, поступая на работу в Dekker Ward. Он также потерял свою долю в нашем трастовом фонде. Его предупредили о недопустимости дальнейших контактов с прессой. На рынке станет известно, что он был уволен за то, что допустил большие убытки на неудачных сделках и затем скрыл этот факт. Мы надеемся, что каждый из вас в случае необходимости это подтвердит.
Все молчали. Дейв был симпатичным парнем, его все любили. Неужели он предатель?