- Который замыслил украсть Рембрандта? Знаю. Вы уже говорили. Значит, он заявляется в Нью-Йорк с четырьмя бандитами, чтобы украсть, возможно, самую дорогую картину в мире. Зачем? Для кого? Объясните! - Он глубоко вздохнул и продолжал уже мягче: - Я тут повысил голос. Это может быть истолковано как попытка запугать свидетеля. Я этого и в мыслях не держал. Почему вы мне об этом не напомнили, Харви?
- Не хотел сердить вас, лейтенант.
- Не хотели меня сердить? У вас такое мягкое сердце или вы что-то задумали? - Обернувшись к Келли, он распорядился: - Приведите девушку.
- Которую?
- Демпси. Со второй обращаться помягче. Она дочь Э. К. Брендона. Вот два доллара. Если она опять хочет есть, принесите еды. Что она делает?
- Заполняет анкету для компьютерного теста на совместимость.
- Понятно. Пусть мне сообщат, если она совсем разволнуется. На худой конец, отошлём её домой.
- Она не хочет домой, - смущённо сказал Келли.
- У них квартира в двадцать с лишним комнат на Парк-авеню, но она туда не хочет.
- Ладно, ведите эту самую Демпси. А что касается второй… Мало ли чего она там не хочет. Давайте обратно мои доллары. - Келли вернул ему две бумажки, и Ротшильд сказал: - Ведите сюда Демпси, а вторую сию же минуту отправьте домой.
- Она не хочет.
- Мало ли чего она там не хочет. Я вот не хочу, чтобы она здесь ошивалась.
- Но уже заполночь.
- Келли, отправьте её домой.
Келли вышел из комнаты, а Ротшильд раздражённо сказал мне:
- Вы только полюбуйтесь, в какое положение вы меня поставили, Харви. У меня достаточно оснований выдвинуть против вас обвинение. Но вы не убивали этих ковбоев. Я это точно знаю - и не могу доказать. И вы тоже не докажете, даже если наймёте лучшего на земле адвоката. Вы лжёте со скоростью миля в минуту, и я хотел бы навесить на вас кое-что тяжёлое, но это уж слишком великая ноша. А потому знаете, что я сделаю?
- Что же?
- Ну и хитрец!
- Я сказал только два слова: "что же".
- Помолчите. Мне придётся обставить это как самозащиту. Я вынужден сделать из вас героя. Харви Крим выступает на защиту закона и порядка и убивает двух страшных головорезов из Техаса. Завтра вы станете самым известным человеком в городе. И всё это должен буду сделать я!
- Спасибо, - коротко отозвался я, - но я не хочу такой славы. Я противник насилия.
- Мало ли чего вы не хотите - или слава, или обвинение в убийстве. Выбирайте.
- Слава, - быстро сказал я.
- Вот это мне в вас нравится, Харви. Вы разумный человек.
В этот момент детектив Банникер ввёл в комнату Люсиль. Ротшильд велел детективу уйти, а Люсиль - садиться. Затем, он обошёл свой стол, сел за него и задумчиво уставился на Люсиль. Потом сказал:
- Вы библиотекарша.
- Да.
В его голосе появилась мягкость, даже ностальгия по давно ушедшим годам, которым уже не вернуться. В такие моменты Ротшильд становился особенно опасным и коварным, но я никак не мог предупредить об этом Люсиль.
- Библиотеки… - между тем грустно говорил Ротшильд. - Они для меня означали всё. Телевидения ещё тогда ещё не было, радио делало первые шаги. Все наши мечты о будущем, об образовании выражало одно здание - публичная библиотека Нью-Йорка. Она была нашей Меккой, оазисом, глотком надежды. Знаете ли вы, что означал для нас и моих сверстников, библиотекарь, мисс Демпси?
Люсиль покачала головой, а Ротшильд воскликнул:
- Цивилизацию! Мы ведь жили в джунглях.
- Правда? Как мне вас жаль!
- Я не прошу вашего сочувствия, я только хочу, чтобы вы поняли, что такое для меня библиотекарь. Это, мисс Демпси, священная фигура…
- Жаль, что Харви так никогда не думал, - грустно отозвалась Люсиль.
- Хм? Было бы великим чудом, если бы он вообще хоть раз подумал о людях, мисс Демпси. Но давайте не будем о Харви Криме. Я сыт по горло этим человеком. Я просто хотел сказать, что для меня библиотекарь и ложь - вещи несовместимые.
- Вы очень любезны, лейтенант. Хотя, по-моему, библиотекари точно так же могут говорить неправду, как и представители других профессий.
- Не разочаровывайте меня, мисс Демпси. Лучше расскажите, что случилось вчера.
- Но я уже рассказала это, лейтенант. Я всё рассказала сержанту Келли. И ещё тому милому полисмену, который стенографировал - он ещё спросил, замужем ли я. Он ещё был очень учтив. Он спросил, могла бы я пойти на свидание с полицейским, и я сказала, что это вовсе не исключено.
- Он милый полисмен, - признал Ротшильд. - Я тоже милый полисмен. И люблю слушать истории. Так что расскажите мне ещё раз, мисс Демпси.
- Ладно, - вздохнула Люсиль. - Из аэропорта мы поехали в отель "Рицхэмптон". Это я уговорила Харви.
- Что? Это была моя идея! - не вытерпел я.
- Замолчите, Харви, - сказал Ротшильд. - Давайте опустим эту часть, мисс Демпси. Что было потом - когда толстяк увёл Харви и своих двух молодцов?
- Ладно. Синтия много плакала. Но, наконец, мне удалось её как-то успокоить и уговорить сыграть в рамм. Правда, ни она, ни я толком не могли сосредоточиться на игре. Это не мудрено, когда только и думаешь о том, что с тобой станет через несколько часов.
- Обе двери были заперты?
- Да.
- Телефон выключен?
- Да.
- Почему вы не разбили окно и не выбросили что-нибудь на улицу?
- Лейтенант, я не такая дурочка. Окна номера выходят на террасу. Двери на террасу были заперты. И окна тоже. А за дверями был охранник. Итак, мы кое-как играли в карты, а потом я услышала тот странный звук, о котором я уже говорила. За дверями раздался хлопок. Вроде бы как выстрел, только тише.
- Глушитель, - пояснил я.
- Спасибо вам большое, Харви. Я бы сам ни за что не догадался, что это глушитель. Вы мне очень помогли, - сказал Ротшильд.
- Ещё я слышала шум лифта, - сказала Люсиль.
- До выстрела.
- Да.
- Но вы сказали, что слышали его после выстрела.
- И до, и после. Затем я сказала Синтии, что ещё раз попробую открыть дверь, а если не получится, то, как вы и предполагали, попытаюсь разбить окно и выйти на террасу.
- Но дверь оказалась открытой?
- Да.
- Вам это не показалось необычным?
- Мне вообще ничего тогда не показалось, лейтенант. Я только крикнула Синтии, и мы обе бросились к лифту, я нажала изо всех сил кнопку, хотя сила тут была вовсе не причём, появился лифт, из него вышел лифтёр, который ничуть не удивился, а затем мы спустились вниз, и в вестибюле нас встретил человек, очень милый человек из Главного управления. Он нас там ждал.
- Он был никакой не полицейский и уж вовсе не из Главного управления, - сказал Ротшильд, не скрывая раздражения.
- На вас нельзя угодить, лейтенант, я уж и так стараюсь изо всех сил. Я просто рассказываю, как нам представился этот человек. Он назвался детективом Комоди. Джоном Комоди.
- Так зовут комиссара нью-йоркской полиции, Люсиль, - мягко подсказал я.
- Она, чёрт возьми, прекрасно знает, что так зовут комиссара нью-йоркской полиции? - крикнул Ротшильд.
- Я этого не сказала, и он этого не сказал. Он только сказал, что работает в полиции, что он детектив. У него было обычное ирландское имя, честное лицо и искренние голубые глаза. Мы с Синтией так обрадовались, что чуть было не кинулись ему на шею. Естественно, я пожелала узнать, где бедный Харви, на что он сказал, что отведёт нас прямо к бедному Харви. Я была очень обрадована. Он провёл нас к выходу, а у дверей стояла большая машина "Флитвуд", за рулём сидел полисмен в форме.
- "Флитвуд"! Вы только поглядите на эту комнату, мисс Демпси! Неужели мы похожи на людей, которые водят "Флитвуды"?!
- Я первый раз в вашем кабинете, лейтенант, но думаю, что если бы вы взялись за швабру и малярную кисть, то через пару часов он сделался бы очень симпатичным.
- Надо об этом подумать, - медленно произнёс Ротшильд и, обернувшись к двери, рявкнул: - Банникер, принесите мне стакан молока. - Он сжал губы и кивнул Люсиль, чтобы та продолжала.
- Всё остальное просто. Я рассказала вам чистую правду. Они подвезли нас к музею. У входа - у бокового входа, - дежурило трое полицейских в штатском.
- Это не полицейские, - пробормотал Ротшильд.
- Теперь я это поняла. Но тогда мы подумали, что это полицейские. Нас провели в музей. Мы поднялись на второй этаж. Когда мы оказались в одном из залов, наш провожатый показал пальцем на соседний зал и сказал, что нам нужно туда. Он сказал, что там меня ждут Харви и два очень тихих человека, которые и мухи не обидят. Шутка была неважная. Не надо смеяться над мёртвыми, даже если это бандиты. Вы со мной не согласны? Мы уже двинулись в зал, но он попросил нас обождать. Тут из того зала вышел человек - очень недурной наружности. Он улыбался.
По его кивку полицейский пустил нас в зал, мы вбежали, и я увидела Харви и двух убитых техасцев.
- Вот как, значит, всё было?
- Именно так, лейтенант.
- А у Харви в руке был пистолет?
- Если вы думаете, что Харви убил этих двоих, то вы просто идиот.
- Господи, боже, Харви. Уведите её отсюда. Убирайтесь вон оба! И не попадайтесь больше мне на глаза!!!
- Мы ещё понадобимся как свидетели, - кисло произнёс я.
- Господи, конечно, понадобитесь. - Он встал из-за стола. - Но сейчас убирайтесь.
Мы так и поступили. Мы стали спускаться по лестнице. Я вежливо попрощался с Банникером, который поднимался нам навстречу с пакетом молока. Мы вышли на улицу. Ночь была холодной, но всё равно приятной. Мы двинулись на запад, к 63-й улице. Я сказал Люсиль:
- Странно, что на сей раз он не очень даже меня стращал. А ведь мог предъявить мне обвинение в двойном убийстве.
- Харви, ну кто может всерьёз поверить, что ты убил двоих техасцев?
- А вдруг найдётся такой простак. Откуда ты знаешь?
- Ладно, не сердись, пожалуйста.
- Я сержусь не на тебя. Меня обвёл вокруг пальца этот Корсика. Хорошо бы Ротшильд его сцапал и он сгнил в тюрьме.
- Харви, он спас тебе жизнь.
- Он поганый убийца.
- Но всё равно он спас жизнь тебе, мне и Синтии. А что, кстати случилось с Толстяком Ковентри и другими двумя его подручными?
- Их куда-то увезли. Возможно, в том же "Флитвуде". По крайней мере те же люди. Чёрт, а знаешь, почему он улыбался?
- Не надо так много чертыхаться, Харви.
- Нет, ты мне скажи: знаешь, почему он улыбался?
- Кто?
- Настоящий Валенто Корсика, когда он пригласил тебя в Рембрандтовский зал?
- Ну, почему он улыбался?
- Потому что получил от меня восемьдесят пять тысяч долларов в чеках "тревеллз" - за тебя и Синтию.
- Но мы были в соседнем зале.
- В том-то всё и дело! Он меня надул. Меня, Харви Крима, который родился и вырос в Нью-Йорке, надули на восемьдесят пять тысяч! Причём, надул какой-то молокосос.
- Харви, это был не молокосос, а руководитель мафии.
- Мафии? Но ты же мне говорила, что нет никакой мафии.
Я свернул налево, на Парк-авеню.
- Куда мы идём, Харви? Почему бы нам не взять такси?
- Тут недалеко. Мы нанесём визит мистеру Э. К. Брендону.
- Сейчас? В час ночи?
- Они не спят. Келли ведь отвёз его дочку домой совсем недавно.
- Харви, ты уверен?
- Вполне.
Мы перешли через улицу и подошли к входу в дом 626. Всё тот же швейцар загородил мне дорогу.
- Брысь, - сказал я ему, - а то сделаю больно.
- Я должен доложить. Час ночи.
- Докладывай. А мы пошли.
Мы прошли к лифту, где я показал лифтёру свой значок и велел ему везти нас наверх. Он подчинился.
- Харви, ты великолепен, - прошептала мне Люсиль. - Ты крутой детектив.
- В гробу я их видел!
- Очень хорошо, - похвалила она меня.
Я позвонил в звонок, а потом стал дубасить в дверь Брендона. Лифтёр стоял и таращился, и я велел ему убираться. Дверь открыл дворецкий Джонас Биддл и спросил, как я смею дубасить в дверь в час ночи.
- Брысь, - сказал я. - Мне нужен Брендон. Сейчас.
- Сейчас нельзя. Он разговаривает с дочерью.
- Где?
- В библиотеке.
- Биддл, я иду туда, - сказал я. - И не пытайся мне помешать. Можешь, конечно, позвать полицию, но тогда ты останешься без работы. Ну, где библиотека?
Он показал, куда идти, я взял Люсиль под руку, и мы пошли. Библиотека была большая и дорогая. Там было тысяч на пять кожаных кресел и тысяч на десять кожаных переплётов книг. На полу был ковёр тысяч на десять-двенадцать, а на стенах висели картины Моне, Сезанна и Мондриана. Брендон любил хорошую живопись.
Когда мы вошли, Брендон внушал своей дочери:
- И точка. Никаких больше безумств, никаких "любовь - это чудо", никаких компьютерных фокусов, никаких неумытых длинноволосых дружков. Отныне я заказываю музыку. Отныне ты не получаешь ни одного никеля… - тут он обернулся к нам и рявкнул: - А вы кто, собственно, такие, что заявляетесь ко мне ночью…
- Они мои друзья, - крикнула Синтия.
- Я Харви Крим, а это мисс Люсиль Демпси.
- А помню. Детектив из страховой компании? Ну, ваша работа окончена. Убирайтесь!
- Нет.
- То есть? Как вас прикажете понимать?
- А так, что моя работа ещё не окончена. Никоим образом.
Он, прищурившись, уставился на меня, выпятил свою и без того выпирающую нижнюю челюсть и сказал:
- У меня для вас новость, Крим. Ваша работа давно и прочно окончена. А потому я прослежу, чтобы вас непременно уволили. А если вы ещё пикнете, то я добьюсь, что вам не придётся работать вообще в этом городе.
- Правда?
- Спросите, и вам скажут, что я человек слова, Крим.
Я подошёл к столу красного дерева, сел в кресло Э. К. Бренд она, вынул свой блокнот и написал в нём: "Толстяк Ковентри рассказал мне, кто его клиент. У меня записаны его показания на магнитофоне. Кроме того, я заплатил восемьдесят пять тысяч долларов выкупа за вашу дочь. Я желаю получить их обратно. Сейчас же. Чеком". Я вырвал листок, сложил его и передал Брендону. Он автоматически смял его, но я рявкнул:
- Сперва прочитайте!
Он отошёл в сторону, развернул листок и стал читать. Затем посмотрел на Люсиль. Затем на дочь. Затем снова на меня. Затем ещё раз на листок - он прочитал его медленно, вдумчиво, осознавая смысл каждого слова. Затем в третий раз посмотрел на меня и в третий раз перечитал моё послание. Сначала лицо его покраснело, потом побагровело, потом побелело. Вид у него сделался смертельно бледный. Он вообще больше походил на покойника.
- Они про это не знают? - спросил он у меня, кивая на дочь и Люсиль.
- Нет.
- Вы им это расскажете?
- Нет.
- Почему?
- Я возделываю свой собственный сад.
- Не вздумайте нарушить слово, Крим. Я человек жёсткий.
- Не вздумайте нарушить слово, Э.К.
- Откуда у вас деньги, во-первых? - спросил он.
- От компании.
- И куда вы собираетесь их деть?
- Вернуть им.
- Чеком?
- Наличными. Завтра утром я получу наличные по чеку.
- Как я узнаю, что вы поступили именно так?
- Вы никак не узнаете.
Секунду-другую мы смотрели в упор друг на друга, потом я встал, и он занял моё место за столом. Девочки стояли в другом конце комнаты. Я склонился над плечом Э.К. и смотрел, как он выписывает чек для оплаты наличными на восемьдесят пять тысяч долларов. Расписавшись, он подал его мне, я аккуратно сложил его и убрал в бумажник.
- Позвоните в банк, пусть оплатят, - сказал я. - Я зайду к ним завтра в десять утра.
- Так или иначе, я ухожу с вами обоими, - заявила Синтия.
- В этом нет необходимости, - уверил я её.
- То есть как? Что вы хотите этим сказать? Вы понимаете, что такое жить с ним в одном доме?
- Теперь с ним жить будет гораздо легче, - возразил я. - Не правда ли, мистер Брендон?
Он посмотрел на меня и промолчал.
- Как это? - удивилась Синтия.
- Ничего такого не случилось, но отныне и впредь, ты, Синтия, будешь сама себе хозяйка. Ты будешь приходить и уходить, когда захочешь, и он не станет задавать тебе никаких вопросов. Он будет выплачивать разумное содержание и, поскольку это твой дом, ты можешь приглашать к себе в гости кого захочешь. Отныне и впредь он не будет тобой помыкать.
Теперь уже не только Синтия, но и Люсиль непонимающе уставилась на меня.
- Я правильно говорю, Э.К.?
- Говорите, что хотите, Крим.
- Я хочу, чтобы вы сейчас же подтвердили: "Крим прав".
Проглотить такую пилюлю было непросто, но он сумел это сделать.
- Крим прав, - проскрежетал он.
- Если что-то будет не так, дай мне знать, Синтия. Мой телефон есть в справочнике, так что звони, не стесняйся.
Синтия не могла вымолвить ни слова.
- А теперь иди спать, - сказал я.
Она подошла к двери, остановилась и сказала:
- Спокойной ночи, Харви. Спокойной ночи, Люсиль. - Потом помолчала, взглянула на отца, сказала ему "Спокойной ночи" и вышла.
- Инцидент исчерпан? - спросил меня Брендон.
- Надеюсь.
Он всё ещё сидел за столом и таращился на меня. Я покосился на Люсиль и дал ей знак двигаться. Дворецкий проводил нас до дверей. Внизу Клапп сказал:
- Иди своей дорогой, хренов шамус, и оставь нас в покое хотя бы ненадолго.
- Он назвал тебя шамусом, - взволнованно сообщила мне Люсиль, когда мы шли по Парк-авеню.
- Он слишком много смотрит телевизор. В этом-то его беда.
- Какой ты был сердитый, Харви.
- Всю неделю мной вертели, как хотели. Мне это надоело.
- И я надоела?
- Ты - нет.
- Ну и слава Богу. А он выписал тебе чек на восемьдесят пять тысяч, да?
- Угадала.
- Харви, перестань говорить как частный детектив из фильмов. Я вряд ли выдержу это два дня подряд. Восемьдесят пять тысяч - хорошие деньги, но этот жуткий вице-президент компании Гомер Смедли, он теперь ничего с тобой не сделает, потому как завтра ты получишь по чеку наличными, и принесёшь их ему. Это будет очень умно с твоей стороны.
Я пожал плечами.
- Но ты раскопал что-то ужасное про Брендона, раз он так легко расстался с деньгами. Он же самый главный скупердяй на земле. Что ты про него узнал, Харви?
- Ничего.
- Знаешь, что я думаю?
- И знать не хочу.
- Харви, по-моему это он сам всё и придумал. Это ему пришла в голову мысль украсть Рембрандта. Он совершенный псих и вполне способен решиться на такое. Ну что, я угадала?
- Нет, не угадала, и ты тоже спятила, - сказал я.
Мы сели в такси, и уже в машине я её поцеловал.
Взял и поцеловал. Не как символ чего-то там такого, а просто потому, что захотелось. После этого она жалобно сказала:
- Представляешь, завтра мне опять надо на работу. А мне было с тобой так весело.
Я поблагодарил её кивком головы, но вслух ничего не сказал.
- Но, может, мы позавтракаем вместе?
- Мне надо с утра быть в банке.
- Тогда как насчёт ланча?
- Ладно, - согласился я. - Ланч, так ланч. У Готома.
- Харви Крим - великий мот и расточитель, - сонно произнесла Люсиль.