– Я знаю, что ты не убивал ее, Хью. И это было, пожалуй, самой большой твоей ошибкой. Если бы ты это сделал, то твой поступок, наоборот, был бы мне приятен... Тогда я была бы с тобой и стала бы бороться за тебя до самого конца! Но ты этого не сделал, и в этом твоя вина по отношению ко мне, как я уже объяснила... Я не люблю неоплаченных счетов... Ты должен заплатить, Хью! А эти три года унижений стоят дорого, очень дорого...
Где-то позади них послышалось звяканье металла, видимо, кто-то приготовил пару наручников.
Она стояла и улыбалась ему – такая холодная, такая очаровательная, такая невозмутимая.
4. Третья встреча
Была еще ночь, но уже близился рассвет. Проснувшись, она лежала совсем тихо и в отчаянии молилась, чтобы этот день подольше не наступал. Уставившись в темный потолок, думала она о боге войны Марсе, который так быстро разрушил ее счастье.
И пока она молилась, она крепко сжимала его руку. Самую дорогую руку во всем мире.
Некрасивая рука. Неуклюжая, жилистая, мозолистая и с прокуренными пальцами. Но, Бог мой, какая рука!
Она повернулась на бок и поцеловала ее еще и еще.
Зазвенел будильник, но она быстро остановила его. Затем встала с постели, взяла свое платье и нижнее белье и закрылась в крошечной ванной, намереваясь потихоньку одеться, чтобы не разбудить его. Там она начала плакать. Она проливала свои слезы беззвучно, зная, что наступили последние часы перед разлукой.
Потом она подошла к кровати и нежно разбудила его.
– Любимый, – сказала она. – Пора в путь. Война ожидает тебя.
Он открыл глаза и спросонья зевнул.
– Верно, – размышлял он вслух, – сегодня сбор и выступление.
Он вскочил с постели.
– Твой бритвенный прибор наготове на раковине. Лезвие я сменила. И на комоде лежит чистое полотенце.
Это было последний раз, когда она могла позаботиться о нем.
Он принял душ, побрился и оделся. Они сели за стол завтракать.
– Тебе страшно? – спросил он.
– Нет, – сказала она и робко улыбнулась. – А тебе?
Он пожал плечами. Он был правдивее, чем она.
– Прямого страха нет. Я взволнован, как перед экзаменами. Или как в первый день моей женитьбы. Перед ней, а не после.
– Может быть, включить радио? – неуверенно спросила она.
Он с сомнением посмотрел на нее.
– Что могут передавать так рано утром? Мы включим его попозже.
И затем:
– Давай лучше посидим. Только с тобой вместе.
Она вздохнула. Именно этого она и желала. Через некоторое время он положил салфетку на стол.
– Я полагаю, что должен теперь...
– Еще только чашку кофе, – поспешно предложила она. – Только одну чашку.
– А ты?
– Я выпью вместе с тобой.
Она налила ему полную чашку.
Снова она стала молиться. Молилась о чашке кофе так, чтобы он не заметил:
"Ну, еще немного... Продли еще немного. Пусть чашка не опустеет... Пусть свершится чудо!"
Мужество снова покинуло ее.
С завтраком будет покончено. Навсегда. Нет, нет, он снова будет, – она стала быстро думать о чем-то другом и вдруг закрыла лицо руками.
– Нет, не плачь, – попросил он, целуя ее. – Ты должна обещать мне не плакать.
Она подала ему плащ и протянула ему небольшой приготовленный накануне пакет, который он должен был взять с собой.
– Я хочу проводить тебя до железной дороги, – сказала она.
Она решилась обратиться к нему с этой просьбой только теперь, когда он уже уходил, из боязни, что он не разрешит ей.
– Я должен сначала явиться на сборный пункт. Нас собирают там, а затем мы все вместе едем на станцию.
– Хорошо, тогда я провожу тебя до сборного пункта.
– Но товарищи могут подумать...
– Я не стыжусь показать людям, что я люблю тебя.
Это подействовало.
– Ну, хорошо, но только до угла, не до входа.
Они сели в автобус. При посадке она уцепилась за него. Она чувствовала себя, как на дороге к эшафоту. Потом они дошли до угла.
– Это на той стороне, – сказал он.
Там стоял большой коричневый многоквартирный дом. Сборный пункт был на первом этаже, на остальных размещались жилые квартиры. Из одного окна женщина вытряхивала пыльную тряпку. Они безмолвно стояли друг против друга, не зная, что еще сказать.
– Теперь я должен идти...
Они поцеловались, и затем еще раз. Снова и снова. Наконец он сделал шаг назад.
– Теперь иди домой. Больше не стой здесь.
– Да. Нет.
Она подняла руку и помахала ему, сказав при этом напоследок:
– Смотри, Бэкки, я больше не плачу. Разве я тебе это не обещала? Посмотри, я и в самом деле не притворяюсь.
Затем, на смену мужеству, к ней пришел страх. Уголки ее рта начали подергиваться. Она быстро повернулась и ушла.
На углу находилась аптека, дверь которой, к счастью, была открыта. Она нашла там убежище.
Она плакала, как не плакала еще никогда в жизни. Заранее оплакивала все грядущие годы, заранее оплакивала всю эту войну. Долго она стояла у входа в ожидании, когда он с товарищами промарширует. Она полагала, что, рано или поздно, они должны здесь пройти.
Аптека имела двойные стеклянные двери. Она стояла так, чтобы он не смог ее увидеть. Это было хорошее убежище. Она могла просматривать всю улицу, не будучи сама замечена.
Они шли по двое в шеренге. Он был третьим от конца. Он развлекался непринужденной беседой с рядом шагающим человеком.
Она положила руку на стекло двери, словно хотела выбежать и задержать его, но он уже прошел мимо.
– До свидания, Бэкки, – прошептала она. – До свидания, мой любимый!
Он носил его с собой, как некую драгоценность, как талисман, могущий защитить его от всего в мире, как сокровище, принадлежащее только ему одному. Это было письмо от нее.
"Мой любимый, мой единственный муж! Я написала тебе 11 писем, но ни одного не отослала. Со всех сторон мы слышим: "Вам нужно поднять дух, вы должны писать только о радостных вещах, вы должны поддерживать хорошее настроение". Я знаю все это. И я даже пыталась так писать, но я не хочу этого. Почему я должна тебе лгать? Я тебе никогда не лгала.
И это мое двенадцатое письмо совершенно правдивое. Его могут перехватить, могут половину вырезать, но меня это не трогает.
Я не могу больше. Я вижу тебя везде, ты повсюду, куда я только не пойду. Бог не должен допустить, чтобы было столько горя, так много слез и боли. Если это происходит по его желанию, значит, он большой обманщик.
Когда я сажусь за стол обедать, то вижу тебя, сидящего напротив. Ты ничего не говоришь, однако это ты. Если я иду по улице, то чувствую, что ты рядом, но когда я задаю тебе какой-нибудь вопрос, ты не отвечаешь.
И когда я достаю из почтового ящика воскресную газету, то никто не выхватывает ее у меня из рук и не перебирает все страницы, чтобы найти отдел юмора. И никто не смеется, как ребенок, над шутками.
Ты повсюду, ты везде. Я не могу больше, не могу. Я не жена героя, я совсем простая жена Бэкки. И больше я не могу. Что я должна сделать? Как мне пережить все это? Скажи мне, любимый, о, пожалуйста, скажи скорее, так как я не могу больше вынести этого.
Зарон".
"Я последовала твоему совету, Бэкки, и поступила на работу. Теперь я работаю на фабрике. Мне хотелось работать в таком месте, где много шума, яркий свет, много людей и машин. Это для меня новый неизвестный мир и он отвлекает меня от мыслей о тебе. Шум так велик, что я тебя не слышу. Свет такой яркий, что я не вижу твоего лица. Этого мне и хотелось. Так будем ожидать, ты и я, пока не кончится война.
Теперь я как машина. Я ничего не ощущаю, я не думаю, я не чувствую боли. Шум меня так оглушает, что я не чувствую ничего. Я так утомляюсь, что и ночью бесчувственна. Я и выгляжу, как машина. Темные защитные очки скрывают мое лицо. Металлический шлем закрывает мои волосы, а руки мои спрятаны в толстые рукавицы. Комбинезон даже не дает возможности узнать, что я женщина.
По крайней мере, я не чувствую больше никакой боли.
И время работает на меня, на нас. Каждый день приближает нас друг к другу. Ты не веришь, что время помогает нам, хотя мы этого не замечаем? Скажи, что веришь, скажи пожалуйста! В один прекрасный день объявят мир. Помни об этом...
Девушка, работающая за станком возле меня, выглядит так же, как машина, хотя под рабочей одеждой она такая же женщина, как и я. (И что за женщина!) Думается мне, она не может переживать. Она живет с мужчинами, не чувствуя любви. Я не представляю себе, как это можно, но она, кажется, придерживается только этой системы: "Пробивай себе дорогу в жизни любыми средствами", – считает она. "Пробивайся всеми силами и тогда с тобой ничего не случится!"
У нее медно-красные волосы (я как-то видела ее на улице, когда она возвращалась с работы) и поэтому ее все называют Рыжухой. Ее уже никто не называет настоящим именем. Обычно она каждую неделю меняет своих любовников. "Почему я должна дольше с ними быть? – говорит она. – Потом они все равно надоедают". Обычно по средам она дает отставку очередному любовнику и подцепляет нового "на пробу". В обеденные перерывы она мне все о них рассказывает.
Вот и сейчас у нее как раз новый. Сегодня после работы он заходил к ней на фабрику".
Как-то, стоя возле фабрики, она вызывающе улыбнулась ему. Этим она поймала его, как на лассо.
– Как поживаешь? – спросил он, не зная, что еще сказать.
– А сам как поживаешь? – ответила она для поддержания разговора.
Они пошли рядом.
– Пригласишь ли ты меня? – спросила она.
– Если ты желаешь.
Она пожелала.
– Хорошо. Пойдем на площадь к Гаррису. – И, во избежание всяких недоразумений, быстро добавила: – Я могу сама за себя заплатить, если тебе это нравится. Я зарабатываю сотню в неделю и все равно не знаю, куда девать деньги.
– Кто сказал, что это мне нравится?
Он немного помолчал, потом спросил:
– Где ты оставила свою подругу?
– Ах, эту?
Она отвела взгляд в сторону.
– Она тебе понравилась, да?
– Совсем нет, – быстро ответил он. – Я спросил только потому, что ты вместе с ней вышла с фабрики.
– Она тебе не подойдет, которая со мной выходила, – заметила она. – Она из солдатских жен. Сидит весь вечер дома.
Они пошли в танцевальное заведение Гарриса, которое в этот час было переполнено. Густой табачный дым висел в воздухе. Им удалось найти два свободных места. Она заказала выпивку. Затем они представились друг другу, назвав свои имена. Его звали Джо Моррис. Они выпили по бокалу, закусили бутербродами и потанцевали пару раз друг с другом, потом покинули помещение.
Был прекрасный вечер, как многие другие.
Перед дверью ее дома он внезапно распрощался.
– До завтра, – сказал он.
– Эй, один момент! – она схватила его за руку. – Ты не хочешь зайти ко мне? Зачем же ты тогда таскался со мной?
Он медлил с ответом. Он смотрел на нее и смеялся каким-то странным смехом.
– Я хочу познакомиться с твоей подругой, – сказал он.
Она захлопнула дверь перед его носом. Он стоял в растерянности.
Дверь снова открылась. Он все еще стоял и его смех пронизывал ночную тишину. Она дружески протянула ему руку.
– Не могу злиться на мужчин больше двух минут, – призналась она. – Приходи завтра вечером к фабрике. Я устрою тебе встречу.
На следующий вечер, незадолго до восьми, она обратилась к Зарон.
– Пойдем со мной в холл. Мне хочется, чтобы ты оказала мне услугу.
Она взяла ее за руку и подтолкнула к двери.
– Что случилось? – захотела она узнать.
– Я хочу тебе кое-кого представить. Одного моего знакомого.
Та продолжала стоять, как вкопанная. Она не сделала ни шага вперед.
– Слушай, – сказала Рыжуха, – я прошу тебя о небольшой любезности. – Она усадила Зарон на стул и села возле нее.
– Ты вроде ко мне хорошо относишься, не так ли?
– Ну, допустим, – осторожно ответила Зарон.
– Тогда ты хочешь мне помочь, правда? Ты должна мне помочь выйти из затруднительного положения. – И тотчас добавила: – Во всяком случае, я на тебя рассчитываю.
– О чем идет речь? – спросила Зарон.
Рыжуха стала шептать, рассчитывая на эффект.
– Слушай. С этим молодым человеком я уже давно познакомилась, – она сделала энергичный жест. – Он очень милый молодой человек, очень милый и порядочный. Но только сегодня вечером я буду... ну, словом, у меня другие планы. А он сейчас ожидает меня внизу. Я не могу его просто прогнать, понимаешь?..
Она ласково похлопала Зарон по руке.
– Выручи меня, пожалуйста, только сегодня вечером. Я назначила свидание с другим и уже не могу его отложить. Я бы охотно это сделала, но теперь это невозможно.
– Но почему ты не можешь объясниться с ним сама?
– Я не могу так поступить. Я не могу его обидеть. Сделай мне одолжение и пойди с ним прогуляться.
Зарон встала и обошла стул.
– Я замужняя женщина и...
Рыжуха сделала успокаивающий жест.
– Это совсем ничего не значит. Уверяю тебя, это совершенно безобидное свидание. Бедный юноша одинок, он, кроме дружбы, ничего не знает. Ты должна составить ему компанию. Через полчаса ты расстанешься с ним и пойдешь домой. Ну разве это так трудно?
Она драматически подняла руки.
– Это дело мне не нравится, – заявила Зарон.
Она прищурила глаза и немного подумала.
– С тех пор, как уехал Бэкки, я еще так не поступала. Я и теперь не хочу это начинать. Я не понимаю, почему я должна выполнять твои просьбы, это...
– В чем дело? Разве ты не уверена в себе?
Рыжуха бросила презрительный взгляд и продолжала, не дожидаясь ответа:
– Итак, хорошо. Все в порядке. Не будем больше говорить об этом.
Она закатила глаза и встала.
– Вопрос исчерпан. Оставим это. – Она поставила стулья на место и сделала мину: – Да, вот так подруга, с которой работаешь рядом, заступаешься за нее, если начальник ее изругает, помогаешь ей, где только возможно... И затем просишь один раз о небольшом одолжении...
И, не дожидаясь никаких возражений, быстро добавила:
– Хорошо. Вопрос исчерпан.
Зарон печально покачала головой и вздохнула. Наконец, жалость одержала верх. Она подошла к подруге и положила руку ей на плечо.
– Ну хорошо, поскольку ты считаешь это таким важным, я сделаю это. Но как ты можешь иметь столько поклонников?
Рыжуха тотчас изменила тактику и стала изливаться в благодарности и дружбе.
– Зарон, ты сокровище! Хочешь, я одолжу тебе платье? Может быть, ты желаешь попробовать мою новую губную помаду?
Но та отказалась.
– Хорошо, тогда пойдем. Я хочу тебя ему представить.
Она быстро увлекла Зарон к двери, опасаясь, что та может в последний момент отказаться.
Он сидел в холле и слушал радио. Когда они подошли, он поднялся. Выглядел он не так плохо, как предполагала Зарон. Рыжуха сказала:
– Джо Моррис, Зарон Пэдж.
– Миссис Зарон Пэдж, – тихо, но твердо сказала Зарон.
Он разглядывал ее с каким-то странным выражением глаз. Определенно, он не был разочарован в ней. Сразу было видно, что он получил удовлетворение.
Рыжуха дружески похлопала обоих по плечам.
– Ну, желаю вам хорошо провести время. И меня не ждите.
– Не желаете ли совершить прогулку? – вежливо спросил он.
Зарон не ответила, но направилась к выходу в знак своего согласия.
Он последовал за ней. Рыжуха шла за ними по пятам и, только когда они вышли, вернулась обратно в холл.
– А что я получу за содействие? – шепнула она по дороге к выходу.
Он молча вынул что-то из кармана и сунул ей в руку.
– Недолго пробудет он с ней, – сказала она и хихикнула.
Они вышли на шумную улицу и смешались с прохожими, заполнявшими тротуар.
Она не знала, о чем с ним говорить, и поэтому молчала в ожидании, что он сам начнет разговор.
– Не хотите ли вы что-нибудь выпить?
– Я не пью, – ответила она, не глядя на него.
– Нет, я имел в виду содовую или сок.
– Спасибо, я не чувствую жажды.
Дальше они шли молча. Два человека, которые еще не знали и не могли понять друг друга.
Его взгляд упал на яркую светлую рекламу.
– Может быть, вы имеете желание пойти в кино?
Она энергично воспротивилась.
– Нет, ни в коем случае. Теперь идут фильмы только о этой грязной войне.
– Я понимаю, – коротко ответил он.
Она стала сожалеть немного о своих резких манерах.
– Мне не хочется портить вам вечер, – сказала она примирительным тоном. – Почему бы вам просто не делать того, что вы хотите?
– Я делаю именно то, что хочу, – ответил он.
Их прогулка продолжалась.
– Он на войне, не правда ли?
– Мой муж? Да.
Она отвернулась от него.
Он превратно истолковал ее мысли.
– Я непригоден к военной службе, – сказал он. – У меня туберкулез. – Он улыбнулся. – Теперь вы испугались?
– Нет. Разумеется, нет.
Она уже давно догадалась об этом. Она инстинктивно поняла, что он болен этой болезнью.
– Во всяком случае, теперь вы осведомлены об этом, – сказал он, – и не боитесь меня.
– Почему я должна бояться?
– Вы прекрасно знаете, что я подразумеваю. Человек в моем положении должен радоваться, если вообще нашлась девушка, которая с ним прогуливается. Во всяком случае, он не сделает безнравственных предложений.
Он открыто посмотрел на нее и снова улыбнулся.
Она тоже улыбнулась. Она не уронила своего достоинства. Сам Бэкки признал бы это.
Они вошли в парк.
– Видите, там стоит скамейка? Вы не хотите на ней посидеть?
"Он болен, – подумала она. – Прогулка для него, возможно, тяжела. Что делать?"
Она согласилась.
Они сели на скамейку под светом фонаря.
"Я посижу недолго, – поклялась она себе. – Через пару минут я встану и мы распрощаемся".
– Расскажите мне о нем, – попросил он.
– Что я должна о нем рассказать?
– Ах, все. Что он делает, как говорит, каков он...
Она спрятала фотографию своего мужа.
– Сейчас, наверное, уже поздно? – вздохнула она со счастливым видом. – Должно быть, почти десять?
Давно уже ей не было так весело, так спокойно на душе.
Он взглянул на часы.
– Немного больше двенадцати.
Они просидели на скамейке три с половиной часа.
Он ждал ее возле их скамейки – теперь они называли ее "своей" – в парке под ярким фонарем. Она пришла торопливо, почти бегом пересекая улицу.
Он встал и они пожали друг другу руки.
– Добрый вечер, Джо!
– Добрый вечер, Зарон!
Они сели рядом, очень близко друг к другу, как старые друзья.
– Я получила от него письмо, – доверчиво сообщила она.
– Прочти его мне, – попросил он.
Она прочитала только одно или два выбранных места. Но эти места, которые она отбирала для чтения, с каждым разом становились все короче.
– Постепенно я узнаю его все лучше и лучше, – заметил он, когда она закончила чтение. – Он уже стал почти брат для меня.
– Что он скажет, если узнает, что я читала тебе его письмо?