* * *
- Да никто тебя не ненавидит. Казалось бы, я должен, но тоже нет. По-моему, всякий должен делать то, что считает правильным. И еще я думаю, что мы должны написать новую песню.
Все промолчали.
- Новую песню, - повторил Кочевник и обернулся оценить реакцию.
Берк сидела с закрытыми глазами, Майк бессмысленно смотрел в окно, Терри подолом рубашки протирал очки. Слушала только Ариэль.
- О чем?
- Не знаю. Просто новую.
- Но в чем идея?
- Да нет никакой идеи. Написать новую песню - и все.
- Хм… - Ариэль нахмурилась. - В смысле - вот с потолка взять?
- Нет.
Кочевник понял ее вопрос, потому что они не так работали. Большая часть оригинальных песен, которые исполняла "The Five", - мелодии вроде "Отпускай", "Парад страданий", "Не нужно мне твое сочувствие", "Очередной" или "Бледное эхо" - были написаны совместно Кочевником и Ариэль. Кое-что еще написал Терри - и в одиночку, и с каждым из двух ведущих певцов. Но обычно они работали так: Кочевник или Ариэль придумывали идею и начинали ее вертеть вдвоем, и она могла к чему-нибудь привести, а могла застрять и сдохнуть. Когда песню пишешь, никогда наперед не знаешь. У других тоже могли спрашивать мнения насчет темпа или тональности, или Терри сам предлагал аккомпанемент или соло на клавишах. Майк быстро придумывал оригинальную партию бас-гитары, прокручивал несколько вариаций и выбирал, которую предложить. Берк предлагала основной ритм, завитушки и украшения и иногда давала то, что от нее просят, а бывало, что взбрыкивала и уходила в неожиданную сторону. Но как бы ни получалось дело - а иногда трудно было понять, как именно оно получалось, - в результате появлялась песня для выступления, хотя от начала процесса и до конца могла пройти пара дней, а могла и пара-тройка месяцев.
- Не с потолка, - продолжал Кочевник. - Я хочу, чтобы все на эту тему подумали. Объединим головы.
- Это мы-то объединим головы? - Берк прервала свой демонстративный сон. - И что значит - "все"?
- То и значит. Мы все должны работать над новой песней. Вместе. Не только мы с Ариэль, а вся группа. Начать, может, стоит с текста. Каждый пишет несколько строчек.
Густые брови Майка взлетели вверх.
- Как ты сказал?
- Сказал, что каждый внесетевой вклад в текст. Слишком сложная мысль?
- Для меня - да, - ответил Майк. - Я вот ни хрена не поэт. Строчки в жизни не написал.
- И я тоже, - поддержала его Берк. - Не моя это работа.
- Можно мне сказать? - спросил Джордж и в наступившей паузе продолжил: - Мне эта мысль кажется хорошей. В смысле - отчего бы и не попробовать?
- Рад, что ты так думаешь, - кивнул Кочевник. - Потому что ты тоже будешь участвовать.
- Я? Да брось ты. Если в этом мире кто и не умеет писать песни, так это я.
- А ты пробовал?
- Нет, и как раз потому, что не могу. Я кое-как знаю, что такое звук, но такого немузыкального, как я, еще поискать.
- Но ты же сам сказал: отчего не попробовать хотя бы?
Джордж не успел ответить, как Берк сказала:
- Ладно, до нас дошло. - В ее голосе звучали снисходительные нотки, от которых Кочевнику подумалось: а не надо ли было давно уже дать ей по морде и на этом покончить? - Ты ищешь что-то такое, что удержит нас вместе? И чтобы все мысли были только о турне? Типа занять душу работой или что-то в этом роде?
- Может быть. - Горло сдавило спазмом, как бывало при аллергической реакции, из-за которой он всегда держался подальше от всех молочных продуктов. - А может быть, людям полезно давать голове работу.
- Попробовать можно, брат, - согласился Майк, - но я свои пределы знаю.
- И я тоже, - кивнула Берк. - И это не заставит меня забыть. Послушай, если даже мы все сядем вокруг костра и сочиним новую "Кумбайю", все равно будем знать, что дело кончено. Я имею в виду - всерьез. Без Джорджа и без Терри мы уже будем не те. Да, можем найти другого разъездного менеджера и устроить прослушивание для нового клавишника, но…
Она замолчала на секунду, и в этот миг нерешительности Кочевник подумал, что видит страдание, исказившее ее черты, как рябь на темном пруду, скрывающем свои тайны в темной воде. Потом рябь исчезла, оставив у Кочевника уверенность, что не он один уже начал оплакивать эту смерть.
- Но ничего не выйдет, - спокойно договорила Берк и посмотрела на Кочевника с грустью в шоколадных глазах. А по контрасту с этой печалью промелькнула на губах быстрая и злая улыбка. Кочевник подумал, что она разрывается внутри, как и он, и не знает, рыдать или ругаться. Но Берк есть Берк, и перед тем, как отвести глаза, она сказала: - Ну и хрен с ним.
Глава третья
Вот только что они были не пойми где - и вдруг оказались именно там, где должны были быть.
* * *
- Здесь, наверное, - сказал Джордж, сворачивая на парковку с Чайна-Спринг-роуд и волоча за собой трейлер. "Жестянка" миновала тоскливый ландшафт к северу от озера Уэйко, проехала аэропорт, окруженный порыжевшими полями и ржавеющими складами. Феликс Гого в электронном письме велел Джорджу искать желто-красный фургон "Дельгадо кейбл", и вот он показался, этот фургон, рядом с блестящим "лендкрузером", в котором солнце отражалось, как в пылающем зеркале.
- Осторожно, стекла, - предупредил Терри.
На потрескавшемся от жары бетоне блестели неровные осколки и валялись разбитые бутылки из-под пива. Попав под колесо, такая розочка не только грохнула бы, как придорожная иракская мина, но могла бы и сильно испортить поездку.
- Ну и ну. - Берк явно не понравилась обстановка. - Я думала, мы едем в студию.
- Будем надеяться, он знает что делает.
Джордж припарковал "Жестянку" рядом с шикарной "тойотой". Он представил себе, как красавец "лендкрузер" на автомобильном языке высокомерно говорит его фургону: "Вы вообще слышали о таком понятии, как мойка?"
Заглушив мотор, Джордж поставил рычаг в парковочное положение и вытянул ручной тормоз, потом, не вставая с места, посмотрел на строение, которое могло быть придорожным магазином, пока на него не рухнул метеор размером с товарный поезд.
Кочевник подумал, что в здание врезался самолет, промахнувшись мимо посадочной полосы. Почерневшие стены свидетельствовали о пожаре. Окна ввалились внутрь, металлическая крыша местами просела. Там и сям на уцелевших секциях серого шлакоблока виднелись сложные завитки знаков разных банд. Похоже, две банды дрались за эту территорию, и ни одной не удалось взять верх. Потом он сообразил, что здание вообще не было достроено, потому что рядом стояли два заброшенных передвижных туалета, а еще дальше, где вскипала густая чаща, валялись обломки бывшей бетономешалки. Рядом с ней - штабель старых шин, несколько битых мусорных ящиков, полных горелого дерева. Висели на кустах постирушкой отшельника какие-то тряпки, валялся непонятный мусор.
- Не может быть, чтобы здесь, - сказал Кочевник, но Джордж уже вылезал из машины. В "Жестянку" дохнуло жаром адской печи. А в перекошенных дверях уже стоял сам отшельник. Это был коренастый парень, даже мальчишка, лет девятнадцати-двадцати, латиноамериканской внешности, и одет он был в мешковатые коричневые шорты и белую футболку, промокшую от пота. Руки исчерканы татуировками, череп выбрит, оставлена только черная полоса гребнем на макушке. Кочевник подумал, что этот чоло сейчас на них полезет, и тут заметил у него на шее на шнурке фотометр.
- Привет, друг, - сказал этот тип Джорджу. - У нас уже почти все готово.
Он ткнул пальцем себе за спину, показывая на дверь, и пошел дальше к фургону кабельной компании - что-то там достать.
- Н-н-н-ну, о’кей, - сказал Майк, обращаясь в основном к себе. - Давайте делать дело.
Они вылезли из "Жестянки" - тут же хлынул пот изо всех пор. Черные тени людей легли на выжженный бетон. Терри, Майк и Берк вошли в двери вслед за Джорджем, Кочевник остановился подождать Ариэль.
- Осторожнее, - предупредил он, потому что у него под подошвами зловеще хрустнуло битое стекло. Остальные уже скрылись в относительной тьме. Ариэль взяла его за локоть - она осторожно ступала между поблескивающими осколками. Как, блин, в зоне боев, подумал он, и зачем нужно было устраивать встречу здесь, а не в нормальной студии с кондиционером, он, убей, не понимал.
- Послушай, - сказала Ариэль. - А мне твоя идея нравится. Насчет песни. Я думаю, это для всех будет хорошо.
- Ага.
Он ничего на эту тему не говорил с тех пор, как проехали Уэйко.
Она продолжала держать его за руку и не пускала дальше - хотела минуту поговорить.
- У меня в блокноте есть кое-что на эту тему. Так, наброски. Но может, для начала сойдет?
Ариэль со своим блокнотом, украшенным наклеенными стразами в дюжину цветов. Иногда ее идеи песен начинались с одного слова, или с описательной строчки, или с вопроса к себе самой. В блокнот он к ней не заглядывал, но знал, как она работает. Сам он был огневой энергией песни, раскаленной яростью и волей к битве. Она - океанской глубиной, прохладной синей тайной течений, покорностью неотвратимой воле прилива. Он демонстрировал оскал и показывал кулак, она - чуть грустную улыбку и открытую ладонь. Ей было двадцать четыре, родилась она в Манчестере, штат Массачусетс, чуть выше по берегу от Бостона. Пшеничные волосы она носила колечками, ниспадающими на лоб и на плечи, как героиня викторианских романов, обреченная влюбиться в черствого и грубого мужлана. И одевалась она в том же стиле: блузки с кружевной оторочкой, пышные рукава с кружевами, тонкая вязь кружев на вороте рубашки и на отворотах видавших виды джинсов. Не то чтобы он хорошо разбирался в викторианских романах, но еще со школьных уроков литературы их ненавидел.
Ариэль была хорошенькая - в староанглийском стиле. Или в ирландском - россыпь веснушек на носу и сливочная бледность кожи наводили на мысль о стране, в честь которой названо зеленое мыло. И пахла она хорошо, этого не отнимешь. Чуть заметный аромат жимолости, когда она проходит мимо или рядом работает. У каждого, конечно, свой запах. От Берк, например, разит упрямством.
Но что особо выделялось у Ариэль Коллиер - не считая того, что она уделает Кочевника на акустической гитаре как хочет, и он это знает, и того, что голос у нее - красивая меццо-сопрановая тесситура (по ее словам, она узнала это, когда родители оплатили ей курс обучения оперному вокалу), - это глаза, которые меняют цвет. В зависимости от освещения и от эмоций они могут меняться от серых до темно-сизых или поблескивать сапфировой синевой, а иногда светиться зеленью морских мелей, где рифы почти под самой поверхностью. Он знал, что в семье она была младшей и любимой, у нее есть старшие брат и сестра - когда-то юрист корпорации в Бостоне, теперь агент в фирме брокеража яхт в Форт-Лодердейле. Отец - из высших руководителей инвестиционной компании. Мать занимается недвижимостью. В этой семье Ариэль была деточкой, но с трудностями - прелестями? - жизни бродячего музыканта она знакома не по-детски. Нил Тэпли - руководитель той группы, в которой она была до "The Five", - вел машину по двухполосной дороге к югу от Остина и влетел в заросли деревьев, как сообщила потом полиция, на скорости сто тринадцать миль в час. Это удивило тех, кто знал Нила и его группу "The Blessed Hours", потому что Нил - парень нормальный, если не считать пары нехороших моментов вроде крэка и ростовщиков с Третьей улицы, и никто себе представить не мог, чтобы его старый драндулет "вольво" выдал больше шестидесяти.
Потрясающий был гитарист Нил. Еще один мир сгорел в пламени.
- Ага, - ответил Кочевник. - Надо с чего-то начать.
Но он не был уверен, что они смогут, и сам слышал эту неуверенность. И не был уверен, что идея хороша, если подумать. В чем смысл-то? Но заставить всех думать над новой темой - значило дать задание, на котором можно сосредоточиться, и подтолкнуть к тому, чего они никогда не делали: сложить песню, где слова придуманы всеми, даже теми, кто считал, будто не умеет писать. Это может облегчить мучительное чувство разобщенности, раздирающее группу. И еще одно: в самой глубине души Кочевник надеялся - такая песня будет свидетельством, что "The Five" может выстоять в самый тяжелый час, и Терри решит остаться, и Джордж может найти в себе поэта, каким бы плохим этот поэт ни был, и решить, что он тоже не готов уходить.
Может быть, может статься, может оказаться, если только, при условии…
А, мать твою!
- Дорогу, ребята! - скомандовал техник-латинос.
Кочевник и Ариэль посторонились и пропустили его с бухтой ярко-оранжевого кабеля, банкой краски фирмы "Шеврин-Вильямс" и кистью.
- Вроде поздновато эту помойку отделывать, - заметил Кочевник, но техник даже головы не повернул, и тьма поглотила его.
Кочевник вошел внутрь следом за Ариэль. Перешагнув порог, снял темные очки. Здесь, в прямоугольном зале с бетонным грязным полом, воздух был как в духовке, а на стенах, пестреющих от пробитых - или простреленных дыр, потому что похоже, будто здесь поработали пистолеты, - тесно от напыленных граффити банд. Мебель отсутствовала. С потолка к полу свешивалась здоровенная труба, как хрен гигантского робота. Будто для акцентировки образа - прилипшие к полу использованные презервативы. В левом углу находился переполненный мусорный ящик, сверху на груде мусора валялась коробка из-под "Шипли донатс". Отличная комбинация, подумал Кочевник. Сперва отвязная молодежь позанималась сексом, потом подняла сахар крови пончиками и закончила пистолетной оргией.
Справа на полу стоял на ручной тележке портативный генератор "Хонда". Один из самых тихих, мурлычущий, как кот, которого за ухом чешут. От него змеились по полу оранжевые и желтые кабели, которые уходили в другую дверь, расположенную в глубине здания чуть направо.
Из темноты вынырнул Джордж:
- Парни, сюда.
Они вошли в дверь, стараясь не споткнуться о кабели. Эта комната была поменьше размером, но загажена так же. Остальные были уже здесь. У Кочевника зарябило в глазах: снова граффити и пулевые дыры, местами вмятины, будто в сухую штукатурку врезались мачете. В пулевые пробоины в крыше струился солнечный свет, задняя стена, выжженная огнем, сверкала черным блеском. Над ней был приколот большой чистый американский флаг, по всему полу - бычки от сигарет, раздавленные банки из-под пива и прочий мусор, только кое-где расчищено место под штативы для прожекторов, питаемых генератором. Техник подключал принесенный кабель к пластиковому вентилятору в половину человеческого роста, а второй молодой парнишка с каштановой бородой и страдальческим выражением лица, открыв банку с краской, наводил символы банд ярко-красным. На полу стояли две профессиональные видеокамеры со светом и микрофонами, каждая изолирована от мерзости запустения желтой холщовой сумкой с эмблемой "Дельгадо кейбл".
- Давайте побыстрее все сделаем, - сказал человек, повернувший ручку вентилятора в положение "быстро". На смуглой толстой руке сверкнули три перстня с бриллиантами. Струю он направил себе в лицо. - Ни хрена себе теплынь, а?
Ему никто не ответил, и он, глянув из-под полей черной ковбойской шляпы, осмотрел всех, кроме Джорджа, который стоял рядом.
- Я Феликс Гого, - сообщил он. - Но вы же это и так знаете? Видали мою передачу? Видали, конечно, - ответил он сам на свой вопрос. - Кто не видал? Я вам могу назвать цифры, неделю за неделей. Все время они растут. Эти бедолаги спать не могут, тревожатся, аж ручки трясутся. А меня посмотрят - и счастливы. Он усмехнулся, полыхнув белыми зубами - мечта дантиста. - А ну, amigos! Сами-то ведь тоже счастливы сейчас?
Счастье, подумала Берк, для разных людей разное. Она увидела блеск его глаз и прочла в них какое-то резкое осуждение. Он отвел глаза, а Берк уставилась на американский флаг на облизанной огнем стене и подумала, чьего же это бога они так оскорбили, что он им устроил такое счастье - сюда привез.
Феликс Гого (которого на самом деле, если верить Эшваттхаме Валлампати, звали Феликс Гоганазаига), один из крупнейших дилеров "Тойоты" в центральном Техасе и столице штата, воображающий себя Диком Кларком - нет, лучше Райаном Сикрестом - в вечерних шоу кабельного телевидения Техаса и его столицы, - о фотошопе знал не понаслышке. Он оказался вдвое шире, чем на биллбордах. Черное его никак не стройнило - слишком он любил энчилады. Было ему чуть за пятьдесят, и он щеголял густыми серебряными бакенбардами и такими же серебряными усами. Помимо черной ковбойской шляпы, на нем были еще черный смокинг, черная гофрированная рубашка и черный галстук, заколотый треугольной топазовой булавкой. На правом лацкане смокинга - значок с американским флагом. Сверху он был вполне готов к съемке, а нижняя половина была вполне по-домашнему: джинсовые шорты, серые носки до щиколоток и пара дорогих кроссовок "найк". Ноги слишком тощие для такого массивного парня, отметил Майк. А пузо у Гого было как колесо приличного трактора.
- Можно вопрос?
Джордж в присутствии такой знаменитости держался с некоторой робостью. Что ни говори, а получасовая передача Феликса Гого выходила в одиннадцать часов вечера в пятницу (повтор в субботу днем в четырнадцать тридцать) уже более десяти лет. Она шла по сети "Дельгадо кейбл" в Остине, Темпле, Уэйко и столичном комплексе. Этот человек гонял музыкальные клипы и беседовал с сотнями групп. И интервьюировал таких звезд, как Уильям Шетнер и Дженна Джеймисон, а на YouTube можно найти видео, где как громом пораженная Сандра Баллок смотрит, как перебравший Феликс отплясывает шимми под песню Рода Стюарта "А правда, я сексуальный?". Это было в студии в две тысячи втором году. Тогда "Танцоры Гого" поддерживали настроение в антрактах. Шоумен, яркий персонаж, богач, а главное - человек, по-настоящему довольный собой и жизнью.
- Валяй, Джордж, - ответил Гого с искренним расположением только что обретенного лучшего друга. Очевидно, Джордж либо поговорил с ним по телефону до того, как получил указания маршрута по почте, либо же минуту назад успел пожать ему руку и представиться.
- Я хотел спросить… как получилось, что мы не в студии? В смысле… это ведь…