На пороге появился человек в штатском – одна из "морд", которые стояли в сторонке, когда Антону развязали глаза в Зимнем саду… Согнувшись в поясе, "морда" катил перед собой тележку-столик, – на нем стояли две больших лаковых коробки из дерева.
– Очень хорошо. Мне ракетчик как раз и нужен!.. – со злостью сказал, отвернувшись от "морды" Холмогоров. – Если не хочешь стать дезертиром, выполняй мои указания, без ведома не отлучайся ни на шаг… Понял?!
Антон не ответил.
Скрипя колесиками тележка, толкаемая "мордой", оказалась возле дивана.
– Все как я велел?! – грозно спросил верзилу Холмогоров.
"Морда" красноречиво вытаращил глаза и сдвинул губы в трубочку. Брови взметнулись вверх. Коротким взмахом руки Анатолий Геннадиевич отпустил его. "Официант" удалился.
Спецслужбист стремительно подскочил к тележке, снял с одной из коробок лаковую крышку.
– Жрать хочется!.. Такие дела, а организм требует по часам! Привычка!.. – лицо Холмогорова немного смягчилось.
Рубцов с изумлением таращился на содержимое лаковой коробки. Внутри была разделена крестообразными перегородками на четыре одинаковых отделения.
В левом дальнем на аккуратном прямоугольнике специальной бумаги покоились две обжаренных в скляре гигантских креветки, по ломтю маленького сига и кальмара. Рядом – куски бифштексного растения и съедобные грибы. Насколько понимал Рубцов, это была "темпура" – японское блюдо, которое изначально было перенято жителями страны восходящего солнца от португальских моряков. Подобным способом – в скляре – те любили готовить все, что попадалось под руку – главным образом овощи и морепродукты. Антон пробовал "темпуру" единственный раз и потом подробно изучил рецепт этого блюда. Уж больно она ему тогда понравилась!
В левом ближнем прямоугольнике лежал рис, слепленный в форме кроны распустившегося вишневого дерева.
Еще в одной ячейке – соевый творог, небольшие кусочки нарезанной тыквы, фасоль. В четвертом отделении – ломти сырой рыбы и листья какого-то, особым образом приготовленного растения.
– Да будет тебе известно, я двадцать лет занимаюсь дзюдо…
– Лучше бы книжки читали!.. – Антон саркастически усмехнулся.
Холмогоров пропустил замечание мимо ушей.
– Так что интерес ко всякой японщине у меня, можно сказать, профессиональный, – продолжал Анатолий Геннадиевич. – Но с кухней японской до определенного момента познакомиться вплотную случаев не было. Так, знаешь, был в паре ресторанов… Но как-то неудачно, – в голосе агента впервые за все время зазвучали человеческие нотки. – А тут, помнишь, на праздновании юбилея Победы…
– А что на праздновании юбилея?..
– В Кремле был большой прием, пригласили большую японскую делегацию во главе, как ты сам понимаешь, ни с кем-нибудь… С самым главным самураем – премьером-министром Дзюнъитиро Коидзуми. Я его хорошо разглядел… Если помнишь, для каждой делегации специально приготовили национальные блюда их страны. Конечно, особый шик – представить в Кремле японскую кухню. От лучших поваров в Москве. Тогда я ее и распробовал!.. Теперь – неизменный почитатель… Этот сундучок, что б ты знал, называется шокадо-бенто, для нас привозят из одного ресторана…
– И на много таких ужинов хватает зарплаты полковника?.. – язвительным тоном поинтересовался Рубцов. – Могу поговорить с президентом?..
– Ишь ты!.. Вы, господин Рубцов, все-таки зазнались!.. Нет, не можешь, его больше не увидишь…
Антон вскинул глаза.
– В живую не увидишь, – поправился Анатолий Геннадиевич. – Только по телевизору или на фотографии в газете. Больше вам встречаться ни к чему. Всю работу с тобой сделаем сами. И эта встреча была не нужна… Если будешь так себя вести, не увидишь президента и на фотографии. В гарнизонной тюрьме, в которую помещают до суда дезертиров, у арестантов нет ни газет, ни телевизора. Впрочем, будешь вести себя хорошо… – все же Холмогоров говорил теперь с Антоном без прежней жестокости в голосе.
Отношение после встречи с президентом переменилось – это Рубцов чувствовал.
– Чего не сказал мне президент?..
– Чего?.. – Анатолий Геннадиевич прищурился. – В предсказании говорилось, что ты… В общем станешь обладателем половины мировых богатств. Получается, под моим началом проходит службу без нескольких часов суперолигарх!.. Представляешь, каким-то непостижимым образом тебе станут принадлежать пятьдесят процентов акций Газпрома, Лукойла, Сибнефти, Транснефти… Да что там их, половина Майкрософта и Дженерал Моторз – тоже твоя!.. Я в это не верю…
– Но вы же сами недавно сказали, что предсказание начало сбываться.
Холмогоров помрачнел.
– Мечтаешь о богатстве? Плохо кончишь…
Анатолий Геннадиевич хотел сказать что-то еще… Неожиданно в кармане зазвонил мобильный телефон. Мигом выхватив, он распахнул трубку-раскладушку. Лицо помрачнело еще больше…
– Черт! Это как-то связано со всем!.. Не может быть не связано. Что они все, белены что ли объелись?!..
Холмогоров вскочил с дивана.
– Жри!.. – бросил Антону, выбегая из кабинета. – Рекомендую налегать на сырую рыбу – называется сашими… Тунец и кальмар! Придает сил! При встрече с…
17.
Если ехать от посольства Соединенных Штатов Америки, расположенного в доме по улице Чайковского, до Боровицких ворот Кремля на автомобиле, то с маршрутом, по которому каждое утро движется кортеж президента Российской Федерации, совпадет большая часть пути: Новинский бульвар, Новый Арбат, площадь Арбатские ворота, Арбатская площадь, – напротив павильона станции метро и кинотеатра "Художественный", улица Знаменка и потом – через Боровицкую площадь – к Боровицким воротам!..
Мчащаяся "кавалькада", в состав которой входит тяжелый и длинный бронированный "мерседес" с президентским штандартом, – машина, не хуже любого броневика выдерживающая прямое попадание из армейского гранатомета, – на подступах к Кремлю не в диковинку.
На пульт дежурного по городу дорожно-патрульной службы поступил сигнал вызова.
Офицер нажал кнопку и услышал из микрофона, находившегося в прицепленной к правому уху телефонной гарнитуре, сочный бас:
– Тут у нас странное… Автомашина посольства США несется… Через осевую, через сплошную… Дипломатические номера. Мы преследуем… С сиреной и вертушкой…
– Пьяный… Причем очень сильно! Это очевидно. Задерживайте и не сомневайтесь, пока он кого-нибудь не сшиб…
– Да нет, похоже, что трезвый. Пьяный бы так ехать не смог. Вопрос в чем… Непонятно, куда он рвется…
– Как непонятно?..
– Похоже, что рвется в Кремль! Точно в Кремль!..
– Это странно!.. Подождите…
* * *
Вплотную к зданию биржи примыкал невысокий старинный дом. В его цокольном этаже располагался фешенебельный ресторан, чьи клиенты в ста процентах случаев обладали солидным банковским счетом. Часть из них проводила рабочее время по соседству, многие же прибывали из других частей города. Посещать место считалось престижным.
Интерьер ресторана решен в матово-белых, бордовых и коричневых тонах. Бордовыми были тяжелые, до самого пола скатерти на круглых и квадратных столиках да еще – полосы в обивке деревянных кресел. Коричневыми – тяжелые шторы на окнах, огромные, стоявшие тут и там по залу металлические столбы-колонны, вздымавшиеся к высокому потолку. Матово-белыми – симметричные ромбы и круги на полу, скатерти на нескольких столиках, стоявших в дальней от входа части зала.
Бизнесмены с биржи уселись за стол под бордовой скатертью. Вечер – в разгаре. По залу разносилось звяканье столовых приборов. Официанты в белых рубашках, отутюженных черных брюках не ходили – скользили с тяжелыми подносами по сверкавшему чистотой каменному полу. Разговоры гостей негромки – редко кто приходил сюда просто отдыхать. Приглушенные речи порой касались миллиардных сделок. Здесь, за одним из столиков, недавно решилось слияние российского металлургического гиганта с западной компанией.
– Потрясающая красавца! Обернись, только как-нибудь… Ненарочито. Ее надо видеть! – проговорил Мацыгин. – Но почему одна?
Артурчик, следуя указаниям коллеги, посмотрел сначала в другую сторону, словно разыскивая взглядом знакомого, затем мельком скользнул по посетительнице.
Молодая стройная женщина, только что севшая за круглый столик, – покрыт тяжелой бордовой скатертью, – выше среднего роста. Изумительно красива. Одета в обтягивающие фигуру брюки, поверх которых с плеч до самого пола спадает полупрозрачная накидка из темного газа. Остроносые туфли и черные очки в пол-лица довершают наряд. Дужки очков скрыты длинными каштановыми волосами.
– Ждет кого-то… – произнес Гаспарян и уткнулся глазами в бокал, наполненный до половины "Селексьон де Грэн Нобль" – французским вином, стоившим четыреста долларов за бутылку и порекомендованным сомелье ресторана к фуа-гра – печени насильственно перекормленного гуся.
Мацыгин, словно враз позабыв о вине и разговоре, ради которого привел сюда Артурчика, продолжал исподтишка наблюдать за прекрасной незнакомкой.
Молодая женщина извлекла из узкой и длинной черной сумочки кожаный футляр. Он был вытянутой формы. Раскрыла его. Пальцами с длинными темно-красными ногтями, чрезвычайно гармонировавшими с цветом скатерти, вытащила сигарету – долгую и тонкую подстать футляру.
Неизвестно как и откуда, – только что его не было нигде видно, – перед ней вырос молоденький официант с зажигалкой. Жестом она остановила его, попросив зажечь свечу. Тут же исполнил. Подождав, пока пламя от фитиля перестанет колебаться, вытянется вверх огненным столбиком, молодая женщина чуть склонила красивую головку. Прикурив от свечи, глубоко затянулась.
– Я где-то видел ее. Точно!.. – сказал Гаспарян.
– Это объяснимо. Увидев такую красавицу, запомнишь на всю жизнь!..
Мацыгин только теперь перестал тайно рассматривать незнакомку, перевел взгляд на собеседника.
– Зачем ты меня сюда заманил? – мрачно спросил Артурчик. – Присутствовать при том, как ты будешь разглядывать женщин за соседними столиками?..
– Больше никого разглядывать не буду! – усмехнувшись произнес Мацыгин. – После нее разглядывать некого да и незачем… Ты вообще, как… Знаком с теорией экономических кризисов?..
Красавица, сидевшая через несколько столиков, сделала заказ.
– Меня мало интересует теория. Больше занимаюсь практикой, – тон Гаспаряна по-прежнему мрачен.
– Тогда вынужден сделать кое-какие пояснения. Без них многое будет непонятно… Человечество сталкивается с экономическими кризисами с тех пор, как занялось экономической деятельностью. Египет, Греция, Древний Рим – все знали периоды экономического упадка. Несомненно, лишь в современной экономике – она сложилась приблизительно к концу девятнадцатого, началу двадцатого века, стали появляться те исключительные по последствиям кризисы, которые наводили на всех страх. Чем мощней, сложней и изощренней становилась экономика, тем с большей отчетливостью прорисовывалось новое явление.
Им принесли фуа-гра. Гаспарян, не дожидаясь, пока официант расставит по столу тарелки, начал есть. Он был голоден.
– При всех потугах мы не догнали развитые государства… – скептически заметил Артурчик, поддевая вилкой "жирную печень" – То, что бывает там, не всегда способно произойти у нас.
– Наиболее страшный экономический кризис произошел как раз тогда, когда западный мир еще не достиг нынешнего развития.
– Хочешь сказать, мы сейчас – как они тогда? – в голосе Гаспаряна впервые зазвучал интерес.
– Точно!.. Именно на это я и хочу обратить внимание. Что тебе известно про знаменитый кризис двадцать девятого года?.. День Страшного Суда. Знаешь с чего он начался?.
Артурчик отрицательно повертел головой.
– Двадцать четвертого октября тысяча девятьсот двадцать девятого года торги на Нью-йоркской фондовой бирже открылись как обычно. Но уже через полчаса среди держателей активов царила паника, переросшая в обвал. К полудню почти тринадцать миллионов акций было продано – рекордное число! Обезумевшие инвесторы спешили избавиться от активов даже не поинтересовавшись текущими ценами! Результаты торгового дня оказались трагическими: тысячи людей, еще накануне причислявших себя к богатым, лишились состояний. Одиннадцать знаменитых биржевых спекулянтов покончили с собой. Прославленный баскетболист, вложивший по окончанию спортивной карьеры все деньги, – гонорары за победы, – в акции нескольких предприятий, к шести вечера оказался нищим. Ему оставалось либо влачить жалкое существование, либо… Он выбросился из окна фондовой биржи. Деловой квартал финансовой столицы Соединенных Штатов охватила эпидемия самоубийств. На последние несколько десятков долларов бизнесмены снимали номера в отелях, – их в районе рядом с биржей было множество, – поднимались на этаж, закрывали дверь на ключ, писали предсмертную записку, открывали окно… К концу дня циничные клерки в отелях спрашивали прилично одетых мужчин: "Сэр, вы будете ночевать или освободите через час?.."
Гаспарян поморщился.
– К чему рассказываешь?.. Это ужасно, но… Какая связь?..
– Главное обстоятельство заключалось в неожиданности происходившего. В течение предшествовавших месяцев двадцать девятого года экономика США развивалась устойчиво. Покупательная способность внутреннего рынка непрерывно росла. Ровно за пять дней до кризиса известный экономист из Йельского Университета Ирвинг Фишер сказал: "Нация неизменно взбирается выше и выше по дороге процветания!" Говорит только об одном!.. Предсказать кризис невозможно… Чем сильнее его ждут, тем меньше шансов, что возникнет. Наоборот: чем больше уверенность, что ничего не произойдет…
– В двадцать девятом году у кризиса были причины. Экономисты вскрыли их…
– Нет!.. До сих пор причины – предмет научных споров!.. Сколько ученых – столько и причин!
– Ты преувеличиваешь!
– Нет!.. Плюс существует несколько теорий, объясняющих кризис заговором финансовых, политических группировок. Видишь, какой разброд мнений?! Ясно одно – проблема сложней, чем может показаться непосвященному.
– Мне плевать… – равнодушно проговорил Артурчик. – Не верю, что в России в случится экономический кризис.
– Он произойдет завтра во второй половине дня! – спокойно произнес Мацыгин и положил вилку на край тарелки. – О-па! Этот-то здесь зачем?..
* * *
Данилюк знал, что у него есть лишь одна возможность привлечь к себе внимание. Дверь бокса заперта снаружи, переговорное устройство – отключено.
Голова болела. Сколько времени лежал без сознания после того, как Вихров ударил его виском о мощный металлический косяк двери?.. От десяти до пятнадцати минут. Не более. Вполне вероятно: еще долгое время к шестому боксу, – он расположен по длинному коридору дальше остальных, – не подойдет ни одного человека. И все это время Данилюк будет "хватать" радиацию!
Да, выход у него только один. Хотя предстоявшая процедура ужасна. Но коль уж решено – следует торопиться.
Врач очень медленно, стараясь от резкого подъема на ноги не потерять сознание, – голова отчаянно болела и кружилась, – встал сперва на колени, а потом, хватаясь правой рукой за стекло, – выпрямился в полный рост.
Данилюк был раздет, – оглушив его, пациент стащил с бесчувственного тела салатовые штаны, халат и рубашку. Забрал он так же шапочку врача.
Одежда Семена в беспорядке брошена у кровати. Из карманчика рубашки высунулась пачка "винстона". Рядом с ней за кромкой материи торчало колесико зажигалки. К этим вещам никто не притрагивался с момента, когда Вихров упал у станции метро. Волосы, кожа и все, надетое на пьяных, было загрязнено радиоактивными частицами. Должны быть и внутри пачки, на мелких рубчиках кремниевого колесика…
Данилюк с трудом подавил ужас и отвращение, медленно наклонился. Вытащил "винстон", открыл: там было только две сигареты. Одна измятая, слегка согнутая пополам. Он взял другую, уронил открытую пачку на пол. Негромкий стук… Медик уже держал в руке зажигалку.
Чиркнул кремнем, – столбик пламени возник сразу. Он был ровным, словно застывшим – сквозняка в палате не было, газу в зажигалке достаточно.
Врач поднес огонь к сигарете. Сгорела бумага, он затянул дым в рот, тут же выпустил. Старался прислонять фильтр к губам лишь едва. Кончик белой палочки засветился ровным багряным колечком.
Теперь – самое главное. Держа сигарету большим и указательным левой руки, он забрался с ногами на кровать. Потолок в палате – низкий, но все равно: даже привстав на цыпочки, не хватало сорока – пятидесяти сантиметров, чтобы дотянуться до пожарного датчика. Он был ровно под ним.
С силой затянул в рот большую порцию дыма. Психика его была на грани: ужаснулся – казалось, вместе с табачным облаком втягивает в себя рентгены. Они здесь и без того повсюду. С силой выдохнул дым вверх, прямо на датчик… Струя рассеялась, не долетев до него. Данилюк несколько раз повторил процедуру. Под потолком появилось маленькое облачко дыма. Встав на цыпочки на вытянутой руке задержал горящую сигарету под датчиком.
Если эта чертова система окажется не слишком чувствительной, просидит здесь до тех пор, пока освобождение его из бокса не потеряет всякий смысл…